Он выехал из гаража в хорошем настроении. Все идет стабильно, в семье мир и порядок, дети растут без проблем, работа, которая нравилась и которую знал. Руки знали и умели, хорошее медицинское мышление позволяло решать без трудностей все проблемы.
Развернув машину, он поставил ее возле больницы на площадке и прошел в отделение на 2-ой этаж. Сегодня запланировано было 3 операции и он был к ним готов. Еще вчера просмотрел всю документацию, результаты обследований, 3 достаточно несложных аборта, которые планировал закончить до 14 часов. Все достаточно рутинно, и он никогда не задумывался о нравственных или моральных категориях, считая, что это только мешает работе врача. Есть тело, есть заболевания или пожелания пациента, которые он выполнял. Кровь, операции, тампоны, инструменты, медсестры, чистота операционной, тихий процесс, прерываемый короткими деловыми фразами, чтобы был вовремя подан тот или иной инструмент – все это обладало определенной магией и было похоже на некое шаманство, суть которого была известна лишь ему одному. Он был горд достигнутым, горд своим профессионализмом и это позволяло ему ходить уверенно, с высоко поднятой головой, нередко с иронической улыбкой воспринимая рассуждения более молодых врачей, которые возможно достигнут в будущем такого же уровня в профессии.
Не отвлекаясь на посторонние заботы, он переоделся, прошел в операционную. Пациентка уже лежала на гинекологическом кресле, с раздвинутыми ногами, до половины обнаженным телом. Ей 26 лет, молодая, симпатичная женщина, решила сделать аборт из-за каких-то своих проблем. Он разговаривал с ней вчера, спросил, не передумала ли она делать аборт, получил ожидаемый ответ и больше не задумывался об этом. Она была в сознании, некое волнение было написано на ее лице, он ей улыбнулся, спросил – как дела?- и сказал, что все будет по плану и хорошо.
Женщина откинула голову и отдалась в его руки. Анестезиолог рядом держала наготове лекарства. Он дал команду и анестезиолог ввела пациентке лекарство. Сегодня был стандартный случай, и применялся частичный наркоз, так называемая седация, когда от введенного лекарства не полностью отключается сознание, но пациент после операции обычно ничего не помнит. Хотя порой что-то говорит и частично чувствует. Лекарство начало действовать, анестезиолог подтвердила возможность начала операции и он приступил. Медсестра обработала вагину антисептиком, он взял в руки зеркала и осторожно, расширив вход в вагину, ввел зеркала внутрь. Осмотрел шейку матки через раскрытый зев плоти, убедился, что все нормально.
Проговорил - так, так, раз-два-три-четыре, мы гуляем по квартире - и попросил медсестру подать щипцы.
Медсестра, стоя сбоку, безошибочно достала из ванночки нужный инструмент и в мгновение ока вложила его доктору в руки.
- хорошо, хорошо, Леночка, вы хорошая с-е-с-т-р-и-ч-к-а – сказал медленно, сосредоточившись на процессе.
Время шло, он наблюдал все внутри, чтобы ничего не пропустить. Продолжая осматривать шейку матки, щипцами подтянул шейку матки за переднюю губу, выпрямляя маточный канал, потом передал второе зеркало ассистенту, получил в руку вторые щипцы и подтянул шейку матки к низу и внимательно осмотрел открывающийся вход.
- все хорошо, прекрасная маркиза, все очень хорошо – и зафиксировал инструменты.
- зонд, зонд – дал команду сестричке и ввел его в матку для измерения глубины и направления. Он медленно и осторожно исследовал зондом матку, потом резко потребовал расширитель первый номер, удерживая пальцами ввел его, и задержался, оценивая ситуацию.
Все было в норме, кровотечения не было и матка, розовая, поблескивала в внутри здоровым цветом крепкого, сочного детоносного органа. Впрочем, об этой функции матки он тогда не думал, видя в ней только предмет хирургического вмешательства.
- следующий – проговорил он, не смотря на медсестру и зная, что она безошибочно подаст ему в руки расширитель большего размера. Он ввел следующий расширитель, вынимая осторожно предыдущий.
Инструмент преодолел сопротивление шейки и вошел внутрь.
Меняя инструменты он расширил до необходимого размера шейку матки и внимательно осмотрел орган. Теперь все было готово и можно приступать непосредственно к операции. Он чувствовал некое волнение, хотя это была уже неизвестно какая тысячная операция, он чувствовал душевный подьем от совершенства медицины, техники, инструментов, гордость от своего умения делать операцию грамотно, изящно и с профессиональным вкусом и радостью, он видел, как тело поддается его рукам и он умело руководит процессом, все эти блестящие железки, все эти люди рядом действовали четко и заодно, слаженно и точно выполняя задуманное.
