Михаил Афанасьевич Булгаков прошел этот путь, от Нащокинского переулка по улице Пречистенка и до Мансуровского переулка, дом 9, где жили в то время его близкие друзья, Сергей и Марика Ермолинские, в последний раз своей короткой жизни, будучи уже полуслепым, в начале января 1940 года. В тот день мела вьюга, и он шел, прислушиваюсь к скрипам, шорохам и уханиям от колес автомобилей, идущих по Пречистенке и Остоженке.
Шел он от аптеки, где его знакомый врач готовил ему лекарство. Сейчас это магазин «Софрино».
Сам рассказчик, автор этого эссе, тоже протоптал этот путь много раз, поэтому можно сказать, что это и его любимый путь в Москве. В 1972-м году, когда я поступил учиться в Московский институт, и был, конечно, бесконечно рад и окрылен, попал вдруг в бассейн «Москва», и ходил туда и сам, и с друзьями. А бассейн Москва, как известно, находился на месте Храма Христа Спасителя, в начале улицы Метростроевской. Вечером, в тумане, освещенном прожекторами, плавающим гражданам открывался вид Москвы, крыши окружающих домов, горящая реклама «Посещайте бассейн «Москва»», в нос прошибала хлорированная вода, а на выходе ждали души с сильными струями горячей воды. Стоило все это удовольствие 50, кажется копеек, и было вполне по карману советскому студенту.
На 1-м курсе я сидел в библиотеке Ленина, копался в Энциклопедиях, выискивая следы вырезаний и замазываний при упоминании в тексте имен врагов народа, и поэтому по этой знаменитой улице, которая тогда называлась Метростроевская, не ходил, только один раз, помню, удивился, что пересекает ее Хрущевский переулок. Конечно, это был другой Хрущев, но того, Никиту Сергеевича, мне удалось однажды увидеть в далеком отсюда Фрунзе, и как раз перед отправкой его на пенсию, что на самом деле было очередным кремлевским переворотом.
Но через год учебы в Москве, когда я, боевой комсомолец, погрузился в т.н. военно-патриотическую работу, и нашел в ней интересную линию – поиск следов погибших студентов, я пришел в квартиру, где жила, и с которой удалось поговорить, мать нашего первого на РТФе секретаря комсомольской организации, Розенберга Якова, который достойно воевал в годы войны, но в апреле 1945 года, в звании капитана погиб на подступах к Берлину.
Жила мама Якова в высоченном доме в переулке, который сейчас называется Пожарский, пересекающий Пречистенку. Как это ни странно, но жила она как раз в том подъезде, и на том этаже, где жили Лямины, друзья Булгакова, и квартиру которых Михаил Афанасьевич описал в романе "Мастер и Маргарита", когда Иван Бездомный бежал по Москве за профессором Воландом, и попал в квартиру, где под душем мылась гражданка, предупредившая Иванушку, что сейчас вернется Иван Васильевич…..
Наталья Абрамовна Лямина-Ушакова потом уже жила у своей племянницы, ближе к Парку культуры, и я у нее в том месте неоднократно бывал, но уже в 1986-1988 годах.
А в том месте, где сейчас стоит друг Марса, Фридрих Энгельс, были застроены еще каменные палаты из красного и белого камня, врытые в землю, заселенные коммуналками, и вот одна наша подруга, большая любительница студенческих тусовок, часто зазывала туда, и мы пили как я понимаю, чай и вино и выли песни Высоцкого под гитару. Водку пили в те, 70-е годы редко, только в общагах, по случаю Нового года или событий.
В общем ходил я с этой компанией, общался со счастливчиками, и поневоле осваивал этот район Москвы. А как известно пути осваиваются, когда у тебя появляется друг, или подруга в этом районе. Так Москва делилась на район Марины, Лены, Оли первой, Оли второй и т.д. Интересно было читать мемориальные доски-вкрапления, и вот однажды я прочитал, что «В бывшей Поливановской гимназии учился будущий чемпион мира по шахматам А.Алехин». Рядом с эти домом еще стояли полуразрушенные полукремлевские стены, а во дворе был самый настоящий гараж-базар. Напротив памятника Сурикову не стояло. Это была самая настоящая булгаковская точка – Левшинский переулок, Мансуровский переулок, Чистый переулок. Дома еще были целы. Но меня они не так сильно волновали, я даже не знал тогда имени «Булгаков». Из писателей я знал Маяковского и Шолохова, и только потому, что на вступительном экзамене в институт нужно было выбрать тему сочинений между этими авторами, и я выбрал Маяковского, надеясь на «Советский паспорт».
