У Скарлетт начиналось паршивое состояние, предшествующее настоящей ломке. Ей нужна была доза, как олимпийской сборной – золото. Маленькая ампула с прозрачной жидкостью или хотя бы таблетка, и чтобы вселенная сомкнулась на химических реакциях в венах, перестав давить на душу и сознание.
Владелец «Pink Fever» не пустил ее работать в таком состоянии, и теперь Скарлетт искала клиентов, стоя на углу клуба. Иногда так удавалась заработать даже больше.
Проезжавший мимо старенький Ford призывно подмигнул фарами и притормозил. За опустившимся тонированным стеклом Скарлетт увидела еще молодого, но уже начинающего лысеть, человечка в очках и мятом галстуке. «Офисный работник, - моментально оценила Старр. – Значит, без изысков и без риска, отлично». Данная категория клиентов вообще не отличалась разборчивостью. Наверняка, и этот нервничает, торопится домой к своей сварливой жене и избалованным глупым детям, хочет поскорее присунуть и спустить. Значит, не останется недоволен тем, что Скарлетт сегодня выглядит не слишком опрятно и привлекательно. Сказать по правде, ее уже начинало тошнить, а в горле поднималась премерзская желчная сухость.
- Привет, красавица, не хочешь развлечься, - пробубнил клиент традиционную фразу. Это звучало не игриво, а просто глупо и жалко. И Скарлетт не хотелось с ним заигрывать.
- Потрогать или посмотреть – десятка, минет – 35, остальное – полтинник.
Человечек полез в карман за бумажником и вытряхнул оттуда несколько перемятых мелких купюр. Скарлетт залезла в машину на переднее сидение и сразу, привычно и машинально запустила руку ему в штаны.
Клиент заехал в ближайший проулочек. Вообще-то, еще светло и проходящие мимо люди имеют счастливую возможность созерцать происходящее в машине, но Скарлетт все равно. Она с детства привыкла, что на нее смотрят. Ей нравилось, что на нее смотрят сотни тысяч людей, нравилось чуточку больше, чем положено. Раньше целые стадионы смотрели на нее в восхищении, теперь разве что пара десятков полупьяных посетителей «Pink Fever». Восхищение пополам с презрением – так мужчины смотрят на красивых шлюх. С каждым годом в обращенных к ней взглядах примешивалось все больше отвращения. В Америки ее никто никогда не любил. Было время, хотели – это да. Но любили ее только на Родине. Как же она могла тогда перепутать? Немного поздно рассуждать об этом, когда во рту чей-то член.
Клиент запустил пятерню в ее растрепанные рыжие волосы, начал задавать ритм. Раньше ей делали сложную прическу, при помощи специальных фиксаторов, и ни один волосок не выбивался, как ты ни крутись. Но клиентам нравится так, когда можно намотать пряди на руку, тянуть и дергать, как хочется. Теперь Скарлетт приходилось красить волосы, уже никто не верил, что когда-то у нее был натуральный рыжий до красноты цвет. Волосы под цвет имперского флага – просто прекрасное сочетание.
Клиент опустил руки ей на плечи, почти так же, как делал это Денцов. Скарлетт ненавидела вспоминать его в такие минуты. Это было так неправильно. Денцов иногда приобнимал ее за плечи и это был самый близкий контакт, какой мог себе позволить офицер по отношению к подопечной.
«У тебя все получится, - говорил он, заглядывая ей в глаза. – Сегодня ты возьмешь для нас золото. Иначе просто быть не может». Денцов умел ее успокаивать лучше, чем все остальные. Она доверяла ему больше, чем своему тренеру, больше, чем родному отцу. После его слов она выходила на лед и получала золото для имперской сборной. Теперь она вертелась не на окончании лезвия, а у шеста, и получала за это не золото, а зеленые бумажки. Все-таки ее обманули. Не каждая работа почетна и достойна одинаково.
На том последнем соревновании она блестяще откатала программу под звуки революционного марша. Ошарашенные иностранцы смотрели на нее, как на какое-то чудо, судьи тщетно выискивали, к чему придраться, а миллионы соотечественников за тысячи километров от нее ликовали и восхищались. И – такая глупость – она умудрилась подвернуть ногу, ступая со льда на резиновое покрытие пола. Первое неудачное совпадение. Второе было уже роковым – врач, отвечавший за всю команду фигуристов, был в тот момент занят, а ногу нужно было срочно осмотреть. То, что рядом оказался американский врач, было уже не совпадением, а заговором. Только поняла она это, как и то, что он, скорее всего, вовсе не был врачом, намного позднее.
Молодой американский доктор и офицер Денцов помогли ей добраться до мобильного медицинского пункта. А потом врач закрыл дверь прямо перед носом партийца.
- Вы не можете войти.
- Я должен присутствовать при любых медицинских процедурах, которые проводятся с нашими спортсменами, - с раздражением отрезал офицер. Но врач упрямо загородил ему проход.
- Вы не зайдете, у меня тоже есть инструкции на этот счет. Или только она, или несите ее к вашему медику.
Денцову пришлось уступить. Он крепко сжал ее руку и предупредил:
- Не позволяй ему делать тебе никакие уколы и ничего не пей. Он введет тебе допинг, и после этого мы уже ничего не докажем.
Врач ощупал ее ногу и на всякий случай решил сделать рентген.
- Вы блестяще выступили, товарищ Ласточкина, - сказал медик, пока проявлялся снимок.
- Вы говорите по-русски? – удивилась она.
