Ветви чинары

Вадим Чичерин
Вам все равно нас не понять. Что же тут поделаешь, не дано, значит, не дано. Никогда не задумывались, почему считается, что деревья не умеют мыслить? Я раскрою вам этот секрет. Вы живете по своему миру прямо, линейно, а мы умеем свободно скользить по всем нитям бытия. Мы живем не в одном единственном мире, весь веер возможных миров в нашем распоряжении. И мы можем выбрать для себя самый удобный, красивый и добрый мир. Мир нашего счастья. Мы не виноваты, что этот мир – не ваш. Поэтому в вашем остаются только наши пустые, хотя и живые, оболочки.

Маленькому ростку время не подвластно. Лет в пятьдесят – семьдесят мы становимся способны уйти по линиям времени назад вплоть до момента своего прозрения и выбрать ту ветку, по которой разум отправляется вперед к новому миру. И повторить это, если надо, снова и снова. Вот поэтому вы и встречаете разумные деревья только в сказках, там где нет вас. Старейшины, пятисот и больше лет, могут предвидеть и будущее, но мне, например, это пока не дано.

Мне всего двести с небольшим. Я старый платан, и мне нравится ваш мир. Я уже задумывался о том, чтобы сменить его, но я люблю следить за людьми, оставаясь незаметным. Смешно звучит, согласитесь: незаметная чинара, сорока метров высотой и с охватом ствола в девять метров. Я возвышаюсь в центре большого села, которое выросло вокруг меня. Если бы не горы вокруг, то мою макушку люди могли бы видеть километров за двадцать. А мне, чтобы наблюдать за людьми, горы не мешают. Я не всегда понимаю людей – они такие странные. Прибили к моему стволу цепь и посадили на нее миску с водой. И собаки приходят ко мне пить воду. Повесили на моем старом стволе ящик и бросают туда свои письма. И где-то, наверное, есть другие деревья, на которых висят другие ящики, и другие люди бросают туда свои письма.

Каждое быстрое ваше поколение дарило мне короткую дружбу с кем-нибудь, кто меня понимал. Кто-то ухаживал за мной, когда я был глупым ростком, давал мне воду и укрывал от ветра. Кто-то окуривал меня от заморозков. 

А этого мальчика я просто полюбил. Я не могу сказать, за что. За чистоту его сердца, за ясные глаза, за добрые руки. За то, что он появляется только летом, в мое любимое время года. А может быть лето – праздник для меня, потому что я вижу его. Наверное, он живет где-то далеко, но каждое лето он со мной.

Когда он был совсем маленьким, то прятал в моих корнях свои секретики. Знаете, наверное, когда блестящую бумажку от конфеты закрывают стеклышком и присыпают землей. Потом можно смахнуть пыль и любоваться блестящим переливчатым зеленым глазом. И, может быть, представлять себе, что это сказочный дракон выглядывает из-под земли... Он про свои секретки давно забыл, а я помню. Их вокруг меня осталось девятнадцать. С возрастом секреты менялись, и последний лежит у меня в дупле в промасленной тряпице. Мальчик прятался на мне, когда дети играли в индейцев или прятки, он спал на моих ветках, и я не давал ему упасть, оберегал его сон, навевал ему прохладу своими листьями в жару. Он встретил под моей кроной свою первую верную дружбу, и его первую любовь я скрывал под своими густыми ветвями. Он приезжал каждый год.

И вот уже больше трех лет я скучаю без него. И нынешнее лето – для меня в тягость. Хотя, что для меня эти годы – мелкая веточка в заросшей чащобе бытия, случайно попавшая в тень. Можно бы, конечно, вернуться назад и выбрать другую тропку в кроне времени, но кто знает, когда я лишусь его здесь, найду ли я его там?

Мне совсем плохо. Он вернулся, и почти сразу же я потерял его навсегда. Он пришел под утро за своим последним секретом. Из промасленного свертка достал пистолет и стрелял из него в своего лучшего друга. И был убит пулей в сердце прямо у моих корней. Я не смогу простить его друга, хотя вижу, что убивать он не хотел. Не мне разбираться в отношениях людей, не в моих силах судить, но я смогу вернуть мальчика себе.

            Придется вернуться назад, к нашей последней встрече три года назад. Прощай, маленький друг. И снова здравствуй. Ты помолодел. Ты хочешь положить в свой тайник оружие. Я не пущу тебя. И через три года ты не достанешь пистолет и не начнешь перестрелку. Может быть, ты останешься жив…

Когда он подбежал ко мне с промасленным кульком в руках, я осадил его пощечиной. Тонкой веточкой – по щеке. Попытался подойти снова, но прутик в темноте хлестнул его по глазам, и он снова остановился. Всего на пару секунд, которых хватило, чтобы подбежали другие люди и схватили его. Схватили и увели. Как и тогда, только теперь они забрали с собой и сверток. Остается ждать, ждать и надеяться.

