В тот самый июльский полдень, когда на улице жара стояла совершенно непереносимая, в одном из престижных столичных Салонов красоты было комфортно. Салон работал, как блестяще отлаженный механизм. Отточенными движениями гибких пальцев мастера стрижек и укладок колдовали над причёсками своих постоянных клиенток.
В глубине зала, за красочной рекламной перегородкой расположился маникюрный отсек, до предела заполненный ровными, наподобие грядок, рядами столиков с удивительно похожими друг на друга мастерицами. Все они походили друг на друга не только своими кокетливыми халатиками с эмблемой салона на груди, но и пассами фокусниц со скальпелями маникюрного инструментария.
В отличие от мастериц, клиентки салона были совершенно разными. не походили одна на другую… Здесь, за одним из столиков среди клиенток сидела Анна – молодая женщина – изящная, интеллигентная, с длинными, волнистыми каштановыми волосами. Тонкое лицо было покрыто загаром.
Пока маникюрша колдовала над её пальцами, Анна заглянула в зеркало напротив. В нём она увидела свои светло-карие встревоженные глаза и, как это часто с ней происходило за последние месяцы, она неожиданно почему-то тут же вспомнила ЕГО – его глаза, его улыбку, его голос… Вспоминала тот самый день, когда в первый раз встретила своего Константиноса… – «древнего грека», как называла его подруга Ани, Ириша.
Со своим «греком» Анна познакомилась случайно. Ириша, гид-переводчик «по ночной Москве», позвала подругу в последнюю минуту на спектакль в Культурный центр греческого Посольства. Пропадал лишний билетик.
В тот вечер на сцене любительского театра Культурного центра при Посольстве Греции играли в основном актёры-любители, кроме самого режиссёра, с опытом работы в небольшом периферийном театре. В фойе и в залах Центра было много публики и театральных светил. В антракте около Анны как-то незаметно очутился ОН… Улыбнулся, как будто они только вчера расстались, и непринужденно представился:
– Режиссёр спектакля, Константинос, – и после паузы добавил: – Можно просто, по-русски, Константин.
Это был мужчина самой заурядной внешности. Среднего роста, в светло-сером костюме, на первый взгляд совсем неприметный, он относился к той категории мужчин, которым можно было дать и тридцать, и сорок лет. Но как только он заговорил, на Анну обрушилось море обаяния и чего-то необъяснимого, от чего у неё бешено заколотилось сердце.
Режиссёр предложил ей войти в труппу театра и попробовать себя в роли Княгини.
– Я собираюсь ставить средневековую пьесу. Там есть очень подходящая для вас роль…
– Но я не актриса, – вспыхивая под его взглядом, отвечала Анна.
– Я художница по костюмам из мира кино. И потом… я не особенно люблю театр. Эти хорошо поставленные голоса, напыщенность… искусственность декораций… условность… вот кино – это совсем другое дело.
Анна смутилась, опустила глаза. Ей показалось, что Константин не слышал её, а только с улыбкой наблюдал за её манерой говорить.
Подошла подруга Анны Ирина. Надо было возвращаться домой. ОН предложил им свой автомобиль. Ирина радостно поддержала его предложение. Потом он развозил их по домам и неожиданно для Анны напросился к ней в гости. Она почему-то согласилась без колебаний. Тем более, что в их доме поздние гости не были проблемой.
Муж Ани, Сергей, часто встречал у себя дома поздними вечерами коллег операторов и режиссёров с киностудии, где они с женой, художницей по костюмам, работали последние десять лет.
Позже, в годы перестройки, когда в кино, как и во всей стране, всё развалилось, Сергей неожиданно для окружающих, нашёл себя в бизнесе. Анна же продолжала заниматься любимым делом, по большей части дома – писала натюрморты и эскизы воображаемых костюмов. Дочка Вика оканчивала школу и с удовольствием встречала припозднившихся богемных гостей. В тот вечер гости были необычные, вернее, гость из театральной среды. Вика подавала чай, прислушиваясь к разговорам о театре.
Константин умел произвести впечатление. У него был острый, проницательный и живой взгляд. Он увлечённо рассказывал о необычном эксперименте в любительском театре при Посольстве Греции.
