ДОМИНАНТЫ ОБРАЗА АГАСФЕРА В РУССКОЙ ПОЭЗИИ
Легенда об Агасфере (или Вечном, Странствующем Жиде) возникла в Италии 13 века и уже потом распространилась в Европе. Наиболее популярным оказался немецкий вариант легенды, ставший первоосновой для большинства дальнейших художественных переработок, активизировавшихся примерно с 1770-ых годов.
Напомню, что эта легенда – о иерусалимском сапожнике Агасфере, дом которого оказался на крестном пути Иисуса на Голгофу. Когда Христос хотел прислониться к двери этого дома, чтобы отдохнуть, Агасфер оттолкнул его, сказав: «Ступай мимо, отправляйся на смерть», а в ответ услышал слова Иисуса: «Я иду, но ты будешь ждать моего возвращения». С тех пор, согласно апокрифической легенде, Агасфер странствует по свету и не может найти смерть, но встреча с Христом дала ему возможность дальнейшего покаяния. Как заметил С.С.Аверинцев, «структурный принцип легенды – двойной парадокс, когда темное и светлое меняются местами; бессмертие, желанная цель человеческих усилий, в данном случае оборачивается проклятием, а проклятие – милостью, шансом искупления».
Легенда об Агасфере была известна уже в древнерусском пространстве. Более того, эта проблема была исследована еще в дореволюционном российском литературоведении. Например, в 1915 году была опубликована статья В.П.Адриановой «К истории легенды о «странствующем жиде» в старинной русской литературе». В 17 веке на Руси была известна «Повесть об Агасфере», судя по всему, связанная с известной в европейском культурном пространстве анонимной народной книгой «Краткое описание и рассказ о неком еврее по имени Агасфер». (Впервые вышла в 1602 году.)
Легенда об Агасфере оказалась востребованной культурой русского романтизма. Русские романтики хорошо ориентировались в текстах европейской литературы, актуализировавших легенду об Агасфере. Для представителей русского романтизма была особенно важна «лирическая рапсодия» К.Ф.Д.Шубарта «Вечный Жид» (1787), где доминантой образа Агасфера оказывается желание смерти. Значимо, что текст поэмы Шубарта заканчивается переменой судьбы персонажа в «христианском духе», и герой находит успокоение и смерть. Русские романтики опирались и на тексты П.Б.Шелли, А.Шамиссо, а позднее – и на философскую драму Эдгара Кине «Агасфер» (1833), для которой неактуален мотив жажды смерти, а главный персонаж символизирует новый преображенный мир и человечество.
Сюжет легенды об Агасфере чаще давал представителям литературы романтизма богатые возможности по переходу от одних экзотических пространств к другим, к разнообразным историческим эпохам, позволял широко изображать эмоции обреченности и мировой скорби.
Одним из первых русских поэтов, обратившихся к легенде об Агасфере, стал А.С.Пушкин. Думается, что, помимо воздействия на Пушкина конкретных литературных источников, связанных с легендой об Агасфере, важную роль сыграло и общение поэта с Жуковским и Кюхельбекером, которые также были чрезвычайно заинтересованы легендой об Агасфере, и создали свои тексты – рецепции легенды. Немаловажно, что они хорошо знали немецкий, а большинство источников, повествующих об Агасфере, было именно на немецком языке.
Образ Агасфера заинтересовал Пушкина в середине 1820-ых годов и нашел свое отражение в пушкинском стихотворении 1826 года «В еврейской хижине лампада...», а также в романе «Евгений Онегин». К сожалению, текст «В еврейской хижине лампада...» - лишь начало неосуществленного замысла. Ф.Малевский в своем дневнике записал, что Пушкин, будучи 19 февраля 1827 года на вечере у Кс. Полевого, поделился с собравшимися мыслью о создании произведения о Вечном Жиде: «Пушкин о своем «Juif errant». В хижине еврея умирает дитя. Среди плача человек говорит матери: «Не плачь. Не смерть, а жизнь ужасна. Я скитающийся жид. Я видел Иисуса, несущего крест и издевался.» При нем умирает стодвадцатилетний старец. Это на него произвело большее впечатление, чем падение Римской империи». Пушкинский текст начинается с изображения горя, пришедшего в еврейскую семью – смерти младенца – всеобщего любимца:
Перед лампадою старик
Читает библию. Седые
На книгу падают власы.
Над колыбкелию пустой
Еврейка плачет молодая.
Сидит в другом углу, главой
Поникнув, молодой еврей,
Глубоко в думу погруженный.
Стихотворение не окончено, а сюжет обрывается на приходе незнакомого странника:
И входит незнакомый странник.
