Январский мотылёк

Елена Еремеева 2
Рождественский пост подходил к концу. Наконец-то долгожданный Сочельник. Вот уже и Новый год пришёл в миллионы советских квартир. Но Власовы Новый год не встречали. Да и вообще не до праздников как-то: бабушка в последнее время очень разболелась, почти не вставала с постели. А веселиться, хоть и за скромным постным столом, как-то душа не позволяла, настроение совсем не радостное.
- Но ведь скоро Рождество! Такой светлый и радостный праздник. Праздник, когда случаются самые настоящие чудеса! Вот бы бабушка поправилась, Господи, помоги ей! – думала Вера, выходя на рыхлую после вчерашнего снегопада тропинку.
Её путь проходил через село, где-то там за сельпо оканчивалась широкая дорога, а потом по узкой тропке - на бугор. На отшибе в сторонке от села много лет назад дед, теперь уже покойный Степан Митрофанович срубил просторный пятистенный дом, хотел завести большое хозяйство, посадил большой плодовый сад. Но жизнь внезапно изменилась. Новая власть, новые порядки. Дед поначалу испугался, не успел ещё на ноги встать, детей определить, а тут такое. Но не зря говорит народная мудрость: что ни делается, всё к лучшему. В кулаки бы точно попал, а тут только середняк. Правда, всё скотину пришлось со слезами в колхоз отвести.
Ради детей вроде бы и смирился дед, но одного до конца жизни не мог простить советской власти: в церковь запретили ходить. Сначала закрыли, а потом и вовсе подожгли.
Два местных любителя выпить решили отметить очередную получку: выпили, покурили и заснули. Этот сон едва не оказался для них последним.
Жители соседних домов заметили среди ночи всполохи, вытащили горе-работников из огня. Но пламя быстро перекинулось на деревянные стены. Один из боковых приделов здорово обгорел.
На колхозном собрании постановили: для хозяйственных нужд здание непригодно, значит можно на брёвна раскатывать и строить колхозные амбары. Но охотников на такой «дармовой» стройматериал не нашлось. Вот и стояла церквушка одинокая, в одного бока как бы обкусанная новой властью, на окраине села на пригорке. За ним шла цепь оврагов. А сбоку метрах в 200 стоял одинокий дом Степана Митрофановича.
Сейчас там последние дни доживала уже его вдова.
Матрёна Ильинична в полудрёме лежала на кровати и смотрела на образа. Услышав в сенях негромкий стук, попыталась встать с постели.
- Ух, еле добралась до тебя. Такая пурга вчера была, все дорожки перемело. Привет, бабуля! – звонкий голос Веры как звук серебристых колокольчиков разлился по комнате. – Не вставай, врач же запретил. Сейчас согрею чайник и будем завтракать.
Маленькая, но не по годам шустрая и смышлёная, девочка принялась хлопотать по дому. Хотя и делать было особо нечего. Мебель и вещи, кажется, так долго простояли на своих местах, что уже вросли в пол. Устраивать беспорядок было некому. Всё так и осталось, как при самом хозяине: даже через много лет после его отхода в мир иной никто не решался менять налаженный им уклад. Даже телевизора в этих стенах никогда не было. Простая русская старина. Обряженные бумажные иконки в деревянных киотках, угол, в котором стояли и висели иконы, с любовью украшен руками самой хозяйки рушниками и салфетками, вышивкой «ришелье». Тихий свет от лампады озарял эту часть комнаты, создавая атмосферу тихой таинственности и необъяснимого волнения. Взгляд Спасителя смотрел на входящих строго и заставлял задуматься. О чём? Наверно, каждого о чём-то своём. Зато сколько милосердия и сострадания можно было прочесть на лице Усердной Заступницы рода христианского. Образ Пресвятой Богородицы Казанской был очень древним. Он передавался по материнской линии и должен был перейти к матери Веры, но Советская власть установила свои порядки. Родители девочки сразу после свадьбы повенчаться не смогли, а спустя год после замужества отец погиб под колёсами колхозного трактора, которым управлял пьяный лихач тракторист.
Так и осталось семейная икона висеть в заветном углу.
Вера всегда с благоговением смотрела на неё, надеясь, что когда-нибудь эта святыня достанется ей. Именно гладя на этот образ, она всегда вспоминала, как бабушка ещё в самом раннем детстве, гладя по её белокурой головке, напевала «Богородице Дево, радуйся…», а она радостно улыбалась, зачарованная мелодичным напевом.