Академия художеств, которая, хотя и в совсем затрепанном виде, не как сейчас, при Церетели, была там же, на углу Метростроевской и Мансуровского переулка, меня тоже тогда не интересовала, поскольку в художники я еще не рвался. А рвался я к интересным людям. И вот однажды перед юбилеем дня Победы я пошел знакомиться с матерью еще одного нашего студента, Героя Советского Союза Евгения Гагарина. Мать его, кстати, тогда была Председателем комитета Советских женщин, т.е. занимала должность, которую потом долго был Валентина Терешкова. Так вот пришел я по адресу, а тогда никаких замков в подъездах не было, хотя подъезд был, считай Калабуховский, по термину того же Булгакова, т.е. шикарный, дореволюционный (до революции 17-го года).
ШОФЕР СТАЛИНА
Я поднялся на второй этаж и нажал кнопку звонка квартиры, номер которой был указан у меня в тетрадке, специально подготовленной для интервью и воспоминаний.
Было тихо за дверью. Зато приоткрылась дверь с другой стороны площадки, и показался пожилой мужчина. Я сказал: ”Здравствуйте”, - и спросил, не знает ли он, проживает ли здесь Гагарина Валентина Ивановна.
Мужчина вздохнул и сказал, что Валентина Ивановна умерла 10 лет назад, а здесь сейчас живет её внук. Я сказал Николаю Ивановичу, что я член группы “Поиск”, а её сын, Женя Гагарин, учился на нашем факультете, и я хочу найти его фотографию и составить биографию, чтобы передать в Музей Московского Энергетического института. “Заходите”- сказал Николай Иванович, - «Я расскажу Вам что-нибудь».
Я вошел в квартиру. Нагнулся, чтобы развязать шнурки на стоптанных армейских ботинках, которые я носил уже 3-й год, а получил в 1970 году как парадные башмаки во 2 роте войсковой части 14109, находившейся недалеко от города Симферополь. Брюки я носил также из зеленого армейского сукна, и они также были из того же комплекта армейской формы. Включая, кстати и рубашку очень хорошего качества, но уже с протертыми локтями.
Николай Иванович пригласил меня в комнату. Комната была уютно обставлена, с высокими потолками и двумя большими окнами. Хозяину на вид было лет 70. Был он по-военному подтянут. Заметно было, что Николай Иванович живет один, но порядок и чистота поддерживается, видимо, какой-нибудь родственницей. Дочкой, например.
- Домик этот князей Гагариных, - начал Николай Иванович, - а мой папаня был, и дед был дворником у хозяев. После революции князей уплотнили. Так и живем рядом, поколение за поколением. Да похоже оттяпают площадь у молодого Жени. Это внук. Назвали его в честь деда, Евгения Гагарина, действительно, Героя Советского Союза. Аппартаменты то у него 120 метров, а живет один. И дедушка Герой покойник не поможет. А ты кто же такой будешь? Почему так интересуешься их семьей?
- Я студент, учусь на том же факультете, что и Женя Гагарин. Хотим стенгазету выпустить, а может и доску мемориальную повесить.
- Да если бы успевать доски вешать, что на нашем доме ох и много можно их навесить. Маршала Жукова знаешь?
- Как? Жил здесь?
- Нет, жила здесь его подруга, которую, кстати, ты и искал. Заезживал маршал к ней после войны. Меня, бывало, просил подбросить.
- Вы возили маршала Жукова?
- Не только. Всех возил: и Сталина, и Берию, и даже Хрущева.
- А я тоже Хрущева видел. В 1964 году случайно заехал в город Фрунзе, а жил я в горах, 70 км от города. И вот иду, смотрю – народ стоит. Спросил. Сейчас Хрущев поедет, говорят. И действительно – почти тут же едет «Чайка», с открытым верхом и в ней стоит очень грустный человек, наш Никита. Причем у него совсем не лысина, а довольно густые волосы, правда редкие и белые. Так Вы, может, за рулем сидели?