– Такой эксперимент некоторое время назад уже поставили на Западе, – говорил он. – Спектакль на нескольких языках одновременно.
В конце вечера уже муж и дочка уговаривали Анну попробовать себя в роли Княгини в необычном театральном эксперименте.
Анна незаметно для себя окунулась в театральную жизнь. Репетиции три раза в неделю. Греческий язык, которым она занималась с приглашенным педагогом из посольской школы, работа над текстом с Константином в течение двух часов подряд – всё это преодолевалось ею легко, радостно, под пристальным взглядом режиссёра. Он явно принадлежал к породе людей властных. Это ощущалось по тому, как он подчинил своей воле всех членов труппы. Когда занятия с педагогом подошли к концу, Анна начала репетировать со своим партнёром, Гариком Истоминым, актёром в прошлом, а сейчас по совместительству администратором.
Гарик увлечённо репетировал роль священника, в которого безответно была влюблена героиня Анны, богатая Княгиня, пожертвовавшая все свои сбережения на возведение Храма.
Через какое-то время режиссёр объявил всем, что в ближайшие выходные назначен показ отрывка из готовящегося спектакля. Будут важные гости, столичная пресса, театралы и сам Посол с супругой.
Репетиции шли полным ходом. Анна сутками отсутствовала дома. Сергей, занятый своим бизнесом, особо не замечал отсутствия жены. Но Вика была недовольна и ревновала мать к новому театральному увлечению. Ей явно не нравились изменения, происходившие в матери. Почти каждый вечер Анна вела долгие телефонные разговоры со своим режиссёром. Дочка интуитивно понимала, что происходило с матерью. Её кроткая, любящая домашний очаг мама вдруг перекочевала в мир богемного счастья с каким-то невзрачным типом…
– SOS! Тётя Ира, ваша подруга пропадает! Надо срочно спасать её!!!– предупредила Вика мамину подругу Ирину.
– Постараюсь, Викуся, хотя с моим плотным графиком… не знаю, получится или нет.
В то утро после ухода хозяина дома, мать и дочь оказались на кухне одни. В последние месяцы они редко виделись. Аня пропадала на репетициях, Вика – то на занятиях, то с друзьями. Если она оказывалась дома, то не отрывалась от компьютерных игр в своём углу. Сегодня была суббота. Аня готовила завтрак. Вика пила утренний кофе, поглядывая на мать. Ей явно хотелось поговорить с мамой о её недопустимом, с её точки зрения, поведении Анны.
Зазвонил телефон. Аня схватила трубку. В последнее время она первая бросалась к домашнему телефону. Вика с усмешкой наблюдала за ней. Это был, конечно же, «мамин грек». Они договаривались о какой-то совместной поездке. Пунцовая, но очень довольная Аня, соглашалась со всеми его доводами. Вика не выдержала, начала жестикулировать, всем своим видом протестуя против отъезда матери из города. Едва дождавшись конца их переговоров, дочка начала выговаривать матери…
– Что он снова тебя кошмарит? Куда ты собралась? Сколько можно плясать под дудку этого местечкового театрала? Ты у нас с папой спросила?..
– Я достаточно взрослая, чтобы без спроса уезжать куда-либо, – огрызнулась Аня, соскребая со сковородки подгоревший блин.
– И куда он тебя увозит? – ехидно спросила Вика.
– Он позвал меня во Владимир. Буду помогать ему в подборе актёров в местном театре.
Вика подалась вперёд, заглядывая в смущённые глаза матери.
– А без тебя он не может обойтись?
Аня выключила плиту. Безнадёжно опустила руки. Села за стол напротив дочери:
– Что ты лезешь в мою жизнь?
– Мамочка, ты же постоянно меня контролируешь... «Поздно не приходи!»... «За город – нельзя!»... «К друзьям на дачу – нельзя!»... «Позже двенадцати часов – опасно!»
– Что ты хочешь от меня на это услышать, дочка?
– Я хочу, чтоб ты любила только папу, – сказала Вика резким тоном, с шумом отодвигая стул. – Я просто от тебя в шоке, мама! Это чёрте что такое! – и она быстро вышла за дверь.
Снова зазвонил телефон. Аня сорвала трубку. На этот раз была Ирина. Подруги договорились о встрече.
