Омутинские болота

Глиссуар
Хотите верьте, хотите нет, но эта история абсолютно реальна и произошла в октябре прошлого года. Знаете, товарищи, я с тех пор плохо сплю и все никак не могу выкинуть из головы события той ночи. Но обо всем по порядку.

Началось с того, что меня за одну незначительную провинность дисциплинарного характера в приказном порядке отправили в Омутинский район. С обычной проверкой, без особых заданий или полномочий. В качестве напарницы приписали ко мне временно студентку-второкурсницу по имени Виктория. Я сперва обрадовался, с такой компанией поездка даже обещала быть приятной, но потом сообразил, что должен быть тут какой-то подвох. И когда первый раз увидел Вику перед самым отъездом, понял, почему нас так запросто отправили вдвоем. Вике 19 лет, но выглядит она на 14-15. Худая до невозможности, рост ниже метра шестидесяти. Стоит у машины, как-то рассеянно смотрит по сторонам, вроде как меня ждет. Я подошел, поздоровался, предложил сесть в машину (а то, мне кажется, она так бы и осталась стоять), даже сумку ее в багажник положил.

Я сел за руль, Вика – на переднее сидение с компьютером на коленях. Так и сидит, уткнувшись в монитор, пальцы по экрану бегают просто с фантастической скоростью. Наконец, когда уже из Тюмени выехали, я решил разговор начать. Спрашиваю, из какого она отдела. Вика отвечает, что из технического. Ну понятно тогда. В техническом отделе много таких, которые в компьютерах разбираются лучше, чем в реальной жизни. Интересоваться, за какое страшное преступление ее отправили из уютного технического отдела в дикие тюменские леса, я не стал. Разговор все не клеится никак, Вика односложно на вопросы отвечает, и видно, что ей прямо мучительно от компьютера отвлекаться.
- Ладно, - говорю ей. План такой. Едем спокойно до Вагайского, там работаем с местными властями. Потом нужно посетить еще 14 населенных пунктов по этому списку, они все на карте есть. То есть за две недели как раз управимся со всем.
Вика кивает все время, мол, я старший, я и решаю, и опять к монитору. Да, тут не то что намека на «неуставные отношения» не будет, тут и пары фраз не дождешься! Я включил радио на своем любимом канале – советская лирическая песня. Вика улыбнулась, ей тоже такая музыка нравится.

До Вагайского доехали и правда спокойно. Вика водить машину не умеет (хотя навигатор отлично настроила), так что я был в роли бессменного шофера. Дальше все было как всегда в таких поездках. Председатель нашего визита не ждал (ну а смысл тогда в проверках, если бы местных управленцев заранее извещали), но суету устраивать не стал и склонить к нарушению служебного долга не пытался. Мы с Викой составили список нарушений, в основном незначительных: за техникой плохо следили, мост через овраг чинить пора, ну и все таком духе. Длинный список получился, но срок выполнения – аж май месяц (потому что раньше мая никто сюда со второй проверкой не поедет). Мы переночевали в здании сельсовета, а рано утром поехали в Омутинское, оттуда уже по всем остальным поселкам. В каждом населенном пункте по инструкции мы должны были провести не меньше 9-ти рабочих часов, чтобы выслушать и рассмотреть жалобы от местных жителей, если таковые поступят. Председатель Вагайского успел, конечно, всех предупредить, так что встречали нас в каждой новой деревне вылизанные улицы, только что покрашенные заборы и невозмутимые лица членов сельсовета.

