“Ведь каждый сам в себе свою пустыню носит”.
Ницше
В заунывных печалях
Ночных сторожей,
Ночи острых ножей,
Ночи длинных ушей,
Ночи чутких носов
И чужих голосов
Растревоженных псов.
Отгрызите мне руки,
Я устал убивать,
Всей “Веселой науки”
Мне не должно понять.
Отпустите мне душу,
Я стою на краю,
Прижимая к груди
Пустыню свою.
********************
“Если ты любишь зеркало - постарайся отразиться в нем приличным человеком” (авт.)
Боже, как меня обкорнали “хрущевки”,
Боже, как меня обглодали пираньи - года,
Боже, как меня излюбили девчонки,
К которым я был благосклонен
И дети, которых я приручил.
Боже, осталось мне жизни на полстакана,
Уж ты - то знаешь и всё же,
Всё мне прощаешь,
И ласково держишь в своих ладонях,
Поросших травой и цветами,
И глаза твои - бесконечное небо с хрусталиком солнца
Роняют теплые слезы мне на макушку,
И я - бедный человеческий детёныш, понимаю только одно:
“Когда боги плачут - пахнет озоном”.
*******************************************************
Скажите, кто вы, старый человек?
Я молод, но передо мною вы в ответе,
за годы горестные эти, за прожитый ваш век.
Быть может, это ваш, теперь такой усталый глаз,
смотрел на невиновного в прицеле,
и по уставу выполнен приказ - «убита совесть»,
вы ж поныне целы и при деле?
Знамена.
Имена.
Цветы.
Святыни.
Седые времена в глазах чужих проплыли,
о том, что было, нам не говорили,
и мы почти что позабыли,
о лучших, что в земле остыли.
Как спится вам?
Чья молодость в архивной пыли,
пронумерованной, подшитой были?
Моя страна.
Ты столько боли на себе носила,
ты столько по убитым голосила,
ты столько подлости простила!
Скажите, кто вы, старый человек?
(1988)
***********************************
Душа моя бредет,
по жизни наугад,
цепляясь за забор
и посылая взгляд,
вперед, на десять,
на пятнадцать
шагов.
Бредет себе, бредет,
вперед, всегда вперед,
мне по колено дни,
и мне по пояс ночи,
я осенью дышу,
и выдыхаю лето,
на голове моей
свободно тает снег,
и по лицу текут
весенние ручьи,
душа моя полна,
как ангел на сносях,
она полна тобой,
мне имечко твое,
еси на небесях,
нам не заказан путь
в волшебную страну,
в волшебной той стране,
в глаза твои хочу
взглянуть,
лети душа туда,
где небо любит землю,
и где она верна,
лишь небу одному,
я следом побреду…
**************************
Дни проходят, без солнца, без света, без радости,
снова ты не взошла над моим небосводом сегодня,
в дом пустой захожу и при этом,
он остается пустым,
ведь меня так и нет здесь,
весь я там, во вчера,
тихо радуюсь смутным надеждам,
купаюсь душою в том,
что своим ты считаешь лицом,
а сегодня, только демон придет ко мне,
имя ему – ПУСТОТА,
которую нечем заполнить,
вот разве что воем?
А завтра,
охрипшее горло меня не спасет.
Буду жить без тебя я,
так долго и скучно,
как начертано Богом,
Аминь.
**********************************
Труп лавочника был доставлен в срок,
еще тепло его не покидало,
жена и дети пали на колени
перед врачом, моля его спасти,
отца и мужа, был он нужен,
как источник денег и важен,
как поставщик всяких благ.
Хирург взмахнул крылами,
и скальпель хищный
грудь лавочнику отворил,
там трепетало, пурпуром светясь,
ПОЭТА СЕРДЦЕ.
«Вот причина смерти - сказал хирург-
Оно его убило».
И прочитав Овидия строку,
и устыдясь латыни,
заплакал доктор,
Безутешно…
************************************
МОНОЛОГ ВОСХОДЯЩЕГО ТЕСТА
Мне тесно.
Я клаустрофоб.
Мне душно под крышкой земной атмосферы.
Короче – мне тесно!
Ведь я во все стороны равен.
Наверное, я неисправен
или неисправим…
Проклятые стены!
Так да-а-а-авят!
так душ-ш-ш-шат!
Убийцы! О, дайте мне выход!
