Благодарю писателя Юрия Семёновича Гашинова
за редакторскую помощь
Я иду по широкому гребню стены.
Справа – пропасть. Фиолетовое марево окутывает её дно, создаёт фантастическую иллюзию моря, леса на склоне горы.
Слева – чёрное объёмное, почти ощутимое пространство с яркими бликами алого. Зрелище завораживает.
Останавливаюсь, пытаюсь угадать, что скрыто внутри? Неожиданно из-за спины появляется громадная птица, зависает чуть сбоку, медленно взмахивая крыльями.
И тут ко мне приходит понимание: здесь и сейчас я могу всё. Например, перенестись в детство или спуститься вниз и путешествовать на птице среди загадочных бликов. Но лучше отказаться, чтобы не сломать барьер между мирами.
А душа спорит с разумом, настаивает:
– Отправляйся! Там полная свобода. Там твой рай.
Поддаться этому зову или нет? Выбор за мной.
Мысленно прошу птицу не забывать меня и оборачиваюсь направо, к фиолетовому миру. Отталкиваюсь от стены, взмахиваю руками... нет, это крылья! Лечу.
*****
– Проснись, проснись! Почему ты всё забрала. Сейчас же верни!
Открываю глаза. Шесть утра. В проёме двери стоит старая женщина в ночной рубахе и машет клюкой. Это моя мать. Здравствуй, новый день, «полный радостного томления и предвкушения встречи с прекрасным».
Показываю жестами – тихо, я не одна, рядом спит маленький ребёнок.
Кое-как удаётся увести мать в её комнату. Спрашиваю:
– Мама, почему не подождала, пока все проснутся?
– Ты хотела уйти, унести, – отвечает она зло и тут же начинает жалобно плакать.
– Я всю ночь смотрю на пустые коробки, и не помню, что в них было…
– Теперь всё нашлось? – показываю на ворох ниток, лоскутков. - Это то, что ты искала? Можно я пойду спать?
Она безнадёжно машет рукой и медленно бредёт на кухню.
Ухожу. Забираюсь под одеяло. Веки почти закрыты, но через них видны фиолетовые шторы. В мягких изгибах ткани проявляются лиловые штрихи, расплываясь, блестят. В теле ощущение полёта. Похоже, впереди, совсем близко, горная гряда. Сиреневые снежные шапки вспыхивают огоньками, бегущими, зовущими:
– Приди, коснись.
Опускаюсь. Под ногами опоры нет, вязко. На миг задерживаю дыхание. Этого хватает, чтобы увидеть далеко впереди чёрные со стальным отливом точки, выстроенные подобно кончику змеиного хвоста, перетекающего в нечто большее. А я становлюсь волной, растекаюсь по вершинам округлых гор, смотрю на ускользающую змею…
*****
– Иня, Иня, дай мо.
Открываю глаза и тут же прикрываю от сияния. Надо мной склонился синеглазый ангел. Золотые кудряшки щекочут нос.
– Иня, Иня, дай мо.
– А кого я сейчас поймаю, – смеюсь, пытаясь схватить маленького ангела.
Ангел выскальзывает из объятий, хохочет.
– Асю памай. Иня, дай мо!
– Ладно, дорогая, скажи мо-ло-ко и неси чашку.
Нам весело. Вместе идём за чашкой.
В коридоре засада. Мама.
– Ты перевезла меня в эту квартиру насильно. Хочу умереть. Лучше убей. Пустые коробки, чужая подушка, куцые простыни. Где все мои платья?!
Асенька прячется в комнату. Я захожу на кухню. Молчу. Смотрю в окно. Небо раскалывается, идут трещины, вспухает огненная масса. Красное превращается в сверкающую чёрную змею, она поглощает двор, парк, дома.
Миг – и нет ничего, исчезло видение, остался крик, перекошенное гневом лицо. Вздыхая, говорю тихо:
– Пошли разбираться.
Неожиданно распахивается неплотно прикрытая дверь, из неё выбегает Асенька, мчится к моей матери, обхватывает ручками подол халата с криком:
– Бабуя, дай хеб!
В такие минуты нет сомнения в божественном начале мира. И никому больше не интересны пустые коробки, платья, которые давно никто не носит, потому что хозяйка не выходит на улицу уже три года. Не нужны и пропавшая пуговица, спички или старая вилка.
Ангел уплетает кусок булки, требует у «бабуи» бумажную бабочку и совершенно не интересуется мной.
*****
День, как, впрочем, и последние сто пять дней, истёк, добежал до вечера и канул в прошлое. А я – Инна, Иня или иней? Я выпила отрезвляющий коктейль из оскорблений и радости до дна.
На часах – двадцать три. Совесть чиста – пора ложиться спать.
Скоро научусь заказывать сны. Но, видимо, не сейчас…
*****
И вспыхивает солнечный день.
Суета. Вокзал. Сажусь в электричку. Рядом люди. Они выходят и входят на остановках. Конечная. Незнакомый город. Высокие дома, ухоженные газоны. Деревьев нет. Людей нет. Едут машины без водителей, без пассажиров. Поднимаюсь по тротуару к небоскрёбу и понимаю, что желание идти туда исчезло. Стою на переходе. Мигает светофор. Рядом со мной тормозит такси. Открываю дверцу – внутри никого нет. В этот же момент начинают рушиться дома. Сворачиваются газоны, дорога проваливается, осыпается в быстро растущую пропасть. Я отступаю. Но это не останавливает разрушения. Начинает идти снег.
