Ехала я домой, как водится, в трамвайчике. В одном из последних старых составов, еще оставшихся в Питере. Ехала и думала о нынешнем лете, каком-то излишне сыром и грозовом даже для нашего города.
Так нечувствительно в размышлениях я до "Ленты" доехала. И тут в вагон вошла ОНА! Столетняя сгорбленная пополам старуха, с тремя волосатыми бородавками на подбородке, с носом, почти касающимся верхней губы, с ровными вставными челюстями, едва прикрытыми плоскими губами. За спиной у неё был красный молодежный рюкзак, в одной руке - пластиковое ведро, наглухо запакованное полиэтиленовым мешком, в другой - альпеншток. В вагоне были свободные места, но не села она, а продолжала твёрдо стоять у выхода, ни за что не держась. И меня понесло!
Вот, думаю, истинная ведьма, и явно ведьма злая. Бродит по вечерним улицам по пятницам, подстерегает одиноких молодых людей, раслабившихся перед выходными, помоги, мол, сыночек, бабушке до подъезда дойти, заводит в темный двор и тюк альпенштоком в височек! А там сердце из груди вырежет - в ведерко, а наличность, какую найдет, телефон, часы, прочие ценные вещи - в рюкзак по отделениям складывает. Из бокового кармана мешковатого старого болоньевого плаща бутылочку с хлоркой достанет, протрет альпеншток аккуратненько, и дальше ковыляет. Для чего ей сердца, спросите? Ох, ну это ж так очевидно! Она из них эссенцию молодости и свежести чувств вываривает. Как наберет, скажем, штук двенадцать, или двадцать четыре (тоже красивое число), сделает элексир, выпьет - и вновь невиданная красавица с высокой грудью, вихляющими бедрами, умопомрачительными ногами, а главное, с возможностью получать наслаждение. А у неё всё для этого есть: и деньги (за долгую ведьминскую жизнь заработала она их не мало, а ещё больше грабежом получила и чёрной магией), и власть (уж как без неё, в ней первое удовольствие), и защита тоже есть надёжная. Только вот беда: всё быстрее дряхлеют её тело и чувства, всё чаще приходится ей выходить на охоту, всё больше свежей молодой крови требуют её прихоти. С другой стороны, для неё ли это беда? Пока нет. Пока ещё не пришёл тот день, когда она настолько остареет за день, что не сможет заняться вечером своим промыслом. Беда для доверчивых, встретившихся на её пути.
Тут вагон дёрнулся, и меня подбросило ближе к старухе, подняла она на меня свои покрасневшие слезящиеся глаза, и я сразу увидела, что не альпеншток у нее в руке, а обыкновенная клюшка, при ходьбе опираться. Пока я своим фантазиям стыдилась, бабка сошла где-то неприметно - и след простыл. Вот и думаю теперь: воображение ли безудержное меня подвело или старухин гипноз с истинной истины на лживую правду сбил?