Тем, кто уехал – не посвящается.
Все возможные совпадения с персонажами или событиями той реальности, в которой пребывает читатель – совершенно случайны, некоторые несовпадения – злой умысел автора.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Странные события в нашем доме стали происходить с того самого вечера, о котором я и собираюсь рассказать. И дальше становились все страннее и страннее. Если не сказать страшнее…. Но, обо всем по порядку.
Думаю, мне надо представиться: я – Тимофей, Тимофей Прокофьевич Стрельцов, 19 лет, студент ПГУ – Путоранградского Государственного Университета им. В. Цветиковой. Друзья зовут меня Тёмкой, а Дуняшка – Тимошкой. Дуняшка – моя младшая сестренка, вернее на самом деле она старше меня на 3 года, но теперь вот – младше. Ну, вы понимаете: соц. программа. Сейчас она учится в 1 классе, любит танцы, пилить на виолончели и свой зоопарк. «Зоопарком» папа зовет Дуняшкиных питомцев, у нее два кота и совенок Чижик. Сама она пока считает свой зоопарк неполным в связи с отсутствием так ей необходимого жирафа, но родителям пока удается убедить ее в обратном, особенно сложно это сделать под новый год и в дни рождения, а у нее их целых два... А у меня – собака Гера, они с Дунькой нынешней почти ровесницы. Но иногда мне кажется, что Герка старше и мудрее нас всех, даже родителей, а уж родители у меня, скажу я вам – супермегамозги.
Сегодня вторник, а по вторникам занятия в университете заканчиваются раньше и я возвращаюсь домой первым, в силу чего на мне лежит святая обязанность готовить ужин.
После традиционных мокрых процедур, принимаемых моим лицом и другими доступными для облизывания частями тела, лохматое чудовище, наконец, усаживается посреди кухни в ожидании своей порции.
Вымыв свежую, купленную по дороге говядину, режу ее на куски и, выложив добрую половину в Геркину миску, оставшуюся ставлю варить. Включив телевизор, высыпаю в кастрюлю целую жменю душистого перца и кладу маленький листочек мандура – это мой секрет, который подходит почти для любого мясного блюда.
По телевизору идут новости. «Сегодня на площади Конституции прошел многочисленный митинг свободных и независимых граждан нашей страны (камера мечется по толпе, пытаясь выхватить из нее славянские, хоть и не всегда трезвые лица). Митингующие собрались уже в третий раз перед зданием правительства с требованием внесения в Конституцию изменений, касающихся срока действия президентских полномочий. Около двух миллионов человек собрались сегодня подтвердить искреннее доверие граждан к работе Главы Империи. Манифест, подписанный собравшимися, в очередной раз призывает ввести в нашей стране пожизненный срок пребывания всенародно избранного Главы на данном посту. Полтора миллиона собранных подписей дают основание внести, наконец, столь долгожданное изменение в Конституцию Российской Империи», - прочитал пригожий ведущий слащавым голосом.
Посолил, закинул лаврушки, гвоздики, поставил на ускорение.
«Перед главным зданием Службы Государственного Планирования сегодня было арестовано несколько душевнобольных, самовольно покинувших специализированное лечебное заведение. Как показало предварительное расследование, руководил побегом, снабжал несчастных людей мракобесной литературой некий Сахаров, за которым уже давно велось наблюдение и в настоящий момент достоверно доказано, что данный человек был агентом иностранной разведки. Кроме того, взят под следствие главный врач вышеупомянутого лечебного заведения, которого также обвиняют в причастности к сегодняшней акции путем использования сеансов лечебного гипноза в корыстных целях», - закончила читать дикторша с полными ужаса глазами и сдвинутыми в праведном гневе бровями. «И как только могут так поступать люди, которым доверяют жизнь и здоровье», - добавила она от себя, выпучив глаза еще больше, от чего ее взгляд стал еще безумнее.
По кухне уже расползся приятный аромат. Добавив в кастрюлю с мясом чернослива с брусникой, сажусь чистить картошку.
«Далее к новостям биотехнологий. Компания «ДубльЛаб» представила сегодня на суд покупателей несколько новинок, в числе которых портативный считыватель информации с дубля на расстоянии, а также несколько новых программ-утилит для апгрейда изготовленных ранее дублей версий LL.4 и LL.5 моделей материализуемых-дематериализуемых дублей. Среди указанных программ есть и совсем простые, как имитация дыхания или моргание, так и более сложные, позволяющие вашему дублю самостоятельно ориентироваться в ситуации и выбирать из базы тот внешний облик, который уместен для конкретной обстановки и поставленных перед ним задач. Ха-ха-ха! Конечно же, я имею в виду костюм, менять внешность по прежнему противозаконно», - прочитала шутку ведущая и еще раз натужно засмеялась. «Особенно, мне кажется, эта новость заинтересует прекрасный пол, обладательниц не менее прекрасных дублей», - засмеялся ведущий, показав камере два ряда зубов. Далее ведущие продемонстрировали зубы друг другу и пошла реклама «Подводных путешествий». «Хотите проплыть над площадью Сан-Марко или Елисейскими полями, хотите увидеть своими глазами время, застывшее на часах Биг-Бена из иллюминатора личной каюты, мы будем рады показать вам весь мир», - сказал приятный женский голос в сопровождении видеоряда из открыточных видов европейских столиц десятилетней давности.
Наконец насытившись, Герка оторвалась от миски, и растянувшись на ковре вдоль дивана с обожанием уставилась на меня положив голову на свои огромные лапы.
«Финансовые новости. На путоранградской площадке сегодня давали 750 рупий за один российский рубль. Курс евро, наконец, замедляет динамику своего падения и составил на сегодня 76 тысяч 186 евро за один рубль. Однако эксперты не разделяют оптимизма в отношении сегодняшней стабилизации курса и говорят, что ликвидность европейской валюты не имеет ничего общего ни с текущим курсом, ни даже с его порядком».
Пока варится картошка, мою овощи для салата, подогреваю молоко. Выключив телевизор, слышу как наверху пронесся «табун лошадей» – это Дунька с котами играют в догонялки.
Я уже заканчивал накрывать на стол, когда пришла мама.
- Как вкусно пахнет! – протянула она. - С утра ничего не ела.
Вид у нее был уставший. Сняв пальто и поцеловав сына в макушку, которую он ей привычно подставил, села за стол, подперев кулаком щеку. Такая же стройная как и 20 лет назад, строго и в то же время просто одетая в прямые черные брюки и темно-синий свитер-водолазку, который только подчеркивал совершенство ее фигуры. Темные волосы были забраны сзади в объемный пучок. На самом деле, это генное окрашивание, ведь мама поседела совершенно после того, как мы с Дуняшкой погибли, т.е. пропали. Т.е. Дуняшка тогда умерла, а я нашелся спустя несколько дней. Дуньке тогда было 17, а мне 14. Да, я счастливчик, я один выжил после того, как нас подбили на пиратском судне. Причем, остался я тогда совершенно невредим, кроме, смешно сказать, зубов. Они снова стали кривыми, и мне второй раз в 14 лет пришлось ходить с пластинками.
- Папа не звонил?
- Нет.
- Что-то он задерживается. - Ее взгляд, сосредоточенный и встревоженный, надолго уперся в скатерть. Виляя всей своей задней частью, Герка подошла к матери и приникнув шекой к ее ноге подняла глаза вверх, заглядывая хозяйке в лицо.
- В новостях показывали митинг перед СГП, - осторожно начал я.
- Могу себе представить. Я провела там целый день, но наш репортаж не приняли. Обещали объявить выговор, - вздохнула она. Предложила другим каналам, все отказались. Ты не представляешь, Темка, что там творилось, - оживилась она, - на трибуну выходили бывшие планировщики и рассказывали такое, что даже у меня это в голове не укладывается. А я, ты знаешь, давно расследую эту тему.
- Но ведь они рассказывают, у людей должны открыться глаза.
- Темка, - протянула, как простонала она, - ты уже большой, конечно. Но может и зря мы с отцом так с тобой обо всем, открыто… Но ты же понимаешь? Люди, которые это слышали… я не знаю, что с ними сейчас. А тех, кто выступал забирали прямо с трибуны…
- Я понимаю, - сказал я обойдя вокруг стола и обнял мать сзади за шею. - У меня все готово. ДунЯшка! – крикнул я так, чтоб было слышно на втором этаже, - спускайся ужинать. Вот только отец что-то задерживается, - добавил я уже тише.
- Странно, телефон отключен, - вздыхает она через некоторое время, откладывая свой мобильник. – Ладно, садимся ужинать. Папа придет позже.
В тот вечер мы разошлись спать так и дождавшись отца. А утром….
***
Утром я проснулся даже до будильника. Лежу, прислушиваюсь к ощущениям. Должен же человек что-то чувствовать, старея на целый год. Хотя это так, для красного словца. Со вчерашнего дня то я постарел всего на одну ночь. Правильно, у меня сегодня ДР. Сейчас откроется дверь, и вбежит, Дунька наперегонки с Геркой, спотыкаясь о своих питомцев, со всякими коробочками, бантиками, рисунками, потом родители. Лежу, жду…
Что-то тихо больно, ладно соблаговолю сам спуститься и собрать поздравления. Уже на лестнице я почувствовал что-то неладное.
Да… Такой картины я не ожидал увидеть даже в день своих похорон, не то что в ДР. Сестренка замерла в углу с округлившимися от испуга глазами, мама сидит на стуле с опущенными руками и потерянным взглядом. При виде меня она слабо улыбнулась: «С днем рождения, милый». И сама как-будто испугалась того, что сказала, бросив встревоженный взгляд на отца.
Отец при ее словах широко улыбнулся, бодро встал из-за стола, на ходу вынимая салфетку из-за воротничка белой рубашки, обнял меня и похлопал по спине.
- С днем рождения, сын. Хочешь купим тебе новую собаку?
- Что?
- Нет, ничего. Что бы ты хотел получить на день рождения? Тебе ведь 20? – спросил он и при этом вопросе глаза у Дуньки стали еще шире.
- Теперь тебе позволяется завести себе дубля, ты ведь, наверное, мечтал о нем, правда?