Не надо.
Не надо на лысину дрожжи мне сыпать!
Садисты!
Я Тело Христово.
Мной живы вы все, поголовно.
Откройте. Я требую света!
Довольно! терзать кулаками мой мозг!
Хоть краешек высунуть дайте.
Ох! Больно! кастрюльная крышка
кастрирует пальцы!
Ублюдки!
Я вам отомщу несварением ваших желудков!
Ну, всё…умираю.
Останки мои схороните вон там, за сараем,
что с видом на чистое поле.
Вот так, после смерти,
мы все обретаем
желанную волю.
*******************************************
Мимолетная бабочка-рифма, так, ни о чем,
промельком крыльев-листьев,
легкая буря в мире пыльцы и тополиного пуха,
мимо глаз, в обход обрюзглой души, мимо уха…
Поднимая приятную тяжесть винтовки,
по эстетски, с двух пальцев,
прицелясь в «десятку» солнца,
время - унылый снайпер,
нежит курок-
Хлоп!
И притворно обидясь,
плачет небо над нами.
Слезинки-снежинки
покрывают, визжащих на горке детей,
летний день превращая,
в воспоминанье о летнем дне.
**************************************
В стереотипы красивых страданий
втиснуты строчки, как ноги в сандалии.
Катарсис, катарсис – вот наша сила!
Пусть будет больно,
пусть будет мило.
Вот и Голгофы физический тест,
вечно красивый, наш батюшка, крест!
Вы не хотите примерить его?
С виду потертый, но так ничего.
Ножку сюда, ручку сюда,
вы поудобней на гвоздик пристройтесь,
в меру терпимая будет цена.
По прейскуранту все раны, хламида,
легионеров массовка, для вида,
так, исказите страданьем лицо,
вылитый прямо, товарищ Христос!
Камера! Дубль тридцать третий! Мотор!
***************************************
Закатилась пуля в угол,
плачет пуля – «обозвали дурой»,
и свинцовые роняет слезы, тая,
прямо в сердце мне роняет слезы.
И становится свинцовым сердце,
и с тяжелым уханьем, качаясь,
бьет тараном в костяные стены,
сотрясая тело в лихоманке.
Я еще по настоящему и не жил,
не бывал, не знал, не привлекался,
я еще по настоящему и не жил,
только крыльями взмахнуть засобирался,
да уперлись в стены руки-крюки,
и душа забилась в прутья клетки,
сам себе я выстроил такую.
Так живу, меж телом и душою,
так плыву, меж небом и землею,
плачет пуля, бьется сердце, плачет пуля.
****************************************
БеЗсоница
Я спать перестал,
под глазами ночные тени,
зависаю целыми днями
вниз головой, летучею мышью,
брожу в жестокой невыспанности по потолку,
мелочь сыплется из карманов,
послушная Закону Притяжения,
сила антигравитации унесла бы меня в мое Небо,
да якорями повисли, с обеих сторон, дети мои,
на обрывках рук.
Имя любимой стучит в мое сердце,
как капля в камень, и точит-точит:
Ка-тя, Ка-тя, Ка-тя…
В сердце моем дыра, как в скворечнике,
и в нем поселился скворец-пересмешник,
то волком завоет, то блеет овцою,
воспроизводит Паваротти и урчанье пустого желудка.
Эта фонотека-анамнез меня обеззвучила
до почти правильной тишайшести,
я всегда был тихим ребенком –
фантазии мои гремели умозрительно,
а гости родителей восхищались:
«Его почти не слышно!»
А вокруг возвышались незримые стены из слова «НЕЛЬЗЯ»:
«Нельзя хлюпать носом!»
«Нельзя шуметь!»
«Нельзя вверх и вниз, влево и вправо!»
А мимо идут колоннами «правильные» ребята-
у каждого вилка в левой руке,
а в правой, естественно, нож.
Они отобрали у меня персонального Оле Лукойе,
за то, что я так на них непохож.
Завтра вырвусь из клетки безсониц,
обещал мне приятель, взаймы на день,
пока сам на работе, своего божка сновидений.
Сделаю копию у китайца и все дела.
Завтра всех обману и буду спать,
а пока, повишу вниз башкою,
повторяя всю ночь: «Катя, Катя, Катя…»
Истопчу потолок вокруг люстры
и наплачу маленькую лужу на пол,
как плохо отжатое белье.