Анна открыла дверь кафе Культурного центра, вошла и окинула взглядом помещение. Ей нравилось здесь. Повсюду ощущался изумительный запах кофе. Она заказала чашку своего любимого «капучино» и, подтянув к себе стул, уселась за свободный столик. Столик был на двоих. Ирина должна была подойти с минуты на минуту. Это она настояла на сегодняшней встрече. Заметив в кафе знакомых, Анна поприветствовала их рукой.
Подскочила запыхавшаяся Ирина. Подруги весело поздоровались.
– Ещё одну чашку, – кивнула Аня официанту. Несколько минут обе внимательно изучали друг друга. Аня первая прервала молчание:
– Ириш, Викуля права. Я – в ловушке.
– Ты что, запала на своего режиссёра?
– Ириш, это не подходящее слово… – шептала Анна, как будто кто-то мог их подслушать. В этот полуденный час кафе было набито битком.
– Послушай, подруга, что это с тобой? Я тебя не узнаю. Ты видела себя в зеркале? Соберись! – увещевала подругу Ирина.
– Нет, это ты меня послушай. Трудно… но я попробую тебе объяснить.
Анна подалась вперед, снова зашептала.
– Раньше, до моего замужества, я чётко понимала: этот мужчина мне нравится, а этот – не волнует… Красавчики вообще были не в моём вкусе. Что-то в них во всех сквозит слащавое, не мужественное...
– А Костик – сама мужественность, – хихикнула Ира. – Не смеши меня.
– Ну вот, снова ты всё оборачиваешь в шутку, – обиделась Аня.– Пойми, в нём не это главное.
– По мне, так в каждом мужчине именно это самое главное его достоинство, – улыбнулась Ирина, окидывая игривым взглядом соседние столики.
Принесли кофе. Ирина кивнула официанту, поблагодарила его, дождалась пока тот отойдет от их столика, обернулась к подруге.
– Что ты в нём нашла?
– Ты знаешь, что мужчины в моей жизни никогда не занимали особого места,– говорила Аня. – Вспомни, как ты подтрунивала надо мной по этому поводу… А сейчас моя жизнь поделилась на «до» и «после» встречи с НИМ.
– Может, он, как мужчина тебя… – теперь уже Ира перешла на шёпот.
Анна не дала ей договорить:
– Какой мужчина! Пойми, для меня не это главное.
Аня заёрзала на стуле, как будто села на горячий утюг. – Послушай! Когда я с ним разговариваю по вечерам по телефону… когда слышу его голос… если бы ты знала, какими ласковыми именами он меня одаривает… Ни один мужчина на свете не говорил мне таких слов и не называл меня такими именами. А когда мы репетируем, то у него над головой образуется… – Аня замолкла. Она с трудом подбирала слова:
– Мне трудно объяснить… я и сама толком не пойму, что образуется… в общем, я попадаю туда, и у меня окончательно сносит крышу. Одно я знаю точно, подруга, он проник мне в кровь. И точка!
– Да-аа, Кащенко по тебе плачет, подруга. Крыша едет точно. Викуся права. Тебя надо срочно вытаскивать. – Послушай меня, Анют, чего тебе не хватает? У тебя прекрасный муж, не то, что у меня… Ни мужа, ни любви… А на работе – мрак.
– Муж? – Анна усмехнулась. – Я для Серёжи что-то вроде привычки.
– Брось ты всю эту возню со своим режиссёром, – продолжала Ира. – Тем более, что, как я тебя поняла, у вас с ним пока ничего и не было…
Ирина вопросительно посмотрела на Аню, в ожидании ответа. Та сосредоточенно пила свой кофе, внимательно изучая пенку в чашке.
– Ничего не было, – подтвердила Аня упавшим голосом.
Повисла тягостная пауза.
– Понятно, – снова заговорила Ира. – Я вижу, ты так легко не выползешь из своих греческих мифов. Ладно, я тебе помогу. Когда у вас выступление в Посольстве?
– В воскресенье вечером, – тихо подсказала Анна.
