Железный пол под ногами мягко потянулся, и перрон плавно поплыл вправо. Мама прижала руки к груди, и Славка еле удержался от того, чтобы выпрыгнуть из вагона и остаться дома насовсем. Удержался – уходя, уходи – помахал на прощанье еще раз, увидел, как фигурка на уползающем перроне несмело подняла руку и перекрестила. Славка этого не любил, но матери – прощал. Если уж ей кажется, что защитит, то пусть хоть ей будет легче.
Он-то знал точно, что не защитит и не убережет. Славка с самого детства верил только в себя.
Перрон пропал из виду, и Славка прошел в свое купе. Колеса завели свою бесконечную песню, за окном запрыгали близкие провода, подбегали и бросались прочь дороги и арыки. В отдалении проползли высокие хвосты транспортников на летном поле. Поезд потихоньку разворачивался головой на закат, открывая в окнах горную панораму. Почти через два часа, в Отаре, сели первые коробейники. Книжки, газеты, журналы, тюбетейки, тапочки, халаты – разброс товара стоил любого базара. Как, впрочем, и цены. Распаковали свои мелкие сумки мешочники – цену ставили божескую, раза в два дешевле, чем дома на рынке, лишь бы отбить проездку.
Славка поглядывал на суетящихся в коридоре торговцев, отхлебывал золотистое, уже начинающее греться пиво. Соседей не ждал – предусмотрительно откупил себе все купе. Когда хочешь отдохнуть, лучше позаботиться об этом самому. Особенно, если обычные попутчики – это мешочники с добрым десятков сумок.
Пару раз сходил покурить, предусмотрительно закрывая дверь на ключ. Железнодорожный комплект-тройничок с квадратом, отверткой и флажком он возил с собой еще со времен первой отсидки – металл за годы отполировался и сверкал не хуже серебра.
Надвигались сумерки, из окон вагона уже не тянуло жаром. Поезд свернул на северо-запад и массивы Алатау уже еле угадывались на юге. Зато запад нависал темными волнами массивных холмов, дышал свежей предгорной прохладой. Горизонт быстро покрывался туманным пледом, и солнце, опускаясь в него, сначала чуть помутнело, а потом, будто прорвавшись через тяжелые покровы вечера, налилось огнем и начало разбрасывать вокруг сочные и теплые тона – оранжевые, желтые, пурпурные.
Горизонт уже с трудом угадывался в темной туманной дымке, поезд остановился на передышку в Шу. Славка только лег, когда дверь открылась и заглянула проводница.
- Слышь, коммерсант.
Славка поднял голову.
- Девушку с тобой подсажу, не будешь возражать? Билетов совсем нет, а у тебя все равно пусто.
Славка подумал секунду. Кивнул головой.
- Пускай. Только – твоя девушка – ты и разбирайся, если чего. Лады?
- Лады, лады, - зашуршала в проходе проводница, пропала. Через минту привела попутчицу, кинула на полку постель – пошушукались. Ушла. Девушка сбросила туфли, легла, не раздеваясь, отвернулась к стене. Славка поднялся и закрыл дверь. Посмотрел на часы, достал из кармана коробок спичек – сунул между ручкой и вертушком. Так себе защита, зато не даст двери открыться самой. Или как бы самой. И даст Славке время проснуться, если кто вдруг задергает за ручку.
Что именно его разбудило – запах сушеной, копченой, жареной, свежей, тушеной рыбы или близкие всхлипывания – Славка не понял. Девушка лежала так же – лицом к стене и, похоже, негромко плакала. Смущать ее Славка не стал. Поднялся, сбегал умыться. Покурил, пожмурился на переливающееся над синей степью солнце. В тамбуре, в проходе, в купе – везде торговали рыбой. После Балхаша, считай до самой Караганды, запах рыбы – это основной запах в поездах, перебивающий и копоть тепловоза и горьковатый дымок титана, и даже, неистребимый, казалось раньше, запах самой железной дороги – пропитанных креозотом шпал, душного, обильно политого мочой, щебня, горячего кипятка с изрядной долей запаха бич-пакетов.