И вот, нам осталось два пункта – Октябрево и Журавль. И переезд от того поселка, в котором мы находились, самый длинный, не считая, конечно, от Тюмени до Вагайского. К тому же из-за каких-то неприятностей на дороге, нам еще и крюк приходилось делать приличный. Вика на навигаторе скорректировала маршрут, дополнительно записала указания местных жителей касательно пересечения какой-то речушки, и мы выехали около двух часов дня. Рассчитывали как раз до наступления темноты, часов в шесть добраться до Октябрево. Вот едем себе спокойно несколько часов, изредка обмениваемся фразами, радио слушаем. Вдруг я начинаю замечать, что с навигатором какая ерунда творится: я скорость прибавляю, а на нем машина как будто стоит, или схема местности меняется прямо походу. Я первый час на это внимания не обращаю, думаю, что Вика что-то опять подгоняет со своего компьютера, еду себе по прямой. А Вика нервничать начинает, я замечаю краем глаза, что она как-то слишком резко пальцами по сенсорному монитору стучит. Потом на заднее сидение потянулась за своей сумкой, достала оттуда телефон и начала уже с ним возиться. Я спрашиваю, в чем дело. Вика, немного раздраженно:
- С компьютером что-то. Сеть не распознает. Вообще не видит, как будто нет ее. И телефон сигнал не ловит. То есть ловит, но очень слабый, он вроде есть, но его нет, понимаете?
- Угу, понимаю. Но радио-то работает.
И только я это сказал, радио пошло помехами. Я притормозил, по сторонам посмотрел – вроде гор тут высоких в пределах видимости нет, только дорога и лес по обе стороны, так с чего бы сигналу искажаться? Радио выключил вообще, чтобы не шипело. Вика в обоих своих компьютерах что-то настраивать пытается, а я продолжаю рулить. И тут до меня доходит. Навигатор без сети работать не может. Смотрю на экранчик, а он, точно в насмешку, два раза мигает и выключается. Вот тут и я начал нервничать, потому что остаться посреди леса без электронного навигатора и всех средств связи, включая радио, ну никак не соответствует моим представлениям о хорошем времяпрепровождении. Вика компьютеры и телефон в сумку засунула и на заднее сидение ее бросила, вроде как ничего не может поделать. Я спрашиваю, что, по ее мнению, может быть причиной этих сбоев.
- Прерывание сигнала с «Метеора-3» или блокирующий сигнал какого-то другого спутника. Это очень маловероятно, но других объяснений я не вижу. А вы?
Я уже за эти дни привык общаться с Викой на равных, а сейчас ее вопрос заставил меня вспомнить, что она же только второкурсница, ребенок, с компьютерными навыками опытного профессионала. Но без своих гаджетов Вика чувствовала себя неуверенно и неуютно. Может, она даже в тот момент испугалась меня. Я уж не знаю, о чем она думала, когда смотрела на меня в такой растерянности.

Уже темнело, а я гнал машину вперед в единственном возможном направлении. Потом дорога закончилась, просто исчезла из-под колес, потому что я внезапно обнаружил, что машина едет не по трассе, а по мягкой земле. Мы ехали по заброшенной пашне. Во всей области ведь уже распахали и засеяли поля озимой пшеницей. Я все-таки вырулил на грунтовую дорогу и указал Вике на огни поселка, которые стали видны, едва мы обогнули небольшой холм. Вика оживилась:
- Это Октябрево? Или Журавль?
Я покачал головой:
- Нет, это не может быть Октябрево. Оно же к северу, а мы последние 3 часа ехали на запад по этой бесконечной дороге. И не Журавль, потому что нам бы пришлось по мосту через реку проехать.
- Но ведь навигатор не работает, - начала она.
- Вика, я и без навигатора могу отличить север от запада и реку от пашни, - голос мой прозвучал чуть более резко, чем мне хотелось.
Вика решила, что лишнего себе позволила и замолчала.
- Сейчас спросим у местных название пункта. Даже офицеры имеют право заблудиться.
Когда мы въехали в поселок, было уже совсем темно. В свете фар и редких фонарей можно было разглядеть, что место странное. Большинство домов деревянные. Казалось бы, что тут такого странного? И сейчас еще часто строят деревянные дома, но я как-то привык видеть их более крепкими и красивыми на вид. А это были старые полуразвалившиеся лачуги, какие только в иллюстрациях к русским народным сказкам и встречаются.