Инь, инь, инь, инь. Холодно. В наклоне, успеваю сорвать маргаритку. Зачем цветок? Над головой хлопки крыльев. Птица подхватывает меня и переносит на стену. Соблюдать этикет нет сил, сажусь по-турецки. Любуюсь спасительницей. Гладкие, как зеркало, тёмные когти на мощных лапах, чёрные с красным отливом перья, похожие на клинки сабель, горделиво посаженная голова украшена изящно изогнутым клювом и внимательно глядящими на меня глазами.
– Иннирис, возвращайся к нам. Зачем тебе люди, зачем страдания, унижение? Зачем терпеть обиды и несправедливость? Живи дома. Ты наша гармония, музыка. В твоём покое рождается звук, взмах ресниц, улыбка – и звенит новая песня.
Даже Змея Инальвео тает от сотворённой гаммы, отдаёт энергию, и тогда течёт она через тебя, превращаясь в бесчисленные драгоценные звуки.
Внезапно вспыхивает искорка-воспоминание. Быстро спрашиваю:
– Твоё имя – Арлистраз?
Заглядываю в огненный зрачок птичьего глаза и вижу подтверждение.
– Как странно. Имя вспомнила, но то место или страну, где все меня знают – нет. И почему не похожа на тебя? Почему ушла?
– Сама чуть не погибла, но цветок взяла, – отвечает Арлистраз, – спасла, а, впрочем, ты сможешь спастись в любом мире. Тебя сейчас пленила природа планеты Земля. Так называемые Смарагдовые чары. Они завлекают, тянут. Вот почему ты улетела туда в грёзах. Изменилась. Забыла прошлое. И только во сне, по капельке, возвращается память.
– Неужели из-за меня может погибнуть город или нечто… гораздо большее?
Смотрю на маргаритку. Она начинает светиться, лепестки колышутся, поднимаются над ладонью.
– Отпусти, и мир восстановится. Иннирис. Однажды, думаю, совсем скоро, тебе придётся принимать решение.
– Подожди, расскажи про нашу... твою... мою...Про ту, другую жизнь.
– Смотри.
Передо мной в красном свечении появляется громадная площадь, усеянная овальными глыбами разных размеров. Пространство над площадью становится светлым, овальные сооружения издают мелодичный звон, приоткрываются подобно лепесткам цветов. Из них вылетают птицы, поднимаются ввысь, складывают из тел удивительные фигуры, соединённые спектром красного, как в детском калейдоскопе.
Чувствую, что подчиняюсь ритму движения. Кружусь. Пою…
В какой-то момент в идиллию врезается требовательный крик:
– Иня!
Меня выбрасывает из сна.
В комнату врывается ангел, рыдает, требует всё подряд: ягоды, Машу и Медведя, молоко, кашу.
И тут же Асенька забирается ко мне под одеяло и мгновенно засыпает.
Пытаюсь следовать её примеру, закрываю глаза и вижу отрывки растаявшего сна вперемешку с разными фрагментами нынешней жизни. То счастье, то горечь! Чудовищные горки. Вверх-вниз, вверх-вниз.
Купаюсь в рубиновом свете, полна вдохновения. Закручиваю вихри из звуков, швыряя их ввысь и они ниспадают поющим серпантином. Его подхватывают птицы, расшивают узорами пространство.
Вдруг удар – вспышка яростной ненависти. Срываюсь вниз, в черноту.
Змея Инальвео пронизывает иглами тело и сознание. Чтобы смыть мрак, беззвучно рыдаю. Не могу смириться с образом врага, придуманным для меня матерью. Хочу сбежать, всё бросить, не видеть её, не слышать... И когда готова принять роковое решение, Инальвео вдруг подхватывает меня, переносит к волшебным птицам.
Змея желает лакомств, она насытилась энергиями злости и страданий, теперь готова поглощать красоту, отдавая за неё свои драгоценности. Её настойчивый шёпот вязнет в ушах:
– Пой, Иннирис, танцуй, Иннирис, бери силу из любых дивных чёрных кристаллов, превращай в мелодию красные алмазы. Я их оживлю, доставлю людям, пусть вожделеют и не получают, завидуют и убивают друг друга.
Слушаю в ужасе. Хаотично дышу, падая вниз.
И вдруг, чудо дарует мне маленький ангел – будто в противовес Инальвео, ангел сонно бормочет:
– Мутик, Иня, дай мутик. Блюблю Иню, – и укрывает нас белоснежными крыльями.
– Я тоже люблю тебя, Асенька, и никуда не улечу, – всхлипываю судорожно, засыпаю.
*****
Я бегу по широкому гребню стены. Справа – фиолетовое марево, слева – чёрно-красное пространство. Где мой рай? Разгоняюсь. Взлетаю.
Вокруг настоящее голубое небо, внизу реальный зелёный лес и синий океан.