Глава 2
Первым делом Петр Степанович сменил одежду. Потрепанный костюм очень уж стеснял, хотелось выглядеть как нормальный человек. С языком пришлось туговато, до жестов дело дошло, но тем не менее своей цели ученый достиг. Оглядев себя в зеркало, остался вполне доволен своим внешним видом. В России бы пришлось пару пенсий потратить на такой наряд, а потом два месяца жить в долг. А долг бы рос и рос, как снежный ком. Короче – не видать бы такого костюма на родине. Не видать, как своих ушей… А здесь это реально. Карман жжет пачка новеньких долларов, настроение замерло у самой верхней отметки, и захотелось по этому поводу немного выпить. И не какой-нибудь сивушной дешевой водки, а настоящего коньяка. Такого, который люди пьют по телевизору. С долькой лимона. Небрежно развалясь в кресле. Покуривая кубинскую сигару. И чтобы непременно была хрустальная пепельница, лакированная поверхность черного стола, и приглушенный полумрак. Да.
Петр Степанович аж вздрогнул. Дома за такое удовольствие пришлось бы уже три месяца в долг жить, а следующие полгода забыть о нормальной еде, перебиваясь макаронами, бульонными кубиками, и гречкой. А тут… Тут все это реально! Действительно, Америка – страна возможностей! И дня не прошло, а уже такую кучу денег заработал. Дома… а ну его в баню, этот дом родной, здесь гораздо лучше. Пройдет какой-то месяц, будет американское гражданство и солидный счет. Родина забудется за короткий срок, станет просто жутким кошмаром, который остался позади. А впереди – только беззаботная и сытая старость, в человеческих условиях. Что еще от жизни надо?
Продавец что-то говорила, указывая на приобретенные вещи. Петр Степанович достал из кармана ручку и нарисовал на листке бумаги вопросительный знак. Добавил к нему и знак доллара. Передал ручку и развел руками. С английским у него было туго. Очень туго. Знал лишь одно единственное слово, но в присутствии женщины его произносить не принято, может посчитать за сексуальное домогательство.
Женщина все поняла и написала сумму. Увидев наличные доллары, несколько удивилась, но потом вспомнила что русские редко пользуются кредитными картами, в основном предпочитают рассчитываться наличкой. Такие вот, они, эти русские. Всё поскупили и захватили. Белый Дом только не затронули, да Статую Свободы.
Расплатившись, Петр Степанович отправился искать питейное заведение, выбросив старую одежду в мусорный бак. Еще и руки брезгливо отряхнул, как бы прощаясь со старой жизнью тем самым.
Улица встретила тем самым американским шумом, который частенько наблюдал на экране своего старенького телевизора, когда крутили очередной заграничный боевик или сериал. Плотным потоком двигались автомобили, пробка образовалась, сигналят, ругаются. Американцы-пешеходы суетливо спешили во всех направлениях, обгоняя неспешно идущего ученого, пару раз толкнули даже, но испортить ему настроение уже никак не могли. Он просто шел и улыбался, ощущая гигантский приступ счастья. Еще месяц назад и подумать не мог, что окажется на улице крупного американского мегаполиса в новеньком костюме и пачкой хрустящих долларов в кармане. Скажи ему кто такое, просто посмеялся бы и покрутил у виска пальцем. Но теперь – ноги ступают на брусчатку улицы большущего американского города, нос вдыхает воздух свободы вперемешку с выхлопами, а глаза видят ту самую загадочную американскую жизнь, о которой только мечтать оставалось или по телевизору смотреть. Где-то здесь живут мировые знаменитости, бродят американские преступники с большими пистолетами, их ловят дотошные американские полицейские, а во-он там возвышается гигантская статуя девки с факелом, этакий олицетворитель Соединенных Штатов Америки. Красота!
Отыскалось требуемое питейное заведение. По крайней мере, на витрине выставлена алкогольная продукция. Петр Степанович вошел и был приятно удивлен русской речью – бармен сотрясал матом воздух, требуя с пьяного клиента оплатить выпитое. Тот кивал нетрезвой головой и растерянно шарил по карманам в поисках завалявшихся денег. Бормотал что-то виноватое.