В его руке дорожный посох...
В пушкинском тексте не дается каких-либо детализаций образа Агасфера, отсутствует его трактовка, нет намеков на дальнейшее развитие событий. Ясно, что для пушкинского текста важна оппозиция жизни и смерти. В этом контексте появление Вечного Жида, видимо, предполагает семантику бессмертия и вечной жизни. Судя по процитированному выше фрагменту дневника Ф.Малевского, далее по сюжету пушкинского стихотворения должна была последовать смерть 120-летнего старца. Неизвестно, стоит ли отождествлять этого старца с упомянутым в тексте стариком, тем более, что нет никаких указаний на его столь почтенный возраст. Не исключено, что, согласно пушкинскому замыслу, именно Агасфер должен был рассказать о некоем старце и утешить этим еврейскую семью, переживающую потерю ребенка. Конечно, невозможно сегодня реконструировать сюжетные перипетии, по которым мог бы развиваться сюжетный замысел Пушкина. По всей видимости, Агасфер должен был рассказать свою жизненную историю о наказании бесконечно долгой земной жизнью, продемонстрировав, что «не смерть, а жизнь ужасна!» Судя по записи Ф.Малевского, Агасфер должен был признать собственную вину или грех – издевательство над Иисусом, покаявшись в этом.
Агасфер упомянут Пушкиным и в 12 строфе 3-ей главы «Евгения Онегина». Здесь повествуется о пробуждении любви в душе Татьяны, которая ощущает связь с образами героинь прочитанных романов. Пушкин перечисляет несколько персонажей, с которыми Татьяна Ларина идентифицирует образ Онегина. Наряду с Агасфером упомянуты Вампир, Мельмот, Корсар, Сбогар. Все эти персонажи по своей сущности – скитальцы, отверженные людьми, отмеченные роком, печатью судьбы. Но в контексте «Евгения Онегина» у этих персонажей есть ироническая составляющая, так как это устаревшие романтические герои, а романтизм в тексте пушкинского романа назван «унылым порождением эгоизма». Вместе с тем Пушкин мысленно возвращался к сюжету об Агасфере и в 1830-ые годы. Во всяком случае, в пушкинской библиотеке сохранился разрезанный экземпляр книги Эдгара Кине «Агасфер» парижского издания 1834 года.
В 1830-ые годы начал работу над поэмой «Агасвер» В.К.Кюхельбекер. Этот процесс продлился с 1832 по 1864 годы. Композиционно текст поэмы состоит из семи отдельных фрагментов. В предисловии Кюхельбекер сравнил своего героя, путешествующего из века в век, с байроновским Чайльд Гарольдом, путешествующим из одного географического пространства в другое. В начале текста Агасфер предстает как противник Иисуса Христа, человек с бунтарским характером. Такая доминанта присутствует до эпизода казни служителей церкви, которым Агасфер предложил жизнь и свободу в обмен на отказ от христианства. Полученный отказ потрясает героя: ненависть к Иисусу пропадает, и свою судьбу Агасфер принимает с гораздо большей терпимостью. Через образ Агасфера Кюхельбекер пытается показать мировую историю, сводя персонажа со многими значительными людьми, главами государств, религиозными деятелями. Например, с Лютером, который ассоциируется Агасфером с хищным звере6м, во всем видящим только свою выгоду. Поэма заканчивается тем, что на руках у Агасфера умирает последний человек. То есть, Агасфер оказывается свидетелем эсхатологических катаклизмов истории человечества. Богоборец Агасфер, согласно концепции Кюхельбекера, движется от бунтарства к примирению с Богом, к сопереживанию страданиям человечества, к сочувствию. Таким образом, Кюхельбекера интересует трансформация сознания и самосознания Агасфера. В некоторой степени Кюхельбекер близок концепции Жуковского, согласно которой Агасфер движется к постижению христианских истин и достигает высот духовности.
В 1852 году появляется поэма В.А.Жуковского «Агасфер, Вечный Жид», хотя впервые к сюжету об Агасфере Жуковский обратился еще в 1831 году, во время интенсивного личного общения с Пушкиным. Не исключено, что Жуковский обсуждал с Пушкиным замысел своей будущей поэмы. Правда, в 1831 году появился лишь короткий отрывок, в котором Агасфер так и не был упомянут, а преобладали воспоминания Никодима о крестной смерти Христа. Над основным текстом поэмы Жуковский стал работать в начале 1840-ых годов. Хотя поэма осталась незавершенной, ее текст содержит почти 1700 стихов. Жуковский сводит Агасфера с мучеником Игнатием, растерзанным львами в Риме, а также с Иоанном Богословом на острове Патмос. Но основная часть поэмы Жуковского – исповедь Агасфера Наполеону, которого он спасает от самоубийства на острове св. Елены. Образ Агасфера позволяет показать историю человечества от первых веков христианства до времени Наполеона. Эволюция Агасфера, по Жуковскому, идет в сторону смирения, добровольного принятия Христа, но в начале текста Агасфер зол на Бога и свою судьбу:
(...)Яростью кипела
Вся внутренность моч против него,
Который ядом слова одного
Так жизнь мою убил. (...)