Он вернулся. Вернулся вечером накануне того дня. Долго сидел, укрывшись под моими ветвями, потом спал. Под утро на тропинке появился его друг. Мой мальчик вышел из-за дерева и начал разговор, почти тут же перешедший в ссору. Мальчик ударил своего друга и достал нож. И тот опять достал пистолет, и пуля опять вошла в сердце в тот самый день и тот самый час. Не могу и не хочу терять его снова…

Возвращаюсь. Еще раньше. Вот он с подругой сидит под моими ветками у корней. Приближается та минута их первой любви, которую я когда-то сберег от всех и для себя. Сегодня ее не будет…

Сначала я уронил на нее веточку, потом гроздь прошлогодних орешков. Она только смеялась, и мне пришлось выбрать ветку побольше. Заплакала, и мой мальчик пытался ее утешить. Я оцарапал ее острым сучком, и девушка ушла в слезах. Он остался и прилег у моих корней, и через несколько минут пришел его друг. Мне хватало размышлений о будущем и о том, справился ли я со своей будущей бедой, поэтому я не вмешивался в ссору. Только я не дал совершиться и следующей встрече. И к тайнику я его опять не пустил. И снова смерть. В то же утро, в то же время. Не хочу…

Назад. Вот время его любви. Лето, когда дупло служило для двоих почтовым ящиком. Не будет этого. Это вам кажется, что деревья неподвижны, а ведь так легко выбросить ее записки из дупла. Она плачет, он злится. Любви не будет. Опять ругаются друзья. Опять драка. Опять сверток, опять выстрел. Нет.

Назад. Развести друзей. Мой мальчик лезет на дерево, друг за ним. Помешать. Не пустить. Друг падает, ломает ногу – кости детей куда слабее гибких молоденьких побегов. Мальчик с верхушки этого не видит. Когда он почти через полчаса спускается, его друг лежит без сознания. Люди, врачи. Время. Они уже не дружат. Может быть, мальчик останется жив? Я так хочу этого. Девочка – прочь. Друг – уже не друг, но все равно в тот же день, в то же время мой мальчик получает пулю в сердце от своего старого приятеля.

Вернуться, разорвать круги дружбы и любви, я уже не хочу ничего другого. Они даже не встретятся, а если встретятся, то не тогда и не около меня. Мальчик из-за веток с завистью смотрит, как катается на велосипеде его будущий друг. Он пытается встать, чтобы подбежать к приятелю, но я не пускаю. Я рву его рубашку, царапаю его спину. Не плачь, малыш, мне лучше знать, к чему может привести твой порыв. Получилось. Они не друзья. И любви нет. Но по-прежнему он хочет и дружбы и любви. По-прежнему они встречаются под моими ветвями. И по-прежнему он получает пулю под моими ветвями в тот же день и в тот же час.

Мне больно, и я возвращаюсь еще раньше. В его раннее детство. Первый секретик. Когда он уходит, я роняю ветку так, чтобы она смахнула песок с его тайны. Сорока, увидев блик от стекла, разоряет детскую радость. Мне больно, но приходится, если хочу видеть его всегда, ронять его с веток, царапать его спину, рвать его рубашки. Однажды даже пришлось сломать ему руку, когда он полез в дупло за своей запиской. И каждый раз он получал пулю в сердце в один и тот же день и один и тот же час.

Я возвращался и возвращался, пока не понял, что сломать судьбу моего мальчика я смогу только в момент самого выстрела. В этот раз встреча случилась вечером накануне того дня. Они опять сошлись под моими ветками, опять ссорились. И когда несостоявшийся друг выхватил из кармана оружие и нажал на спусковой крючок, моя ветка, которую я вырастил специально для этого случая, ударила по ладони и выбила пистолет из руки. И пуля ушла в другую сторону, прямо в переносицу, но не моему мальчику. Бывший друг умер мгновенно. Но он меня не волновал. Мой мальчик остался жив. Круг был сломан и я был счастлив.

Мальчик сидел возле холодного тела, потом ушел. Пришел под утро, облил мой ствол из большой канистры и…

Я и сейчас не верю в это, но он поджег меня. Я горел, толстое дерево не может корчиться от боли, поэтому я корчился внутри. Я все равно любил его и я слушал, что он кричит мне.

Я мешал ему всю его жизнь. Он боялся меня, когда был совсем маленький. Он не любил меня позже, потому что всегда терял подо мной свои секретики. Он ненавидел меня, когда стал старше, потому что ни разу не смог забраться на мои ветки. Он не смог простить меня, когда я не дал ему друга, и не дал свершиться его любви. Он никогда не сможет простить меня за то, что я убил человека, который когда-то мог стать его другом.

Глупый, глупый мальчик. Если бы он знал, от чего я спасал его…

Ближе к утру, когда я уже догорал, и почти уже не мог видеть, я почувствовал, как пришла она. Та, кто могла стать его любовью. Он молча сидел и смотрел на мои догорающие ветки, еще вспыхивающие в предрассветной заре. Она пришла, и он, молча, встал. Она тоже ничего не сказала, подняла лежащий на земле пистолет и передернула затвор. Он поднял голову, когда пуля попала ему в сердце. В тот самый день, в тот самый час.

И в этот час я увидел все линии своей судьбы одновременно. Я смог заглянуть в будущее, которое у меня могло быть, и в прошлое, которого я лишился. Я увидел большую жизнь, частью которой я мог стать. Не стал, лишился из-за глупой, слепой и эгоистичной любви к своему мальчику. Я не успел и не захотел уйти в эту последнюю секунду. И я умер. Безвозвратно…