- кюретка – дал он команду, принимая в руки инструмент с удлиненным яйцеобразным чуть отклоненным кольцом-скребком для мягкой чистки матки, начав медленное и осторожное удаление того, что мешало пациентке и что она хотела удалить. В этом была его миссия, и он действовал с особой осторожностью, чтобы не повредить тело матки изнутри.
Первые действия давались с некоторым трудом, ему приходилось подавлять сопротивление плода и разрушать его осторожно и нежно. Он, не глядя, протянул руку медсестре и получил более маленькую, но с острыми краями кюретку, и, чувствую сопротивление, потянул на себя инструмент. Осторожно, чтобы не повредить стенки влагалища, он ввел в матку абортцангер (щипцы) и с легким хрустом вытащил часть плода. Видя, что в матке осталась другая часть, повторил и также осторожно вытащил то, что там осталось, и вытаскивал до тех пор, пока матка полностью не очистилась.
Вытаскиваемые части он, не видя, но профессионально зная- куда, автоматически складывал в медицинскую ванночку.
Ему было жарко, он вспотел, но с радостью видел, что все проходит складно и по плану. Улыбаясь, совершил последние движения, проверил кровотечение, оно было небольшим, не больше 150 мл., убедился, что причин для беспокойств по поводу операции нет, нежно вытащил все инструменты, выпрямился и с облегчением вздохнул.
- поздравляю тебя, поздравляю себя - почти пропел, но инстинктивно слова Happy birthday опустил из текста.
- Леночка – спасибо, спасибо и тебе – добавил анестезиологу, и пошел к выходу, стягивая перчатки и раздеваясь в тамбуре.
Что было дальше в операционной, что делала медсестра, анестезиолог- его не интересовало. Его также не интересовало, куда и как выносит санитарка этот биоматериал, который 50 минут назад был крепким и здоровым плодом ребенка, который шевелил в утробе матери ручками-ножками, улыбался, и мечтал о будущей жизни.
Через полчаса в его кабинет вошла Лена, неся на подносе 2 чашки кофе. Она села напротив, улыбаясь загадочно, верхние пуговицы халата были расстегнуты, обнажая красивую грудь, она спросила:
- доктор, устали?
- да не очень – ответил врач – больше хочется релакса, чем отдыха. Если бы в конце рабочего дня, то рюмочка коньяка была бы кстати, а сейчас можно что-нибудь и другое.
- я всегда готова – ответила Лена, и поскольку их легкие отношения выстроились уже давно, то доктор встал, снимая халат, подошел к двери кабинета и закрыл ее на ключ.
Леночка в это время села на кушетку, легким движением снимая трусики, улыбаясь уже откровенно бесстыдно и похотливо, и расстегивая ремень на мужских брюках доктора.
Домой он вернулся после 16 часов. Дома была жена и 9-летний сын. Дочка ушла к подруге.
- как твои дела – спросил он жену. Она ему улыбнулась мягко и с чувством. Ей исполнилось недавно 36. У них были отличные отношения, он любил только ее, не смотря на разовые приключения с другими женщинами, эти приключения были просто эпизодом и продолжением той части его молодой жизни, когда он был свободен и легко выбирал и менял партнерш для секса. Ему 42 года, и он совершенно спокойно думал, что чужие и другие женщины могут быть и могут не быть в его жизни, он бы не переживал, если бы вместо Лены была злая грымза, с которой бы не возникло мысли снимать стресс с помощью секса. Секс, спокойный и доверительный, теплый и нежный, был в отношениях с женой, и он умел ценить человеческую и физическую близость.
- да все в порядке – ответила она- много работы, чуть устала, но ужин тебе приготовила. У меня чуть болит голова и я, пожалуй, пойду прилягу, журнальчик полистаю.
Если бы он тогда знал, чем обернется эта головная боль, он бы сделал все, но тогда, много месяцев назад, ни он, ни жена, врач-педиатр в другой больнице, даже и думать не могли.
Он прошел в кабинет, посидел 30 минут, переоделся, и вышел погонять на велосипеде. Он был в отличной форме.
Прошло 2 месяца. Однажды, в августовский вечер, он уговорил жену совершить прогулку по окрестностям. Было достаточно прохладно, заморосил дождь, и пока они вернулись домой, жена пожаловалась, что озябла. Он дал ей горячего чая и уложил в постель. На следующий день у нее поднялась температура, она лежала под одеялом 3 дня, пока не стала себя лучше чувствовать. Жизнь продолжалась, в октябре они решили сьездить к осеннему морю на неделю. На море у нее опять поднялась температура и она пожаловалась на слабость. Но и этим тайным признакам он не придал значения.
Прошел еще 1 месяц, в последний раз они были на одной вечеринке, и вернувшись домой, у жены вдруг открылась рвота с головокружением. Он повел ее через пару дней к знакомым врачам, ей проверили давление, сделали анализы. Друг сказал, что причина была, скорее всего отравление и переутомление с гипертонией.