По обочине плетется какой-то человек. Я притормаживаю, открываю окно.
- Товарищ, не могли бы вы сообщить мне название этого населенного пункта?
Он бормочет что-то непонятное, и мне приходится еще два раза повторить мой вопрос, прежде чем он выговаривает, отдельно произнося каждый слог:
- Алче-ев-ка. Де-рев-ня.
- Здание сельсовета здесь где?
- Чаво-чаво? – бормочет он. – А у вас это, ну, чирика не найдется?
(Первая ассоциация со словом «чирик» для меня – воробей. Потом я нашел в сети, что так до революции называлась купюра в 10 рублей). Я закрываю окно, поворачиваюсь к Вике:
- Запиши. По улицам слоняются люди в состоянии алкогольного опьянения.
Я достал из бардачка бумажную карту, порадовавшись, что все-таки взял ее с собой на всякий случай, развернул на коленях и начал внимательно изучать. Нашел Октябрево и Журавль, ту самую речку, через которую мы не переправлялись, шоссе, по которому ехали, чтобы сделать крюк и выехать в итоге к Октябрево. Правда, судя по масштабу карты, эта прямая, как стрела, дорога не должна была и не могла отнять больше 3х часов…
- Да что ж такое! Никакой Алчеевки нет тут. Да здесь вообще никаких деревень нет, даже ни одной станции. Если мы по трассе на запад ехали, то на этом месте по карте… болото. Да, вот и верь теперь этим печатным картам. Связи по-прежнему нет? – спрашиваю я Вику с надеждой, хотя знаю, что нет – мой собственный телефон никаких признаков жизни не подает.
- Знаешь, мне уже очень хочется повидаться с председателем этой Алчеевки. Я, конечно, всякие глухие деревни повидал, но эта особенная! Дома такие разве что в прошлом веке строились. А дорогу, похоже, лет 50 не ремонтировали! Это сколько же здесь не было проверок? – так я продолжал возмущаться и грозить неизвестному председателю деревни всеми карами от дисциплинарного взыскания и до переквалификации в уборщика улиц, пока мы не подъехали к зданию, по всем признакам похожему на сельсовет. Не надо было пристально всматриваться, чтобы понять, что здание заброшено. В свете фар было видно, что ступеньки перед дверью разрушились и из них торчат металлические штыри каркаса, окна заколочены, а крыша почти полностью обвалилась. Слабый свет, тем не менее, внутри горел. Наверное, в тот момент во мне зародилось предчувствие чего-то очень нехорошего, но я не знал, что именно стоит подозревать. Естественно, мы зашли внутрь. А какие могли быть варианты? Свет шел из металлического бака, в которым, судя по всему, был разведен огонь, и от какого-то переносного фонаря. Вокруг бака сидели двое человек, еще один лежал в углу, я сперва принял его за груду тряпья. Помещение было пустым, если не считать различного мусора и остатков поломанной мебели. Увидев меня, те двое, что сидели около бака, вскочили на ноги, один бросился бежать на второй этаж по лестнице, которая едва не обвалилась у него под ногами, а второй попытался вылезти через не заколоченное окно, но у него, кажется, была повреждена нога, так что я успел схватить его за ворот и рукав куртки и сдернуть с подоконника. Это был бородатый мужчина, лет 40-50, точнее я определить тогда не мог. Я встряхнул его и потребовал назваться и показать документы. Но он только повторял, как заведенный, что не сделал ничего плохого. А ведь и правда. Я отпустил его, и он упал на пол, закрывая голову руками, как будто кто-то собирался его бить.
- Товарищ, - я старался говорить спокойно. – Вас никто ни в чем не обвиняет. Просто ответьте на мои вопросы, если вам не сложно. Я офицер Приказа.
И я сунул ему билет буквально под нос, чтобы он мог прочитать. Потом повторил требование показать документы. Оказалось, что документы он потерял. Как это потерял? Как можно потерять документы и не восстановить их сразу же?! Я спросил о месте работы и проживания. Он ответил, что не работает и дома у него нет. Не удивительно, в там случае, что он пытался сбежать. Что ж, такие люди, к величайшему сожалению, все еще существуют. Которые ненавидят трудиться в принципе, которые не желают быть членами социума. И хуже всего то, что за одно только отсутствие работы невозможно привлечь к ответственности, если человек не нарушил общественного порядка или не совершил какое-то преступление. Мне вдруг стало противно, что я прикасался к нему, к его одежде. Я осторожно поднялся на второй этаж по ходящей ходуном лестнице, но там уже никого, естественно, не было. Первый беглец как-то удрал, через окно или сломанную крышу. Когда я спустился, Вика сидела на коленях около лежащего в углу человека.
- Посмотрите, он, кажется, болен, - сказала она тихо.
- Оставь. Мы им ничем помочь не можем. Давай, вставай.
Я на всякий случай уточнил у своего недавнего, так скажем, собеседника:
- Этот тоже без работы? – и указал на лежащего.
- Да-сь, без работы.
- Понятно. А что случилось с сельсоветом?
Он не понял вопроса. Мне пришлось разъяснить.
- Почему здание сельсовета в таком состоянии? Где теперь он располагается?
- Сельсовет-то? Дык нету сельсовета уже давно.
- Как это нет? А председатель где же?!
Но никакого вразумительного ответа я от него не добился.