– Поняла. – Ирина допила свой кофе, поставила чашку на стол.– После представления поезжайте с ним на мою дачу. Я все устрою, не волнуйся. Предупрежу Серёжу и Вику, что забираю тебя из Посольства, поздно вечером к себе. Думаю, подруга, – переспишь со своим «греком» и успокоишься.
Обе замолчали, прислушиваясь к шуму в кафе.
Ирина подозвала официанта, расплатилась с ним. Подошла к Ане, поцеловала в макушку. – Ты не расплачивайся. Я уже расплатилась, Анют. Мне пора на работу. Созвонимся, подруга.
Ирина убежала. Аня продолжала сидеть на месте, разглядывая причудливые узоры на дне своей кофейной чашки.
После встречи с Ириной Аня долго бесцельно бродила по улицам, занятая своими мыслями. Но так и не придя ни к какому решению, вернулась домой.
В день представления Аню было не узнать. Казалось, она парила над всеми. Не было ни капельки волнения, хотя вокруг все волновались. Сцена с Гариком прошла на высоте. Публика, в основном из греческой общины, была в восторге.
Княгиня говорила со сцены на греческом языке без акцента. За кулисами, к Анне подошёл молодой грек с горящим взглядом оливковых глаз. Он заговорил с ней по-русски. Видимо, родился и вырос в России.
– Знаете, с завтрашнего дня я буду учить свой родной язык! И всё благодаря вам. Спасибо большое.
Его слова для Ани были дороже цветов и комплиментов.
Подали лёгкий фуршет. Ирина привела в Центр ораву туристов с «Ночной Москвы». Все хвалили её подругу и восторгались театральным экспериментом режиссёра.
Зазвонил телефон. Викин звонок напомнил Ире о другом эксперименте… о дачном… – Тётя Ира, не могу дозвониться до мамы… – щебетала Вика, – как прошла премьера? Папы ещё нет, а я одна дома.
– С премьерой всё замечательно, Викуся. Вот только… – Ирина оглянулась по сторонам, ища глазами подругу. – Вот только, в остальном не очень… вы двое у неё близких людей, но ни один не появился на премьере. (через паузу) – Уже поздно. Передай папе, что я забираю вашу маму к себе на дачу до понедельника! – И пока Вика не отреагировала на её слова, Ирина поспешно попрощалась и отключила связь.
Константин не отходил от Ани весь вечер. Сразу после показа, за кулисами он весело схватил её за руку и радостно сжал её. Потом водил премьершу от одного гостя к другому и представлял её, как свою женщину.
Посол с супругой поздравили их обоих. Официанты разносили гостям шампанское на подносах. Ближе к полуночи гости начали расходиться.
Ирина сдержала своё обещание. В дамской комнате она незаметно подсунула Ане ключи от дачи и заговорщически подмигнула ей. Аня растерянно огляделась по сторонам. Обе подруги были похожи на бандитов, задумавших ограбление века.
Потом Ира организованно увела группу иностранцев в «Ночную Москву». Константин с Аней вышли последними. Он подвёл её к своей машине.
Он даже не поинтересовался, с кем она собирается возвращаться домой. Всё «само собой разумелось»… Она – его женщина… он, и только он, повезёт её домой. Они уселись в его машину.
– Куда едем? – он вопросительно посмотрел в её сторону.
– Едем на дачу, в сторону Троицка. – Аня назвала адрес. Он согласно кивнул ей, включил навигатор, задавая нужный маршрут, и тронул машину.
Внутри машины была приятная прохлада.
– Скажи мне, Аннушка, – говорил он, глядя на ночную дорогу, – ты продолжаешь думать, что театр – это застой… Вспомнил твои слова о театре в первый день нашего с тобой знакомства.
– Нет, я поменяла своё мнение. В нашем варианте всё, как в жизни. Даже не верится, что такое может быть на сцене.
– Ты не оговорилась? – усмехнулся он. – Не как в жизни… Ты хотела сказать, как в кино?
– Да, удивительное дело – с одной стороны, театральная условность: ограниченная сцена, декорации, кулисы... С другой стороны, невероятная свобода в том, как говорят актёры, как свободно двигаются в пространстве… всё, как в жизни.