На обратном пути остановился в проходе, поприглядывался. Приценился. Со вкусом выбрал небольшого жирненького сомика, пару щучек, вязку молодых сазанчиков. Вернулся в купе, когда попутчица уже поднялась – сидела на своей лавочке, щурилась на яркое солнце, зевала. Вещей у нее с собой не наблюдалось, только полотенце да мыло в пакете с бельем. Отправил мыться, крикнул в коридор, чтобы поторапливалась – завтрак был на подходе.
Достал кружки – как специально купил домой пару к любимой командировочной, пакетики с кофе, хлеб, газету. Быстро разделал сочащегося жиром сомика. Сходил к титану, отстояв очередь, набрал в кружки кипятка. Когда вернулся, попутчица сидела, сложив руки на коленях, откинувшись на стенку, смотрела в окно, на однообразные полотна солончаков, разбросанные по степи. Только теперь Славка в полной мере оценил красоту попутчицы. Ночью не приглядывался, а с утра, только проснувшись, она напоминала гадкого утенка. Утенка, который за три минуты превратился в лебедя.
- Ты не стесняйся, - взял ситуацию в свои руки Славка, - Меня Славой зовут, а тебя?
- Я – Лариса. Только я завтракать не буду. Мне ехать недалеко, ничего с собой не брала.
- Если ехать недалеко, так и кушать не надо, что ли? Ешь, давай. Рыбка здесь чудесная, если ни разу не пробовала, то пропускать такой шанс просто нельзя. Кофе будешь?
Лариса шмыгнула носом, кивнула головой и потянулась к рыбе. Неожиданно, всхлипнула и, вскочив, выбежала в коридор.
Славка подождал минуту. Вышел вслед за ней.
- Иди, ешь. Потом поговорим. Если захочешь.
Покушали, убрали со стола. В степи стали появляться черные терриконы - совсем близко уже была Караганда. Стояли долго, Славка успел сбегать за пивом, отстоял даже небольшую очередь. Карагандинское, а какое еще тут возмешь - он не жаловал, но в дороге выбирать особенно не приходится.
В купе разделал щучку, предложил холодненького пивка Ларисе. Отказываться она не стала, с видимым удовольствием составила компанию. После сортировочной и двух бутылочек пива начала рассказывать.
Бывает так, что человеку везет во всем. Хороший садик, хорошая школа. Добрые родители, которые души не чают в дочке. Школу закончила хорошо и в институт поступила. Так же, без проблем его и закончила. Устроиться хорошо не получилось, но работала официанткой – на жизнь денег, в общем-то, хватало. Друзья были не бедные, а она всегда пользовалась успехом. Словом, хороший круг, легкие отношения. Сказать, что выигрывала по-крупному нельзя, так опытный игрок не ставит на числа, окапывается потихоньку на красном-черном или десятках. В лучшем случае забирается в серии. Не проигрывает сильно, а время от времени уносит с собой сотню-другую, чтобы иметь возможность иногда хлестнуть бумажником по стойке в баре, улыбнувшись друзьям – выиграл вчера.
Так, казалось, и протекут годы, если бы не заехал как-то к ним в город заезжий бизнесмен из Казахстана. Приехал клмандировочным, а уехал уже женихом. Видный, красивый. Может, и не казах, но и не русский. Богатый, деньгами не швырял, но и счет до копейки не сверял. В ресторане познакомился с Ларисой. Погуляли три дня, а на третий день, когда Серику уже надо было уезжать, Лариса поняла, что без него ей будет просто плохо. Пообещала приехать к нему в Алматы – всю жизнь мечтала посмотреть на горы. Да и про Капчагай, Иссык-Куль Серик рассказывал так, что дух захватывало.
Думала – выигрыш. А когда приехала, поняла, что проиграла. Серик оказался банальным сутенером. Избил, изнасиловал. Забрал документы. Заставлял отработать все, чем поил и кормил, даже его подарок – часики на браслете ажурного золота - отработала, хотя свой подарок Серик забрал в первый же день. Так игрок, поверивший своей фортуне, ставит на число, и с удивлением видит, как шарик перепрыгивает красные и черные поля, мелко дрожит на зеленом, как бы говоря, что выиграть было попросту невозможно.