И опять, и опять, укрывая воздушным крестом,
от всех бед и напастей, себя и всех тех, за кого мне больно,
прочту «Отче наш», а потом, до утра,
буду играть в пинг-понг,
левым и правым полушариями мозга,
словечком, словом, кусочком языка,
четырьмя закорючками «Кириллицы»,
слогами: «Ка» и «тя», забыв все другое…
Истязая себя этими звуками и уже забывая,
что они означают.
То ли плач ребенка?
То ли тиканье сердца?
То ли имя котенка,
которым когда-то я был?
Пока не угораздило родиться
этим двуногим наказанием Природы,
существом страннейшей породы,
по имени «человек».
**********************************
Стены ходят хороводом,
дом качается – плывет,
ночь подходит и на плечи
руки хладные кладет,
ходики стучат над печью,
час за часом ночь падет,
станет бледной, некрасивой,
обнажатся за окном:
тополя, пустырь, заборы…
Длинный, серый и безглазый,
утонувшим водолазом,
спит на дне соседний дом.
Так бывает – пробужденье в наказанье,
день, как срок, судьей отмечен,
все в чем был ты незамечен,
прячь скорей в воспоминанья.
Так в износ душе и телу,
день за днем и ночь за ночью,
продолжаем злую тему:
«Бытие – продукт сознанья».
*********************************
СТАНСЫ
Я готов сквозь огонь,
протянуть свои руки к тебе,
пусть обуглятся,
это ли боль для души?
Я готов свои нервы
растянуть через всю страну,
пусть по ним, как по рельсам,
идут поезда в твою сторону.
Слышишь? Над Москвою колокола?
Это сердца моего звон,
без тебя на нем тяжесть легла,
весом в сто тысяч тонн.
К этой осени восхожу
на красочный эшафот,
миллионами листьев моя голова
к ногам твоим упадет.
Что бы с нами не произошло,
знай до последнего дня,
так способен любить тебя
только один Идиот,
и этот счастливец – я.
***************************************
То плачу, то пишу, то слушаю Талькова,
катаюсь по полу, ствол примериваю к виску,
вслух читаю стихи – пью чужую тоску…
Боже, почему же так больно мне?
Зачем ты создал меня, такого?!
Может быть – просто боль произвожу?
И для этого я тут корчусь змеей,
с которой до срока содрали кожу?
Вот стоят у постели моей палачи:
Чистый Лист, Глухонемой Телефон и Твой Образ
сияющий мне в ночи.
Медитирую – миллионы флюидов посылаю к тебе,
умоляю тебя: «Только не молчи!»
Что я делаю здесь, на Земле нескончаемых столько лет?
Это такая долгая остановка в пути?
Все мы странники здесь, как ни крути…
«Официант! Подайте водки мне и …пистолет».
Нет! Не уйти мне пока, не уйти. И продлится еще остановка в пути.
Верно, что я ни Богу, ни черту не нужен. И обманут самим собою.
Скучная до смерти, облезлая карусель – Земля
во вселенной все кружит, кружит…
Старею. Мир, как прокисшее пиво – тошно смотреть.
А что, если?.. Вдруг не струшу?
Сунуть два пальца в глаза, чтобы выблевать душу?
За окном чуть забрезжило –
неужели я солнце увижу вновь?
Утром будут судачить соседки:
«Слыхали? Ночью приезжала «скорая»?
Это в десятой квартире умирала Любовь.
*****************************************************
ПОСЛАНИЕ К МЭТРУ
Вы знаете тайну, и я ее знаю,
и мы, головами приникшие к небу,
пытаемся землю потрогать ногами,
Вы знаете тайну – в руках беспокойных терзаете ручку,
игрушечной саблей, шуруя в камине,
рисуете знаки и ловите звуки,
так музыка сфер обращается в пепел,
скопившийся на конце сигареты,
мы тихо внимаем дыму иллюзий.
Пора освежиться!
Прогулки по краю, беседы со смертью,
веселые торги на бирже души,
падение акций, взрыв демографии,
звонок в Ноосферу, лицо с фотографии…
Так долго, так тихо, так скучно…
Не страшно!
Шагать по Шпалерной в фуражке манерной,
смешно почему-то,
наверное, где-то и что-то затлело.
Быть может рассвет? А быть может ковер?