Мне было так легко и свободно. Хочу тебе признаться – я бы, наверное, не рискнула окунуться в театральное дело, если бы не спектакль, показанный французами. Тогда я, случайно включив телевизор, напала на этот спектакль. Мягкий свет... Приглушённые голоса актёров... Приятная атмосфера... Никакой искусственности декораций. Актёры – ОН и ОНА – говорили на непонятном мне французском. Длинный диалог не утомлял... Наоборот, хотелось слушать и слушать Мужчину и Женщину. Главное было в том, как они произносили свои реплики совсем не по-театральному, а свободно, как в жизни, как на киноэкране. Я любовалась ими…
– А я сегодня вечером любовался тобой. И не только я. Ты моя звёздочка… Ты – прелесть необыкновенная, Аннушка. Ты даже не представляешь, как я к тебе отношусь, милая моя, – заговорил Костя внезапно дрогнувшим голосом.
Он ещё что-то говорил ей в пути. Бросал на неё короткие взгляды, когда позволяла дорога… Она не вникала в его слова. Ей было достаточно видеть его, слышать его голос…
Последние минут десять, когда подъезжали к дому, он молча гнал машину на большой скорости, потом сбавил скорость, свернул на боковую дорогу и остановился. По длинной, подъездной дорожке они подъехали к дачному домику в белом свете Луны.
Константин вышел из машины, обошёл её, галантно открыл дверцу со стороны Анны, помог ей выйти.
– Я провожу тебя? – спросил он очень тихо.
Анна с улыбкой пригласила его в дом. Она завозилась с непривычным для неё замком. – Я помогу? – он взял ключи, удивительно быстро справившись с замком, пропустил её вперёд.
Они вошли в комнату. ...Большая и чистая комната со шторами на окнах. На полу – коврик, под окном – электрический камин, а посредине – деревянный стол.
– Располагайся, – ликуя, проговорила ему Анна.
То ли от выпитого шампанского, то ли от предвкушения близости с ним у Ани бешено колотилось сердце.
Он подошёл к ней, обнял одной рукой за талию, прижал к себе. Другой рукой повернул к себе её разгорячённое лицо:
– Твоя улыбка... твои губы... Это бесконечное очарование женственности в глазах, в губах, в выражении лица... знаешь, такая женственность свойственна не каждой женщине. А если это актриса – то она в любом возрасте притягательна как на сцене, так и на экране...
И снова, в который уже раз, Аня не слышала его слов... Она только ловила что-то неуловимое в его голосе...
И вдруг!
– Поздно уже. Я поеду обратно… – спокойно заключил он, после чего выпустил её из рук и почти сейчас же исчез, плотно затворив за собою дверь.
В первые несколько секунд Анна вошла в ступор. По её спине пробежал холодок, она с трудом сдерживала волнение. Очнувшись, огляделась и, не найдя никого рядом, с силой швырнула сумочку на пол. В гнетущей тишине раздался треск. Анна вздрогнула, подбежала, подобрала сумку. Из сумки вывалилась треснутая фирменная коробка. Что-то выскользнуло на пол. Анна подняла свёрток, развернула. Это было изысканное кружевное женское белье.
Ира! Это она подсунула незаметно в её сумочку ночной презент. Аня вспомнила, как передала свою сумку подруге, когда они вошли в туалет.
– Ира-аа!!! – раздался в ночи женский крик отчаяния.
Через какое-то время на дачу примчалась на такси Ирина. Аня уговорила её приехать к ней ночью, чтобы не оставаться одной.
Ира попыталась возразить ей: такси будет дорого стоить. Но Аня заверила её, что деньги у неё есть. Она заплатит. – Приезжай! Умоляю. Я одна! Совсем одна, Ира!
Подруги не обменялись ни единым словом. Ирина поняла ситуацию и не бередила душу расспросами. Она молча обняла свою Анюту и поплакала с ней «за компанию».
Анна прилагала все усилия, чтобы не думать о НЁМ. Но все её усилия были напрасны. Каждое утро она просыпалась с его именем в голове. В ушах звучал его голос. Она говорила себе, что она мужняя жена, что ОН не для неё…что ОН не может принадлежать ей…что она медленно сходит с ума, если постоянно думает только о НЁМ… Но ничего не помогало. Она не могла выкинуть ЕГО из головы.