Так был потерян еще месяц, она терпела, лишь изредка жаловалась на усталость и головную боль, пока однажды не упала дома на кухне на пол, забившись в эпилептическом приступе. Вот только тогда он понял, что нужно серьезное обследование. Он возил ее по врачам, потом положил в клинику, где ей сделали глубокое обследование и компьютерную томографию. Он помнит и всегда будет помнить тот день, когда после обследований лечащий врач, уединившись с ним в кабинет, выдерживая паузу, с сомнением в голосе произнес фразу: «мы подозреваем, что у вашей жены может быть рак головного мозга».
Он вдруг отчетливо вспомнил все события, ее головные боли, тошноту, эпилептический приступ, ее похудение за это время, он вдруг четко представил медицинскую картину заболевания, и ему стало жутко и страшно. И он понял, что сомнения в голосе вызвали не сомнения в диагнозе, а нежелание говорить ему об этом сразу.
Он поднял на ноги все знакомства, нашел специалистов, но через 2 недели более опытный и грамотный специалист только подтвердил диагноз и сообщил, что у жены 3-я стадия, переходящая в 4-ю, и что это уже неоперабельное состояние.
А жена, не зная ничего, смотрела в его глаза, доверчиво и с надеждой, и спрашивала :
- так что там твои коллеги, нашли причину? А то я уже 3 недели по больницам, я соскучилась по сыну и дочери.
Дети приезжали с ним, улыбались матери, говорили о своих делах и тоже ничего не знали.
Вечером, сидя на кухне, он вдруг подумал о Боге и Жизни.
- Боже, ты сильный, всезнающий и всемогущий, за что, почему так, почему эта напасть обрушилась на нее, чистую и искреннюю, любящую и любимую? почему жизнь, в расцвете, в окружении близких, может прекратиться? что такое жизнь, как, откуда она появляется, почему заканчивается так бессмысленно и обидно? вот- собаки, коты, пьяницы разные живут, мерзавцы процветают, а тут приговор?!
Он, для которого Бог, вера и надежда были в жизни абстрактными понятиями, вдруг начал присматриваться к деревьям, птицам, растущим цветам и бабочкам, животным. Он вдруг почувствовал что-то новое в своей душе, но пока не мог дать определение своим новым эмоциям. А жизнь продолжалась, он ездил в больницу и занимался своим любимым, как ему казалось, делом.
В очередной раз, выковыривая очередного убитого младенца из чрева пациентки, что-то заставило его проследить дальше, чем он обычно смотрел, и внимательно посмотреть на лежащий ванночке исковерканный плод. Он пристально взглянул на этот кровавый сгусток, видя отдельно несформировавшиеся конечности, искореженную грудную клетку, развороченный просвечивающийся череп младенца, и ему вдруг показалось, что эти органы зашевелились, ожили, судорожно и по-детски помахивая пальчиками.
Ужас охватил его, он, еле сдерживаясь, выбежал из операционной и еле добежал до туалета, где его выворачивало страшно и больно.
После этого он молча просидел в кабинете целый час, без мыслей и чувств. Какая-то глыба сдвинулась в его душе, он только чувствовал ее бег и массу.
На следующий день он пришел в отделение, но понял, что никакая сила не заставит его переступить порог операционной. Даже шаг в ту сторону вызывал у него жуть в душе и накатывающее рвотное чувство. Он решился быстро и пошел к главвачу.
- я увольняюсь, по собственному желанию, с завтрашнего дня.
Главврач, которого он знал давно и который его знал давно, пытался что-то сказать о необходимости отработать 2 недели, пока он найдет подходящую замену, но увидев его глаза, замолчал и, поднявшись, подошел к окну. Постоял, помял рукой занавеску, и проговорил:
- я понимаю. Такое приходит, и ты или уходишь, или ломаешь себя. 28 лет назад мне не хватило сил, я остался, и продолжал делать аборты, продолжал брать на душу грех, без возможности его искупить. А если бы ушел, то пусть на 100, на 200, на 1000, или даже на одну жизнь на этой земле было бы больше. Прости, сынок, с Богом….
В этой жизни не бывает чудес. Это не было какое-то наказание за его прежнюю жизнь, скорее жена своей жизнью пожертвовала ради него, чтобы открыть ему глаза и изменить судьбу. Жена умерла через 2 месяца, страдая и мучаясь тем, что только может дать рак. На лице в момент смерти было умиротворенное, спокойное выражение счастливого человека.
Он никогда ей не изменял, и не думал о другой женщине, и не женился. Живет один, с радостью проводя время с детьми, уже взрослыми, радуется жизни естественно и открыто. Работает просто врачом. Не строит никаких планов, занимается спортом, читает книги и только поздними вечерами нередко выходит во двор и долго смотрит в небо - а вдруг действительно душа его жены смотрит сверху на его жизнь…
Кто знает…