Все они солдаты... Киноповесть. Гл. 22 (Надежда Андреевна Жукова) / Проза.ру

   КИНОПОВЕСТЬ "ВСЕ ОНИ СОЛДАТЫ..."

   22.
   ПЕТЕРБУРГ. 5 МАРТА 1861 ГОДА. ПРОЩЁНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ.


   Вдоль петербургской улицы в открытой коляске едет полковник Ярослав Всеволодович Велесов.
   Прекрасный холодный солнечный день.
   Коляска проезжает мимо церкви.
   Взгляд Велесова устремляется к храму, но он туда не заходит, едет дальше. В церковь поднимаемся мы.
   Все, находящиеся в помещении храма, пали на колени и со слезами на глазах смотрят на того самого отца Василия, с которым мы уже познакомились нынешней ночью.
   Поп читает «Манифест».
   В это время служки обходят церковь и раздают всем присутствующим листы с текстом Манифеста.
   Над стоящим на коленях и крестящимся народом рокочет бас отца Василия:

            -- « Божиею милостию
            Мы, Александр Вторый
            Император и самодержец
Всероссийский
            Царь Польский, Великий Князь Финляндский
И прочая, прочая, прочая…,
            Объявляем всем нашим верноподданным.
Божиим проведением и священным законом престолонаследия быв призваны на прародительский Всероссийский престол, в соответствии сему призванию мы положили в сердце своём обет обнимать нашей царскою любовию и попечением всех наших верноподданных всякого звания и состояния, от благородно владеющего мечем на защиту Отечества до скромно работающего ремесленным орудием, от проходящего высшую службу государственную до проводящего на поле борозду сохою или плугом…
Вникая в положение званий и состояний в составе государства, мы усмотрели…»

   Последние фразы постепенно сливаются с церковной торжественной музыкой без слов и тонут в ней, поэтому мы до конца чтения не слышим, а только наблюдаем за прихожанами, их эмоциями.
   Не торопясь, рассматриваем лица людей, вдохновенно слушающих слова священника, вникающих в их смысл… Прихожане крестятся, бьют поклоны… Невольно любуемся одухотворённым выражением простых лиц, сиянием глаз, скупыми слезами мужчин…
   Потом, собравшиеся в этой церкви поют «Многие лета…» Государю. Все обнимаются, целуются и плачут…
   А мы вновь на улице и движемся вслед за коляской Велесова.
   Видим, как он смотрит из коляски на конного герольда, одетого в железные латы с копьём и железным шлемом на голове.
   Герольд раздаёт подходящим к нему людям тексты «Манифеста» и «Положения».
   Коляска не задерживается, следует дальше. Мы -- за ней.
   Навстречу идут простолюдины с равнодушными лицами, у них за пазуху заткнуты, скатанные трубочкой «Манифест» или «Положение о дворовых людях». У многих оба документа сразу.
   Другие прохожие, более благородного вида, несут документы в руках либо, остановившись, читают их.
   Мы заглядываем иногда ненароком прохожим через плечо, но сильно от коляски Велесова не отстаём.
   Но вдруг на проезжей части образовался затор : у крестьянина, ехавшего впереди, сломалась ось телеги. Полицейский-будочник, ругаясь, пытается вместе с этим крестьянином и поспешившим им на помощь мастеровым телегу хотя бы немного переместить в сторону, освободить проезд.
   Коляска Велесова остановилась возле какого-то господина, стоящего к ней спиной и облокотившегося о гранитную ограду водоёма.
   Вот этот, остановившийся прохожий, снял перчатку, достал из кармана часы, смотрит время, а мы, как зачарованные, смотрим на его красивую руку с перстнями. Лица господина нам рассмотреть опять не удаётся.
   Сидящий в открытой коляске Велесов господина не замечает. Он невольно начинает прислушиваться к тому, что говорят проходящие мимо люди.
   Мы следуем примеру полковника.
   Вот один, из проходивших мимо простолюдинов, важно и обстоятельно толкует своему спутнику, слушающему с большим интересом:
   -- Я неграмотный, не читал, а слышал, что дворовым будет воля через два года, а крестьянам еще не скоро…
   Его спутник ничего не отвечает, только недоумённо качает головой.
   Мы вновь обращаем внимание на стоящего мужчину. Он повёрнут к зрителю спиной. Но, если можно сказать, что спина слушает, то его спина не просто слушает, она буквально впитывает всё, что говорят прохожие.
   А вот другая пара. Сразу видно, крестьяне. Тот, что постарше, рассказывает младшему довольно равнодушно:
   -- Был за обедней, читали какую-то афишу, да не расслышал… Сказывают воли-то надо ждать, а теперь только так…
   Младший хотел было о чём-то спросить, но почему-то удержался от вопроса.
   А вот возле самой коляски Велесова какой-то студент остановил шедшего ему навстречу крестьянина с листом «Манифеста», засунутым за пазуху:
   -- Что, дед, читал, что там сказано? О чём речь-то?
   -- Как же… Принялся было читать…, да что-то в толк ничего не взял, так и не дочёл. Ведь всё это для вас, господ, писано, не для нас…
   Но тут коляска тронулась.
   Дослушать разговор Ярославу Всеволодовичу не привелось. Взгляд его из движущейся коляски постоянно натыкается всё на тех же простолюдинов с бумагами за пазухой, идущих ему навстречу, на лицах которых всё те же равнодушие и покой.
   Но вот полковник на короткое время заинтересовался двумя англичанами, которые бойко спрашивают друг у друга, почему не бунтует народ, почему все так спокойны…
   Говорят на английском, титрами даётся перевод:
   -- Вышел на прогулку в надежде увидеть народное возмущение, а встретил безразличие…
   -- Я тоже ничего не могу понять. Почему не бунтуют?
   -- Наши газеты предсказывали бунт в России…
   У Велесова под усами мелькает недобрая улыбка.