- Вообще-то нет, - недоуменно отвечаю я. - И ты же сам… Ты что, шутишь?
- Какие шутки? Сыну – двадцать, а я оставлю его без подарка. Собирайся, едем тебя чипировать и сдавать биоматериалы в «Дубльлаб», и уже завтра на лекцию ты сможешь отправить своего дубля. У вас ведь в университете есть кабины для материализации?
- Но ведь ты всегда был против! – я не верил своим ушам. Посмотрел на маму – она, впившись глазами в отца, почти не дышала.
- Я пересмотрел свое мнение. Пожалуй, я и себе сегодня же закажу дубля. Надоело мотаться по второстепенным командировкам, стоять в пробках, когда это время можно уделить моей любимой семье. На словах «любимой семье» он сделал акцент, при этом как-то выразительно строго посмотрев на маму.
Уже стоя допив кофе, он снял пиджак со спинки стула и направился в прихожую.
- Собирайся, поехали!
- Но у меня занятия, - попробовал возразить я.
- Ничего страшного, пропустишь немного, - отозвался он уже из-за двери.
***
Герка пропала. Уже второй день.
Чипировать меня отцу так и не удалось. Перед зданием «ДубльЛаба» проходил митинг противников чипирования, и мы не смогли пробраться даже ко входу.
Вообще странно все это. Отец всегда считал, что чипирование знаний и воспоминаний человека приводит к злоупотреблениям и преступлениям, даже если (хочется добавить «тем более») контроль над этой процедурой и ее результаты принадлежат «государству». Во всяком случае, отец был в этом убежден.
Следующая попытка меня чипировать назначена на понедельник. Даже не представляю как тут быть…
Дунька второй день ходит и молчит, на маму вообще смотреть страшно.
А вот и она – Дуняшка, тихонечко просочилась в мою комнату и шепчет:
- Мама испекла пирог с кокосом, а он сказал, что очень вкусно.
- Что ты шепчешь? Ну и что?
- С кокосом! Понимаешь?, - не унималась она. Он съел и сказал – вкусно! Это не папа! Он кокос не переносит!
Да я и сам наблюдаю за отцом и не узнаю его, но не делиться же своими подозрениями с малышкой, она и так перепугана.
- А вчера, - продолжает она шепотом, - я купила духи. С за-па-хом ма-ли-ны, - по слогам проговорила она, многозначительно посмотрев мне в глаза.
- И что?
- Он сказал: «приятно пахнет, каким то фруктом. Малина, кажется?», - произнесла она, кривляясь и передразнивая. – Может это какая-то продвинутая версия дубля, раз он запах малины распознает, - уже жалобно чуть не плача спрашивает она.
- Да, нет, это не дубль. Он совсем как настоящий. Тут что-то другое…
- Мне страшно, Тём. Я попросила маму ночевать со мной в комнате, а то я с ума сойду ночью.
- Как она?
- Молчит. И не смотрит на меня. И запрещает мне с ней говорить о нем. – Уголки ее губ сами собой поползли вниз. - Что же происходит, Тимошенька?, - все-таки не сдержавшись малышка заплакала.
***
Ночью я проснулся от ощущения, что кто-то находится рядом со мной. Еще до конца не очнувшись и не поняв, что происходит, я увидел, что дверь в мою комнату приоткрыта. Сердце бешено застучало. Я лежал под одеялом как парализованный, боясь пошевелиться, и притворялся спящим. В комнату тихонько вошла мама. Я глубоко вздохнул и сел на кровати.
- Мам!
Она не глядя на меня, выставила в мою сторону ладонь, а потом приложила палец к губам. Прошла к моему столу, положила на него какой-то предмет и так же, не поворачивая головы в мою сторону и не произнеся ни слова, вышла.
Я вскочил, как только она прикрыла за собой дверь, подбежал к столу и включил настольную лампу. В ярких лучах светородов отливая золотым глянцем лежала записная книжка в коричневом кожаном переплете. Да это же папин ежедневник! Вообще-то читать чужие записные книжки у нас в семье не принято. Какое-то время я просто стоял и рассматривал его, не осмеливаясь взять в руки и раскрыть. Но ведь мама сама принесла мне его – значит посчитала нужным. Наверное, я бы еще долго стоял в нерешительности, но стоять в одних трусах было холодно. Я схватил блокнот и нырнул обратно под одеяло. Раскрыв в конце концов ежедневник отца, я почувствовал себя детективом и погрузился в изучение отцовских записей. Начав сразу с последних страниц, обнаружил расписания встреч, список намеченных дел. Интересно…
Последние «крыжики» о выполненных планах стоят как раз во вторник – 15 декабря. В тот день папа (папа?) очень поздно вернулся, в ту ночь пропала Герка…
На 7 вечера стоит аббревиатура СГП. Неужели служба гос. планирования? Да еще в такое время. Наверное, просто чьи-то инициалы. Пожалуй, с этого и надо начинать…
Так, а это что? «Тренинг ЗЛ». Папа ходил на тренинг? Я и не знал. И во вторник, и 5 предыдущих дней. Еще одна загадка – «ЗЛ, тренинг ЗЛ». Яндекс ничего толкового по такому запросу не выдал, остается дождаться дня и сходить по указанному адресу.
Сегодня четверг, и что-то мне подсказывает, что для меня чрезвычайно важно выяснить всю правду до этого дурацкого понедельника с этим дурацким чипированием.
***
Странные вещи теперь происходят не только дома. Сегодня в университете ко мне подошла Алиса. Сама! Два года меня замечать не хотела, смеялась надо мной, а я по ней с ума сходил как дурак. И ведь только-только отпускать стало. Как чувствует… Предложила сходить куда-нибудь в выходные. Выходные! У меня до понедельника обратный отсчет включен как на бомбе, а она «сходить куда-нибудь». Ну разве я мог ей отказать? Дэменсаква, кажется, я обратно в нее влюбляюсь… Хоть что-то в жизни хорошее происходит.
Да, самая главная новость универа! Сегодня закрыли лабораторию психобиофизики профессора Лихоманова. Всю аппаратуру и лабораторные журналы описали и вывезли, крыс изъяли, нам приказали даже сдать конспекты. Это уже вообще ни в какие рамки не лезет! А я, как назло, пропустил вчера его последнюю лекцию, говорят, он рассказывал о каком-то открытии. Надо будет узнать.
Так! Пора! ЗЛ. Надеюсь, хоть что-то я сегодня разузнаю.
***
Хм… Адресом я ошибиться не мог, район этот мне хорошо знаком, тут Катька жила – моя любовь с 3 по 5 класс. Но все-таки необычно. Простой жилой дом, частная квартира. Тренинг на дому что-ли? Я позвонил в дверь.
- Не принимають! – раздался из-за двери старушечий голос.
- Простите! Здравствуйте, я на тренинг!
За дверью раздались быстрые шаги.
- Вы кто? От кого? – кричал теперь уже мужской голос.
- Здравствуйте, - повторил я. К вам на тренинг ходил мой отец Прокофий Стрельцов.
- Какой еще тренинг. Убирайтесь, молодой человек! Я заслуженный пенсионер и заслуживаю покоя в своем собственном доме, – отчаянно с петушиными нотками в голосе прокричал человек.
Что делать дальше я не знал. Чтобы не нервировать заслуженного пенсионера я отошел от двери. Ну, и что теперь? Вернул к действительности меня звук поднимающегося лифта, видимо тоже заслуженного пенсионера. Лифт остановился на этом этаже и из него, в буквальном смысле, выпрыгнул профессор Лихоманов, чуть не сбив меня с ног.
- Профессор? - все, что я нашелся сказать.
- Здравствуйте, Тимофей! Вы ко мне?
- Эээ.. Вы здесь живете?
Профессор шагнул к той самой двери, в которую я безуспешно пытался попасть и отпер ее своим ключом. - Проходите.
- Проходите, не стесняйтесь, - повторил он, поскольку я все еще топтался на месте.
Когда я уже стоял в квартире, в коридор из комнаты стремительно выскочил … второй Лихоманов. С такой же взъерошенной кудрявой шевелюрой и в криво сидящих очках, как и у первого, только в халате. Он с ужасом уставился на меня. У меня, похоже, было такое же выражение.
- Это мой брат-близнец Алексей Сергеевич, - видя мою растерянность похлопал меня по плечу Лихоманов-первый. Знакомьтесь: мой студент, Тимофей, - представил он меня. – Вернее, бывший студент. Вы ведь знаете, Тимофей, меня отстранили от преподавательской деятельности. И запретили заниматься наукой, - с горечью усмехнулся он. - А это мой брат и соавтор многих открытий, - резко развернулся он ко мне, задев при этом вазу с какими-то свитками, которая со звоном упала на пол. Алексей более меня разбирается в псхике, - констатировал он, ставя вазу на место, а я в физике, - вставил он свитки, собранные мной, обратно в сосуд. Так что вместе мы – сила! – засмеялся он и снова опрокинул вазу. Обреченно махнув на нее рукой, он прошел в комнату.
От них я узнал, что отец мой действительно брал уроки ЗЛ у брата – спеца по мозгам. ЗЛ – означает «защита личности».
Вот примерный наш разговор:
- Профессор, расскажите о своем открытии.
- Собственно, это и не открытие, а подтверждение тридцатью тысячами опытов того, о чем подозревали уже много лет, и о чем кричат эти несчастные на улицах. – Профессор пробежался по комнате и снова затих на диване.
- Что чипирование – это конец человечества?
- Отчасти, это так. Но чипирование само по себе не так уж страшно, если вы сами этого хотите и будете создавать свой дубль себе в помощь. От прогресса не уйти, это действительно очень удобно. Никто не говорит о дублях, как о заменителях людей. Дубли – всего лишь дубли.
- Тогда в чем же дело?
- Знания, воспоминания и приобретенные характеристики личности, записанные на чип-носитель, могут использоваться не только для прошивки «мозгов» вашего собственного дубля.
- Как это? Для чужих дублей? Зачем? Для клонов! – догадался я.
- И вот тут мы, я говорю «мы» от лица человечества – и ученых, бьющихся над этой загадкой, и их жертв – упираемся в стену.