Беда пришла сразу, неожиданно для всех. Днём на репетиции узнали о трагедии, случившейся накануне. Гарик после вечера в Центре в нетрезвом состоянии врезался на своей машине в столб и погиб на месте.
Вся труппа во главе с режиссёром поехала на поминки в театральный центр. Столы были уставлены выпивкой и закуской. Было много незнакомых для Ани людей, в основном, друзья Константина и Гарика. Молодые люди напились и вели себя неадекватно. Ане показалось, что этот «пир во время чумы» никогда не закончится.
«Не пора ли мне исчезнуть?» – подумала она, но Константин, сидевший рядом, угадал её настроение.
– Ты мне очень нужна, Аннушка, не уходи.
И она осталась.
Аня не смогла отказать ему, хотя внутренний голос подсказывал ей: «Откажись, он тебя так унизил… и эти молодые незнакомые ребята – его друзья – такие неприятные…»
Аня возвращалась домой, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что она погибла окончательно, что она зависима от этого человека, как наркоман от наркотиков, что она ничего не может с собой поделать… И на вопрос: «А ты, Анна, смогла бы ради него бросить дом, семью, мужа, Вику (!), сама себе ответила не колеблясь: “Да! Смогла бы! С ним – хоть на край света!”»
Вечером он позвонил и сказал ей, что через час заедет за ней.
– Едем в ресторан, Аннушка. Я подъеду к твоему дому и позвоню тебе снизу.
Аня безропотно согласилась.
Сергей и Вика были дома, когда Анна спокойно договаривалась с Константином о встрече возле подъезда.
– Куда ты в такой поздний час собираешься? – удивился муж.
– В ресторан, на поминки Гарика.
– Поминки ночью, – хихикнула Вика, высунувшись из ванной комнаты.
– Не волнуйтесь, меня подвезут, – отвечала Аня, удивляясь своему спокойствию.
Она вышла из дома, оставив домашних в полном недоумении. Они никогда не видели её такой спокойной и уравновешенной. Какая-то неведомая сила толкала Аню в неизвестность…
В ресторане было многолюдно. Их уже ожидали молодые ребята с предыдущих поминок. Он подвёл Аню к их столу. Все шумно приветствовали вновь пришедших. Ане показалось, что это вовсе не поминки, а скорее всего очередная встреча подвыпивших друзей. Пили за Гарика, вспоминали разные истории из его жизни.
Аня сидела тихо, в основном рассматривала свои руки. Константин сидел прямо напротив. Вдруг один из подвыпивших гостей громко спросил его:
– Костя, ты почему не женишься на ней? – и кивнул в сторону Анны.
Она вздрогнула, взволнованно обвела взглядом всех присутствующих за столом. Взгляды Кости и Ани на мгновение встретились, и уже в следующее мгновение Костя усмехнулся:
– Я не могу на ней жениться, у неё уже есть муж.
Все дружно засмеялись.
Анна напряглась, инстинктивно сжала кулачки. Её душили слёзы. Весь вечер её кулачки то сжимались, то разжимались...
Ей никогда не было так скверно… Но она почему-то продолжала оставаться с НИМ допоздна.
Было уже далеко за полночь, когда все начали собираться. Возле гардероба Константин ухаживал за Аней.
– Отвези меня домой, Константин, – попросила она, забирая у него свой плащ.
– Я много выпил, Аннушка, мне нельзя садиться за руль. Я тут вызвал по телефону своего друга. Он подвезёт тебя. – Константин обвёл взглядом фойе, заметил кого-то, приветственно замахал рукой. – А вот и он подоспел.
Подошёл мужчина лет тридцати, высокий, подтянутый, тёмные волосы собраны в хвост. Поздоровался с Константином. Тот представил его Анне.
– Очень приятно. Василий, – представился ответил он.
Константин похлопал его по плечу:
– Спасибо тебе, Василь, что приехал. Поручаю тебе Аннушку. Отвези её домой. Поезжайте.
Потом обернулся к Анне, обнял её, осыпая мелкими поцелуями лицо, шею, шепнул на ухо:
– До завтра, милая. Спокойной ночи, радость моя.
Анна, еле сдерживая слёзы, вырвалась от него и поспешила за Василием.