- Да, доводилось учить, - уклончиво ответил он. – Знаете, будь вы гражданкой Америки и выступи так за нашу сборную, вы получили бы несколько миллионов.
- Миллионов чего? – растерялась она.
- Денег, конечно же, - с улыбкой пояснил американец. – Вы себе даже не представляете, сколько хороших вещей может себе позволить человек, у которого есть миллионы долларов. Вам никогда не казалось, что вы достойны большего, чем комната в общежитии и постоянный контроль партийцев?
Она чуть было не спросила, откуда он все это знает, но вовремя прикусила язык. Впрочем, было уже поздно. Брошенное зернышко упало на плодородную почву. Когда следующим вечером ей тайком передали сообщение от «американского друга», она не донесла об этом ни Денцову, ни его коллегам.
«Я достойна большего, чем комната в общежитии». Пожалуйста – теперь у тебя есть комната в притоне. «Я не хочу больше жить по товарной карточке». На здоровье – живи на деньги, которые отсчитывает тебе сутенер. «Я хочу узнать, что такое – свобода от партийного контроля». Что ж, теперь ты совершенно свободна. Ни один офицер больше не говорит тебе, что делать. Только заглатывай глубже и не забывай работать язычком.
Но кто умеет думать в восемнадцать лет? Не девочка, слишком падкая на лесть и славу, жаждущая обещанных мифических свободы и богатства. Когда она должна была подняться по трапу в самолет с красными звездами на крыльях, который отнес бы ее домой, в Империю, на взлетную полосу резко вырулила машина, едва не сбив одного из офицеров. У девочки было всего несколько секунд, но решение было уже принято – она села в эту машину, понимая, что назад пути уже не будет.
Потом был страшный международный скандал. И страшный позор для Империи, Вождя и Партии. Та слава Империи, добытая в спортивных соревнованиях, обернулась катастрофическим идеологическим фиаско. «Олимпийская чемпионка Светлана Ласточкина просит у Америки политического убежища». «Шокирующие откровения русской фигуристки об ужасах жизни в Империи». «Вырваться из ада: Светлана Ласточкина рассказывает о своем невероятном побеге». Вся западная пресса бесновалась вокруг нее, эта история раздувалась еще активнее, чем скандал с похищением партийными офицерами малолетней гражданки Германии, разразившийся пять лет назад. Света Ласточкина сидела в ярко освященных студиях, одетая в платьице, столь же модное, сколь и непристойное, манерно пила коктейль и в непринужденной обстановке говорила то, что американцы хотели от нее услышать. А в Москве в кремлевских кабинетах выслушивал очередной выговор пониженный на два звания Денцов, и офицеры из отдела пропаганды безуспешно старались всеми силами не допустить распространение слухов среди граждан Империи.
Скандал унялся через несколько месяцев, а вместе с ним кончилась и беззаботная жизнь Светы Ласточкиной. Вдруг оказалось, что за эти недели у нее накопились долги, причем немаленькие. Чтобы погасить их, нужно было принять участие в соревнованиях от сборной Соединенных Штатов Америки. Света выступила, но совсем не блестяще, и осталась нищей и никому не нужной в стране процветающего капитализма.
Клиент, удовлетворив все свои нехитрые потребности, вышвырнул Скарлетт из машины и поехал по своим делам. Растрепанная шлюшка, сжимая в ладони честно заработанные мятые десятки, поспешила к своему барыге. Ее уже трясло и колотило от острого, невыносимого желания получить дозу.
А первый раз… попробовать наркотики казалось чем-то таким заманчивым, сладко-запретным, волнующим… В Империи вообще мало знали о наркотических веществах, как и о сексуальном разнообразии, нетрудовых источниках доходов и прочих хороших вещах. Ей казалось, что ничего такого страшного не будет, если попробовать что-то с таким привлекательным названием, как «ангельская пыль». И ничего страшного не случилось, наоборот, случилось нечто замечательное, очень и очень приятное. К тому времени она уже верила, что Партия запрещает своим гражданам все самое лучшее, чтобы держать их в подчинении. Светочка была счастлива, что больше не подчиняется партийцам. Пока не поняла, что теперь полностью подчиняется наркотикам и людям, которые могут их ей дать.
Выяснилось, что барыгу, у которого она обычно брала товар, вчера подстрелили. Насмерть или нет – совершенно не существенно, важно только то, что новый затребовал большую цену. Скарлетт выскребла все наличные деньги до последнего цента и получила одну заветную ампулу. Несколько миллиграммов счастливого небытия, которые могут, пускай и ненадолго, проводить ее в мир без угрызений совести и отвращения к себе.
Она сделала себе инъекцию, едва выйдя из подвала, сползла вниз по стене с блаженной улыбкой на размалеванном лице.
- Вот дерьмо! Тупая сука, - выругался барыга и отволок ее, помогая пинками, на несколько десятков метров в сторону, за мусорные баки.
Лед скрипел под ее коньками, исходясь изящными дугами, спиралями и восьмерками. Тысячи людей, собравшихся на стадионе, с замиранием сердца следили за каждым ее движением. Денцов улыбался, такой обычной, доброжелательной человечной улыбкой. В его глазах не было того недоумения, мгновенно сменяющегося презрением, которое Светлана запомнила в то мгновение, когда садилась в машину к своим «американским друзьям». Ничего этого не было. Только бесконечные Любовь и Свобода. И Весна, распускающаяся красными с золотом флагами.
Глаза Скарлетт Стар стекленели, дыхание постепенно угасало, вместе с сознанием. Только в ушах еще шумели отзвуки революционного марша. Или, может, сворачивающаяся в мозгу кровь.