Лариса сама удивлялась, как умудрилась вырваться. Клиент заказал их на дачу в сотне километров от Алматы, а когда охрана на часок уехала, и клиент уснул, Лариса собралась и выбежала к дороге. Таксист из Шу подобрал ее, довез до вокзала. К ментам Лариса не пошла, на слуху были завязки сутенеров в полиции – отправят дело на место, а там оно попадет именно к тому майору, что крышует Серика. Проводница посадила Ларису в вагон, сережки за это забрала. Попутчик, правда, хороший попался. Потому и расплакалась. Потому и рассказала сейчас все, как есть.
Славка, слушая Ларису, мрачнел все больше. Раньше было легче. И люди добрей были, да и страна была одна. А сейчас? Попробуй выбраться без документов из чужой страны. К вечеру будет столица, заранее всегда проверяют документы. Разбираться не будут, ссадят с поезда. Даже если поверят, пару месяцев просидит, пока не выдворят из страны. А посади такую вот девчонку, всю жизнь насмарку ей пустишь. Славка вздохнул и загрустил.
Полицейские показались после обеда – часа за два до Астаны. Попросили документы, не меняя выражения лица, отправили Ларису в бригадирский вагон. Чернявый рядовой с АКСУ за плечом повел ее перед собой – еще не под конвоем, но уже в сопровождении. Славка посидел еще немного, дождался, когда хлопнет дверь тамбура, пошел вслед. Зеро, конечно, иногда выпадает. Но иногда ведь и на зеро ставят. Иначе бы и не играл никто.
Старший поездной бригады полиции сидел в пятом купе бригадирского вагона. Третье и четвертое были отданы под камеры – ручки на них были откручены. Славка постучался, вошел, поздоровался. Старший лейтенант, русский, с широким добродушным лицом мужичок, что-то торопливо писал на каком-то бланке. Поднял глаза, внимательно рассмотрел Славку, бросил взгляд на пальцы, на которых, как Славке показалось, ярко вспыхнули наколотые кольца. Сразу, казалось, решил что-то про себя, кивнул на деревянную лавку напротив.
- Здравствуйте, еще раз. Я по поводу задержанной, из прицепного вагона.
- А вы кто ей будете?
- Сосед по купе. Просто сосед.
Славка почувствовал, что зачастил, заспешил. Как раз этого-то и нельзя было допустить, но что поделать, не удержался.
- Сосед? А чего же сосед, у тебя все купе откуплено? Или сутенеры уже в поездах работать стали? Сколько за час берешь?
Славка замолчал, сгорбился. Похоже, ни о каком человеческом участии в этом случае говорить не придется.
- Слышь, сосед. Я таких, как вы с этой подружкой, каждый рейс снимаю. То фармазонщики, то майданники. То пьют, то колятся. Теперь уже заведение на колесах открыть решили. Он еще права пришел качать, козлина вонючая.
Славку взорвало. Он вскочил, наклонился над столиком, уперся кулачищами в тонкий пластик – взревел:
- Слышь, начальник. Я конечно не деловой, но и не фраер. Не надо меня козлом называть. Девчонку эту мне жалко просто, потому и пришел. Когда кот своих шалашовок к мусорам выручать ходил? Было такое? Чего ты шипишь? Ксивы у нее нету? А ты ее слушал?
- А чего мне ее слушать, - лейтенант тоже сорвался со своего места, ростом чуть пониже Славки, он никак не уступал ему ни по размерам, ни по готовности свою правоту отстаивать. С треском распахнулась дверь в купе, заглянул полицеский с автоматом – лейтенант гаркнул на него:
– Закройся!!! – И продолжил уже в Славкину сторону, - Чего мне ее слушать. Мне каждый день такие сказки рассказывают, что записывать впору. Ссажу в Астане, пусть там слушают.