- Не… Я в то время в колонии строгого режима отбывал. Хорошо не по пути Сашки Хрусталева пошел. Того то почти сразу в расход. Он то ближе к Лаврентию Павловичу был. Он был командиром нашего подразделения. Я простой шофер в Кремлевском гараже, хоть и имел звание подполковника НКВД. А Хрусталев генерал был.
- А можно фамилию записать.
- Да уж пиши, мне уже немного осталось… На Берию-то много кошек навесили. Хрущ как раз разборки делал, локтями, да маузером работал. Главное, смех – одно вранье в газетах, да и эти бараны, Молотов да Анастас, по традиции врали и с трибуны.
Николай Иванович плеснул в стакан из бутылки, подошел к иконе, висящей в углу, и, не оборачиваясь ко мне, выпил.
- Так он Берия не… враг народа был? Может это не знал никто? – спросил осторожно я.
- Там народом и не пахло. Не до народа было. Один держал зубы на горле другого. А Лаврентий Павлович cреди этой волчей стаи еще в лучшую сторону отличался. Говорили – насиловал девушек в машине. Пардон – я из этой машины не выходил, и ничего подобного не помню. Да и зачем. У него на Гоголевском дача была. Знаешь бассейн Москву?
- Да, хожу даже иногда.
- На этом месте замечательный храм был. Но Лазарь Каганович, главный мастеровой среди них, лично повернул взрывной рубильник со словами: “Задеру подол матушке России!”. Себе расчищали место для бомбоубежища. А Лаврентий напротив на Гоголевском разместился. Тихое такое место, и проход в Кремль подземный. По периметру зенитки ходят. Любил Лаврентий не только девушек. С Ежовым баловался. Да дохлый педик тот был. Пришлось списать. Но таковы были законы этих сук. А все это вранье в газетах. Вот потому моя судьба была предрешена. Сам удивляюсь, что только в 54 сослали и не ликвидировали. Шумно было. Забыли меня. Маленков с Жуковым рога в рога стояли. Жора, кстати, моего хозяина и порешил.
Я задумался и стал поеживаться на стуле в комнате у Николая Ивановича. Нет ли здесь каких микрофонов, подумал.
- Мне пора… - говорю.
- Ладно, давай, искатель. Приходи еще. – И Николай Иванович крепко пожал мою руку.
Вот какие встречи и люди были интересны бывшему деревенскому парню, но в 1975-м примерно году к нам в разгул т.н. ксерокопий, к нам в группу принесли ксерокопии «запрещенной литературы» и мы с моим другом Колей Чистяковым, как самые взрослые (армейцы) и авторитетные, разделили их между собой. Коля взял «Гадкие лебеди» Стругацких, а мне досталась пачка отксерокопированных листов без названия, но первая строка начиналась «у…….у……у……у….у и т.д».
ПО СЛЕДАМ ПРОФЕССОРА ВОЛАНДА
Не зная названия этого ксерокса, я начал читать её на втором этаже РТФ-овской общаге, в фотокомнате, в которой мы печатали и даже переписывали от руки «запретную литературу», и половину прочитал, абсолютно ничего не понимая, от имени кого идет повествование. Что вы думаете – повествование было от собаки, а вещь, которая мне досталась без названия была «Собачье сердце» Михаила Булгакова. И путь Шарика, который он проделал до Калабуховского дома, как раз начинался от нынешнего Дома Ученых, который в том время назывался ЦУКУБ.
Через какое то время пришел по тому же каналу и «Мастер и Маргарита», который зачитывался до дыр студентами голубых факультетов МЭИ, и считался главным интеллектуальным краегульным камнем, наряду с Битлз и «Иисусом Христом- Супер-звездой».
В начале 1980-х, натыкаясь на Патриаршие пруды во время путешествий по Москве, я уже знал, что это те самые, но что недалеко от этих мест нужно искать дом, где жил автор «Собачьего сердца».
Минимум о Булгакове я уже знал, но сердитая жизнь не давала возможность много купаться в литературных красотах. Аспирантура требовала публиковать научные статьи, а до этого их нужно было написать и тесать зубы.
И наконец однажды сосед-аспирант принес мне статью «По следам профессора Воланда». Он, этот Серега Фролов шел правильно – на двери моей комнаты номер 637 уже висела первая иллюстрация к «Мастеру и Маргарите». Я поблагодарил Серегу и бросился по указанным Борисом Сергеевичем Мягковым адресам. Уже скоро, через пол-года мы с этим Б.С. уже будем хорошими знакомыми и коллегами по общему булгаковскому делу!