Агасфер переживает смерть своих детей, внуков, правнуков, с отчаянием ищет смерти, находится на грани безумия. И уже от отчаяния переходит к покаянию. Согласно авторской воле Жуковского, мировоззрение Агасфера меняется после встреч с мучеником Игнатием и апостолом Иоанном Богословом, крестившим его на острове Патмос. И после крещения герой начинает видеть мир по-иному:
Животворящим словом выбил искру
Воспринимающего покаяния,(...)
Мой странного отчаяния удел
Преобратил в удел святого мира...
Агасфер на Голгофе приносит свое покаяние Богу и теперь принимает свою судьбу как должное. И в итоге герой говорит:
(...) Я казнь мою
Всем сердцем возлюбил: она моей
Души хранитель.
По Жуковскому, Агасфера преображает божье наказание и перенесенные страдания, и такой подход близок христианскому сознанию. Согласно Жуковскому, преобразившийся духовно Агасфер обладает знанием истины о мире и поэтому в какой-то степени близок к пророку. Закономерно, что в тексте поэмы Жуковский неоднократно упоминает «пронзительные очи» как один из элементов внешнего облика персонажа. Но в тексте Жуковского Агасфер – типичный главный герой романтического текста, чужой для окружающего пространства одинокий странник, выделяющийся необычностью и масштабностью своей личности. Жуковский неоднократно называл поэму «Агасфер, Вечный Жид» своей лебединой песней. Она стала одним из последних текстов, созданных поэтом. Хотя обширный творческий замысел Жуковского был осуществлен лишь наполовину, эта поэма стала одной из самых ярких страниц рецепции легенды об Агасфере в русской поэзии.
Получается, что в поэтических текстах русской литературы 19 века Агасфер преимущественно предстает как романтический герой – скиталец и страдалец, нередко эволюционирующий в сторону терпимости и христианской духовности. И лишь в пушкинском «Евгении Онегине» присутствует ироничное отношение к образу Агасфера как к знаку уже преодоленной культуры романтизма. Для русской поэзии второй половины 19 века образ Агасфера уже не был таким актуальным и в силу доминирования прозаических тенденций, и по причине преобладания реализма в русской литературе этого периода. Но ситуация резко изменилась с появлением поэзии серебряного века, для которой образ Агасфера опять оказывается важным.
Этот образ заинтересовал уже старших символистов. Так, в 1903 году К.Бальмонт пишет стихотворение «Звездный хоровод». В трактовке Бальмонта Агасфер совсем не является трагической фигурой, а имеет гедонистическую доминанту. Агасфер наслаждается своим бессмертием, погружаясь в пучину любовных удовольствий. Не случайно герой ощущает абсолютную близость Дон-Жуану:
Как тот севильский Дон-Жуан,
Я – Вечный Жид, минутный муж,
Я знаю сказки многих стран
И тайны многих душ.
Стихотворение Бальмонта оригинально, так как здесь два разноплановых сюжета (об Агасфере и Дон-Жуане) объединены в один.
В ранний период своего творчества к образу Агасфера несколько раз обращается М.Волошин. Это происходит в период 1909 – 1911 годов, когда Волошин увлекался оккультизмом и философией. В 1909 году М.Волошин создает стихотворение «Кому земля священный край изгнанья...», вошедшее в состав венка сонетов “Corona astralis”. Атмосфера таинственности возникает за счет того, что герой ни разу не назван по имени, мистически зашифрован, хотя узнаваем. Например,
Он тот, кому погибель не дана,
Кто встретив смерть, в смущенье клонит взоры,
Кто видит сны и помнит имена.
В трактовке Волошина Агасфер – отступник, но предал он самого себя, свою внутреннюю сущность – божественное, и утратил связь с глубинным «я»:
Как будто он на камнях древних плит
Хотел прочесть священный алфавит
И позабыл понятий начертанье.
И поэт, подобно Агасферу, пытается понять давнюю божественную истину о себе и мире.