Ученый заранее вытащил из пачки пару бумажек, остальное запрятал поглубже от греха, теперь же направился прямо к стойке и вежливо поинтересовался, уловив паузу когда крик на секунду прекратится:
- У вас коньяк имеется в продаже, уважаемый?
Бармен, явно украинец, прекратил орать на виноватого клиента. Напустил на красное лицо немного улыбки, скорее дежурное чем искреннее, кивнул:
- Имеется. Тоби, москаль, сколь?
Горохов обрадованно улыбнулся. Ответил:
- Грамм двести, для начала.
Бармен ловко поставил на стойку бокал, отмерил двести грамм. Пододвинул:
- На. Шоб ты подавси, москалья харя. С тоби тридцать баксов.
Принял деньги, отсчитал сдачу. Развернулся к пьяному клиенту, опять начал ругаться.
Петр Степанович нисколько не обиделся, прекрасно знал об отношении украинцев к русским. Взял стакан и прошел за столик. Там, сделав глоток и прислушавшись к вкусовым впечатлениям, недоуменно пожал плечами. Обычный крашенный самогон, ничего такого исключительного. И чего все его хвалят? Почему? Впрочем… впрочем плевать, пусть будет крашенный самогон.
Ученый огляделся, сделав еще глоток и закурив. Вот она, Америка. И бар не чета всяким там российским забегаловкам. Все чисто, все посетители опрятно одеты, столы красивые, занавески на окнах. И плевать что тут хохол всем грубит, по телевизору рассказывали что в Америке целые кварталы хохлов имеются. Ничего такого.
Пьяный клиент наконец отыскал деньги в карманах. Рассчитался со злым украинцем и покинул питейное заведение, небрежно вызвав такси. В России бы такого не было. Там – быстренько в трезвяк, да еще обдерут до нитки, или отсыпаться под ближайшим забором. А здесь, вон, на такси разъезжают. Красота. Вот где вся соль цивилизации. Вот.
Допив, Петр Степанович не стал больше заказывать, побоявшись опьянения; пьяного и ограбить могут, уж лучше в квартире дочери продолжить отмечать начало новой жизни. Вышел на улицу и вновь неспешно двинулся куда глаза глядят. А глаза буквально разбегались, при виде всего этого великолепия. Множество красивых машин. Толпы народу. Негры, вон, топают, хоть желание загадывай. Красавица пятой точкой крутит, привлекая взгляд. Полицейский на перекрестке полосатым жезлом машет, разгоняя автомобильную пробку. И всё чисто, подметено, нигде не валяются окурки и пустые бутылки, все хорошо одеты, и почти все улыбаются. Как же хорошо жить в Америке.
В квартиру дочери Петр Степанович вернулся только под вечер. Голова гудела от полученных впечатлений, ноги устали от долгой ходьбы, аппетит разгулялся дикий. Специально для этой цели Петр Степанович накупил две полные сумки продуктов, собираясь сейчас сесть на кухне и утолить голод, наевшись всяческих деликатесов и попробовать несколько вин. В супермаркете пришлось попотеть, объясняясь с продавцом, да и выбор был гигантский, но тем не менее все вопросы были решены, все было куплено, и ноги стояли на придверном коврике дочкиной квартиры.
Зять пялился в телевизор, почесывая волосатое пузо, смотрел футбол. На тестя из далекой России внимания обращал не больше чем на насекомое, прекрасно зная что тот ему ничего возразить не сможет: квартира являлась его собственностью и поэтому супруга даже не возникала, боясь остаться на улице, и что тогда может предъявить старый тесть? Когда Петр Степанович вошел в квартиру, зять даже не взглянул.
