Раззудись плечо! Размахнись рука!

Василий Храмцов
«РАЗЗУДИСЬ ПЛЕЧО! РАЗМАХНИСЬ РУКА!»
«Раззудись, плечо! Размахнись, рука! Ты пахни в лицо ветер с полудня! Освежи, взволнуй степь привольную!»… Как же Колька любил эти стихи Алексея Кольцова! После прочтения их ему всегда хотелось взять в руки косу и косить, косить траву! Такая осязаемая энергия заложена в этих поэтических строках!

 Коса дома была. Ее еще называли литовкой. Но вспоминали о ней, когда на обочине дороги поднималась полынь, лебеда и другие сорняки. Кто-нибудь из старших 1 брал тогда эту старую, ржавую косу и расправлялся с нежелательной растительностью. Только колючие пеньки оставались на этом месте. А они, пацаны, проверяли свою храбрость, бегая по этим колючкам босиком. Хоть бы кто укололся! Подростком Коля тоже скашивал траву на обочине. Но негде там размахнуться. Да и коса тупая. 

А сено заготавливали всем колхозом. Тут Коля уже лет с девяти был активным участником. Ведь родился он сразу колхозником! Ни заявления писать не надо, ни спрашивать у кого-нибудь разрешения на вступление в колхоз. Родился – и уже колхозник! Рабочий вот так не может родиться. Ему еще чему-нибудь поучиться надо, в учениках походить. Да попроситься, чтобы на работу взяли. А ведь могли и отказать.

Скашивали траву в колхозе конными сенокосилками. После войны, забравшей рабочих лошадей, стригунки  выручали. Кто такие стригунки?  С одной стороны, это уже такая большая, ну уже почти что взрослая лошадь, а с другой - ну совсем еще ребенок. На них и работали. А кто работал? В основном – допризывники. Тоже, можно сказать, «стригунки»! Только они - юные люди и молодые лошади - и могли понимать друг друга! Старикам это было не под силу.

Сгребали скошенную траву в валки конными граблями. Собирали в копны особым приспособлением, которое тоже тянула лошадь. Стога, правда, метали вручную, но копны к метчикам стогов подвозили на лошадях. Так что до косы не доходило. Колхозники получали сено в расчете на заработанный трудодень. Колька даже гордился этим, что добывал корм на зиму своей корове. Он работал верховым сначала на сенокосе, а потом и на пахоте.

Вручную сено косил только один-единственный человек - дед-единоличник. В колхоз он не вступил из-за возраста. Его, правда, принуждали, но он уперся. Его ограничили во всем. Ему ничего не полагалось. Траву он косил с разрешения начальства позже всех, когда колхозники уже уберут луг и уйдут оттуда, поставив стога. Ему оставались неудобья и края забок. Запрягал он свою корову в самодельную телегу. Что за день накосит – складывает на воз. И так запасается сеном на всю зиму. 

Однажды, еще до службы в армии, довелось Николаю покосить траву хорошей, острой косой. Тогда впервые он почувствовал, как гармонично настроен этот крестьянский инструмент! Коса не рубит, а нежно срезает каждую былинку, двигаясь вдоль рядков. Она не только подрезает новую полоску травы, но и сгребает. Слева от косаря возникает валок скошенного сена. Прокос широк, на нем только стерня, а в ней – дорожка от ног. Шажки короткие, на каждый взмах косой. Косарь всё помахивает и помахивает литовкой. Легко так, непринужденно! Изредка  останавливается и поправляет лезвие наждачным камнем. «Вжик-вжик, вжик-вжик!» А почему же рубаха его мокра от пота?

После службы в армии, где он три года был механиком при воинской части, Николай женился, переехал в райцентр на берег большой реки и начал обзаводиться хозяйством. Дирекция мехмастерских оценила его универсальные навыки по ремонту и обслуживанию техники, помогала обустроиться. На ссуду в банке купил корову. Вдвоем с родственником смастерил моторную лодку. Крепкий, тренированный, он не знал усталости. Всюду успевал молодой хозяин! 

Это было в середине шестидесятых годов. Все пахотные и пойменные земли в райцентре и за его пределами принадлежали колхозам. Даже целину вспахали. Для стада частных коров отвели полоску целины вдоль оврага. Корма явно не хватало. Николай пробовал подкашивать траву на лугу. Для этого возил с собой серп. Но каждый раз, как только лодка приставала к берегу, появлялся верховой объездчик, грозя конфисковать лодку. В конце концов, он научился обманывать грозного сторожа и стал приносить домой тяжелые вязанки травы.

А впереди – зима, нужно запастись сеном. Кроме Николая в мастерских таковых нуждающихся оказалось трое: водитель директора, токарь и молодая уборщица, мать-одиночка. Председатель местного колхоза в выделении сенокоса  отказал им в грубой форме. Для него все – рабочие предприятий, учителя, медики, служащие, то есть кто не колхозник, - все были ворами и тунеядцами.