- Слушай, лейтенант. Ты меня послушай, – утихомирился Славка, - Я, сам видишь, сидевший – дурак был. Ты посмотри на нее. Она же, видно сразу, шалашовка. Только не конченная она. Мне сегодня утром все рассказала. Жалко ее стало. Хочешь, я тебе просто денег дам. Только выслушай ее. Ты же не первый год служишь. Неужели ошибешься?
- Иди ты, со своими деньгами, знаешь куда. Иди в свое купе. Еще ляпнешь что-нибудь, я и тебя высажу.
Славка поднялся, беспомощно потоптался, вылезая из-за столика. Ушел в свой вагон. Не дошел, остановился в тамбуре, закурил. Солнце уже переваливалось за вечер, золотило траву в степи. Слева бежал в отдалении ряд фонарей вдоль автотрассы. Славка невольно вспомнил, как удивился, впервые увидев в ночной степи эту трассу. Вспомнил, как гнал по этой трассе ночью к Астане, когда, казалось, что день остался здесь, сжался до ширины четырех рядов и бежит рядом, щелкая сверкающими столбами, отсекая черноту вокруг, которая вобрала в себя всю ночь, и тишину, и ширь ночного степного неба.
После третьей сигареты он прошел в свое купе – в степи вырастали огромные даже издали бетонные коробки элеваторов – поезд поворачивал к Астане.
Через минуту, после того, как Славка закрыл за собой дверь, она открылась снова. Чернявый рядовой привел Ларису. Она села на свою лавочку, забилась в угол, подтянув под подбородок одеяло. Славка молча достал из-под окна сумку, начал доставать продукты. Нарубил колбасы, порвал курицу, развернул заботливо завернутые мамой яички с картошкой. Достал и поломал руками большие сочные яблоки.
Не торопясь, поели, поглазели на гудящий за окном перрон, на красивое, только после ремонта, здание вокзала, на полицейских в отглаженной, с иголочки, форме – таких Славка не встречал больше нигде в Казахстане. Когда перрон снова двинулся, показалось, как в детстве, что поезд кто-то потянул назад на невидимой, но от этого не менее мощной резинке. Славка поднялся, пошел в тамбур покурить. Поезд уже начал раскачиваться перед очередным степным перегоном, когда в тамбур зашел лейтенант.
- Вот. А я к тебе иду. Отпустил я твою подружку.
Славка попытался возразить, но полицейский его оборвал:
– Ты уже у меня и так на добрых 15 суток наговорил, поэтому помолчи. Подружка, не подружка – какая разница. Главное, что столицу проехала. А вот как границу пройдет? Мы-то в Троицке вылезаем. Дальше россияне сядут. Они-то ее до дому довезут, как – это уже ее проблемы, а вот таможня с погранцами – могут и не послушать. Ни тебя, ни меня.
- Машиной получится, лейтенант. В Тоболе вылезем, я позвоню, мне машину туда с Костаная подгонят. И напрямую поедем. Там таможня свои, побазарю, глядишь, и добазарюсь. Нельзя ее так оставлять, лейтенант, согласись?
- Ладно. Пусть у тебя все получится, пусть у нее все срастется, – лейтенант полез в карман, достал тощую пачку купюр, – купишь ей хоть плащик какой, здесь не Алматы, замерзнет.
- Лейтенант, я и сам не без денег, чего ты мне суешь?
- Не тебе. Ей. Возьми – лишними не будут. Чего она родителям скажет, когда приедет. Полгода ни слуху, ни духу. Появится в одном платьице, да без денег, без документов. Своих добавишь, кто тебе мешает. А так у ней хоть первая неделя без лишних вопросов пройдет.
- Спасибо, лейтенант. Свидимся.
- Свидимся, свидимся. Бывай…
* * *
Еще через два дня Славка остановил свою запыленную тойоту на въезде в уютный пермский дворик. Помог Ларисе выбраться из машины. Перекинул с заднего сиденья небольшую, набитую сумку. Махнул рукой, резко вывернул руль. Сам с собой он обычно не разговаривал, но тут не удержался, прошептал:
- Удачи тебе, девочка. И чтобы зеро больше не выпадало…
В глазу что-то щипало, но Славка списал это на дымный пермский воздух.