Хихиканьем красным иль жарким смешочком
мы выдохнем разом, поднимется ветер,
огонь возгорится и хохотом в небо вонзится костер!
Вы знаете, сударь, пора возвращаться,
палач очень нервен, и острый топор
все время тупится от света луны,
мы скоро увидим Лицо Тишины,
в глазах отразимся, как два парашюта,
в лесные озера, порхнувшие с неба…
Пора! Вы шагнули под дула винтовок.
Пора! Прижимаю к виску пистолет.
Он убит в двадцать первом,
я слегка опоздаю -
-в двух тысяч восьмом
к нему приглашен на обед.
2001 год, май.
*********************************************
Трясет, трясет вагон телячий,
руки и ноги в лед.
Что? Нет! Я не плачу.
Боже, за что, за что, за что
муки, муки, муки…
Стучит поезд на стыкАХ,
выколот лунный глаз –
на конвойных висит штыкАХ
часовых,
Ых!
Зачем же под дых?!
Что я сделал вам?!
Еще раз да еще!
Ых, ых, ых!
Сапогами как в барабан –
хоть согреться.
Потерпи, потерпи, потерпи-
все равно некуда деться.
Помолчи, помолчи, помолчи-
шепот, шепот, шепот…
Знать за дело, брат.
Брат?!
Значит, не стоит жить,
нет другого пути.
Как бы теперь уйти?
Разве под доски?
Под железный скребок?
Нет другого пути.
Ты ли, ты ли, ты ли это, сынок?
Ты ли?!
Ногти прочь! Доски прочь!
Ты куда, щенок? Сука! Стой!!!
Продолжает бег поезд,
по костям, по костям, по костям,
то есть.
(1988 год.)
***********************************
Чужим откровеньем мой мозг измочален,
блуждаю, где хаос, где мрак изначален.
Не знаю, не знаю, не знаю…
Не знаю, где ЭТО?
И что же мне все-таки нужно?
Зачем я пришел сюда?
Что обнаружил?
Кого потерял в лабиринтах сознанья?
И что обрету, если выйду наружу?
-Неопытный, глупый, смешной человечек!
Ты, кажется, смел возомнить, что ты вечен?
Что можешь ты вещи очеловечить?
Вдохнуть в лица радость?
За все люди платят! Тебе платить нечем!
Ты можешь один здесь бродить и слоняться,
все трогать и брать, ужасать, восхищаться!
Смотреть в зеркала – в них нет отраженья,
они все вращенье, вращенье, вращенье…
-Вранье! Это все, что придумано теми,
которые рамок земных не приемлют,
и видят все в снах, как на видеофильмах,
которые изредка нам позволяют
приблизиться к зоне, где страх-
эта сверхпониманья граница,
и память здесь бьется о прутья, как птица.
Хочу я, на кромке сознанья,
вдруг сделать безудержный взмах
и в вечную бездну
лететь
бесконечно,
целуя
любимые
лица!
(1986 год)
*************************************************
Наше время прошло,
обратима лишь память,
я у края стою –
ты уже на другом берегу,
силуэт твой в тумане истаял,
лик твой светлый из неба изваять
я, убогий, опять не могу,
абрис светом колеблем,
звезд с одной и солнца с другой стороны,
с нежной шеи твоей испарились мои поцелуи,
руки-змеи мои посылаю к тебе,
шелестеть сквозь пространство,
обвиться вкруг ног,
шепот мой передать,
но напрасно –
туман, зеркала рикошетят обратно мой взгляд
и звенит, разбиваясь, посуда,
а за окнами каменный град
все живое сечет невпопад.
Снова горя крепчайший напиток буду пить
и ни капли не дам никому.
Мне - мое!
Как в колодец лететь головою
много лет в ожидании дна и лица,
что в далекой воде отразилось
неисчерпанное до конца.
(2000 г. Петербург)
*******************************************
От ночного звонка сорвусь,
И не усну досветла,
Выгорит голос дотла,
Не могу говорить – злюсь.
Помолчим через всю страну,
Через всю весну помолчим,
Через время, разлуку и боль,
Через любовь помолчим!
Словно в разные стены
Два вбитых гвоздя,
Мы в эфире ночном торчим,
Через все самолеты, через поезда,
Помолчим.
Об отсутствии тех причин,
Чтобы рядом «Он» и «Она»,
Мы с тобою опять молчим
И друг друга до слёз огорчим
До потери смысла и сна.