 Эти трое – люди местные, живут здесь от рождения. Литовки у них проверенные. А Николай отправился в хозяйственный магазин. «Я куплю себе косу новую, отобью ее, наточу ее!» - вспоминал он в пути стихи Кольцова. А вот о чем стихи – пока не понимал. Что наточит косу – ясно, не работать же тупой. «А как это – «отобью ее»? – думал он. - У кого отобьет? 

Косовище для косы подобрал хорошее, легкое и крепкое, тальниковое. Со всем этим отправился к знакомому старику с просьбой подготовить косу для работы. Тот не отказался. Узнав об этом, будущие напарники по сенокосу поняли, что Николай – новичок в этом деле и стали подтрунивать при встрече:

- И как мы будем сено косить? Новой косой?

Николай отвечал шуткой:

- Очень просто: с подбегом!

Это так смешило бывалых косарей! Особенно верзилу водителя. При каждой встрече теперь он переспрашивал:

- С подбегом, говоришь, да? – и заходился смехом. Предвкушал увидеть забавную картину на лугу. Он ведь знал, что старик в жизни ничего путного не сделал и косу в руках не держал. Уж отбить-то ее точно не умеет.

«Разведка» доложила, что в дальнем колхозе не успевают скосить всю траву на лугу, слишком ее много. Поехали туда в выходной день. Заключили негласный договор с бригадиром, выпив с ним несколько бутылок водки. Он сказал:

-За ручьем я косить уже не успеваю, вам траву оставлю. Мы через день с луга уйдем. И вы сразу же  можете приступать к работе. Объездчика я предупрежу.
Договариваться мужчины ездили вверх по реке на моторке Николая. Возвращались поздним вечером в веселом настроении, шутили и смеялись. Ориентировались по бакенам, но, видать, сбились. Неожиданно среди реки сели на мель.

- Спокойно! – сказал Николай. – Мотор не глушим. Винт выберет из-под лодки песок, и мы поплывем дальше.

А у самого «кошки» скребут на сердце. На мель он и раньше попадал, но выбираться приходилось каждый раз по-разному. Если кому-нибудь сойти в воду и толкнуть лодку, то можно утопить человека. Либо под винт попадет, либо окажется на глубоком месте, на быстром течении. Ищи его потом в темноте!

- Подождем немного. Мотор свое дело знает, выручит.

 Так оно и было. Минут через пятнадцать лодка рванула вперед, освободившись из песчаного плена. Теперь плыли строго по фарватеру, как большой корабль. И благополучно добрались до причала.

Все взяли недельный отпуск, погрузили в лодку косы, вилы и грабли, а также запас еды, и отправились по реке к отведенному участку. Это как раз на границе  двух районов, километров за двадцать по реке, выше, чем впадает Чарыш. Теперь их было пятеро: с Николаем поехала его жена. Косить сено она не могла, а валки переворачивать, чтобы быстрее сохли, подносить сено к стожкам – на это она способна.

Вот и прибыли на место. Разделили луг приблизительно на четыре равных участка, бросили жребий. Потом стали оборудовать шалаши. Николай с женой – себе. Водитель и токарь – себе, а также помогали уборщице. Она почему-то выбрала место не рядом, а за кустами. А потом приступили к сенокосу! Название «луг» - весьма условное. Скорее это редкие заросли кустарников, между которыми еще оставались поросшие травой поляны. Никакая техника здесь не сможет развернуться. Только ручная коса годится.

Николаю достался небольшой ровный участок с уже загрубевшей травой. Других косарей за кустами, за зарослями не видно. «В гости я к тебе не один пришел! Я пришел сам друг с косой острою!» - процитировал стихи  Кольцова Николай и весело приступил к работе. Руки вспомнили, что нужно делать. Литовка скользнула в траву, скосила несколько стеблей. А потом будто попала в вату и застряла в траве. Николай вытащил ее и с удвоенной силой повторил движение. Лишь с третьей попытки уложил жиденький рядок травы.

После этого поляна показалась ему уж очень широкой! А литовка – тяжелой и неуклюжей. Но отступать было некуда. Решив, что в каждый взмах придется вкладывать всю свою силу, Николай приступил к косьбе как к тяжелой физической работе. Без всяких иллюзий. Литовка теперь полностью проходила прокос. Он стал считать взмахи. После десятой атаки на траву выдохся. Отдохнул, успокоился и снова стал на рядок. «Теперь сделаю пятнадцать взмахов!» - дал себе задание. После отдыха решил довести счет до двадцати пяти. После этого позволял себе передохнуть только после тридцати.

И вот первый прокос сделан. Метров двадцать, не больше. Слева от него лежит пышный валок скошенной травы. Справа – широкая некошеная поляна. Солнце скатилось к горизонту. Трое косарей пришли посмотреть на работу Николая. Никто ничего не сказал, но все поняли: накосил он совсем уж мало! Всего один прокос!

Все занялись приготовлением ужина, а он стал осматривать косы своих компаньонов. Потом внимательно осмотрел свою. Режущая кромка была ровной и острой. Но не такой, как у других кос. Теперь он понял, что коса его была «не отбита!». Вот они, те многозначительные слова: «Отобью ее»! И во времена Кольцова, и, видимо, задолго до этого знали люди о таком приеме делать косы острыми! Самый край, несколько миллиметров, у других кос очень тонкий, а потому и очень острый. И достигли это тем, что лезвие отбивали, расплющивали молотком на наковальне.

