Господи, прости меня грешного!
Год 1634, октябрь
Ранним предрассветным часом по лесной дороге, пролегающей через болотную гать, нерасторопные волы лениво тянули покрытую холстом плотной хабы деревенскую повозку. Следом тащилась гружёная телега, за которой шагал понурый мужчина в тёмной рясе. Погрузив нехитрый скарб, ребятишек и супругу, православный священник Мартин Громыко переезжал в новый приход. Оставаться при церкви в Ятре после казни его первой жены было не выносимо. И не потому, что священнослужитель постоянно встречал сочувствующие взгляды сердобольных прихожан, понимающих всю нелепость обвинений. И не осуждающие возгласы, доходившие до его ушей от поверивших в чародейство простолюдинов, явились причиной отъезда.
Невыносимы ежеминутные напоминания о счастливой жизни с любимой женщиной. Каждый уголок избы помнил прикосновение её рук. Белоснежный рушник над иконой, вышитый ею абрус на столе, сорочки детей и рубашки самого Мартина сшитые руками Раины. Эти вещи хранили её тепло. Лаская утомлённое сердце мужчины, они своим существованием оставляли в его душе тяжесть не проходящей боли. В укромном уголке за печкой всё так же висели пучки засушенных трав:душицы, конского щавеля, ятрышника и множества других, собранных женой на лесных раздольях в окрестностях Ятры, о свойствах которых знала только она. В сундуке хранились аккуратно сложенные наряды и янтарные бусы, данные в приданное матерью. Огород с садом подле избы, тропинка, ведущая к лесной крыничке, луг за сараем помнят хозяйку, как помнят Раину и берега речушки Ятранки, небольшого притока реки Молчади.
Будучи попадьёй, Раина никогда не кичилась достатком, который в прочем у православного попа был невелик. Наоборот, охотно откликалась на просьбы о помощи прихожан из окрестных деревень. Сведущая в знахарстве, лечила травами хворых, принимала роды. Привычная с раннего детства к труду, наделённая добрым нравом и отзывчивым сердцем, всё делала с улыбкой. Удел сельской попадьи быть рядом с мужем, строго блюсти посты, вместе с певчими нести клиросное послушание, следить за чистотой и уютом в церкви, принимать на ночлег странствующих, подкармливать слепых и убогих, извечно обретающих на ступеньках храма. Отказывать в помощи Раина не умела.
Всякий раз, кинув взгляд на извилистую полоску реки, Мартин вспоминал, как вместе с женой и детьми свозил мочить льняные снопы в прозрачной, мягкой воде неглубокой Ятранки. Наступали холода, грозившие похерить собранный в тот год небывалый урожай. Надо было срочно вымочить и успеть просушить снопы. Каждая пара рук у ятранских жителей была на счету. Созывали всех. Мартин не считал помощь людям, составляющим его приход, чем-то унизительным для его сана. Тем более крестьяне щедро вознаграждали за труд кужельными холстами, из которого зимними вечерами Раина мастерски украшая мережкой, шила одежду для всей семьи.
Каким же весельем для детей оборачивалась укладка жердей на утопленные в воду снопы льна, чтобы их тихим течением Ятранки не снесло за ночь от берега. Суета мальчишек, брызги, визг маленькой дочки. Счастливый смех Раины, казалось Мартину, и по сей день разносится по реке, постепенно смолкая в пелене утреннего тумана.
Прибрав огород и уложив в погреба овощи, в осенний прохладный денёк собирались с соседями в риге и начинали по очереди мять лён. Жшух, жшух вылетает из-под мялки, чем больше движений, тем податливей стебель. Дети не отставали от взрослых. Гурьбой спорится работа. Работаешь-жарко, аж, вспотеешь. Передохнёшь, пока другие мнут, уже и октябрьский первый морозец через ворот пробирает. Волей, неволей приплясывать начинаешь. Мелкая детвора тут же под ногами крутится. А где гурьба и спорится работа, там веселье сладится охотно. Песни и задорные пляски сопутствовали тяжкому труду селянина.
-Отец, кажется, за ельником дым поднимается.-оторвал от воспоминаний правящий волами старший сын. Мартин присмотрелся. В просвете игольчатых ветвей показались крытые почерневшей от времени дранкой крыши слонимских изб.
-На развилке сверни направо, сынок. Только смотри, осторожней. По краю гати поедем. Держись правее, там хоть и песок, но всё ж покрепче будет, чем болотное месиво на прямках.
-Помню, отец. Справлюсь. Не маленький.
Из-под откинутого края полога показались заспанные личики детей.
-Отец, до ветру больно хочется.-зевая, запросились наперебой.
-Потерпите, сейчас гать минем, на суше и оправитесь.-попросил отец.