Ученый разулся, прошел на кухню. Там, выгрузив все покупки на стол, довольно оглядел все это. Улыбнулся, беря в руки бутылку вина и рассматривая красочную этикетку. Потом, вооружившись штопором, выдрал пробку и сделал несколько глотков прямо из бутылки. Еще шире улыбнулся. В России бы такое было? Нет, не было бы. Там пустой холодильник, надоевшая пустая квартира, и даже воздух надоевший. Попробуй там вино купи, либо подделку продадут, либо – денег не хватит.
Вернулась дочь с работы. С сомнением оглядела отцовы покупки, и естественно же задала вопрос:
- Откуда это все, папа?
- Купил, доча. – Петр Степанович уже был слегка под градусом. Выпятил впалую старческую грудь. – Я все это купил. Теперь я буду жить в Америке, есть все это разнообразие, и отдыхать на курортах каждый год. В Россию я возвращаться не хочу.
Дочь с сомнением оглядела поддатого отца. Не поверила явно.
- А ты обо мне подумал, папа? Куда я тебя поселю? Чем кормить буду?
Петр Степанович хитро ухмыльнулся:
- Не беспокойся, доча. Я сам о себе позабочусь. Поживу у тебя пару недель, потом мне откроют счет в банке и дадут американское гражданство, и я перееду в собственную квартиру. Тебе, вон, не придется терпеть мужа-разгильдяя, сможешь его бросить.
Дочь скрестила руки на груди, опершись плечом о дверной косяк:
- Ты пьян, папа. Ну кто тебе гражданство даст и счет в банке откроет? Да и за какие заслуги вообще?
- Заслуги есть. Я американцам секрет продал. И скоро стану богатым человеком. Буду жить в Америке.
Дочь все равно не поверила. Да ученый и не старался особо доказывать. В голове шумел хмель, настроение было отличнейшим, и портить его скандалом не хотелось. Поэтому Петр Степанович еще немного попьянствовал и лег спать. Зять немного пошумел, но когда увидел что тесть приволок много жратвы и выпивки, сразу же успокоился и замолчал. А дочь ушла на вторую работу, муженька-лентяя кормить надо было. Что же до пьяного отца, то она решила подождать пару недель, а уж потом отправлять его обратно в Россию, нечего ему здесь делать, пусть там доживает свои последние дни.
* * *
- Кучнее, мать твою!!! – орал в мегафон майор. – Кучнее! Чё вы как стельные коровы в воде барахтаетесь?! Шлепнулся, стропы обрезал, вынырнул, и греби к лодке! Кучнее на воду падайте! Кучнее! Чем ближе шлепнетесь, тем меньше плыть!
Крики разносились далеко над водой. Свидетелями были лишь чайки, да облака в небе. Лицезрели как тренируется американский морской спецназ, десантируясь на воду с малой высоты; первые встревоженно горланили, крутясь поблизости, а вторые – невозмутимо плыли по своей извечной дороге – за горизонт. Других свидетелей не было, гражданских лиц разогнали катерами береговой охраны.
Прыжки с парашютом на воду с небольшой высоты – это, скажем так, развлечение не для слабонервных хлюпиков. Одно из самых опасных, почитай. Даже если вокруг не бушует конкретный ураган, а держится сравнительно тихая погода, удовольствия в этом все равно маловато. Почему? Да хотя бы потому, что в воде очень неудобно отцепляться от парашюта. Особенно когда он накрывает парашютиста сверху, а такое частенько случается, и тот барахтается среди путающихся строп и облепившей намокшей тяжелой ткани, пытаясь как можно скорее всплыть и глотнуть свежего воздуха. Но спецназовец на то и спецназовец, чтобы уметь в случае привалившей нужды высаживаться хоть на воду, хоть в пустыню, хоть в лесистую местность, хоть вообще в снега Антарктиды. Вот и ребята из отряда морского спецназа показывали отменную выучку в прыжках с парашютом в воды Мексиканского залива поблизости от Хьюстона. Мало обращая внимания на крики, десантировались и плыли к резиновым лодкам.
Майор продолжал тревожить окрестности мегафоном:
- Ронсон, я тебе на берегу все плавники с ластами отобью! Чё ты ныряешь как дельфин?! Отцепился от строп, плюй на парашют, греби к лодке! Быстрее, я сказал! Быстрее!
