Бабушка.
Я помню себя с двух лет. Я у бабушки во дворе, зеленом, душистом, с цветами на клумбах- дельфиниум нежно- небесного цвета, ромашки и анютины глазки.
Лето. Тепло. У бабушки на огороде клубника, красные тяжелые вишни прогибают ветки низко, но я всеравно не могу их достать. Груши, сочные и ароматные, пахнут так, что кружится голова, когда их кусаешь, брызгая дуИ много всего другого в бабушкином дворе.
Но, помню я себя с другого момента- стоим с бабушкой у ворот. Там растет вишня . Она ее обрывает в ведерко, стоя на маленькой утлой лестнице. Я внизу. Наблюдаю, как ловко она управляется с ягодами.
К забору подходит почтальон. Дает бабушке какую-то бумажку.
И уходит. Мы рвем вишни дальше Я только подбираю в траве упавшие, отправляя их сразу в рот, на что бабушка кричит сверху
- Не ешь немытые, потом помоем и поедим.-
Но, потом, да еще мытые, да еще с тарелки - мне неинтересно . Удовольствие с ветки , с травы, прямо сейчас, теплую еще от солнца вишенку положить в рот, чувствуя ее кислосладкую прелесть, разливающуюся блаженным вкусом и красным соком по губам. Хорошо...Вкусно...
Я еще совсем маленькая , и не знаю слова рай. Зато, сейчас, спустя годы и годы, я понимаю, что там, у бабушки, с ней, это был он, самый настоящий рай.
Бумажка, принесенная почтальоном, оказалась уведомлением на посылку, которую бабушка получила на следующий день. Ее прислала моя мать, из Одессы, где она работала. Что было в посылке, я не помню. Только, до сих пор в памяти сохранилось видение- бабушка достает из фанерного ящика посылки маленькие, чудесные, зеленого цвета, с ремешочком, застегивающимся на зеленую тоже пуговку, туфельки!
Это мне! Я любуюсь ими, до чего хороши!
Я их ни разу не одела. Малы.
Мать оставила меня бабушке в пеленках, и с тех пор видела раз в год, в свои короткие набеги в родной город. Немудрено, что она не знала мои размеры.
В ее короткие визиты я не чувствовала чего-то необычного. Ни тепла, ни радости.Эти встречи я даже не запомнила хорошо, только из рассказов бабушки. После, когда я уже повзрослела.
Мне не нужен был никто. У меня была бабушка. Ей я поверяла свои детские тайны. С ней мы играли. А сказки, которые она мне рассказывала, я помню до сих пор. Первые мои книжки - Муха-цокотуха и Мойдодыр были куплены бабушкой, едва я научилась читать.
Уже живя с родителями, я каждый год лето проводила только у нее. Мне здесь было хорошо и вольготно. Только здесь ко мне приходило ощущение покоя. Я была дома, в этом старом покосившемся домике, построенным руками моего дедушки в тяжелые послевоенные годы. В этом саду , стареющим с каждым годом.
В этих цветах - небыкновенного, невиданного потом нигде и никогда, светлоголубого цвета дельфиниуме, с такими тончайшими нежными цветками на стебле, что казалось - такие цветы растут только в раю.
И неизменные анютины глазки. Они сами разсеивались ежегодно. Весной всходили дружные всходы, которые затем нужно было прорывать. Выдернутые из земли маленькие "анютки", бабушка продавала на базаре, где имела постоянное место. С этого и жила. И, еще, в недостроенной половине дома готова была небольшая комната, сдаваемая внаем. Вот квартиранты и морковка- петрушка с огорода - все бабушкины доходы. Как она умудрялась на все это жить, я не понимаю, размышляя только сейчас.
Родилась она в бедной мещанской семье в 1908 году.
Имя при крещении ей дали странное и неслыханное, даже в видавшей виды Умани - Сиглитикия. Выбирали имя не родители, поп смотрел в святцах и оттуда брал имена для младенцев. Но, это было только в документах, а родители звали ее Лизой. Елизавета Марковна, как почтительно обращался всегда к ней мой отец.
Один за другим родители ее умерли, и в пять лет от роду, была она уже круглой сиротой. Взяли ее в услужение чужие люди, маленькой девчушкой уже няньчила хозяйкиных детей. Все время по людях.
Молчаливая и необщительная, она тяжко переживала всякие отступления от приличий в своей семье. А их было немало. Может, поэтому и постарела быстро, будучи в молодости красавицей. Милое полноватое лицо смотрит на меня с портрета. Взгляд светлых задумчивых глаз навевает спокойствие.
Я совсем другого типа, но мне часто говорили, что я похожа на бабушку чем-то неуловимым, но заметным. И, сейчас, разглядывая старые фотографии, где мы с ней вместе, я тоже это замечаю.
А тогда, в детстве, я знала что у бабушки к нашему приезду всегда припасено что-то вкусненькое. И подарки, пусть нехитрые, тоже.
И радовалась как нам, особенно, мне. Любили мы друг друга беззаветно. Хорошо и светло нам было вместе. С матерью не было взаимопонимания ни у нее, ни у меня.
Мои первые влюбленности, мои горести и радости копились у меня до поездки к бабушке. Делилась всеми своими думами с ней. А она понимала меня, одна на всем белом свете.
И мечта у нее была- увидеть меня невестой хорошего и доброго мужчины. Погулять на моей свадьбе.
Все говорила- Вот отдам тебя замуж, а потом и помирать можно.-
Не дождалась.
А выпуск в школе она праздновала с нами. Радовалась, любовалась мною весь вечер, всю ночь, до рассвета. И я на нее смотрела, и рада была неимоверно, что она, ни разу не приезжавшая к нам в гости ранее приехала на мой первый праздник.
Умерла она в мое отсутствие. Я была уже студентка и в сентябре нас на месяц забрали в колхоз на помощь в уборке яблок. Приехав домой, я удивилась, когда навстречу вышла сильно похудевшая и осунувшаяся мать, с порога начав обвинять меня, по обыкновению, во всех смертных грехах. Оказывается, она посылала телеграмму с известием о бабушкиной смерти.
Почему я ее не получила, кто виноват в этом, я до сих пор не знаю. Сердце сдавила боль. Я не могла поверить, что ее больше нет . И даже не проводила ее в последний путь.
А может в этом и было провидение- я не видела ее мертвой, значит, она всегда останется живой для меня.
Не потому ли, после смерти своей ранней и внезапной, снилась мне моя бабулечка долгие годы. Придет во сне и молчит, только смотрит. Или я у нее в доме. И, обязательно, после этих снов что-то хорошее приходило в мою жизнь. А потом она перестала сниться. И я поняла, что душенька ее уже опять на земле, и не может прилететь ко мне. Но, стал сниться старенький бабушкин дом. Как бы пришел на замену ей в мои сны. И, также, после этих снов случались хорошие вещи.
А дом мать продала сразу. Там построились чужие люди. И всякий раз бывая в Умани, мне хочется пойти на улицу, где прошло мое райское детство. Но, я боюсь, что затем исчезнет в памяти видение бабушкиного дома, и я отказываюсь от этой мысли. Ведь, даже на той улице Пушкина, все уже по-новому, другие совсем люди там живут. Все чужое и незнакомое, но я вижу сердцем все как было много лет назад- старый покосившийся забор, тропинка к дому и бабушка на пороге в белом платочке стоит и улыбается мне. Я обнимаю ее, целую милые глаза и мы идем в дом, и пьем чай с вишневым вареньем. И разговариваем, разговариваем... У меня за эти годы так много накопилось ей рассказать...
29 июля 2016 г