Сразу же под его сапогами сквозь наваленные жерди и набросанный хворост захлюпала чёрная жижа. Волы, не обращая внимания на склизь под копытами, продолжали покорно тянуть повозку, которая нещадно переваливалась с боку на бок на неровном настиле гати. Как только ступили на спасительную твердь, из повозки на ходу проворно соскочила попадья. Поправляя суконную юбку и шараковый кобеняк, пристроилась рядом с мужем.
-Побереглась бы, Палагеюшка.-упираясь в край телеги со скарбом, выталкивая её на сухую поляну поближе к кустам, попросил Мартин.
-Ничего со мной не сделается,-поглаживая выступающий живот, улыбнулась женщина-Рожать не скоро, а лишний раз пройтись только на пользу. Ноги затекли сидючи.
-Так прилегла бы.
-Детки распластались. Умаявшись дорогой, спали крепко, не хотелось их расталкивать. Я и сидя подремала.
-Потерпи немного. Скоро приедем.
-Сам-то не спал всю ночь. Нас стерёг. Совсем с лица спал, вон, бледный какой.
-Будет тебе, Палагеюшка. Сейчас прибудем на место, распрягу волов, дам им волю и сам отдохну.-Мартин тяжело вздохнул-Детей жаль. И тебя. Сорвал вас с насиженного места. Осень-не самое лучшее время для переезда.
-Не переживай. Вот увидишь, всё со временем сладится.-женщина взяла за руку мужа-На первое время продуктов хватит. Бог даст, и новый приход тебя примет, и обживёмся, и наши детки со временем вырастут. Семьи заведут, отдельно жить станут. Внуков нарожают нам.
-Вырастут, конечно, вырастут, Палагеюшка. Только и ты бы всё же поберегла себя. Рожать на окраине чужого местечка, посреди леса в повозке не самое лучшее место.
-Мартин, а рядом с тобой я ничего не боюсь.-заглядывая ему в глаза, тихо произнесла женщина-Ты знаешь, что делать. Три раза принимал роды у Раины, примешь и у меня.
-Приму.-кивнул Мартин.
-Буду тебе рожать детей каждый год.-улыбнулась женщина.-Пусть в епархии, и в приходе, и во всём княжестве люди видят, что твои дети такие же, как и у них. Обычные нормальные дети.
-С головой и ушами.-улыбнувшись, поддакнул священник.
-Не смейся! Дети не должны нести на себе вину матери, даже, если она клеветническая. Я об этом всегда думаю. Должны же люди понимать, что нельзя корить за глаза человека по лукавому наущению всесильного князя.
-Не начинай, Палагея.
-Нет, Мартин, я хочу сказать тебе именно сейчас, что ты заслуживаешь огромного уважения. Не сломался, не угорел в шинке от беспробудного хмеля после смерти Раины. Приказал суд жениться-женился, выбрав меня, вдову с тремя ребятами. А ну-ка прокорми всех да на ноги подними. Не каждому под силу такая обуза. Ты не побоялся, взял меня. Теперь семь ртов содержишь.
-Восьмой на подходе.-кивнув на живот, напомнил Мартин-И ещё будут, сколько бог даст. Всех прокормлю, Палагеюшка. Будь уверена.
-А я и не сомневаюсь. Мне Бог послал мужественного человека!
Мартин не встревал в политические разногласия между католиками и православными. Просто верил в Бога и преданно служил ему той верой, которую впитал с молоком своей матери. Эта вера шла от дедов, и отрекаться от неё из-за политических войн сильных мира сего сродни предательству. Вынести нападки и давление от униатов было под силу только истинно верующему, бесстрашному человеку. Брестская уния 1596 года поселила раздор между жителями Великого княжества Литовского. Православные священники, не поддержавшие унию, оказались без права на существование. Согласно униатскому собору король Сигизмунд III признал законной только греко-католическую веру. Для попов наступили тяжёлые времена. Сеять разумные зёрна своей веры было нелегко, но Мартин справлялся, с достоинством и честью неся тяжкое бремя. Проводил службы, отпевал умерших, крестил новорожденных.
Противостояние религиозных конфессий продолжалось вплоть до избрания в ноябре 1632 году нового короля Речи Посполитой. Война с русскими вынуждала Владислава IV к поддержке православного населения, тяготевшего к Московии и русской Церкви. Король уступил. На сейме митрополита Исайю лишили сана, а на его место избрали Петра Могилу, арихимандрита Лаврского. Впервые после уничижительной Брестской унии в Речи Посполитой на государственном уровне торжественно признали существование православной Киевской митрополии и четырёх епархий. Раннее избранных епископов сурово отрешили от православной церкви. На их места выбрали новых. Только простому деревенскому попу Громыко легче не стало.
Особенно страшные, с 1629 по 1631, три года растянувшегося суда над обвинённой в колдовстве Раиной подкосили мужчину морально, но не смогли сломить духовно. Все сбережения, средства, вырученные от продажи имущества и домашнего скота, отдал на спасение жены. Государственная мощь и магнатское превосходство оказались сильней разумных доводов нанятого адвоката Юрия Море, профессионала, здравомыслящего человека.