- Говори! Хоть слово…Не молчи!
- А ты?..
Неподаренные цветы,
В холод снежной постели
Ушедшие ночи,
Сумасшедшие дни без тебя,
И не очень…
Неизвестно только зачем,
За чертом каким?! Не пойму!
Мы друг другу звоним по ночам,
И молчим через всю страну.
********************************
Разъяты небеса,
Луна, на кол морозный
Посажена – бледнеет ликом,
И раздаются голоса
Святых и ангелов,
И криком
Исходит в пустоту распятая душа,
Россия спит,
Как тяжек сон ее,
Глаза мутнеют рек,
Редеет шерсть лесов,
Нарывы городов
Гноятся,
Под истеричный песий лай
Бредет,
Её уж не боятся,
Медведица, ведомая цыганом
По ярмаркам, по балаганам…
Пестреет хоровод
Чужих, глумливых рож,
С утра до вечера, из века в новый век,
До самой той поры,
Когда из голенища нож,
Решив её судьбу,
Потянет недочеловек.
**************************************
ВОПЛЬ
Хоть кто-нибудь, сюда придите!
Меня спасите от меня,
О чем-нибудь таком спросите,
Присядьте рядом, у огня.
Он пляшет, пожирая ветки,
И разгоняет темноту,
Хоть кто-нибудь, войдите в клетку!
Мою разрушьте немоту!
Свои богатства – краски, звуки
Я вам без корысти отдам,
В пустом дому звенящей муки
Любови с болью пополам
Мне одному, всё одному
Уже не вынесть…
Никому
Души моей не надо даром,
Пускай она горит пожаром,
Хоть миг один,
Хоть много лет,
Её потушит пистолет,
Мой воронёный господин,
С простой фамилией «Макаров».
(2001 г.)
**************************************
Боксёры вышли на ринг,
И один ударил другого,
Представляете, по лицу?!
А другой сел и заплакал,
Горько так и безутешно.
А первый боксёр всё прыгал вокруг,
Кулаки подняв к подбородку,
А рефери рубашку белую
Рванул на груди, и сел
Рядом с плачущим,
Тоже о чём-то горюя,
Так сидели они и плакали,
И один то мужчина плачущий,
Зрелище не для слабых нервом,
А тут двое! – Зал обрыдался.
И все облегчали душу,
И обнявшись, плакали
Под заунывную песню гонга,
Что судья отбивал, обливаясь слезами,
А первый боксёр так и не понял,
Что все вдруг стали другими,
И с ринга ушёл ругаясь,
Искать, кого бы ещё бы ударить?
************************************
РУССКОЕ ПОЛЕ
Бесконечное, белое, Русское Поле,
Что для многих свернулось
В предсмертный туннель.
И бредут по нему убитые,
И бредут по нему забытые,
И бредут по нему замёрзшие,
Их следы заметает метель.
Шли колодники, пленные шли,
Шли свои и чужие,
И своих били крепче,
Чтоб боялись Россию враги.
В этом логики нет и разумного нет,
Нет ответа на: «Боже! За что?!»
И спросить никого не моги!
Это поле под ноги стелилось деникинцам,
«Ледяного похода» великий исход.
В этом поле колымские жёсткие снеги
Заметали могилки вчерашних рабов
И вчерашних господ.
Били влёт, кто летел,
И штыком добивали ползущих,
И для тех и других, идущих на смерть,
В этом разницы нет.
Все едины пред Господом,
Кто от голода стаял, как свечка,
Или кто, в кабинете кремлёвском,
Приставил к башке пистолет.
Поле Русское, белое поле
Для всех расстилается,
Заметая небытием колышки лет.
И над ним, в тёмном небе,
Как шапка, на брови надвинутом,
Оставляют святые еле видимый свет.
Поле Русское, полумёртвое, хилое,
На полмира могилою,
Вместо хлеба – бурьян, да колки ковылей,
Боронили его, оборанивали,
А сегодня над ним разливается,
Хороня его, вороня его,
С приторным запахом тления,
То ли «Хаванагила», то ли поповский елей.
Что-то в мире меняется –
Где-то солнце восходит,
И улыбками светятся
Лица добрых, счастливых людей,
А в России, даже время замёрзло,
До сих пор, называют у нас «декабристами»
Припозднившихся дембелей.