Когда мы садились в машину, я с трудом удержался, чтобы не хлопнуть дверцей. Не хотел показывать Вике, что нервничаю. А что, собственно, случилось? У нас отказали средства связи, мы заблудились, приехали в деревню, которой нет на карте, все встреченные нами люди оказались алкоголиками или безработными, и еще мы не можем найти сельсовет. Просто неудачный день, верно? Но кто бы мог заподозрить нечто настолько невероятное?

Мы подъехали к ярко освещенному зданию, выгодно отличавшемуся на фоне остальных построек. Внутри было похоже на общественную столовую – несколько столов с лавками и стойка, за которой стоял толстый человек в белом фартуке. Посетителей не было, если не считать мужчины, спящего за одним из столиков. Я подошел к заведующему в фартуке (я его, естественно, принял за заведующего) и поздоровался. Он тут же спросил, откуда мы приехали, потому что раньше он нас не видел. Я ответил, что из Тюмени с проверкой.
- Долго ехали-то поди! Вы присаживайтесь, присаживайтесь! Вы уж извините, меню-то у нас нет, все по-простому, но выбор напитков имеется. После дороги-то немного согреться не повредит…
Меня не особенно удивили его слава. В пунктах, где проверка грозит выявлением серьезных нарушений, проверяющих часто пытаются склонить к нарушению служебного долга – предлагают алкогольные напитки, какие-то иные услуги и все в таком духе. Может быть, если бы я был без Вики, я бы и не отказался «немного согреться» (что скрывать, отличался бы я особой надежностью, меня бы не направляли постоянно на проверки в самые глухие местечки нашей необъятной Империи), но показывать дурной пример студентке не хотелось, так что я довольно резко оборвал его, сказав, что нас подобное не интересует. Он вроде смутился и сказал, что посетителей у него очень мало, и они обычно приходят, чтобы выпить. Интересное признание, ничего не скажешь! Я спросил, сколько человек регулярно употребляют алкоголь.
- Да, считай вся деревня! Ну натуральных алкашей не так чтобы много, но пьют люди, пьют, ничего не скажешь. А мне что? А мне доход опять же…
И он начал совершенно будничным тоном рассказывать такие ужасные вещи, что я слушал и не мог ни прервать, ни задать вопрос, в таком я был шоке. У меня просто в голове не вязалось то, что он говорил. Он продает еду и алкоголь за деньги. У него есть ларек (магазин) в котором он продает людям продукты и различные бытовые предметы. За деньги. За рубли. За бумажные купюры. Его непродолжительный монолог был похож на лекцию по экономике курсе на третьем, такое же обилие терминов и понятий, значение которых я знал по определением, но слабо представлял, как все это выглядит и работает в реальной жизни. Думаю, описывать мое состояние излишне. Я спросил у него, где можно найти представителя власти. Он ответил, что староста живет на параллельной улице, за церковью. За чем? Великий Вождь, он сказал, что здесь есть церковь?! Я схватил Вику за руку и увлек за собой на улицу. Плохо помню следующие минуты. Просто постепенно картина в голове сложилась в единое целое. Разрушенное здание сельсовета, отвратительное состояние жилых домов и дорог, распространение алкоголя, отсутствие деревни на карте… а еще деньги и церковь. Я не задумывался над вопросом, как именно НАТО или ВЕС это провернули. Я только знал, что в центре нашей Империи «процветает» капитализм. И что так быть не должно.