В статье Мягкова «По следам профессора Воланда» были иллюстрации художника Виктора Прокофьева к роману «Мастер и Маргарита». Возможно, поэтому в изостудии МЭИ, в которую я тогда ходил, и которая была на третьем этаже шикарного Дома Культуры МЭИ, я также стал пробовать свои силы, и нарисовал Воланда, который руководил посадкой на 37-й трамвай, который как раз ходил мимо МЭИ.
В свободное от аспирантских дел время я ходил возле Патриарших прудов и прокручивал маршруты, описанные Мягковым. И вот в конце 1983 года прочитал на стенке в подъезде 6 дома на Большой Садовой 10 призыв «собираться поклонникам гениального писателя и идти против Советов» и пришел точно в назначенное время. Народу было человек 100, большинство пришли смотреть, как «будут забирать». Самые смелые собрались еще раз через несколько дней на этой лестнице, а уже 10 марта в клубе им. Ю.А.Гагарина состоялся шикарный вечер памяти М.А.Булгакова. И совсем скоро мой маршрут продвинулся к адресу Б.Пироговская 35, к Любови Евгеньевне Белозерской где Булгаков жил, и от этого дома по прямой много раз ходил на Пречистенку к своим друзьям, и просто на заработки.
При создании слайд-фильма «Михаил Булгаков. Страницы жизни» я снова ходил и по следам профессора Воланда, и по следам его автора. Одновременно я стал баловаться этюдником и написал несколько редких картинок мест, которые сейчас, в 1916 году же снесли неуемные таджики. Так что в районе Пречистенки, Мансуровского, Левшинского, Чистого переулка я потратил много маслянной краски. В это время улица Метростроевская постепенно вернула себе старое название Пречистенка, и вместо красных знамен, по ней все чаще бегали бандиты с пистолетами.
Когда я с головой окунулся в новое спасительное для себя дело - рисование, то рисовал и иллюстрации к Собачьему сердцу и места, которые я знал по Москве как Булгаковские места.
В конце 80-х годов я ходил к Л.Е. на Пироговку и часто отмахивал пешком всю Кропоткинскую, переходящую в Б.Пироговскую, тем более, что на Зубовской площади была хорошая Кулинария. А что такое хорошая Кулинария, люди помнят. Потом я стал искривлять свою тропинку и стал ходить на общение, на помощь, к Марике Артемьевне Чемишкиан. Она жила на Плющихе, так что гуляли мы с ней по местам, пересекающим Большую Пироговскую, Садовое кольцо, доходили аж до Киевского вокзала.
Бывал я и у подруги Марики Артемьевны, Шапошниковой Натальи Вадимовны. Там во время таких встреч и посиделок приходилось в истинно полузарытых Пречистенских усадьбах преодолевая завалы чумуданов и сундуков, самоваров и икон, бабушкиного и прабабушкиного пречистенского барахла. Наталья Вадимовна показывала и дала мне переснять все редкие фотографии М.А.Булгакова. Это были редкие любительские съемки в основном за столом, со стаканами, в общем ценные фотографии. Возле неё рос сын Миша – из золотой московской молодежи, который сейчас возглавляет Литмузей.
Здесь же неподалеку пересекает Пречистенку улица Луначарского и жил Ларионов Юрий Владиславович актер МХАТ, который прекрасно начитал мне текст на Слайд-Фильм «Михаил Булгаков. Страницы жизни», и с этим слайд-фильмом и с двумя проекторами я объездил весь бывший СССР.
Рисование булгаковских мест Москвы – Лаврушенский (дома нет, на его месте стоит скульптура Сурикова) и Чистый пер. , д.1 дом, где жил дядя М.А.Булгакова, видимо М.А. обязательно поднимал глаза на его окна и д. 7 – дом Танеева – на «голубятню», где к Булгакову приходили из НКВД. Сейчас дядя Булгакова покоится на Ваганьковом кладбище, разделяя землю и с Павлом Сергеевичем Поповым, другом М.А, и Любовь Евгеньевной Белозерской, которой М.А. посвятил «Белую Гвардию».
