Все они содаты... Киноповесть. Гл. 20

    
      КИНОПОВЕСТЬ  "ВСЕ  ОНИ  СРОЛДАТЫ..."

      20.
      НОЧЬ    НА    5    МАРТА    1861    ГОДА.    ПЕТЕРБУРГ.
      ЗАЛ         ПЕРВОГО         КАДЕТСКОГО         КОРПУСА.



      
      ... в  актовом  зале  Кадетского  Корпуса  уже  нет  печатных  станков.
      ... и  столов  очень  мало.  Они  все  пусты,  за  исключением  тех,  на  которых  лежит  аккуратно  сложенная  оставшаяся  чистой  бумага.
      Но зато  мы  видим  множество  в  беспорядке  расставленных  стульев,  на  которых  сидят  кое-где  жандармы  или  рабочие.
      Рабочих  много  меньше  прежнего. Часть  их  сидит  в  усталых  позах  на  стульях,  а  часть  рассредоточилась  возле  партиями  аккуратно  сложенных  у  стен   ящиков  и  чемоданов  с  «Манифестами»  и  «Положениями».  У  этих  рабочих  толстые  тетради.  Они,  сверяясь  по  ним,  пересчитывают  ящики  и  чемоданы,  проверяют  качество  их  упаковки.
      Жандармов  больше,  чем  рабочих.
      Здесь  же  и  полковник  Велесов   со  всеми  своими  друзьями.
      Суеты  и  беспорядка  не  наблюдается...
      
      ... Под  руководством  старшего  жандарма,  каждый  рабочий  отдаёт  под  подпись  в  тетради  ящик  или  чемодан  очередному  жандарму,  возле  которого  всегда  в  этот  момент  стоит  другой  рабочий,  который,  собственно,  и  принимает  тот  ящик,  и  с  ношей  в  руках  выходит  вслед  за  жандармом  прочь  из  зала...

      ... Велесов  и  его  друзья  рассредоточились  по  залу  и  ведут  общее  наблюдение  за  выдачей  документов.
      Мы  цепляем  их  взглядом,  замечаем  присутствие,  но  не  более  того. Ничего  особо  примечательного  и  достойного  нашего  внимания  в  зале  нет...
      
      ... зато  на  улице  есть  кое-что  интересное.
      Карета.  А  в  ней  некто,  внимательно  смотрящий  в  сторону  Кадетского  Корпуса.  Лица  мужчины  из-за  темноты  мы  рассмотреть  не  имеем  возможности.  Но  вот  он  снимает  перчатку,  чтобы  подышать  на  озябшие  пальцы,  и  мы  в  полумраке  узнаём  белую  изнеженную  красивую,  всю  в  перстнях,  руку.

      ... возвращаемся  в  зал,  но  сразу  же  за  одним  из  жандармов  и  сопровождавшим  его  рабочим  с  чемоданом  в  руке,  снова  выходим  на   улицу,  садимся  с  ними  вместе  в  коляску  и  мчимся  к  церкви,  на  ступеньках  которой  топчется,  пританцовывая  от  холода,  замёрзший  священник.  Он,  явно,  радуется  подкатившкму  транспорту,  но  не  потому,  что  привезен  столь  важный  документ,  а  потому,  что  больше  уже  не  нужно  мёрзнуть...

      ... выбравшись  из коляски,  вновь  прибывшие  крестятся  на  церковь,  низко  кланяются  и  торопливо  двигаются  к  ожидающему  их  отцу  Василию.
      Священник  с  жандармом  поднимаются  по  ступеням  в  церковь  чуть  впереди,  рабочий  со  своей  ношей  ступает  следом.
      Жандарм  священнику:
      --  А  ночами-то  совсем  по-зимнему …
      --  Да,  уж,  обмёрз,  вас  выглядывая,  припозднились  что-то…
      --  Ничего,  сейчас  отогреемся,  --  хитро  ухмыльнулся  в  усы  жандарм  и  похлопал  себя  по  широкой  груди,  явно  намекая  на  то,  что  под  шинелью  что-то  спрятано.
      --  С  Божией  помощью,  --  соглашается  священник.
      Он  придерживает  дверь,  давя  возможность  первыми  войти  в  храм  жандарму  и  рабочему  с  тяжёлым  чемоданом.
      В  храме  рабочий  ставит  на  лавку  свой  чемодан  и  молча  кланяется  иконам,  а  жандарм,  перекрестившись  на  образа,  достаёт  из  кармана  бумаги  и  строгим  голосом  заявляет,  обращаясь  к  рабочему:
      --  Подпиши,  что  ничего  никому  не  скажешь  до  объявления  завтрева  обо  всём  этом.
      --  Не  расскажу.
      Рабочий  кладёт  документ  на  стоящий  на  лавке  чемодан,  сгибается  к  нему  в  три  погибели,  кряхтит  и  подписывает.
      Жандарм  обращается  к  священнику,  протягивая  ему  другую  бумагу:
      --  Теперя  Вы,  отец  Василий.  Подпишите,  что  станете  молчать  и  никому  не  скажете  и  не  покажете  документа  до  времени,  а  огласите  завтра  сразу  после  обедни,  как  и  было  уж  ранее  с  вами  договорено.
      Священник:
      --  Обещаюсь.
      Осматривается,  на  что опереться,  чтобы  не  сгибаться  к  лавке,  подписывая  документ.  Находит  опору,  подписывает  и  возвращает  бумагу  жандарму.
     Жандарм  сворачивает  листы,  прячет  их  в  карман,  потом  достаёт  из-за  пазухи  плоскую  флягу:
      --  Водочка  на  травках  и  ягодах.  Супруга  готовит.  Для  таких  вот  морозных  ночей  и  непростых  дежурств  --  первейший  дружочек.  Несите,  отец  Василий,  рюмочки-стаканчики,  отогреемся-то  вместе  с  Федотом  Петровым  и  Вами.
      Рюмки  появляются,  как  по  мановению  волшебной  палочки. 
      Жандарм  разливает  на  троих,  мужчины  выпивают,  крякают.
      Жандарм:
      --  Ну,  что,  ещё  по  одной  для  сугреву  и  идите,  люди  добрые,  отдыхать!
      Выпивают  ещё  раз  и  все  направляются  к  входной  двери.  Жандарм  отдаёт  священнику  последние  указания:
      --  Не  забудьте,  отец  Василий,  как  начнёте  завтра  после  обедни  Манифест  читать,  пусть  сразу  же  служки  его  и  раздают,  всем  в  церкви  присутствующим,  а  потом  и  на  улице,  у  церкви.
      --  Ну,  как  такое  забыть.  С  Божьей  помощью  всё  обойдётся… Всё  будет  хорошо. Не  беспокойтесь  вы  так!
      Священник  и  рабочий  кивают  жандарму:
      --  Счастливо  оставаться.
      --  Прощавайте.  До  завтрева,  отец  Василий,--  отвечает  жандарм.
      Двое  покидают  помещение  церкви,  а  жандарм,  закрыв  за  ними  дверь  на  засов,  перекрестившись  и  крякнув,  остаётся.