- Но ведь клонирование успешно развивается?
- Клонирование – чисто биологическая процедура. Тут ее механизм нам ясен и сбоев практически не бывает.
- Что же тогда?
- Молодой человек! Что, по-вашему, есть ЧЕ-ЛО-ВЕК, - и Лихоманов-второй поднял указательный палец вверх.
- Человек, - стал отвечать он сам себе, - это не просто плоть и кровь, и даже не наличие жизненной силы, заставляющей биться сердце, бежать по жилам кровь, и дающей временную возможность этой плоти не протухнуть. Это нечто большее! Андрей, расскажи нашему юному другу, что послужило причиной столь циничных репрессий против твоих исследований на кафедре психобиофизики.
Лихоманов-первый тут же снова вскочил и, ходя своими огромными шагами от дивана к окну и обратно, размахивая руками словно крыльями мельницы, начал говорить:
- Как я уже сказал, мы в лаборатории только подтвердили огромным числом опытов на малоценных организмах давно известную закономерность.
- Чипирование клонов – невозможно?
Лихоманов намотал еще три круга молча и крикнул так, что от неожиданности я подпрыгнул. – Возможно! Память, рефлексы, навыки, узнавание членов семьи, знание лабиринта своей норы, а больше от крыс и не потребуешь, - все передается!
- Так что же? – осторожно спросил я после очередных трех молчаливых кругов.
- Что, по-вашему, делает человека ЧЕ-ЛО-ВЕКОМ?
И этот туда же, мы же с крысами опыты ставили…
- Дело в том, - сжалившись надо мной, вмешался Лихоманов-второй, - что все знания у клона остаются. Он может продолжать жизнь за свой оригинал с того момента, как была сделана запись на чип-носитель. И если чип был создан с натуральной особи, никаких особенностей в поведении клона первого поколения, так называемого клона первого порядка - не выявлялось, почти. При этом, можно сказать, наблюдалась «полная идентичность личности», если корректно употреблять данный термин к крысам. Но если некоей личности захочется возрождаться от раза к разу, при этом помня события жизни предыдущего клона…
- Что для него важно, - пробубнил в кулак с дивана Лихоманов-первый.
- То для прошивки понадобится чип предыдущего клона. Это понятно?
Я кивнул. (За кого они меня принимают, я сам участвовал в этих опытах на лабах).
Тут замолчал и второй. Сидел, молчал, запустив свои пятерни в волосы. И вдруг крикнул: «Вернемся к крысам!». Ну, тут уже я был готов, даже не вздрогнул.
- Помните, Тимофей, свои наблюдения на лабораторных работах в начале 1 курса? (скукатища была, скажу я вам – наблюдать часами за этими свинками и крысами). Я с энтузиазмом закивал.
- Они заботились о своем помете, даже попавшему в ловушку не члену семьи помогали выбраться из нее, таскали туда еду. Помните?
Я кивнул. (действительно, на некоторых лабах девчонки ревели от умиления, хотя ревели они почти все время).
Опять три круга в полном молчании. Я приготовился. Не подпрыгну. Даже не вздрогну. Четыре круга. Пять.
- Так вот! (Дэменсаква!) У клонов второго порядка ничего подобного не наблюдалось!
- Клоны отбирали еду и даже поедали самих членов семьи, - тихо вставил Лихоманов-второй. – В ряде опытов подобное явление наблюдалось у клонов первого поколения.
(Любопытно, конечно. Но что с того? Жалко все-таки этих ученых..)
- Расскажите, чему Вы обучали отца?
Теперь вскочил Лихоманов-второй, хорошо, что первый к тому времени уселся на стул в углу, а то бы им тут было тесновато, бегать то…
- Он не объяснял, но как я понял, он готовился к чипированию. И как можно догадаться, он желал, чтобы чип не содержал в себе абсолютно всю возможную к копированию информацию. Я учил его основам установки барьеров от проникновения к некоторой информации в нашем мозге. В каком бы состоянии этот мозг не находился: в бодрствующем, усыпленном, живом или нет.
У меня пробежали мурашки по спине….
- Научите, - брякнул я.
Выйдя от Лихомановых, я решил прогуляться. Вечер был замечательный, снег сошел даже на газонах, обнажив зеленую траву и пожухлые листья. Как мало иногда нужно человеку для счастья – пройтись по любимому городу без шапки. И я решил дойти до дяди – младшего брата моей мамы, он живет тут неподалеку, может он что подскажет. Вероятность застать его дома, конечно, была невелика – он вечно в разъездах, но раз уж я все-равно гуляю…
Внезапно меня обдало горячим воздухом, в глаза ударило яркое солнце. Я сделал еще пару шагов, увязая в песке, и встал. Мимо меня прошла загорелая девушка в бикини с коктейлем в руках. За ней, на фоне ослепительного в лучах солнца прибоя на шезлонге лежала смуглая блондинка и смотрела как-будто прямо на меня. Склонившись над ней, мазал кремом ей спину ее же дубль, тоже повернув голову в мою сторону. Дубль был одет в лыжный костюм ярко красного цвета.
«Не хотите, чтобы ваш дубль выглядел также нелепо, - возник передо мной какой-то обсос в очках, и, глядя куда-то в район моей подмышки, с наглой улыбкой сообщил, - утилиты Вайбу ID для ваших дублей на любой случай и сезон. Наряды от ведущих модельеров мира для ваших дублей ждут вас в компании «ДубльЛаб».
Я сделал еще шаг и, очутившись снова на мостовой, с удовольствием вдохнул свежей прохлады путоранградского вечера. Как я не заметил этот желтый прямоугольник, всегда ведь обхожу.
Мне повезло: дядя только что вернулся из командировки в Китайский округ и еще не улетел в Германию, ну, в ту ее часть, которая осталась.
- Немцы, - сказал он, - они потребляют столько нашего газа и нефти, что чуть ли не силой приходится внедрять у них свои передовые технологии по энергосбережению и альтернативным источникам энергии. Думаю, когда-нибудь они все-таки наладят свою жизнь на островах и смогут приблизиться к достойному уровню жизни.
- Скажи, а тебе обязательно лететь лично, твой дубль не справится?
-Хмммм, - дядя удовлетворено расплылся в улыбке. – Конечно, я использую дубля очень часто, но честно говоря, иногда летаю сам даже тогда, когда справился бы и дубль. Знаешь, Темка, я не могу без этих ощущений – пройтись по незнакомому чужому городу, или знакомому, и даже любимому, пообщаться с людьми вживую, пошляться по строящейся энергостанции и увидеть воочию реализацию своих идей. Я уж не говорю об удовольствии видеть своими глазами ворчащую, дышащую землю Камчатки, сходить вечерком на сальса-дискотеку в Гаване, окинуть взглядом окрестности с горы, на которую пол дня карабкался, хоть и осталось таких немного, или вымокнуть в брызгах Ниагары, даже покормить собой москитов в Австралии, черт возьми. Тем более теперь, когда планета так сильно меняется прямо на наших глазах и многое нам уже не доступно.
Дядя ненадолго задумался, вертя в руках ласты.
- Подумать только, я больше никогда не пройдусь по вечернему Невскому в канун нового года, не выпью кофе во Флориане, не вдохну прохладного сырого предутреннего тумана в карельском лесу……, - и решительно сунул в чемодан пару ласт, в каждую из которых было засунуто по свернутому в рулончик галстуку. Ну какие сведения мне привозит этот, - он кивнул на кабину материализатора в углу кабинета, - на совещании присутствовали такие-то. Такой-то озвучил такие-то условия. Я высказал нашу точку зрения. Такой-то поддержал меня. Такой-то выразил какое-то там чувство. Пришли к следующему заключению, подписали протокол. По дороге к дематериализатору зафиксировал постройку высотой около 42 метров, предположительно из бетона и мрамора. Объект имеет форму цветка и состоит из 27 так называемых «лепестков», расположенных в три ряда. Все! – развел он руками и засмеялся.
- А вчера! После авторского надзора на стройке в Новосибирске послал его в гос. музей, так какую аналитику я вижу: Обнаружил особую редкость: ранее нигде не встречавшийся список с иконы «Успение богородицы» с удлиненными приросшими передними конечностями Фомы. Я бы этому реставратору, прирастившему руки, его собственные то поотрубал, - хмыкнул он, покачав головой. – Ладно, что это я, меня уже не переделать. Разъезды – это моя жизнь, - с напускной обреченностью вздохнул дядя и застегнул чемодан, который все это время собирал.
- Прости, не могу больше уделить тебе времени, через 5 минут пришлют такси, могу подбросить тебя до угла Новоневского и набережной Аяна, а там пешком доберешься.
Я отказался, пойду гулять дальше.
- А насчет отца – не бери в голову, – сказал он уже провожая меня. - Просто работа у него .. хм… не сахар. Тяжело ему там, я думаю.
Сунув в карман дядин подарок на день рождения – наручный компьютер, я вышел на улицу.
***
Ну и денек был сегодня. Итак, подведем итоги.
Первое: отец собирался чипироваться и, вероятно, не по своей воле. Хотел скрыть какую-то информацию.
Второе: чипирование проводят в трех конторах: для всех желающих в лаборатории Матрешкина (поговорить с Антохой!!!) и ДубльЛабе, и для нежелающих – в СГП.
СГП! У отца в тот вечер на 19:00 стояло СГП! …. Так… Значит СГП…
Третье: СГП!
***
В субботу утром совсем потеплело. Вот всегда так, чем ближе к новому году, тем дальше от новогодней погоды. Шел мокрый снег и тут же таял на уже очищенном от позавчерашнего снега асфальте. Скользя по этой противной каше, я добрался до дома Лихомановых. Лихоманов-второй назначил мне на утро продолжение посвящения в науку ЗЛ.
Поднимаюсь пешком на 5 этаж и … утыкаюсь в стену. В натуральную, старую, с потрескавшейся краской и покрытую несколькими поколениями жильцов надписями, стену – на том месте, где раньше была дверь в квартиру. Тупо уставившись в стену, машинально прочел «Зенит – чемпион иди за белым кроликом».