Начиная с 1996 года я стал работать в Академии Педагогических наук (на Погодинской, 8) и часто заходил на Б.Пироговку, заглядывая в омертвевшие теперь окна без хозяйки (Л.Е.) в 27 квартире.
В эти годы – 80-е, 90-е мы не только боролись за выживание в эпоху перестройки, но и продолжали жить, любить, бронзоветь. Я благодарен всем моим друзьям того времени, от незабвенной Ляли до прекрасного художника и человека Вити Прокофьева, который стал мне можно сказать крестным отцом в искусстве.
ВЕРНЫЕ ПОСЛЕДОВАТЕЛИ МАЛЕВИЧА
В Дом ученых я пришел впервые с моим другом, ученым секретарем института кристаллографии, литературоведом и героем нашего времени, Герой. Гера уже в то время был слаб на стакан. В те года с Герой мы нередко заходили в рюмочные, рестораны, где его знали официантки, а также и в Дом ученых, на Местростроевской, куда можно было преспокойно зайти и выпить коньяка недорого. Какие там были вечера и бардовские концерты, и можно было пройти совсем без ксивы и бесплатно. Ведь Дом ученых – это ЦУКУБ - дом помощи ученым. Как раз здесь Филипп Филиппович встретил собачку Шарика. А потом повел к себе на Чистый переулок д. 1, как раз на 2-й этаж над Кулинарией (раньше ее конечно не было).
При приеме в изостудию Дома ученых (а допрашивали меня две уважаемые дамы – Наира Вартановна и Ксения Юрьевна) главным аргументом явилось то, что я имею ученое звание. Меня взяли и выдали серьезную ксиву, по которой можно было войти в Дом ученых, в два его буфета и в туалет.
Средний возраст студийцев изостудии Дома Ученых был далеко за семьдесят. Но зато это были или профессора на пенсии, или на худой конец жены профессоров, ушедших в мир иной. Были и бывшие балерины Большого театра, а одна, по-прозвищу «Ахтунг-Ахтунг» имела сразу три гражданства – США, Израиля и России. Многие художники часто падали и ломали руки и ноги, поэтому в изостудии в каждый момент времени были по крайней мере двое на костылях.
Особенно мне нравилась Светлана Эдмуновна. Она была бывшая актриса, жена известного математика, по книгам которого мы учились в институте. Это был знаменитый математик Постников Михаил Михаилович, ученик Понтрягина и Новикова.
Постников писал дифференциальные уравнения, а в качестве разрядки занимался хронологизацией истории (Был такой в нашей истории, революционер и ученый Морозов, который сидел 25 лет в Петропавловской крепости и без всяких бумаг создавал историю человечества по движению звезд). Постников пересекался с академиком Фоменко, но Светлана Эдмундовна считает, что Постников был первым, кто занимался этой хронологией.
Известный ученый и революционер, член Исполкома Народной Воли, академик Николай Александрович Морозов (1854—1946) опубликовал в 1924—1932 гг. многотомное исследование «Христос», в котором подвергнуты коренному пересмотру традиционные представления о древней истории человечества. Положения Морозова были полностью от¬вергнуты учеными-историками, по существу, без всякого анализа, и понятно почему.
Постников познакомился с трудом Морозова году в 1965-м, но его попытки обсудить его соображения с профессиональными историками ни к чему не привели. Все кончалось более или менее площадной руганью и утверждениями типа «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!». Самым вежливым образом отреагировал Л. Н. Гумилев, заявив: «Мы, историки, не лезем в математику и просим вас, математиков, не лезть в историю!» Он в принципе прав — науку должны развивать специалисты и только специалисты, но вместе с тем специалисты должны четко и убедительно отвечать на недоуменные вопросы профанов и разъяснять им, в чем они не правы. Как раз этого автор не мог добиться от специалистов-историков.
Пришлось М. М. Постникову самому разбираться, в чем тут дело, и постепенно он пришел к выводу, что Морозов во многом прав и ошибается не Морозов, а наука история, которая где-то в XVI веке повернула не туда в результате работы Скалигера и Петавиуса.
По результатам этого исследования выдающийся математик лауреат Ленинской премии профессор Михаил Михайлович Постников прочитал (группе математиков, включающей А. Т. Фоменко, А. С. Мищенко и др.) цикл лекций по древней истории. Начался расцвет историка Фоменко.