Спецназовцы не только прыгали сами, но и сбрасывали на воду груз – стандартные резиновые лодки с моторами, оружие и боеприпасы, а также спецсредства, приборы связи и навигации. Задача состояла в том, чтобы приземлиться как можно кучнее, вплавь добраться до автоматически надувшихся лодок и грузовых плотиков, затем быстро приготовить оружие к бою, и взять курс на теоретическую цель – грузовое списанное судно, которое нужно быстро захватить и насильно снять с него одного или нескольких человек, не причинив им никакого вреда в случае перестрелки с “командой” корабля. Дабы избежать возможных травм и увечий, основным оружием группы спецназа стали пули с краской, свето-шумовые гранаты и слезоточивый газ. А также автоматы с холостыми патронами для большего шумового эффекта. И теперь группа, не жалея сил и времени, упражнялась в захвате судна. Роль команды корабля играли свои же, время от времени меняясь ролями с нападающими.
Новые крики разнеслись над морем:
- Эйзен, твою мать, ты не там залез! Гордон, вечером после отбоя двести отжиманий за такую стрельбу! Форбс, беги быстрее на мостик, время поджимает! Вот, молодец, так держать…
Наблюдающий за тренировкой майор был недоволен. Взять корабль без жертв пока никак не удавалось. Ну никак. Жертвы, разумеется, были только условными, но майор прекрасно понимал, что в реальной схватке они могут превратиться в самые натуральные трупы, а терять своих людей он не собирался. Поэтому после каждого штурма делал разбор полётов, указывал каждому на его ошибки, и заставлял повторять все по-новой. Конечно, реальная команда корабля – это не подразделение специального назначения, которое на данный момент играет роль беспечных моряков, и вряд ли настоящие моряки окажут нападающим такое же сопротивление, на какое способна половина тренирующегося отряда. Но майор был обязан предусмотреть все. И пока после очередной схватки на борту списанного корабля “штурмующие” и “моряки” поднимались на ноги и считали ушибы, ссадины, и цветные пятна краски на теле, майор хмурился все больше и больше. Недовольно качал головой. Ругался. А потом, после короткой паузы, командовал своим ребятам:
- Перерыв двадцать минут, совещание, потом меняетесь ролями и начинаете все по-новой.
Спецназовцы отдыхали двадцать указанных минут, потом получали озвучивание своих промахов и недоделок, после чего половина грузилась в лодки. Грузилась, дабы отправиться на двадцать пять миль севернее, к берегу, доехать оттуда до аэродрома, пролететь те же двадцать пять миль на самолете, и еще раз спрыгнуть на парашютах в океан. Оставшаяся половина разбредалась по кораблю и играла роль моряков. Никто не возмущался, все прекрасно понимали, что чем больше труда будет приложено сейчас, тем легче будет потом, в реальном бою. Поэтому все происходило в молчании и полном подчинении. О каких-либо возмущениях и речи не шло. И пусть майор кричит хоть до хрипа, он всегда такой, постоянно чем-нибудь недоволен. Постоянно.
В небе пронесся самолёт, распухли цветки парашютов, посыпались как горох сброшенные лодки и плотики, все повторялось. “Моряки” делали вид что ничего такого не произошло, прохаживались по палубе корабля, едва ли не зевая со скуки. “Нападающие” десантировались в воду, сбрасывали парашюты, грузились в лодки, готовили оружие к бою, плыли к цели. Потом начался уже сам штурм – со всех сторон через борт переваливались грузные фигуры, вступали в схватки с экипажем, громыхнула граната, стлался белесый дымок слезоточивого газа, кто-то яростно палил из автомата холостыми патронами, раздавались хлопки попаданий шариков с краской….
Майор уже устал сотрясать воздух матами, поэтому молча наблюдал за штурмом, находясь на носу корабля в безопасной зоне. Наблюдаемое ох как не нравилось. Спецназовцы двигались как сонные мухи, некоторые аж падали.