Два раза поднявшись до девятого и обратно, вышел на улицу. Там уже шел настоящий осенний дождь. Или весенний. Я не очень то разбираюсь в дождях. На другой стороне я увидел Алису. Она стояла под огромным алым зонтом в туго перетянутом на тонкой талии плащике ярко желтого цвета. Он невероятно ей шел. Перейдя дорогу и подойдя к ней, взял из ее рук зонт, слегка коснувшись ее пальцев. Не специально. Так получилось.
- Что ты тут делаешь? (Какое собственно мне дело до того как она тут очутилась! Меня в тот момент как волной накрыло, сердце свалившись куда-то в живот, разорвалось там на осколки, а те осыпались в пятки и мешали теперь стоять на ногах. Я так рад быть рядом с ней, видеть ее – говорила одна часть моего мозга).
- Мы же договорились сегодня встретиться, ты забыл?
- А, ну да, конечно. (Как-будто это объясняет, что она оказалась в это самое время в этом самом месте – говорила другая).
Тут я снова вспомнил про стену, может подняться еще раз посмотреть?
- Давай сходим в музей госпланирования?
- В музей планирования? Ты туда в школе не находилась? Ну, если хочешь – пошли, конечно, – пожал я плечами. – Я там уже лет 5 не был.
Разумеется, в музее СГП утром в субботу мы были почти единственными посетителями. Ходило по залу, правда, два каких-то до жути одинаковых типа, а так – никого.
Залы СГП меня всегда поражали своими гигантскими размерами, но мне никогда не приходилось бывать тут одному и в такой тишине. Звук наших шагов обрушивался откуда-то сверху и, казалось, что у тебя что-то неладное со слухом.
- Может, начнем сразу с новейшей истории и пропустим эти доисторические страсти?
Я кивнул. Мы направились к лифту и поднялись на 12 этаж. Тут тоже ходили два таких же, странные они все же. Хотя, что тут не странного? Я огляделся. Честно говоря, выше 10 этажа меня никогда не хватало.
Алиса решительно направилась по длинному коридору к дальнему залу. Я двинулся следом. Да уж, свиданьице…
По обеим сторонам широченного коридора от пола до потолка, так высоко, что верхних и не разглядеть даже, висели портреты счастливых семей. Социальное клонирование, - понял я. - Да, чувства этих людей с фотографий мне очень хорошо понятны, но я не ожидал, что так много детей погибло со времени действия этой программы. Дуняшка моя, ведь, тоже – клон. Только ее не перепрошивали, и растет сама. Отец тогда употребил все свои связи, чтоб ему позволили.
Никогда себе этого не прощу…
После окончания десятого класса с тремя ребятами решили оторваться по полной перед взрослой жизнью. Экстрима захотели… А у Дуняшки тогда как раз неразделенная любовь случилась, и я как дурак, согласился взять и ее с собой. Тогда нам это казалось познавательным и интересным приключением. Да что там говорить, не мы первые и не мы последние поперлись в этот дурацкий старый новый свет. Вообще, в то время это было модно среди выпускников десятых и двенадцатых классов, особенно тут, в столице. В общем, все, что я сейчас расскажу – я знаю из последнего своего дневника, который я, как и все, исправно вел после чипирования и ритуально сжигал после очередной процедуры. С тех пор это стало привычкой, хоть сейчас в этом и нет необходимости
Вы только представьте: увидеть некогда процветающую и доминирующую почти над всем миром страну, откатившуюся на век назад – ведь это как совершить путешествие во времени. Трудно было устоять, а тут еще Ромка этого пиратского капитана откуда то выкопал. Он то и согласился доставить нас нелегально до Америки и вернуть назад через несколько дней, кто ж знал, что обратно он прихватит еще дюжину нелегальных мигрантов, что строжайше запрещено. Короче, подбили нас тогда факинпринципиальные французы без всяких разбирательств.
Мир не простил Америке применения климатического оружия навсегда исказившего облик планеты, стершего с земной поверхности многие прекрасные города и даже страны, погубившего целые народы. Самим им тоже в итоге досталось. Вмешательство бумерангом прошлось по всей Северной Америке. Благодаря расследованию, проведенному индийскими и российскими учеными, была доказана причастность США к последующим климатическим катастрофам.
***
«История развития клонирования. 2018-2025.» - прочитал я над дверями в зал.
При входе в зал прямо таки били в глаза надписи, сделанные слева и справа огромными буквами во всю стену (создатели музея явно страдали гигантоманией). Лозунги были выполнены исключительно красным цветом или белым на красном фоне, что очень мне напомнило об одном далеком периоде в истории нашей страны. Изречения гласили: «Смело вперед, в светлое будущее: без болезней, без потерь близких, без смерти!», «Нет больше в жизни трагедий!», «Впереди только радость!» и т.п.
Алиса стояла перед стендом с фотографиями. Я подошел и встал позади нее. Свои красивые длинные белокурые волосы она перекинула вперед, и сзади остались только нежные почти детские короткие завитки. Она разглядывала фотографию, на которой был изображен мой отец и его коллеги, работавшие когда то вместе.
- А ты в курсе того, чем занимается твой отец? - спросила она.
К своему стыду, раньше я почему то не придавал работе отца большого значения. Нет, я, конечно, в курсе, что он большой ученый и даже гений, но, к сожалению, на этом мои познания и заканчиваются.
- Конечно, я ему даже помогаю иногда, - не моргнув солгал я, втягивая ее запах почти касаясь носом нежного пушка на ее шее.
Алиса отошла к другому стенду, а я еще с минуту продолжал стоять в ступоре с закрытыми глазами. Очнувшись, я двинулся за ней. Мое внимание привлек агитационный плакат 2014 года, на котором был изображен босой, с недоуменным выражением на лице, Толстой, сидящий на земле, а вокруг него стояли и смеялись дети, одной рукой держась за животы, а другой пальцем указывая на писателя, один маленький карапуз дергал старика за бороду. Буквами сантиметров 50 в высоту надпись черным цветом гласила: «Позор невежеству и мракобесию, тянущим назад развитие человечества». Ниже были развешаны документальные фото 2014-2017 годов: собрания, митинги, многочисленные и одиночные, противников дальнейшего развития биотехнологий и массового применения их на населении. С фотографий смотрели беспомощно-интеллигентные лица в старомодных пальто и шляпах. Многих из них потом исключили из школьной программы. Я помню это время: мы уже три года, как жили в Путоранграде – новой столице империи.
Но потом все-таки в «Закон о биоэтике» были внесены изменения, а «Конвенцию о защите прав человека и человеческого достоинства» пересмотрели в связи с наступившим переломом в сознании людей. После падения самолета с 366 детьми на борту, сопротивления перестали быть бурными, и новый закон «О защите человека» все-таки был принят и обязывал каждого гражданина старше 7 дней иметь в банке ГББГМ искусственный эмбрион, генноидентичный оригинальному донорскому организму, так называемый ЭИГИОДО. Кроме того, каждый человек старше 3 лет от роду обязан был ежегодно проходить процедуру чипирования.
Толчком для внедрения биотехнологий, что называется: в массы, стало открытие метода ускоренного взросления (МУВ) и переноса основ личности через чип-носитель. У истоков открытия тогда стояли отец, его друг Михал Михалыч Матрешкин и Эпштейн Лев Исакович, человек и пароход. Но помимо научной работы, Эпштейн явился также идейным отцом вышеупомянутого закона и ярым борцом за «человеческое счастье и семейные ценности», которого, однако, вскоре после принятия закона сместил его приемник – некий Дрон Григорьевич Глумёнов. Помнится, отец однажды отозвался о нем, как о полной бездарности, по которому вдобавок еще и психушка плачет. А Эпштейн после этого как-то сразу «сошел со сцены». Появлялся иногда среди митингующих за отмену закона, написал пару покаянных статей в неформальных газетах, а вскоре и совсем пропал, говорили даже, что его нет в живых. Однако в официальной истории биотехнологий Лев Эпштейн остался ярым защитником идеи вечной жизни. И портрет его величиной метров пять на три висел сейчас на противоположной от входа стене. Разглядывая его, я остановился в дверях. Круглые подслеповатые глаза под маленькими очечками вкупе с могучими бровями и большим длинным крючкообразным носом делали его похожим на удивленную старую сову.
- Великий был человек, - гаркнул из-за спины прямо мне в ухо чей-то энергичный голос. Я посторонился, пропуская в зал невесть откуда взявшегося нового посетителя. Он оказался человеком высокого роста, плешивым, но с виду не очень старым, во рту у него блестел анахронизм – золотой зуб.
«Уж точно не клон», - пошутил я про себя, «хотя хорошо сохранился, с такими зубами уже лет 30 как никто не ходит».
- Вы об Эпштейне?
- Об нем! Об великом человеке, подарившем человечеству власть над своей жизнью и судьбой. Вы согласны со мной? – резко согнувшись ко мне так, что его глаза оказались в 10 сантиметрах напротив моих, спросил он елейным голосом.
- Нууу, в общем да, - сказал я и, считая случайный разговор оконченным, отвернулся, ища глазами Алису.
- А ведь некоторые считают, - протянул он за моим левым ухом, - что новейшие научные открытия ведут человечество к гибели, там, к вырождению.
- Угу, - отозвался я из вежливости по-прежнему пытаясь высмотреть в лабиринтах стендов Алису.
- И даже устраивают различные диверсии, - протянул голос над правым ухом. – Вы об этом что-нибудь слышали? – его глаза опять оказались перед моим лицом.
- Простите, - сказал я и развернулся, решив что моя спутница осталась в предыдущем зале. Но странный дядька не унимался. Взяв меня под руку и приплясывая вокруг меня на согнутых ногах, развернул обратно.
- Пожа-алуйста, - протянул он по-детски с деланно жалобным лицом, - уделите мне еще минуточку. Как Вас зовут? Тимофей? Тимофей, - теперь его лицо стало таким серьезным, каким его делает комик, чтобы всех рассмешить. – Меня очень интересует отношение молодого поколения к данному вопросу, – и сдвинул брови еще ближе к переносице.
Отбившись таки от лысого придурка и не найдя Алисы, спустился в холл. Алиса сидела на банкетке, сложив руки на коленях. Увидев меня, встала и направилась к выходу.