В доме старосты не горел свет и на стук никто не вышел. Тогда я разбил стекло и открыл окно на кухне. Описывать внутренний интерьер у меня нет никакого желания, скажу только, что нечто подобное видел только в квартире у престарелой женщины, которая жила по соседству со мной раньше. Она страдала патологическим накопительством, и хотя постоянная терапия не позволяла довести свое расстройство до критического состояния, обе ее комнаты были завалены всяческим барахлом, от которого она никак не могла избавиться. Но она была больна, мы все относились к ее проблеме с пониманием… А какое оправдание у этого человека? Я осматривал комнаты, прикидывая, есть ли состав 135 статьи УК Империи и есть ли у проживающего здесь шансы избежать каторги. Впрочем, скоро я пожалел, что в нашей стране только один вид смертной казни и тот слишком гуманный в данном случае. Я на всякий случай спустился в подвал, Вика за мной. Было, конечно, предчувствие, что там что-то, завершающее, так сказать, картину… В подвале, напоминающем чем-то комнаты дознания в старом корпусе Приказа, мы увидели подростка лет 15-16 на вид. Я не сразу понял, почему человек в подвале, почему дверь была заперта снаружи… А парень смотрит так не мигая, кажется, даже дышать перестал. Я попросил его назвать свое имя. Он представился – Юлий Чернов.
- Юлий, скажи мне, почему ты здесь заперт?
- Он меня почти все время держит здесь.
- Кто, он? Староста этой деревни?
Юлий кивнул утвердительно и закрыл лицо руками. Мне пришлось его встряхнуть несколько раз, чтобы привести в чувство. Потом он все рассказал – с трудом выдавливая каждое слово и запинаясь. Но самое главное я понял – он не из этой деревни! Юлий Чернов попал сюда случайно  –  заблудился на болоте совсем недалеко от родного Октябрево, поблуждал до самой ночи, пока не вышел к Алчеевке, средства связи отказали, как и у нас. Только в отличие от нас Юлий не успел ни с кем поговорить, сразу попал в дом к старосте. От него узнал, что коммунистической власти здесь нет, что все за деньги, что богатый может делать все, что угодно.
- Сколько ты здесь Юлий?
- Несколько месяцев… Около года, я думаю.
- И за целый год ты не пытался сбежать?!
- Я пытался, - отвечает почти шепотом, - сначала все время пытался.
- Ладно, вставай, - я потянул его за локоть. – Ты пойдешь с нами.
К его реакции я оказался не готов. Юлий упал на пол и начал повторять, как заведенный:
- Нет-нет-нет! Мне нельзя выходить отсюда без разрешения, он разозлится, я не могу!
Вика пыталась его успокоить, но он только шептал бессвязные и бессмысленные слова:
- Он меня купил, я теперь его, и если я убегу, он меня убьет.
Вика сняла шарф, чтобы он мог увидеть ее галстук.
- Юлий, посмотри. Ты знаешь, что это?
Он кивнул.
- Этот галстук – символ того, что мы – граждане Империи, что мы принадлежим к Партии. Где твой галстук?
- У меня был… но он, он его сжег… Он сказал, нет никакой партии и Империи тоже нет.
- Юлий, он преступник и будет приговорен к смертной казни! Неужели ты не понимаешь, что все, что делает – незаконно? Империя никогда не простит такого, никогда. А теперь вставай, мы должны уехать отсюда, чтобы сообщить обо всем, что здесь происходит. Мы не можем тебя оставить. Давай, идем.
Я услышал шум наверху, еще когда мы поднимались по лестнице из подвала, и успел достать пистолет. Человек средних лет, с неприятными чертами лица и полуседой бородой, возник в дверном пролете и закричал:
- Убирайтесь из моего дома, это частная собственность!
В руках он держал двуствольное ружье (такие изобрели еще в XVIII веке и использовали до середины XXI века). Впрочем, я не буду врать, что мой первый выстрел был сделан в пределах необходимой самообороны. Нет, то, что у него в руках оружие я понял секундой позже, а первый раз я выстрелил, среагировав на его слова. Нет никакой частной собственности и быть не может! И я бы мог убить его сразу, если бы Юлий не схватился за мою руку и не потянул книзу, из-за чего пуля ушла далеко в сторону и попала в плинтус. Я вырвал руку и оттолкнул его от себя, но этого времени старосте хватило. Он еще прокричал что-то вроде: «Вы его не получите, он мой!», поднял двустволку и выстрелил. Но целился он не в меня, а в Юлия, который все еще стоял между нами. Потом мой выстрел – всего на долю секунды позже. И крик Вики. Потом оглушительная и яркая тишина – осознание того, что произошло.

Староста был мертв, можно было не проверять. Нет, я не первый раз убил человека. Однажды мне пришлось привести в исполнение смертный приговор. Но это было другое... Впрочем, правомерность моих действий меня тогда мало волновала, потому что у моих ног истекал кровью ребенок. Рана была одна, кажется, в двустволке был только один патрон. Но и одна была смертельной, это было ясно. Я зажимал рану Юлия руками, пока Вика поддерживала его голову, а кровь все текла между моих пальцев – густая и горячая. Пульс сбился на нитевидный, и через две с половиной минуты все закончилось. Я вымыл руки под краном, но кровь впиталась в манжеты, забрызгала куртку, и несколько капель я стер с лица. Вика все еще сидела рядом с телом Юлия, и мне пришлось ее поторопить.
- Мы оставим его здесь? – спросила она.
- Мы скоро сюда вернемся, но сейчас нужно ехать. Давай, пойдем.