А в один морозный январский день Светлана Эдмундовна пришла в изостудию дома ученых, а увезли отсюда ее уже в больницу, откуда она не вышла.
ИСКУССТВО ЗУРАБА ЦЕРЕТЕЛИ
В субботу изостудия заканчивает работу в 1 час, и её место заполняют танцоры, а мы идем дальше по булгаковскому пути, от ЦУКУБа со львами, до Инкоссылпром, где познакомились Есенин с Айседорой Дункан, а дальше находится главная пожарная Москвы, и наконец Чистый переулок, дом 1, где на 2-м этаже хорошо проглядывается шикарная квартира Филиппа Филипповича. Под ней сейчас находится кулинария, где симпатичные киргизки готовы за 300 рублей накормить тебя до отвала острой восточной пищей.
Напротив – здание Академии художеств, с Галереей «Церетели» и рестораном « Церетели». Наверное раз 50 приходил я в это помещение, увешенное громадными трехметровыми полотнами. Смотрел на неутомимого мэтра и пытался поймать его доброжелательный, да даже любой взгляд. Но нет! Грузинского языка я не знал, поэтому шансов был ноль.
Чтобы попасть на мастер–класс нужно знать важную информацию – «Будет или не будет?» Знать это – значит ты приближенный. После этого в субботу, или в воскресенье, а может и чаще ты подходишь к охранникам и тихо говоришь «на мастер-класс», а потом кладешь на тумбочку сумку и что ты там принес, чтобы показать, что никаких оружий у тебя нет, а ты просто пришел повосхищаться работой художника номер 1. И есть чем восхищаться. Зураб Константинович пишет картины толстым слоем масла, из палитры, больше похожей на корыто, и пишет одну за одной, даже если в очередь выстраиваются берущие интервью корреспондентки или восхищенные китайцы.
Самые ожидаемые для него художники – это детишки. Можно даже с родителями, которые садятся вдоль стенки и ждут когда их чада под руководством Президента Академии художеств создадут шедевр и получат автограф от Самого!
Искусство для искусства или искусство против искусства – такого вопроса для 80-летнего Зураба Константиновича не существует. Он пишет в день по 2-3 холста высотой в 2.5 метра, и раньше устают модели, ожидающие свою очередь, чтобы обессмертится, чем сам мэтр. Временами он проходит по залу и треплет малышей, говоря что-то на русско-грузинском наречии, и отмечает – вот хорошо, вот хорошо, цокая языком.
В последние годы в Академии художеств поддерживается эта традиция, которая называется мастер-классами. В эти дни в мастерской собираются маленькие дети с родителями, и они совместно рисуют картины.
Все рисуют маслом, многие впервые понимают, что это за смола такая. Красок разного цвета обычно немного, но они яркие – как у самого учителя. Так что все дети становятся немного грузинами, измазанные после мастер класса.
Атмосфера, которая возникает во время этих занятий, необычайно творческая. Дети общаются, соревнуются друг с другом, рисуют одну картину за другой, и нередко в этих картинах появляется такое, что не часто встретишь и у взрослых художников! Ходят на эти занятия, а можно назвать и в клуб, совсем юные художники и художницы. Мне кажется, что совместная работа – это не просто обучение, это рождение новых творцов. Теперь это уже творческие натуры, и они будут творчески относиться к своей деятельности, учебе, жизни.
В этом развитии и есть смысл творчества. То, что было вчера вечером, – это уже прошлое, завтра – начало нового витка творчества. Маленький художник по-особому видит и чувствует мир, человека, природу. И лучше любого врача творчество может излечить его от пороков, подарив красоту, доброту и любовь.
Однажды Зураб Константинович объявил – давайте сегодня будем фантазировать.
Я помнил, когда в детском саду нам учителя давали карандаши, и все одинаково рисовали – танки, самолеты, пушки и так далее. А в пионерском лагере нарисовал лампочку похожую на грушу, после чего ко мне прилипла кличка «художник».
Говорят, что не обязательно быть художником, но все великие люди рисовали. А вот политиканы — нет.