Мартин принадлежал к кругу образованных людей, черпающих знания не только из старинных книг. Следил за трудами современных философов и передовых мыслителей. Происходящее с Раиной Мартину представлялось чем-то невероятно фантастическим, из другого, не человеческого мира, нереально страшным по своей жестокости. Увы, его знания были лишь знаниями. Практической пользы в спасении Раины они принести не смогли. В епархии священнослужители советовали молчать да радоваться, что детей и самого Мартина не тронул Великий суд. Мол, благодари Бога, что живыми оставили. Уберегая от предрассудков и излишних нападков на семью православного батюшки, кто-то очень сильный, оставаясь в тени, посодействовал в получении нового прихода для Мартина Громыко.
-Приехали!-объявил возница, сероглазый худощавый подросток, закутанный в простой крестьянский кит. Тут же из воза вылезли его родные и названные братья. Тоненькая, словно берёзка, тянущаяся к свету сквозь сосновые кроны, сестричка взглянула на него такими же серыми глазами.
-Ведите себя тихо, не орите, дурни малолетние.-деловито поправляя сбившуюся набок шапку, построжился старший брат на рванувших с гомоном в кусты младшеньких.-А то беду накличете. Помните, что нам нельзя здесь показываться. Отца могут сана лишить!
Пока средний брат помогал отцу распрячь волов, младшие, справив в придорожных кустах нужду, понимающе замерли у повозки. Среди поляны на некогда выжженном, но уже почти заросшем новой порослью, пятачке пробивалась из грязи кучка рассыпающихся от времени головешек. Перекрестившись, батюшка шёпотом приступил к поминальной службе. Палагея с детьми тихонько, одними губами, вторили ему.
Единственной дочке Мартина, тихой и кроткой, мама представлялась ангелом, который обитает где-то рядом, охраняя и любя. Хотя её помнила смутно, но как что-то очень доброе, нежное. Мачеха Палагея тоже была ласкова с падчерицей, относилась словно к родной, не обижала и частенько жалела. Вдруг, девочка заметила, как от пробившегося сквозь ветви солнечного лучика что-то резко блеснуло в сторонке.
-Смотрите, что я нашла!-когда отец умолк, девочка, порывшись в пожухлой траве, протянула ему почерневший серебряный крестик с вкраплённым в навершии красным камешком в виде сердечка.
-Католический. Видать, кто-то из благородных шляхеток обронил. Выбрось, дочка. Нам чужого добра не надобно. Не будет от него толку. Не зря говорят, нашедши не радуйся, потерявши не реви. Такие находки не приносят счастья.
-Ну, нет, Мартин!-утирая заблестевшие слёзы падчерицы, не согласилась Палагея.-Сам подумай-это же Раина дала о себе знать. Крестик не зря кинулся в глаза её доченьки. Мать весточку шлёт. Прими его. Ну и пусть католический, но он же крест. Не верю, что может таить в себе зло. Сердце чует-это добрая находка.
-Отец, а может и правда, это мамина памятка?-хрипло заметил старший сын.
Наступило молчание. Все выжидающе наблюдали за Мартином. Особенно вопрошающий взгляд одинаково серых и огромных трёх пар глаз устремился на родного отца. Словно сама Раина, мать этих детей, тревожно заглядывала в его душу. Солнечный диск поднялся над лесом. Ласкал яркими лучами детские лица. Невдалеке послышался необычный шорох. С каждым мгновением он нарастал. Один, за одним из-за крон деревьев показались взлетающие птицы. Самая большая из них, издав громкий клич, взмыла ввысь. Словно торя путь, звала за собой остальных сородичей.
-Гусиный вожак снял стаю с ночного отдыха на лесном озере. Повёл в тёплые страны.-приставив руку к глазам, проводил взглядом птиц Мартин.
-Ах!-схватилась за живот попадья-Кажется ребёнок на свет решил раньше времени явиться. Чувствую, девочка будет. Ещё одну доченьку Бог нам шлёт. Раиночкой нареку.
-Нет,-Мартин подхватил жену на руки, отнёс в возок, не Раиной. Наречём в честь святой преподобномученицы Раисы Александрийской-по святцам близко. И пусть все девочки нашего рода носят это имя.
-А если их будет по семь в каждом поколении?-улыбнулась сквозь болезненную гримасу роженица.-Тоже все семь Раисами будут? Оххх...
-Наверное, ты права, Палагея.-задумчиво произнёс Мартин-Католический крестик-это подарок от Раины. Будем хранить его, как памятку о невинно пострадавшей божьей рабе. Пусть он будет оберегом для наших детей, а потомки хотя бы одну из своих дочерей нарекают Раисой. Господи, прости меня грешного!
К полудню попадья Палагея благополучно разродилась девочкой, которая положила начало новой традиции в роду православного батюшки Мартина Громыко.
Продолжение - http://www.proza.ru/2016/07/06/719