- Ну, что, пошли?
- А дальше не пойдем? Давай зайдем куда-нибудь перекусим?
- У меня занятия по майндреслингу, уже опаздываю, - холодно процедила она.
Мы все шли и молчали, такси не попадались. Поймали машину Алисе мы только дойдя до угла Серпуховской и Озонаторов. Я помог запрограммировать ей маршрут, захлопнул за ней дверцу и так и остался стоять на тротуаре, соображая – что же это было такое.
Домой идти не хотелось и я решил прогуляться, тем более что дождь закончился, светило солнце и если б я не был уверен, что новый год на носу, сказал бы, что в воздухе пахнет весной. Вот только настроение у меня было не весеннее.
Я пытался объяснить себе, что я сказал или сделал не так. Или не сделал. «Вот дурак, - ругал я себя, - надо было поцеловать ее тогда перед фотками, а я тупо пялился на завитки на ее затылке и млел. А ведь она ждала. Наверное…» Гоняя в голове те же мысли в сотый раз, сам не заметил как пробежал пол города и оказался в английском мигрантском квартале. Хорошо еще к япошкам или нелегалам не занесло. Бритсы, скучая по родине, обустроили тут все на свой манер, даже телефонных будок тяжеленных откуда то натащили. А вообще смотрится довольно уютно, как-будто ты и впрямь – в старой-доброй. Обычно я тут не бываю, сидели один раз как-то с друзьями в пабе, но это было давным-давно. И чего меня сюда сейчас занесло? Решаю идти дальше, может меня ноги сами вынесут к отгадке, я же говорил – я везучий. И я побрел прямо, снова погрузившись в мысли об Алисе. Так приятно было прятаться в мечтах о ней, и я как мог оттягивал решение вопроса, тяжелым холодным камнем висевшего на шее – что же делать дальше, где искать ответы и как спасти отца.
- Бум-бум-бум-бум-бум, - гулко отбил совсем рядом Биг-Бен. Я поднял глаза, часы на башне показывали 5 часов.
Ну понятно… Я специально взял немного левее, чтобы пройти сквозь марширующих мимо меня гвардейцев в шапках из гризли.
В основном эта реклама нацелена на гастарбайтеров, тоскующих по своим родным городам. В столице это в основном британцы и японцы. Японцы – те ассимилировали и успокоились, а вот англичане действительно тратят все заработанные деньги на то, чтоб увидеть родину самим или показать своим детям, которых уже выросло целое поколение в приютившей их России. Хотя чего там смотреть – не понятно. Сам я, конечно, не видел затопленного Лондона, но говорят, что любоваться там особо не на что. Лондонский глаз рухнул. Лишь верхушки Белой Часовой башни, Тауэрского моста, да некоторых соборов выступают в свете прожекторов из ила и хлама. Над поверхностью воды возвышаются лишь несколько небоскребов и, конечно, Shard, как символический осколок прежнего мира. Да и он скоро сгинет, никто, конечно, не стал тратить на него стеклополин. Уж если и ехать куда-нибудь, скажу я вам, так это в Новый Баку. Меня дядя брал с собой в прошлом году. Мало того, что они прежний Баку сплошь покрыли стеклополином, включая даже дурацкие скульптурки и деревья, так еще и отгрохали в горах новый город, в котором собрали чуть ли не все значимые шедевры мирового искусства, которые поспешно распродавали правительства европейских стран.
В нос ударил запах жаренного мяса, свежей выпечки и рома. Вот, дэменсаква! Опять вляпался. Что ж ее столько понатыкали тут! Пришлось сделать три шага между столиками, уставленными различными деликатесами, протаранить дворецкого в алой ливрее, с лицом породистого графа, с поклоном указывающего кратчайший путь до деликатесов настоящих, и снова очутиться на улице. Однако мой желудок жалобно урчнул, заставив меня вспомнить, что с утра я так ничего и не ел. Неплохо было бы зайти перекусить.
Тут мимо меня проехал на велосипеде… белый заяц. На всякий случай я сделал еще три быстрых шага. Заяц не исчез. И тут я встал как вкопанный. На большом багажнике была надпись: «Зенит – чемпион».
«Иди за белым кроликом», - взорвалось у меня в голове.
Заяц тем временем повернул на перекрестке и исчез. Я рванул с места, боясь его потерять. Завернув за угол, я продолжал бежать, однако зайца уже нигде не было видно. Я стоял напротив крупного торгового центра «Бейкер Стрит», на первом этаже которого, судя по вывеске, располагался ресторан «Белый кролик». А вот и мой заяц! Он, вернее, без головы это оказалась – она, крепила коробки к багажнику своего велосипеда у бокового входа. Нахлобучив голову зайца, она снова укатила.
«А ты чего ждал?» - со злостью сказал я сам себе. Ладно, зайду хоть поем. Дождавшись зеленого человечка на пешеходном переходе, я двинулся через дорогу прямо ко входу ресторана. С другой стороны улицы мне навстречу двигалась женщина с коляской, почему то я заметил ее лишь посередине дороги, отчего пришлось шагнуть левее, пропуская ее. С диким грохотом, ослепляя фарами сквозь меня промчался невесть откуда взявшийся тяжелый грузовик и растаял, а на асфальте осталась лежать покореженная коляска с раскатившимися колесами.
«Ну, совсем офигели, прям посреди дороги!» - рассердился я и от того, что испугался, и от того, что дурацкая все же реклама.
- Я жила только ради своего сына, - услышал я сзади себя женский крик.
- Воспользуйтесь услугой компании «ДубльЛаб» и создайте дубликат вашего чада уже сегодня и завтра вы сэкономите на МУВ, - полилось мне в уши.
- Докажите, что вы любящий, заботливый и ответственный родитель, - взывал на другой стороне дороги, глядя в пустоту, здоровенный блондин с карапузом, сидящим на плечах.
«Придурки!» - не сдержался я, оказавшись на тротуаре.
Вероятно, только что пережитое еще было отпечатано на моем лице, когда я входил в зал ресторана. Встречающий официант с понимающим видом сразу подал мне карту крепких напитков, от которой я немного поколебавшись все-таки отказался, чем, вероятно очень его разочаровал.
Усевшись за дальний столик у окна, я сделал заказ и принялся изучать внутренности «заячьей норы». Однако, ничего примечательного они из себя не представляли и на носимое название не указывали. Интерьер был вполне себе уютный, но совершенно обычный. Тем нелепее смотрелись меховые комочки на фартуках официантов пониже спины. Впрочем, кормили тут неплохо. И пока я ел и приходил в себя, на улице совсем стемнело, зажглись фонари и начал накрапывать дождик. Внутри тоже зажгли новогоднюю иллюминацию, и сразу появилось детское предвкушение праздника и волшебства. И я уже не сомневался, что надпись на стене лихомановской квартиры имела какой-то смысл, и более того – предназначалась она именно мне. Вот только ниточка это или ловушка? Вот в чем вопрос… В любом случае я решил побыть здесь еще немного и заказал кофе. Серебристые ниточки дождя в свете вечерних фонарей, старина Брубек из динамиков, удобное кресло и чашка кофе, все это создает иллюзию благополучия, стабильности и спокойствия, и так хочется им верить, ведь в таком комфортабельном и цивилизованном мире не может быть тех угроз и заговоров, которые мне мерещились все последние дни, или все же это только маскировка и бессмысленность. И Брубек – тоже только маскировка? Или даже соучастник всеобщего заговора? Эк меня занесло то….
Скользнув взглядом по окну, среди многослойных отражений себя самого и переливающихся огоньков, я увидел отражение двух знакомых совиных глаз в круглых очках. Просто удивительно, как я не заметил его портрета здесь раньше. Повернувшись, я понял, что это не фото. Глаза торчали из-за газеты за столиком сбоку от меня и тоже смотрели в окно. В круглых стеклышках очков зажигались и гасли отражения разноцветных лампочек.
«Вот оно!» - подумалось мне, и взорвавшийся в животе горячий комочек будто подтвердил мою мысль.
И что дальше? Подойти и попросить рассказать обо всех секретах лаборатории, спросить – чем занимался мой отец, рассказать об его исчезновении? Но я даже не знаю, в каких они были отношениях и чем и для кого сейчас занимается Эпштейн.
Пока я соображал и собирался с духом, моя ниточка, моя зацепка, мой шанс расплатился и вышел в темноту. Я бросил деньги на стол и выскочил за ним. Старик, закрывшись большим зеленым зонтом, медленно шел по тротуару в сторону Роял сквея. Я также медленно пошел за ним шагах в десяти. Он свернул на Гей-стрит, я чуть призадержался для виду и тоже завернул за угол и… нос к носу столкнулся с совиным взглядом, испытующе смотрящим на меня.
- А…Э-э-э… добрый вечер, - прошептал я и с трудом проглотил мячик для пинг-понга вдруг оказавшийся у меня в горле.
Человек продолжал молча, не мигая смотреть на меня и уже начал напоминать совиное чучело. Потом медленно развернулся и пошел дальше, не сказав при этом ни слова. Поколебавшись с полсекунды, я двинулся за ним в его же стариковском темпе. Минут через 20 такого бешенного преследования, старик остановился, оглянулся на меня и вошел в подъезд дома № 40. Я тут же проскользнул за ним, пока не захлопнулась дверь. Эпштейн стоял у лифта и, кажется, ждал меня. Мы молча вошли в лифт, молча вышли на 19 этаже, не произнеся ни слова, вошли в квартиру. Старик прошлепал прямо на кухню, и я услышал звук включенного чайника. Но так как приглашения войти все-таки не было, я остался стоять в холле, озираясь по сторонам. Вдоль одной стены коридора тянулись бесконечные полки битком набитые книгами, с разноцветными корешками на разных языках. А на другой – висело множество фотографий, в основном детские – внуки, наверное, и коллективные, где неизменным центром сборищ являлось тоже самое совиное лицо, только значительно моложе. Переминаясь с ноги на ногу, я не знал, что делать – пожилой ученый не показывался, уходить я не собирался, и вот так вот нагло вламываться тоже было неудобно. Решив подождать еще немного, от нечего делать, стал разглядывать старые фотографии. Оказалось, некоторые лица были мне даже знакомы. На нескольких я узнал отца. А вот и Мих-Мих. Такие молодые. При мысли об отце что-то больно кольнуло внутри… И этот шут гороховый тут? Вот это удивительно!