Машина подскакивала на выбоинах и неровностях, а я все прибавлял скорость. Не имело значения, что навигатор не работает и в полной темноте почти не видно дороги. Почему-то казалось, что если только выберемся из этой деревни, сразу окажемся в безопасности – в Империи. Я ехал по той же дороге, по которой мы въезжали в Алчеевку, и скоро опять выехали на заброшенную пашню. Я искал глазами в свете фар то бесконечное шоссе, но не находил. Поэтому просто ехал вперед, подальше от Алчеевки. Не могу точно сказать, сколько прошло времени, прежде чем автомобиль начал терять ход. Земля была слишком мягкой, хлюпала и проседала под колесами. Потом машина остановилась и я не мог заставить ее сдвинуться с места. Мы застряли в заболоченном лесу.

Но именно на этом и закончились все ужасы этого вечера. Потому что вдруг включился и заработал навигатор, учтиво и своевременно сообщая нам, что мы заехали в болото. Потом мой телефон завибрировал, поймав сигнал. Вика начала водить пальцами по экрану обоих своих компьютеров сразу. Ну а дальше все понятно – мы связались с председателем села Октябрево и попросили прислать кого-нибудь на помощь. Через три часа приехал трактор. Еще через два с половиной мы были в Октябрево. Где-то около четырех утра, кажется. Сразу как появилась возможность, я доложил обо всем, что случилось своему комиссару. И на следующий день половину Омутинского района прочесывали солдаты и над лесом летали вертолеты. Никаких неотмеченных на картах населенных пунктов не нашли, разумеется. Потом было расследование. Меня и Вику допрашивали много раз, просматривали записи с камеры, которая была в салоне машины, но из этих записей можно было восстановить только наши разговоры. В итоге ни к какому выводу следствие не пришло и эту историю отправили куда-то в далекие архивы. Для Партии на этом все закончилось. Но мы с Викой потом еще навели кой-какие справки: Юлий Чернов действительно родился в селе Октябрево 12 декабря 48-ого года, и пропал без вести в августе 63-его. Поиски ничего не дали, так что все решили, что мальчик утонул в болоте по неосторожности. Об этом также свидетельствовало и то, что его телефон не принимал сигнал, а значит был или сломан или в не зоны действия сети. Но таких же зон на территории Империи почти нет? То есть считается, что нет.

Несмотря на прямую рекомендацию комиссара, я все никак не могу забыть все это. Иногда лежу и думаю о том, что где-то в омутинской глуши есть эта затерянная деревня со странным названием Алчеевка, в которой не обрабатывают землю и не разводят скот, в которой нет ни колхоза, ни сельсовета, а люди покупают еду за деньги. И что кто-то может просто заблудиться в лесу или по дороге, и попасть в это страшное место. И сколько числящихся пропавшими без вести на этом болоте на самом деле разделили судьбу Юлия Чернова? И только одна мысль одновременно и пугает и успокаивает. Было ведь еще кое-что, о чем мы никому не рассказали. Слишком это невероятно и немыслимо. Конечно, это могло быть и галлюцинацией, вызванной ядовитыми болотными испарениями… Могло ведь?

Когда наша машина застряла на болоте, и нам оставалось только сидеть в салоне и ждать обещанный трактор, к машине приблизился человек и постучал в окошко с моей стороны. Я опустил стекло. Головной убор отбрасывал резкую черную тень на его лицо, но свете лампочки в салоне я его узнал. Его ведь невозможно было не узнать, учитывая, что его портреты висели в каждом доме, а в каждом городе стоял его памятник. Вика тоже узнала, вскрикнула коротко и полузадушено и замолчала.
- Товар’ищи, а подскажите, дер’евня Алчеевка в ту стор’ону? – голос был такой узнаваемый, знакомый каждому гражданину Империи с самого детства.
Я машинально кивнул.
- Хор’ошо! Я как p’аз туда напр’авляюсь. Нашел на своей кар’те и думаю: ар’хи-необходимо посетить! Ничего, товар’ищи, р’азберемся, что да к чему. Здр’авия вам.