По ночному городу машина Василия неслась на полной скорости. Ехали молча. Анна время от времени показывала дорогу.
Она напряжённо размышляла. Почему-то вспомнила несчастного Гарика… Неожиданно в голове возникли реплики Княгини и Священника из их диалога.
«– Ты бросила мужа, семью, удалилась от мира… Как ты могла…
– Я это сделала ради тебя, ради нашей любви… А ты меня упрекаешь, называешь лгуньей, самкой… И хочешь разрушить наш Храм. Храм нашей любви.
– Этот Храм должен быть разрушен. Он построен на лжи и лицемерии.
– Но я вложила в него все свои сбережения, уже не говоря о том, что в этом Храме моя душа…в нём наша любовь…
– Я построю новый Храм. Чистый, незапятнанный…
– Ты меня не слышишь. Чтобы построить новый Храм, нужны годы и годы...
– Неважно. Я буду строить и рушить до тех пор, пока не построю настоящий Храм. Пойми меня.
– Ничего не хочу больше слышать. Прочь с глаз моих. Я всегда была одинокой – одинокой и погибну в этой пустыне. Уходи!»
Её мысли прервал голос Василия:
– Анна, Аня, ты меня слышишь? Ау-уу!
Анна испуганно мотнула головой, извинилась.
– Что вы сказали? Я не расслышала.
– Я говорю, Аня, а ты знаешь, что Костя не может общаться с женщиной? – Я говорю, Аня, а ты знаешь, что Костя не может общаться с женщиной? ...Ну, ты понимаешь, наверное, о чём я?
Повисла тягостная пауза.
Анна похолодела на какую-то долю секунды, но тут же собралась, в голове пронеслась Княгиня из пьесы, театральные этюды на репетициях... И ответила спокойно:
– Конечно же, знаю. Я всегда это знала.
Довольный её ответом, Василий усмехнулся:
– Ну-ну… это хорошо, что знаешь. Я бы даже сказал, что отлично.
Так какой у тебя подъезд?
– Четвёртый.
Машина плавно подъехала к четвёртому подъезду. Остановилась.
Василий молча ждал, когда его пассажирка сама выйдет из машины.
– Спасибо.
Он кивнул в темноту.
Анна вышла из машины, пошла к своему подъезду, не чувствуя под собой ног. Путь от машины до её подъезда показался ей голгофой…
Василий дождался, пока Анна войдёт в свой подъезд и только после этого тронул машину с места.
За окном забрезжил рассвет.
* * *
… Вы какой цвет предпочитаете? – маникюрша сняла с рук клиентки массажные варежки, после чего аккуратно распеленала их, смахивая остатки крема. Не дождавшись ответа клиентки, она сама подобрала флакон.
– Может этот? Цвета слоновой кости? – маникюрша показала Анне флакон, улыбнулась, – он очень подойдёт к вашей коже.
Аня согласно кивнула ей.
За соседним столиком обсуждали сеанс Кашпировского, который транслировался на многочисленных мониторах Салона красоты, подвешенных над столиками маникюрного отсека. Анна подняла голову, посмотрела на экран.
– Даю установку на добро… На добро… добро! Добро!!– настойчиво увещевал Кашпировский.
Анна машинально начала молиться.
– Кто-то из зрителей мешает мне работать. Выйдите из зала. Сейчас же выходите, не мешайте работать,– настоятельно требовал экстрасенс с экрана.
Молясь про себя, Анна быстро вышла из Салона и пошла по направлению к Храму.
Она шла и чувствовала, как медленно распускалась пружина, стягивавшая её в последние несколько месяцев...
Она ускорила шаг, не переставая молиться… Ей становилось всё легче и легче. Наконец-то, она освободилась от напряжения.
Анна вздохнула полной грудью… «Я построю свой Храм не на лжи и лицемерии, а на откровении... Чистый, незапятнанный... И буду строить и рушить до тех пор, пока не построю настоящий...»
Она задышала легко и свободно…
Её больше ничего не мучает…
Она знала про себя:
Нет больше театра. Нет больше Константина.
Есть только Небо.
А ещё есть её семья: Она, Серёжа и Вика.
КОНЕЦ.