- Ну что же вы!
Я обернулся, ученый стоял рядом и сердитым, к моему облегчению, не выглядел.
- Могу вам предложить кофэ последнего урожая с острова святой Елены. До того как он исчез с лика Земли. Вы ведь, кажется, так и не успели допить свой в рэсторане?
- Простите мне мое вторжение, - начал я, - понимаете, у меня такое чувство, что вы сможете мне помочь. Вы знали моего отца, - я ткнул пальцем в фото, - Прокофия Стрельцова.
И тут меня прорвало…
- А сейчас он пропал! У нас дома появился его двойник и я не знаю, как обезопасить от него мать и сестру, и понятия не имею, чего он хочет от меня, - выпалил я на одном дыхании.
Я не был уверен, что ему можно было доверять, но пока мне скрывать нечего, а уж верить ли тому, что он скажет – решу потом.
Старик помолчал, поморгал, посмотрел несколько раз то на фото, то на меня, развернулся и снова направился на кухню.
- Ваш кофэ стынет, - донеслось уже из-за двери. Я скинул обувь и прошел за ним.
Великий ученый, перевернувший своими открытиями привычный мир, оказался милым и радушным хозяином. Скоро у меня появилось чувство, что я приехал погостить к родному дедушке. Кажется, я умудрился стрескать полугодовой запас варенья этого милого человека, по ходу – тоже чего-нибудь последнего.
Мне показалось, он сам рад выговориться и с удовольствием даже не рассказывал, а скорее жаловался на неподобающее использование его открытий и исследований. Упоминал он и своего помощника-недоучку Глумёнова, прибравшего к рукам все эпшнейновские наработки, персонал и лабораторию. Насколько я понял, ни одного стоящего открытия, им с тех пор сделано не было. Все чем они там сейчас занимаются, по словам пожилого человека – «проводят извращенные эксперименты, используя открытые ранее механизмы».
- Как получилось, что лаборант стал на ваше место, создал и возглавил такую мощную систему как служба государственного планирования?
Мой новоиспеченный дедушка покачал сокрушенно головой.
- Молодой человек, если по моей реакции вы подумали, что я низкого мнения об его умственных способностях, спешу вас разуверить. Он далеко не глуп. Просто его так называемые «таланты» лежат в несколько иной плоскости, и к настоящей науке не имеют ни малейшего отношения. Интриганство, подлость, хитрость – вот те качества, которые помогли ему заставить мою команду работать на себя. Наши открытия, на тот момент еще не достаточно изученные, он сразу же решил применять на практике, что совпало с текущими потребностями правительства.
После первого же удачного эксперимента по созданию человеческого клона методом ускоренного искусственного взросления и прошивки его памяти чипом от ОДО, ему пришло в голову вносить изменения, «корректировки» - как он это называл, в изначальный чип, изменяя таким образом личность человеческого клона. Он вышел к Главе с предложением использовать данную технологию в государственных целях. Для изучения этой дьявольской теории ему тут же выделили лабораторию, родилась новая прикладная наука – моделирование откорректированной истории. Из этих структур и создана СГП, главой которой стал Глумёнов.
Почти сразу же была создана и тайная правительственная лаборатория НОЙ, в тот момент твой отец отказался ее возглавить, но 6 лет назад все-таки сделал это.
«Шесть лет назад погибла Дуняшка», - больно кольнула мысль.
В принципе, они работали совместно с СГП, но над противоположными проблемами. Дело в том, что очень скоро стало понятно, что человечки, созданные посредством подобного вмешательства, как бы это сказать, являются не совсем настоящими, что ли. Они утрачивают нечто, очень важное. Я бы употребил термин: «Божью искру», если бы не был безнадежным материалистом. Удавалось воссоздать полную идентичность личности, повторить сознание, за исключением последствий намеренного «откорректированного» вмешательства, но изменения происходили так же и в другом. Подобный человечек сохранял способности к точным наукам, становился хорошим исполнительным работником, но напрочь утрачивал способность творить. Были и другие, более печальные, необъяснимые последствия. В НОЕ изучали данный феномен и бились над проблемой переноса информации от клона n-порядка к клону n+1 порядка без психологической мутации и искажения личностного фенотипа. Причем, результаты их опытов, - усмехнулся ученый, - наблюдала вся страна.
- Что вы имеете в виду?
- Был проведен эксперимент по прошивке натурального человеческого организма чипом чужого клона. В чип, конечно, внесли определенные коррективы. И опыт этот отчасти удался, человеческий организм продолжал жить дальше с измененными личностными характеристиками. Уж не знаю, кем он сам себя осознавал, но голос, интонации, жесты, выражения – все теперь напоминало того, другого. Ха-ха-ха! Они, конечно, понимали, что хватаются за соломинку. Это, кстати, тоже была идея Глумёнова. Как был шарлатаном и неучем, так им и остался, - покачал головой старик. Видно сильно он на него был обижен.
- Так в чем заключалась его идея?
- Он считал, что если заставить натуральный организм с прошитым сознанием прожить чужой жизнью, потом его чип можно будет использовать и получить клон n+1 порядка без симптомов психологической мутации. Поэтому и устроили этот цирк с подменой в 2008 и 2012.
- Так эксперимент не удался?
Всех подробностей я не знаю, сведения из лаборатории просачиваются весьма редко и скудно, но насколько я понимаю, мы сейчас имеем наблюдать его клон как минимум III порядка с чипом его же предыдущего клона.
- То есть – не удался… А что стало с человеком-двойником?
- О! Это очень интересно! У него оказалось на удивление стойкое сознание, либо моделировщики-корректоры чего-то не учли, но его личность время от времени пыталась доминировать. Очень, очень интересный опыт! По мере возможности я наблюдал за ним. Со стороны, конечно. Мне кажется, осенью 2012 он даже собрался было стать современным русским героем-мучеником, которого так давно не хватало этой нации. Да, да, я уверен! В какой-то момент его личность одержала верх, и он собирался изменить Конституцию пока формально имел такие полномочия. Думаю, он чувствовал, что имеет дело с нечеловеческим злом и готов был пожертвовать собой.
- Но ему не дали, так?
- Так кто ж ему даст! Его в очередной раз откорректировали, на этот раз уже более жестко.
- А что с ним было потом?
- Да, ничего интересного. Можно было наблюдать лишь последствия приобретенной психической инвалидности.
Я собрался с духом и спросил о том, что меня волновало больше всего.
- Лев Исакович, может быть вы в курсе, над чем работал мой отец в лаборатории НОЙ, - медленно проговорил я, каждое слово давалось мне с огромным трудом, даже сердце как-будто замерло в ожидании, готовое в следующую секунду сделать кульбит.
- Насколько я знаю, - также медленно ответил Эпштейн, - ему доверяли чипирование высших лиц. Его отдел отвечал за хранение этой информации. Сожалею, мой мальчик, но более подробных сведений у меня нет. - Старик развел руками. Он выглядел уставшим и чуть не клевал носом. Пора было откланиваться.
- Лев Исакович, последний вопрос, если позволите. Как вы думаете, что происходит?
- Меня весьма удивляет, что Вы, молодой человек, никогда ранее не интересовались трудами своего родителя. Но быть может он оставил дневники, какие-нибудь записи? Возможно, у вас были особые секретные места или шифры, мальчишки ведь любят такие игры, - при этом он вдруг перестал выглядеть сонными, и в его глазах сверкнуло нетерпение. А может мне это только показалось, потому что уже через мгновение он смотрел на часы и зевал.
Я со вздохом покачал головой.
Уже на пороге прощаясь с ученым, я ткнул на фото в лицо сегодняшнего странного дядьки, привязавшегося ко мне в музее.
- Лев Исакович, а это что за клоун?
- Глумёнов, - удивившись, ответил Эпштейн.
***
Топать домой было далеко, но брать такси не хотелось, наоборот – мне надо было пройтись. Обычно механическая работа ногами или челюстями помогает моему мыслительному процессу. Надеялся я на это и сейчас. Подумать было о чем, вот только главного я так и не узнал.
Вопреки ожиданиям, 40-минутная ходьба ни к каким качественным сдвигам в понимании происходящего так и не привела, и поскольку снова пошел дождь, я сел таки в такси.
Было поздно, Дуняшка уже поужинала и была, по-видимому, у себя наверху. Мама убирала со стола, позвякивая посудой. От ужина я отказался, но остаться поговорить все-таки было нужно. В последние дни я малодушно избегал бесед с матерью, понимая ее состояние и собственное бессилие. И поэтому почувствовал облегчение, когда она сказала, что у нее неприятности на работе. Свинство, конечно, но я обрадовался тому, что речь пойдет не о событиях в нашем доме и ее положении.
- Меня сегодня вызывали в редакцию, там какие-то люди интересовались над чем я сейчас работаю. Промурыжили меня 8 часов, в итоге – меня уволили, расследованием дальше заниматься запретили. Угрожали…
- Что за люди?
- Невзрачные какие-то, похожие друг на друга как клоны…
- А что ты сейчас расследовала?
- Уже давно я обратила внимание, что последние несколько лет государственные структуры нашей страны, включая ген. прокуратуру и авторитетных духовных лидеров преследует, так сказать, повышенная смертность. Особенно количество смертей высших руководителей увеличилось после принятия закона о защите жизни и закона о государственных интересах, согласно которым лица государственной важности подлежали обязательному восстановлению. Также мое расследование показало, что все скоропостижно скончавшиеся незадолго до смерти были чипированы в СГП.
Что интересно, после восстановления курс деятельности у этих людей, мягко говоря, менялся. Почти со всеми развелись их супруги.
Были также и те, кто жил себе и здравствовал, но вдруг в один прекрасный день менял свою позицию на противоположную. Или оставался таким же рьяным и энергичным, но в ничего незначащих вопросах, посмотри хотя бы на теперешнего Жидовского.
- И что все это означает?