Когда все закончилось, он подозвал к себе заместителя, шатающегося от усталости лейтенанта Ричардса, и сообщил ему такое;
- Завтра окончательная тренировка, лейтенант. Все должно быть точно по плану – время, место, расстояние, условия боя. Парни сегодня хорошо поработали, но надо еще лучше. Треть состава постоянно вылетает, так никуда не годится. Я конечно понимаю что усталость берет своё, но на спецназовца не должны влиять никакие трудности. Берите пример с упертых русских, тем все по барабану, могут сутками тренироваться.
Лейтенант вытянулся. Отчеканил:
- Все будет нормально, сэр!
Майор поморщился, больно вид у заместителя измотанный. Махнул рукой:
- Заканчивайте тренировку, лейтенант. Отдых. Собирайте разбросанное оборудование и возвращайтесь на базу.
- Есть возвращаться на базу, сэр!
Отдохнуть группе не удалось. Едва только прибыли на базу и разместили снаряжение, как оказалось что через несколько минут прибывает генерал. Майор живо прервал все недовольства, построил группу возле казармы, и приказал заткнуться. На всякий случай пристально оглядел хмурые лица подчиненных, но кроме хмурости ничего не нашел.
Генерал прибыл на вертолёте. Даже не глянув на строй, отозвал майора в сторону.
Когда отошли прилично, поинтересовался:
- Как боеспособность группы, майор?
- Работаем, сэр.
Генерал оглянулся на неподвижный строй, затем повернул голову к майору и спросил:
- Твои ребята смогут высадится в одной африканской республике и проникнуть в предположительно заброшенное здание?
Майор испытал желание почесать затылок, но вовремя одернул себя:
- Смогут, сэр. А здание точно заброшенное, сэр?
- Предположительно, я же говорю. Скорее всего там могут находиться вооруженные люди, вот мне и интересно – смогут ли твои ребята захватить это здание?
- Захватим, сэр. Без проблем, сэр.
Операции на суше получались лучше, и майор не боялся давать такой ответ. Группа довольно сильно сработалась за все время своего существования, и действовала как единый организм, практически без сбоев. Так что можно было не сомневаться в успешном захвате постройки, пусть там хоть сто боевиков сидит – гранат побольше, да слезоточивого газа, и сами в плен сдадутся через час, даже стрелять толком не придется. Все-таки это не на воде, да и в африканских республиках воевать толком не умеют.
Генерал немного помолчал, наблюдая за выражением лица майора. Потом вытащил из внутреннего кармана диск с информацией, известил:
- Здесь всё по предстоящей операции. За ночь тщательно всё изучи, распланируй, а утром уже вылетаешь.
- Я понял, сэр. – майор принял диск. – Можно в двух словах, сэр, что это за объект?
- В двух словах? Ладно…
Генерал немного поразмыслил, собираясь слишком уж много страха не нагонять. Ответил, после некоторой паузы:
- Это бывшая советская лаборатория по производству химического оружия. Там внизу располагается двадцать пять подземных уровней. Пять нижних – законсервированы. Твоя задача, майор, захватить эту лабораторию, проверить наличие на нижних уровнях складов химического оружия, и в случае подтверждения этих данных – доложить мне. После, удерживать объект до прибытия группы ученых. На этом все, майор. Ты всё понял?
- Я всё понял, сэр.
Когда генерал улетел, майор долго смотрел перед собой, обдумывая полученную информацию. Бывшая советская лаборатория… Ох уж эти русские, опять какую-то пакость ихнюю нашли. Когда же это закончится? Сколько еще таких вот сюрпризов осталось на планете? Сотня? Тысяча?
Тяжелым взглядом смерив диск в руке, майор убрал его в карман и направился к своей группе. Предстояло известить что мучения с захватом старого списанного корыта закончились. Впереди ожидает кое что покруче. Намного покруче. Надо за ночь отобрать самых опытных и конкретных, отстающие не полетят, полетят самые боевые. Самые-самые.