Мир один на двоих

Антон Лукин
Светало. У горизонта, где посеяна рожь и пшеница, колыхнула алым платком заря. Розовой волной поплыли по бескрайнему небу облака. На всю округу разнеслось громкое кваканье. Распелись как заводные! Артисты! Небось, радуются тихому утру, новому дню, солнышку. Где-то в траве застрекотали кузнечики...
За деревней у реки возле огромной старой берёзы стояли парень и девушка. Обоим не больше семнадцати. Чернобровая красавица с вьющейся косой за спиной, в белом сарафане, прижималась к дереву. Рядом парень, высокий и крепкий в плечах, в зелёной рубахе и серой кепке. О чём-то беседовали. Разговор вёл юноша. Девушка, наклонив голову, молча слушала.
Многие хранят в памяти такое утро… Заря, река, дерево… ещё качели, скамья, тёплый дождь… Как же одинаково мы любим в этом возрасте! Одинаково встречаем рассветы и провожаем закаты. Да и как можно не любить, когда на двоих нам всего тридцать пять лет? Весь мир у наших ног, все дороги открыты – только выбирай. Юность, юность, как же трепетна ты и прекрасна! Как заря вспыхнешь ярким огнём и уйдёшь, оставив в памяти глубокий тёплый след.
Девушка, проведя по коре дерева ладонью, молча пошла вдоль реки. Парень догнал её, взял за локоть, прижал к себе.
– Настя, – коснулся её плеча.
– Саша, не надо, – она наклонила голову. – Не надо.
– Я же приеду.
– Приедешь, – еле слышно произнесла девушка и подняла глаза. – Зачем тогда нужно было говорить… зачем тогда… Я же знала, что уедешь. Захар Дементьевич велит, и поедешь.
– Как я могу отказаться, если народ велит? Люди надеялись на меня, а я им – «не хочу». Это ведь тоже не дело.
– Вот и отправляйся в свой Горький! Настя попыталась пойти, но парень крепко удержал её за плечо.
– Меня не будет каких-то девять месяцев. Соскучиться не успеешь, как я ворочусь.
Девушка медленно перевела взгляд в сторону, где шумела река, и тихо сказала:
– Клава тоже едет в Горький.
– Ну и что? Подумаешь, Клава. Сдалась тебе эта Клава.
– Я же видела, как она на тебя в клубе смотрит. И подруги мне говорили, что… что нравишься ты ей!
– Глупости. – А если ты и правда ей нравишься, Саша?
– Мало ли чего!
– И в город она тоже едет осенью.
– Она на бухгалтера поступает. И не один год там пробудет, – парень улыбнулся. – А я – глазом моргнуть не успеешь, как приеду домой.
– Это только кажется так, что быстро. А на самом-то деле…
– Я тебе писать буду. Каждый день.
– Ты что?!
– А что?
– Родители ещё подумают невесть чего.
– Что же мне теперь и письмо написать нельзя?! – в голосе прозвучала обида. Настя промолчала.
– Хорошо, – не сразу ответила она. – Ты только пиши сестре моей, Маше. А я у неё забирать буду. Ладно?
– Только ты мне тоже пиши, – сказал парень.
– Хорошо, – девушка улыбнулась и медленно пошла, поглядывая на реку. Юноша шёл рядом.
Рассвело. Вот ведь тоже – светает и темнеет так, что и не заметишь. Вроде бы только вот-вот, совсем недавно темень стояла несусветная, а сейчас, пожалуйста, вокруг ясно, и стрекочут кузнечики.
– Я вчера к бабе Лизе ходила, матушка за молоком козьим посылала. Пришла, а там Егорка…
– Кто? – Егорка, – Настя засмеялась. – Козлёнок. Ох, и забавный, ох, и шустрый. Всю поленницу разворотил окаянный, всех кур распугал. А петуха сам боится. Петух своих курочек в обиду не даёт. Прогоняет его. Я сама не видела, мне баба Лиза рассказывала. Забавно, да? – девушка остановилась. – А ведь он слабеньким уродился. Совсем нехороший был. Думали, не выкарабкается. А баба Лиза выходила его. В избу забрала, через соску молоком поила. Головку вот так вот одной рукой придерживала, а другой кормила. Теперь вон какой красивый стал. Шустрый – глаз да глаз за ним нужен. Маленький ведь ещё, вот и хулиганит.