- Пока не знаю. Это было не основной моей темой, до сих пор я просто собирала факты. Но вот, что любопытно: Конституционное собрание, созываемое для рассмотрения изменений, вносимых в Конституцию, на 70 процентов состоит из людей моего списка.
- Сторонники пожизненного срока все еще собираются?
- Еще как! С каждым днем их все больше, думаю, это будет продолжаться, пока не изменят Конституцию. Кстати! Супротивники теперь тоже не против, они сняли свой протест против пожизненного.
- Как это? – не поверил я.
Тут наш разговор прервался громким хлопком закрываемой двери. Обменявшись с матерью взглядами, мы замолчали, она вновь принялась за посуду. Я поспешил подняться к себе.
«Г л у м ё н о в» – набрал я в поисковике. Так, википедия – Дрон Григорьевич Глумёнов…. Так... родился… учился… основал… бессменный глава СГП. К сожалению, ни одного фото. Снова в поисковик – «фото Глумёнова». Спасибо вам, папарацци! Из под козырька неизменной бейсболки придурочно смотрят глаза сегодняшнего чувака из музея. Просмотрев несколько фоток, я убедился – это точно он. И чего же он хотел от меня? А это… Алиса? Подпись под фото – «глава СГП с дочерью». Что-о-о? Алиса – дочь Глумёнова?!!
***
Всю голову себе сломал с этим понедельником. Ну зачем и кому нужен мой дубль? Или просто чип мой нужен, может информация, знания какие-то? И что же я такого знаю? И что знал отец, ведь сначала им потребовался его чип. Почему то я употребил слово «знал». И от этой мысли, еще до того как я ее подумал, по спине пробежал холодок. Нет, не буду об этом..
Может сделать самому этот чертов дубль в фирме Антошкиного отца? И пусть отстанет от меня этот нелюдь.
И я направился к своему бывшему однокласснику – Антону Матрешкину. Матрешкин-старший и мой отец когда-то начинали вместе, а потом отец ушел трудиться «на государство», а Мих-Мих основал коммерческую фирму «МатрешкинЛаб» и был первым в этом бизнесе не только в стране, но и в мире. Но после открытия «ДубльЛаба», присоединения Китая, перехода нескольких сотрудников в СГП и пресловутой Мих-Миховской принципиальности, клиентов у «МатрешкинЛаб» поубавилось. Да и технологии несколько поотстали, во всяком случае Мих-Мих специально не вводил у себя некоторые новшества. Кстати! В «МатрешкинЛаб» категорически запрещено чипировать клонов людей и детей до 15 лет, а это могли бы быть огромные контракты, которые ушли в «ДубльЛаб».
Дверь мне открыл Антошкин дубль. Всегда теряюсь, общаясь с ними: та же улыбка, так же ткнул меня в плечо кулаком. Но как-то глупо в ответ пинать дубля… Мы прошли в Антохину комнату. В углу за компьютером резался в древнюю 6D стрелялку другой дубль Антохи, лет на 5 моложе Антохи теперешнего. И чего он его не дематериализует?
Наконец, появился и сам Антон. Из шкафа… Весь грязный, в куртке с оторванным рукавом. Не знал, что у него там еще комната.
- Тоха! У меня к тебе дело!
- Представляешь, у меня к тебе тоже! – расползлось в улыбке веснушчатое лицо Антохи. – Выкладывай первый!
- Мне нужен дубль. Только это срочно! Поговоришь с отцом?
- Ага! Созрел-таки! Да не вопрос.
- Ну, а что у тебя?
- Тут в общем такое дело, - немного замялся Антон, - я бы хотел поговорить с твоим отцом.
Я напрягся.
- Видишь ли, - продолжал он, - я сейчас общаюсь с некоторыми людьми. – Он опустил глаза на разорванный рукав и стал стягивать куртку. – Понимаешь, мне никогда не было все-равно, но теперь… в общем, я не знаю, что с этим делать, но что-то делать надо, Тимоха! А главное, знаешь, это настолько страшно звучит, что я не могу так безоговорочно поверить. Я, конечно, не жду, что Прокофий Лукич вот так возьмет и откроет мне все государственные тайны, но я очень хочу с ним поговорить. Хотя я не думаю, что твой отец способен пойти на такое, но с другой стороны, если не он это для них делает, то кто? - При последней фразе Антон смутился. – Ты только не обижайся, пожалуйста, - резко схватил он меня за руки, - я ни в чем не обвиняю твоего отца, просто мне надо самому в этом разобраться. Бездействовать, если это правда – я не могу, и быть полезным идиотом – не желаю!
- Погоди, погоди! Давай выкладывай, что там тебе про отца напели твои супротивники!
Я знал, что последнее время он ходил на какие-то собрания и даже участвовал в уличных митингах.
Антоха сопел минуты три не решаясь заговорить.
- На самом деле, толком я ничего не знаю. Они утверждают, что сейчас он и его открытия стоят на службе у нелюдей. И даже, что он там всем и заправляет, - тихо добавил он.
Поначалу, во мне разгорелось священное негодование, но долго негодовать я не смог и в конце концов – признался, что сам бы хотел больше знать, чем занимался мой отец, но спрашивать в данный момент… некого. Где мой отец и что с ним – я не знал и честно обо всем рассказал старому другу: и про Герку, и про ежедневник, и про Глумёнова с Эпштейном. Ну, кроме, Алисы, конечно. Тем более, что и рассказывать то особо нечего. В общем, одна голова – хорошо, а две – еще лучше.
Антон как-то сразу мне поверил и даже не стал подозрительно всматриваться, отыскивая признаки помешательства, которые уже без сомнения должны были присутствовать на моем лице.
Договорились встретиться в «МатрешкинЛаб» завтра в 11.
И что я буду делать с этим дублем, думал я, возвращаясь домой.
***
Дома на кухне сидела Дуняшка, ковыряясь в холодном ужине.
- Мамы еще нет?
- Она у тети Амалии. Дядя Хикмет пропал, - подняла она на меня влажные глаза. – Мама сказала, что надо побыть с ней.
Хикмет Ибрагимович был сотрудником и товарищем отца.
- Чем занималась сегодня, - решил я перевести разговор на другую тему.
- Сегодня же 20 декабря – ходили всем классом чипироваться в «ДубльЛаб».
Точно, и как я забыл… В последние две недели года каждый гражданин должен прочипироваться. А мне надо явиться и в очередной раз сунуть им в нос освобождение и получить печать в паспорт еще на год. Отец был ярым противником чипирования и выбил мне эту бумаженцию по каким-то своим каналам. К Дунькиному чипированию он почему-то не относился так принципиально, и она, как и все дети с трех лет, проходила эту процедуру централизованно со всем классом.
- Ну и как там в «ДубльЛабе», супротивников много на подходах?
- Ты знаешь, по-моему, я видела твоего Антона среди них. Но потом нагнали полиции и их всех увезли, некоторые разбежались.
И тут я вспомнил оригинальное появление Тохи в комнате. Лучше бы дублей своих туда отправлял, а они у него сидят в игрушки играют. Тоже мне «рациональность использования биоресурсов человека и его производных» - вспомнил я тему старой лекции по истории биотехнологий.
***
Та-та-та-там…. Вот и наступил понедельник.
Предстояло уведомить его, что не поеду с ним в «ДубльЛаб».
- Доброе утро, - как можно беззаботнее сказал я, спускаясь к завтраку.
- Через сколько минут ты будешь готов? - с металлическими нотками в голосе спросил он, глядя себе в чашку и преувеличенно медленно помешивая кофе.
- Я схожу на первую пару, а потом… В общем, ты прав – иметь свой дубль – это действительно здорово. Я сегодня пойду прочипируюсь, только знаешь – Мих-Мих, у него дела и так – сам знаешь – идут не важно, и я решил сделать дубля у них. Кроме того, и не нужны мне всякие там навороты, и апгрейдами дубльлабовскими я пользоваться не собираюсь.
Моя чашка с кофе вдруг подпрыгнула, а приземлившись образовала вокруг себя черное пятно. Ого! Кулаком по столу? Шалят у вас, мистер, нервишки, шалят. Хорошо, Дунька еще не спустилась.
- Ладно, - через некоторое время медленно промолвил этот. – У Матрешкина – так у Матрешкина.
Перевел дух я только выйдя на улицу. Не понятно было: выиграл я этот раунд или загнал себя в еще большую ловушку.
***
Первой парой по старому расписанию должна была быть психобиофизика Лихоманова, но после событий прошлой недели мы ожидали замены на какой-нибудь другой предмет, однако… По коридору привычно размашистым шагом летел Лихоманов: такой же взъерошенный, в перекошенных очках, с растянутым в улыбку огромным ртом. Вот только шел он необычно: плотно прижав к себе вытянутые вдоль тела руки.
Недоумение студентов усилилось, когда он стал читать курс физики! Обыкновенной физики для 3 класса школы.
По истечении срока пары он оборвал свою фразу на полуслове и обратился ко мне: «Тимофей Прокофьевич, пройдемте со мной», - и вылетел из аудитории. Под удивленными взглядами сокурсников я потащился за ним.
Лихоманов подошел к запертой двери своей старой лаборатории, заклеенной локом, на котором красовались зеленые и черные печати. Сорвав ленты лока, отпер ее электронным ключом и посторонился, пропуская меня вперед. Помещение было пустым, за исключением несколько стульев и лампочек. Пол был усыпан осколками пробирок. Да уж, постаралась. И только запах напоминал, что некогда здесь работали, изучали, наблюдали, исследовали. Тот самый запах: смесь препаратов, еды и помета.
- У моего брата из-за вас неприятности, - выпалил профессор. – Вы должны честно в письменном виде изложить все, о чем вы беседовали с ним. Вы ведь с ним беседовали? – протягивая мне стопку чистых листов, сказал Лихоманов.
- С вашим братом? У вас есть брат? – на дурацкий вопрос – дурацкий ответ, подумал я.
Тут тихонечко приоткрылась дверь и показалась рыжая голова Антохи. Голова извинилась и, посмотрев на меня, вопросительно взмахнула носом. Не долго думая, я резко рванул к выходу, чуть не сбив при этом ничего не понимающего приятеля.