- Советую всем — говорил Зураб Константинович - и детям, и взрослым — рисовать. Я провожу мастер-классы для детей, и, знаете, я больше получаю от них, чем отдаю. Дивлюсь уникальнейшей фантазии: в двенадцать лет так рисует, так свободно трактует, просто удивительно! Не только у мастера, но даже когда ребёнок рисует - каждый раз работы разные. Потому что все мы разные люди, думаем и чувствуем по-разному. В этом развитии и есть смысл творчества. То, что было вчера вечером, – это уже прошлое, завтра – начало нового витка творчества. Я краски даю, кисти даю, картон даю. Рисуй только. А как у них в Америке: хочешь рисовать, плати. Где деньги у наших людей? Поэтому займут эти места китайцы. Я встретил министра обороны китайцев. Он очень внимательно ходил, задал вопросы. Смотрел, весь день провел со мной. А потом вдруг спрашивает такую вещь: "Я сейчас во Францию улетаю. И почему наши студенты здесь живут, питание здесь есть за 3 тыс. долларов. А в Европе 6-7.5 тыс евро?". Ладно, я пошел к Путину. Чтобы эти требования передать. Ну что я могу. Ничего. А потом эти деньги скрывают. Одни краски покупают. Они все "опа-па-па-па-". А производственного мышления нету. Государственного мышления нет у людей. Что такое баланс создавать?
Когда я в Бразилии работал, я баланс создавал. Криминальные моменты тоже бывают, завтра послезавтра, завод не выпускает бронзу, 555, а выпускает 543. Потому что они крадут.
-Почему мы должны молчать? - подолжает Зураб Константинович. -Я сказал – захочу – 10 тысяч выведу на улицу. Почему так довели? Почему я так озлобился на этого? Ввели 4 человека. Ни одного не трогаю. Урицкий убежал, Андрей. Один скончался.
- Музыкантский позвал и меня и сказал: "Не отдавайте ресторан Сидорову.
Отремонтируем и передадим и Зураб сделает Московский музей".
- Сидоров: «Нет, нет, что вы!» И продал! На Тверской. Эгоист. Художников на улице оставил.
- Про Сидорова мне не говори. Сидорова я из Президиума прогнал, сволочь, потому что он всё продал. И больше не говори, пока я здесь сижу.
- А мастерская на бульваре - была бы моей собственностью. Передал бы в Московский музей, чтобы художники делали выставки. Поэтому когда театры на меня катят: Трагические истории там происходили, там большинство женщины, силу свою показывали. Да, там ходили женщины, и благодарили, во многих фильмах снимали мои работы. Ходят, смотрят, я сказал, что ругали, сказал это против одного человека, и выбрали меня, с согласия Ельцина. Он поставил меня. А когда Ельцин порвал партбилет. Я почему тогда выпивал? Ельцин любил ко мне приходить. И много чего говорил…...
Часов в 5 все меньше детей и больших и маленьких остается в мастерской З.К. Вот тут- то как раз мэтр и начинает рассказывать и житье и присказки. Рассказывает он часто одно и то же, но это, видно, самое яркое в его московской жизни. Лев Колодный по этим рассказам книгу написал и Зураб Константинович избрал его в Академию Художеств, хотя он кривой линии провести не может…….
ЛЕГЕНДАРНЫЙ МАНСУРОВСКИЙ
Пора, пора!
На повороте от Российской Академии художеств в Мансуровский переулок стоит уже значительно перестроенный дом, который я помню еще в 1980-х как захудалалую продуктовую лавку. Марика Артемьевна рассказала мне случай, когда она "застучала" Сергея Александровича с Михаилом Афанасьевичем. Зайдя в этот магазинчик, продавщица без слов вытащила из-под прилавки бутылку водки и протянула ее снизу Сергею Ермолинскому. Удивленной Марике она потом сказала: "Он всегда приходит только за водкой. А уж если с этим веселым профессором – то уж за двумя".
И вот мы поворачиваем в тихий уютный Мансуровский. Сейчас он застроен большими доходными домами, но еще в 80-х годах был заросший деревьями и с открытыми воротами во дворы. Так, однажды, в 1992-м году я открыл ворота и нарисовал дом на Мансуровском 9 со стороны двора. Потом по той лестнице опускались в каморку мастера актеры, снявшие эпизоды фильма «Мастер и Маргарита».
И вот, кажется, скоро и мне предстоит последний раз пройтись по этому пути. А дом на Мансуровском 9 – совсем зачах, и выглядит потемневшим зубом среди титановых небоскребов.
29 июля 2016 г.