Александр с замиранием слушал подругу. Какая же она всё-таки хорошая! И голосок такой добрый – послушаешь его, и до того хорошо становится, до того радостно делается на душе, будто только что испробовал волшебную конфету. И любоваться ею одно удовольствие. Такая Настя красивая! Красивая и по-детски ещё немного наивная. Какое же это счастье стоять рядом с ней и касаться её ладони.
Александр приблизился на полшага, коснулся Настиного предплечья и поцеловал её.
– Ой, Саша, не надо. Зачем ты так? – спросила девушка. – А если бы нас сейчас кто увидел?
– Да кто нас может увидеть?
– Мало ли? Может, кто и на рыбалку спозаранку вышел… или… Никита Кондратьевич стадо, поди, уже погнал.
– Я же аккуратно.
– Всё равно, – Настя прошла вперёд и украдкой улыбнулась. Не услышав за собой шагов, обернулась. Александр стоял неподвижно. – Обиделся? Не обижайся, пожалуйста.
– Я и не обижаюсь.
– И правильно, – Настя взяла друга за руку.
– Помнишь, как за той рощей картофель собирали? Нас тогда всей школой посылали. Помнишь? – улыбнулась. – Небо ясное-ясное было, ни тучки, ни облачка. И вдруг, откуда ни возьмись, дождик пошёл. И такой тёплый, лёгкий, озорной. Прошёл мимолётно, словно поздороваться к нам забежал. А как пропал, радуга появилась. И такая красивая, и так близко – кажется, пробегись немного и она прямо над тобой будет…
– Вот поженимся, родишь мне сына. Назову его Юрой, – оборвал разговор юноша.
Настя притихла. В больших карих глазах появился вопрос:
– А почему Юрой?
– А что? Мне нравится, – пожал парень плечами. – И я, как папа, должен сам выбрать мальчику имя. Это железно, – улыбнулся. – Юрий Кулаков. Звучит?
– А если родится девочка?
– Если родится девочка, тогда имя за тобой.
Настя призадумалась.
– А дочку мы назовём Зоя. Вавилова Зоя, нравится?
– Отчего же Вавилова, когда ты будешь Кулакова?
Девушка засмеялась.
– Ой! Точно. Кулакова.
Настя, придерживая сарафан, присела на траву. Александр примостился рядом. Рыжее солнце весело отражалось в реке, тёплый ветер поглаживал щёки и волосы.
– Ты к старику Еремею часто заходишь?
– Стараюсь каждый день, но совсем недолго бываю у него, – ответил парень. – С Лёшкой ему дрова позавчера кололи. А так… Заскочишь ненадолго, и всё. А вы с Любашей навещаете старика? Вроде как собирались.
– Редко мы к нему с Любой ходим, – призналась Настя. – Больше одна навещаю. Жалко его. Совсем один. Газету прочесть и то некому. Это вы молодцы, что дрова накололи. Вы с Лёшкой не забывайте его. У него ведь нет никого. А одному – ой как плохо.
– Плохо, – согласился Александр и, подумав немного, добавил.
– Я тебе, Настя, из города серьги привезу.
– Зачем?
– Подарок.
– Разве так подарки делаются? – ласково спросила подруга. – Подарок должен быть внезапный.
– Это сюрпризом называется.
– Всё равно. Подарок тоже должен быть неожиданным. Так он намного приятней.
– Тогда я тебе что-нибудь другое привезу.
Настя положила голову другу на плечо.
– Спасибо. Только ты мне не говори, ладно? А то про серьги сказал, я про них уже и думаю, – девушка улыбнулась. – Ой, Саша, а в городе сейчас, наверное, очень красиво. Да?
– Наверное.
– Кругом огни, фонтаны, трамваи ходят… Охота в город, только честно?