Николай по чьему-то совету сделал себе маленькую наковаленку, привез с собой и ее, и молоток. Но не знал, что они пригодятся. Трое косарей тоже оглядели то, чем он косил, и дружно согласились, что литовка у Николая «не отбитая». Каждый видел, как это делают опытные мастера, но никто лично никогда отбивать косу не пробовал. Знали главное:

- Плохо отобьешь – коса тупая. Чуть перебьешь – лезвие лопнет, зазубрится. Тогда придется исправлять в мастерской.
               
Николай укрепил на старом пне свою наковаленку, удобно уложил косу и узкой частью молотка стал постукивать по самому краю лезвия. Пошел от пятки к носку. Металл, на удивление, стал расплющиваться! Вот уж этого не ожидал! Думал ведь, что литовки делают из особо прочной стали! А оказалось, что не просто из прочной, а из вязкой, податливой, ковкой. «Здравствуй,  сталь моя дорогая! Мы с тобой так хорошо знакомы!» Николаю много раз приходилось ковать металл на-холодную как в мастерской, так и в полевых условиях. И он сразу понял, что будет делать.

Сантиметр за сантиметром, очень осторожно прошелся по всей длине косы, добившись чистого, ровного наклепа. Ни разу не ударил два раза по одному месту. Не допустил, чтобы где-нибудь высунулся язычок сильно расплющенного металла. После этого точильным бруском по направлению «вдоль» хорошенько проточил лезвие, как делают все косари. С тем и улегся спать.

На другой день шел на покос как на битву. Тело всё болело. Не будь он таким тренированным, он бы и не поднялся. Но внутренняя решимость не позволяла обращать на такие мелочи внимания. Глубоко вздохнув, он сделал первый взмах. Литовка, как ему показалось, вообще не почувствовала, что прошла сквозь траву. Только поникшие стебли оказались подкошенными. Чувство победы пронзило  его сердце! Теперь он вооружен! И добился он этого сам! Своими руками, своим умом! Именно это больше всего ценил он в себе и всегда этому радовался.

Периодически подтачивая косу оселком, протирая ее пучком травы, Николай косил теперь траву почти без остановок. И все же он очень устал. Он понимал теперь, что еще лучше можно настроить литовку. Когда все собрались на обед, он снова осмотрел косы своих напарников. Да, они все еще острее, лезвия их тоньше. И снова стал  отбивать свою косу.

Каким-то особым чутьем уловил тот момент, когда достигнута предельно возможная тонкость наклепа. Дальше металл мог дать трещину. Понимание пришло спонтанно, из подсознания, из своего жизненного опыта, из наработок дедов-прадедов. Сколько поколений людей до него косили траву литовками! Петр Первый привез этот инструмент с Запада, чтобы заменить серп и повысить производительность труда крестьян. И с тех пор люди все добивались его совершенства. Какая причудливая у нее конструкция! Это совершенство далось ручьями пота. Даже на строении тела человека кошение трав отразилось. Нашлись ведь мускулы, которые гонят косу вкруговую!

После правки наждачным бруском острый край моментально засверкал! А трава после этого будто сама ложилась под косой. Физических сил требовалось совсем мало. Николай косил и косил. Его завораживал чистый, звонкий звук металла. Он отдаленно напоминал ему звон колокола. А вот слова, которые нашел для этого звука Кольцов. «Зажужжи, коса, как пчелиный рой! Молоньёй, коса, засверкай кругом! Зашуми, трава, подкошонная; поклонись, цветы, головой земле!»

 Его едва можно было оторвать на обед, да и вечером он заканчивал работу последним. Он не замечал, как водитель и уборщица уединяются, тайком переглядываются. Усталый токарь давно уже спит, а водитель только является с продолжительной прогулки. Зато утром поднимается нехотя.

За три дня Николай обкосил все кусты и поляны. Самому было приятно посмотреть на результаты. На этом кошение было закончено.

Теперь народ объединился. «Нагребу копен, намечу стогов!» - писал Кольцов, подводя итог. Вот и наши косари: сено собирали граблями, на вилах носили к будущим стогам. За два дня сметали четыре стожка. К удивлению, стожок Николая оказался самым пухлым. А уборщица, устав таскать сено к стогу, даже ворчать стала:

- Ну, ты добрался! И в кочках всё выкосил. Спотыкайся теперь, вынося оттуда сено!
Николай посмотрел на нее, но ничего не сказал. Они с женой вдвоем работают, не считаются. Стожок уборщицы первым сметали. А теперь она, видите ли, перетрудилась, когда на других работает! А ведь действительно: скошенной травы у Николая оказалось очень много.

- Я с подбегом косил! Иногда и в кочки заскакивал, - отшучивался он.

Когда зимой по замерзшей реке Николай с напарниками приехали за его сеном на тракторных санях, то едва смогли уложить его на сани. Стожки уборщицы и токаря еще стояли, придавленные сугробами снега. А водительского сена уже не было, его украли. След саней вел в соседний район.