Детство. Гордый

Юрий Иванников
                Гордый.
  Иногда кажется, живя в провинции, что все великие дела, значительные события, вообще жизнь бушует только в крупных городах, развитых странах, высоких слоях общества. Но если мир воспринимаешь глазами ребёнка, то он развивается вместе с тобой, вокруг тебя живут разные люди, со своими судьбами, страстями, событиями, жизнь кажется значительной и наполненной, и она всё усложняется с каждым годом твоей жизни. Ты помнишь, конечно, есть Париж и Нью-Йорк, много разных и удивительных стран. Но всеми своими органами чувств, своим мыслящим мозгом, своей душой ты понимаешь, что настоящая жизнь происходит здесь, происходит сейчас, и она значительнее для тебя, чем все события мира.

  Несмотря на неплохую подготовку по арифметике, я очень не любил учить буквы, вообще не хотел учиться читать. И тогда мама и моя сестра придумали для меня – играть в школу. Играть – это совсем другое дело. Теперь я уже ждал этих занятий с нетерпением. Первое слово, которое я собрал из букв, было слово арбуз, правда, с буквой «с».

  Первый день в школе помню плохо. Кажется, была линейка, читали стихи, приходили родители, поднимали флаг школы. Я как-то всё-таки не чувствовал значительности этого дня, не осознавал в общем-то, насколько это меняет мою жизнь. Помню только, одеты были как с иголочки, и от этого волновались, и непривычно было стоять на этой первой линейке. В нашей школе, а я поступил в Дубовскую восьмилетнюю школу, было по два класса – А и Б, но полных, учеников по 25-28. Почему Дубовка? Так называлась часть нашего села, в которой я жил. У нас было и своё почтовое отделение – Дубовское. Интересно, что и другие деревни имели у нас красивые названия – Красовка, Лавровка, Поляна…
  Народ у нас жил сельский, работящий, уверенный в себе и даже немножко гордый. Позже я узнал, что крестьяне из села Старое Макарово были государевы, т.е. не подчинялись ни одному помещику, может, были только управляющие, и это я думаю, наложило отпечаток на моих земляков. Они были как бы менее угнетёнными.
 
  И ещё вспоминается: мы – совсем маленькие, мне, может быть, 4, а Володе 6 лет. Однажды отец пришёл домой и принёс нам живое чудо. Мы аж задохнулись и боялись дышать. Это был щенок, он был чёрненький и глазки чёрные, он был живой и настоящий. Папа назвал его Гордый. Мы не знали, что нужно с ним делать, как играть, что можно а что нельзя. Помню, мне дали подержать его на руках. Я боялся разжать руки, чтобы не уронить его. Он был наш, мальчиков, и это нас наполняло неизъяснимым счастьем.

  Породы он был смешанной – помесь немецкой и восточно-европейской овчарок. Из него вырос большой и красивый пёс, весь чёрного цвета, уши торчком, чёрные глаза светились умом и глубиной. Он был товарищем нашего детства и юности, жил долго, более 15 лет. Впрочем, однажды его жизнь оказалась на волоске. Он только-только вырос, был молод и резв.
  В нашем дворе всегда было много животных. Были и козы, которых держали, чтобы получать от них пух. Дело в том, что наш край был центром по производству пуховых платков. Все наши женщины и девочки обязаны были уметь вязать, и всё свободное время никто не болтался, у каждой всегда можно было увидеть в руках вязальные спицы. Платки продавали на рынке и за них многие семьи получали дополнительный доход. У некоторых, как потом и в нашей семье, он становился потом практически основным.

  И вот однажды, выйдя во двор, отец увидел, что одна из коз поранена, подрана, в крови. Долго искать не пришлось, стало ясно, что виноват в этом наш красавец пёс. Не помню точно откуда, мой отец не был охотником, но в руках его появилось ружьё. Козы приносят прибыль, судьба нашего пса была решена. И тут мой брат Вовка громко заплакал, сердце отца  дрогнуло, да и мама заступилась. В общем, пса оставили жить. И не прогадали. Не было более верного служаки, чем этот пёс в нашей семье.

  Пес вырос, поумнел и своих животных больше не трогал. Стоило курице забраться не туда, он начинал лаять визгливо, но стоило в дверь постучать чужаку, лай становился грозным, и мы возвращались из сада.
 
  Как-то раз ранним утром по срочным делам к нам пришел дядя Саша, муж нашей тети Маруси. Гордый был не привязан. Дядя Саша его гладил и повторял: «Гордый, Гордый». Пес дружелюбно вилял хвостом, но стоило гостю протянуть руку к щеколде на калитке, чтобы войти и разбудить мою маму, пес вставал за задние лапы и начинал рычать. Дяде Саше так и пришлось ждать, когда мама сама проснется и впустит его.

  А еще помню, приходили пастухи и просили продать им Гордого, чтобы он помогал им пасти то ли коров, то ли овец. 100 рублей предлагали,  тогда это были хорошие деньги. Но отец не продал. К тому времени он и сам полюбил нашего пса. Если Гордый был спущен с цепи, ночью он был страшен, большой, чёрный, люди боялись его и даже обходили по соседней улице.