– Вот ещё.
– Совсем-совсем неохота?
– Ну, если только чуточку, – признался парень.
– А ты будешь по мне скучать?
– Спрашиваешь. Кому я письма обещал писать каждый день, лешему?
Настя тихонько засмеялась.
– Я бы тоже хотела в Горький съездить. Я ведь там была только один раз, и то совсем маленькой. Я и не помню ничего.
– Съездишь. Какие твои годы. И вместе съездим с тобою ещё не раз.
– Правда?
– А чего? Конечно. Мы с тобой и в Москву, и в Ленинград съездим. Везде побываем, куда только душа запросится. Мы теперь с тобой едины и всё будем делать вместе, – Александр обнял подругу. – Куда ты, туда и я, куда я, туда и ты. Целый мир один на двоих.
– Весь мир? – девушка загадочно улыбнулась.
– Весь мир, – повторил парень.
– Мы теперь с тобой вместе, и ничего нам не помешает, если мы любим друг друга.
Настя крепче прижалась к Сашиному плечу.
– Мне недавно один сон приснился. Такой нехороший. Ты, наверное, смеяться будешь. Но не надо. Ладно?
– Это же всего-навсего сон.
– Не смейся, не надо, – девушка выпрямилась, приподняла голову. – Снится мне, будто мы с Клавой в лес по ягоды пошли. Ходим, блуждаем, а ни одной ягодки не видно. Все ноги об кусты изрезали. И вдруг вышли мы с ней на поляну, а там земляники видимо-невидимо. Как ковёр красный. И ты посреди этого ковра лежишь. Я к тебе. Подошла ближе, хотела ягодку сорвать, а это вовсе и не ягоды, а вода. Красная такая. Словно кровь. И ты в ней утопаешь. Я Клаву окликнула, глядь, а тебя уже и нету. Мне так страшно стало. Я и проснулась. К чему бы это?
– Мало ли чего может присниться. Не бери в голову.
– Сон и правда нехороший. Хотела к Тимонихе сходить разузнать о нём, да побоялась. Лучше уж будь что будет. Нечего судьбу раньше времени тревожить.
Вдалеке показались три мальчугана с удочками. Белокурый мальчишка в майке громко и весело рассказывал что-то друзьям. Теперь уже не посидишь спокойно, не пообщаешься, не полюбуешься на реку. Скоро рабочий народ в деревне отправится по своим делам. А это значит, что и им пора расходиться.
Настя приподнялась, отряхнулась, поправила подол.
– Ой, Саша. Как мы засиделись с тобой, – сказала она. – А ведь мне скоро с матерью на пасеку идти.
– Побудь ещё немного, – попросил парень.
– Пойду я, Саша. Только ты подожди немного. Сразу не ходи.
– Такая ты смешная, – улыбнулся юноша. – Что же, теперь и пройтись с тобой нельзя?
Настя направилась к деревне. Александр окликнул её. Девушка обернулась.
– Я люблю тебя.
Настя быстро пробежала глазами вокруг и, убедившись, что никто их не слышит, улыбнулась и поспешила в деревню. Парень смотрел ей вслед: на босые ноги, светлый сарафан и длинную тёмную косу. Нет, всё-таки он ей из города привезёт серьги. Красивые. Дорогие. Как однажды отец матери подарил. Обязательно привезёт! И подарит их той, с кем хотел бы поделить этот мир на двоих.
Александр достал папиросу, закурил. Лёгкой походкой отправился в деревню. Проходя мимо Настиного дома, остановился. Окно её комнаты было распахнуто. Парень осторожно приблизился. Достав из кармана маленький карандаш, на обрывке папиросной пачки написал: «Настенька, я тебя очень люблю. Сашка. 22 июня 1941 г.» – и аккуратно положил записку в цветочный горшок.
По деревне пронеслись петушиные голоса... Какое прекрасное утро! И таким же прекрасным будет день. Замечательно всё-таки жить на этом белом свете!
Жить и любить.




                Антон Лукин

                26 июня 2016 г.