Все эти воспоминания дошкольного детства опять нахлынули на неё. Хорошо тогда было, но то, что сейчас. Бабушка болела, очень серьёзно, но ехать в областной центр к квалифицированным врачам отказывалась, оставляя свою судьбу на волю Божию.
- Сейчас мы покушаем, бабуль, и я могу тебе что-нибудь почитать, согласна? – Вера попыталась отвлечь старушку от её явно не радостных мыслей.
- Что-то и есть не хочется, вот лежу здесь, только проблемы вам с матерью создаю, откуда ж аппетиту появиться?
- А я такой чай ароматный заварила, с мамиными пирожками ещё вкуснее будет. Специально дома завтракать не стала, чтобы с тобой компанию разделить.
- Ну, если только ради твоей компании, придётся поесть, тебе хорошо надо кушать, а то совсем худая. Мы в молодости совсем другими росли, хотя и немало лишений и труда видели.
После чаепития Вера достала с полки книгу с житиями святых. Под её монотонное чтение старушка, казалось, задремала. Девочка остановилась, прислушалась. Сильные порывы ветра силой пытались вырвать кусок кровли, создавая впечатление, что кто-то пытается проломить крышу и проникнуть в дом.
- Погода опять портится, шла бы ты, дочка, домой, зимний день – короткий.
- Ничего, бабуль, добегу, я ж молодая, да и светло ещё.
Вера возвращалась домой, когда на землю начала опускаться вечерняя мгла. Ветер не утихал, но вблизи жилья нельзя было понять, насколько сильно разбушевалась стихия. И только выйдя к пустырю напротив церкви, она поняла, что начинает терять ориентиры. И не мудрено, тропинку давно замело, видимость только на расстоянии вытянутой руки, да и ночь быстро спустилась с сумрачного неба. Незаметно для себя Вера начала сбиваться с пути. Ей казалось, что ещё несколько метров, и она пройдёт мимо заброшенной церкви, а дальше по прямой к центру села. Девочка усилила шаг, а знакомого ориентира всё не было. Ноги по колено вязли в глубоком снегу, порывистый ветер пытался сорвать с головы пуховый платок, распахнуть пальтишко, снег залепил глаза, даже дышать стало невыносимо. Она закрыла рот рукой и попыталась бежать, но упала. Понимая, что совсем заблудилась, решила остановиться и подумать. Отчаянье мгновенно пронзило сознание: «Кричать бесполезно, никто не услышит! Бежать? Но в какую сторону? Да и сил почти не осталось. Господи, помоги!». Вера присела на корточки и тихо заплакала, - «Всё, конец, помощи ждать неоткуда, и бабушкин дом уже не найдёшь». Струйки горячих слёз прорезали заметные бороздки на запорошенном снегом лице.
Вдруг в голове всплыл любимый с детства мотив: «Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою, Благословенна Ты в женах и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших». Незаметно для себя Вера сначала шепотом, а затем громче и громче стала напевать, такие близкие сердцу слова. Это вернуло силы, хотя детский голос не мог пересилить вой разгулявшейся стихии, но девочка перестала плакать, поднялась на ноги. Вдруг вместе со снегом в поле зрения ей попало что-то очень похожее на кусочек листа из школьной тетради.
Маленький листочек летал в воздухе, но не опускался на землю, и что странно, двигался независимо от направления ветра. Просто порхал рядом. То, что девочка заметила его в этой кромешной тьме, уже было чудом.
«Странно, откуда он здесь» - подумала Вера. А листок бумаги, словно белый мотылёк, повисев в воздухе, начал движение вперёд. Девочка рванулась за ним. Из последних сил, не осознавая, что делает. Ей было уже всё равно. Она местами ползла, временами бежала и твердила про себя: «Богородице Дево, радуйся...».
Сколько это продолжалось, девочка не знала, но вдруг она увидела перед собой на пригорке огоньки домов. Ветер стал потихоньку утихать, на небе появились первые звёзды. Волшебная Рождественская ночь.
Наутро всё село говорило о чудесном спасении Веры. Шутка ли, в соседней деревне в эту ночь тоже едва не замёрз колхозный бригадир, возвращавшийся из райцентра на санях. Благо, заблудившаяся лошадь привезла его уже засыпанного снегом к ближайшему селению аж за 10 вёрст от дома. А тут ребёнок, да ещё пешком обошла село вокруг, чудом миновав глубокий овраг, где и взрослые даже летом опасались ходить. И только Вера знала, кому она обязана своим спасением.