Волошинское стихотворение 1911 года «Я Вечный Жид. Мне люди – братья...» написано от первого лица, в форме монологического высказывания. Если герой предыдущего текста сконцентрирован на внутреннем самопостижении, то в этом тексте наоборот – ощущает гармонию с внешним природным миром, становясь космическим странником:
И мир как море предо мною,
И я иду по лону вод,
И подо мной и надо мною
Трепещет звездный небосвод.
Агасфер Волошина абсолютно лишен чувства ненависти к миру и Богу, и называет проклятие, изменившее его судьбу, благословенным. Для Волошина Вечный Жид прежде всего – странник. Этот образ чрезвычайно близок М.Волошину, неоднократно называвшему самого себя странником.
Дважды к образу Агасфера обращается Н.Гумилев: в стихотворении «Пещера сна» из сборника «Романтические цветы» (1908) и в «Пятистопных ямбах» из сборника 1915 года «Колчан». В «Пещере сна» Агасфер вместе с образами Люцифера и Феи Маб являются средством создания таинственного ночного пространства или пространства сна, в котором:
И спугнет, блуждая, Вечный Жид
Бабочек оранжевой окраски.
Гумилев в своем стихотворении лишь упоминает Вечного Жида, как известный читателю символ скитальчества, и не цитирует никаких элементов легенды об Агасфере, а также не вдается в черты характера героя. Закономерно соседство Люцифера и Вечного Жида: оба персонажа – существа, выступившие против Бога и за это получившие свою непростую судьбу.
В «Пятистопных ямбах» упоминание Вечного Жида поставлено в рамки воспоминаний героя о собственной молодости, в которых доминирует тональность разочарования. В стихотворении Гумилева Вечный Жид упоминается в одном ряду с Дон-Жуаном и Синдбадом. Но «Вечный Жид несчастней во сто крат». Все названные персонажи не достигли в жизни своей цели, мечты. Таким образом, Гумилев традиционно воспринимает Агасфера как символ скитальчества и страдания.
В некоторых своих текстах легенду об Агасфере актуализирует М.И.Цветаева. Для дореволюционного периода творчества поэтессы обращение к образу Агасфера почти нехарактерно. Но ситуация меняется в 1920-ые годы. Образ Агасфера появляется, как минимум, в трех цветаевских текстах: в поэме «Чародей» (1914), в стихотворении 1920 года «Был Вечный Жид за то наказан...», и в «Поэме Конца» (1924). В художественном сознании Цветаевой Агасфер символизировал, прежде всего, трагизм жизни или ощущение божественной кары. В поэме «Чародей» преобладают автобиографические мотивы, и коннотациями Агасфера наделяется поэт-символист Эллис (Лев Кобылинский). Например,
Нам ровно тридцать лет обоим:
Его лета.
В одной из версий легенды о Вечном Жиде говорится: странствуя и проживая сто лет, он снова возвращается к тридцатилетнему возрасту, так как в этом возрасте произошла судьбоносная встреча Агасфера с Христом.
Через шесть лет Марина Цветаева вновь обращается к образу Агасфера в стихотворении «Был Вечный Жид за то наказан...»:
Был Вечный Жид за то наказан,
Что Бога прогневил отказом.
Судя по нашей общей каре –
Творцу кто отказал – и тварям
Кто не отказывал – равны.
«Творцу кто отказал» - прямая отсылка к легенде об Агасфере. «Тварям кто не отказывал» и «общая кара» - это грех людей, подчинившихся силам зла и преумножившим зло в мире. И этот грех достоин Божьей кары. И, конечно, этот грех актуализирует времена революции и гражданской войны, будучи грехом безотказности или соглашательства.
«Поэма Конца» создана М.Цветаевой в эмиграции. И здесь образ Вечного Жида связан с семантикой трагизма человеческой жизни и богоборчества. Жизнь воспринимается как адское трагедийное пространство:
Так не достойней во сто крат
Стать Вечным Жидом?
Ибо для каждого, кто не гад,
Ев-рейский погром!.
Жизнь воспринимается как божье наказание:
Не упоительно ли, что жид
Жить – не захотел?!
И лирическая героиня цветаевского текста, подобно Вечному Жиду, мечтает о смерти или конце жизни:
Право-на-жительственный свой лист
Но-гами топчу!
Поэты, оставшиеся в пространстве Советской России, также использовали сюжет об Агасфере в своем творчестве. Так, в 1917 году С.Маршак перевел известное стихотворение У.Вордсворта «Агасфер», а в 1922 году В.Маяковский создает стихотворение «Сволочи», в котором содержится проклятие идеологических противников – русской эмиграции, и пожелание: «Скитайтесь чужбинами Вечным Жидом!».
Таким образом, несмотря на разнообразие семантики образа Агасфера в русской поэзии, она базируется на традиционном фундаменте: богоборчества и скитальчества.