- Бежим! - крикнул я, утягивая его за собой на лестницу.
У входа нас ждал его турбоцикл и уже через 7 минут мы стояли в кабинете его отца, пытаясь отдышаться.
- Что-то мне подсказало, что за тобой лучше заехать, - смеясь, рассказывал Антон о том, как мы только что покинули университет.
У меня взяли все необходимые биоматериалы для создания дубля и отвели в камеру чипирования. Я так и не успел собраться с мыслями – что же я хочу скрыть от своего дубля. Пожалуй, всю информацию про отца, на всякий случай, и события последних дней. Оставалось всего несколько секунд, чтобы найти ответ, который я искал и не находил несколько дней, принять решение и сосредоточиться на скудных знаниях из теории о ЗЛ.
- Готовы? – раздался милый женский голос.
Я пожал плечами.
- Пять, - ответил голос.
- Четыре, три, два, один. Расслабьтесь.
***
Открыв глаза, я увидел пристальный холодный взгляд отца прямо перед своим носом. Он стоял, согнувшись буквой «Г», и вытянув голову к моему лицу.
- Вот и чудно, - резко распрямляясь, сказал он и стремительно вышел.
Выйдя за ним из камеры чипирования, я увидел как Мих Миха с заведенными за спину руками уводят какие-то люди в масках. Весь вестибюль и коридоры были наводнены таким же маскарадом. И я решил бежать, один раз сегодня у меня это уже получилось и казалось теперь панацеей во всех непонятных ситуациях. Я рванул по коридору, оттолкнул стоявшего в дверях бугая и вырвался на улицу.
Вдруг что-то больно ударило меня в спину и в грудь, в голове жарко вспыхнуло и не давало вдохнуть. Я продолжал бежать, но вдруг увидел перед собой траву и песок. Маленький желтый цветок торчал прямо мне в глаз. «Глупый какой. И для кого он тут цветет?» - была последняя мысль моего сознания.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Перед глазами Тимофея бешено вращалась карусель из чьих-то лиц, вспышек света и непонятных образов. Изредка один из них чуть приближался и замедлялся, но, не давая себя как следует разглядеть, вновь уносился вслед за сонмом таких же. То вдруг среди общего гомона отчетливо слышалось какое-нибудь слово или даже целая фраза, и только он ловил ее и пробовал на язык, как тут же терялся в полной ее бессмысленности. Звуки и образы, как пчелы навязчиво вились перед глазами, жужжали в уши. В конце концов, этот шум слился в дикий дружный крик сумасшедших чаек, орущих хором в унисон. Через некоторое время чайки сжалились и стали орать потише, и скоро остался один только свист. Тимофей открыл глаза и с подозрением посмотрел на лампочку, потом пошарил глазами по углам потолка силясь отыскать источник свиста. После попытки приподняться чайки взбесились снова, и потемнело в глазах.
Проснувшись через несколько часов, Тимофей обнаружил, что в комнате стало уже темно, и лишь голубой шар слегка светился на темном фоне стены. «Вечер», - подумал Тимофей. «Интересно, где это я?». Мысли приходили очень медленно и надолго не задерживались. Когда синий шар уже слился с фоном, пришла мысль попробовать пошевелить чем-нибудь. Послушались только челюсть и пальцы на руках.
Через час после того, как включился яркий свет, лившийся сквозь круглое окно, Тимофея посетила мысль: «утро…». И тут он вспомнил! – «У меня же сегодня день рождения!» Правда, это мало что объясняло. «Может я уже вчера отмечать начал? Ничего не помню…»
Что-то больно впилось в щеку и царапало язык. После взаимных усилий непослушных пальцев и языка, Тимофей ухватил таки это нечто и поднес к глазам. Это был зуб. И, похоже – молочный – как в детстве, только чистенький, беленький такой, с остренькими вершинками, как новенький.
Раздалось несколько щелчков отпираемых замков, дверь открылась, и в комнату заглянул Антон Матрешкин.
«Привет, Антоха», - пытался было сказать Тимофей, однако получилось только «Иэаа».
- Ничего, скоро научишься, - внимательно впившись в друга глазами, очень серьезно ответил Антон. – Попробуй ка пошевелиться.
«Что произошло?» - пытался произнести Тимофей, но речевой аппарат по-прежнему отказывался ему служить.
- Рано. Давай начнем с простого.
Немногословность и мрачный вид друга, насторожил и напугал его даже больше, чем собственное, невесть откуда взявшееся, бессилие.
Он с трудом оделся в принесенную товарищем одежду и выпил воды, а вот прожевать и проглотить хоть кусок овощной запеканки так и не удалось, все время срабатывал рвотный рефлекс.
В первый же день Тимофей овладел искусством сидеть, удерживая равновесие, ходить, и даже по лестнице, держась, правда, за перила обеими руками и временами вставая на четвереньки. Комичное было зрелище, но ни ему самому, ни его бдительной няньке было не до смеха. Речь его к концу дня стала уже понятней, во всяком случае, ему самому. Контролировать свои биологические потребности оказалось несколько сложнее, но на третий день и эта проблема была позади.
Несколько дней Антон приходил и возился со своим другом как с маленьким. Он отвел Тимофея в спортивный зал, размещающийся на минус 18 этаже дома. Размерам и оснащению зала мог бы позавидовать любой фитнес-центр, однако тут были и такие диковинные снаряды и тренажеры, которых Тимофей ни разу ни в одном клубе не встречал. Антон выдал другу брошюру с оторванной обложкой, в которой был показан комплекс упражнений и настаивал на неукоснительном следовании инструкциям в части порядка их выполнения.
Тимофей с благодарностью принимал помощь бывшего одноклассника, однако его беспокоила появившаяся в друге скрытность. Во-первых, он редко видел Матрешкина-младшего таким озабоченным, и никогда – таким удрученным. Во-вторых, Антон постоянно уходил от вразумительных ответов на вопросы, которые так и сыпались с языка несчастного друга. Кроме того, он так изучающе на него смотрел всякую минуту, будто пытался увидеть сокровенный смысл в самых обычных словах и действиях Тимофея, а стоило тому взглянуть в его сторону – сейчас же отводил глаза. Тимофей, конечно, не думал, что друг его обманывает, но некая отчужденность вследствие такого поведения между ними возникла. Не улучшали их отношения и вспышки гнева, периодически овладевающие молодым человеком, сидящим взаперти и ничего не понимающем о своем состоянии. На Антона эти вспышки ярости друга производили даже большее впечатление, чем Тимофей мог представить: он просто столбенел, глядя на друга округлившимися глазами, становясь с каждым таким инцидентом еще мрачнее.
Прошло две недели и Тимофей стал покидать свою комнату самостоятельно: обедал в столовой на минус 3 этаже, занимался на тренажерах на минус 18 по три раза в день, на что и уходило все его время.
Узнать побольше о том месте, в котором он находился, ему никак не удавалось. С его электронным ключом перемещаться по зданию было возможно только по строго заданному маршруту: лифт отвозил Тимофея либо на минус 3, либо на минус 18, либо на минус 23 этаж, где была его комната, какие бы кнопки он не нажимал, и в какие бы двери не ломился.
Через несколько дней занятий, в тренажерке появился новый персонаж. Это был высокий, слегка полноватый молодой человек с несоразмерно высоким лбом и вьющимися белыми волосами по бокам. Ясные голубые глаза и искренняя улыбка с чуть великоватыми передними зубами сразу располагали к себе, но отнимали надежду на встречу в его лице с глубоким интеллектом. Молодой человек оказался очень общителен и словоохотлив, он сам подошел к Тимофею, протянул руку и представился:
- Макс Полежайкин.
- Тимофей Стрельцов.
- Новенький? Молодец!
От нового знакомого Тимофей узнал, наконец, где находится. Оказывается, дом этот – секретная база супротивников, а сам Полежайкин был самым молодым из их руководителей, правда сам он намекнул, что истинными руководителями являются некие таинственные «мудрейшие и гениальнейшие» личности, однако для народа руководителями были Полежайкин и еще несколько человек, фамилии которых Тимофей знал по телерепортажам.
Шло время, Тимофей аккуратно исполнял все «предписания» друга: читал книги вслух, твердил скороговорки и читал Библию. На выполнении последнего Антон настаивал особо и с таким видом, что Тимофей тоже стал считать это занятие наиглавнейшим для собственного восстановления. Чтение Евангелия и правда давало свои результаты, на душе становилось легче, и мысли, возникающие в голове, теперь казались наконец-то знакомыми, будто некие маленькие шестеренки внутри него вдруг становились на свои места. К сожалению, действие это проходило почти сразу, как только Тимофей закрывал Книгу или отвлекался в мыслях на что-нибудь.
А благодаря занятиям в тренажерном зале уже к концу второго месяца Тимофей стал обретать привычные для себя возможности и облик, однако по-прежнему не понимал, что с ним такое приключилось.
Антон прекратил навещать друга после того как Тимофей перестал остро нуждаться в его помощи. Любые знакомства и разговоры в столовой строго пресекались, хотя личности там порой бывали прелюбопытные. Единственным, но зато словоохотливым собеседником молодого человека все это время был Макс Полежайкин.
Говорил, по обыкновению, Макс, а Тимофей выполнял роль слушателя, пыхтя при этом на очередном тренажере. Привычными темами, будоражившими мозг Полежайкина, были справедливое мироустройство в целом и нашей Империи, в частности, а также предательство государственных интересов на самом высоком уровне.
«Сначала отдел НОЙ возглавлял ни кто иной, как Лев Эпштейн. Именно он первый чипировал Главу и с первого же клона внес коррективы в чип его ОДО. Это было лет 10 назад. С тех пор снижение позиций страны достигалось не подкупом отдельных чиновников, а скоординировано и централизованно.
Внесенные Эпштейном коррективы дали о себе знать с первого же клона Главы. Его окружение постепенно насыщалось клонами n+1 порядка и просто криминальными кадрами. А деятельность Главы целиком свелась к борьбе с несогласными и супротивниками, ужесточению запретов, к ликвидации способов получения гражданами альтернативной информации. Талантливые художники, литераторы, режиссеры оказались не только не востребованы, но гонимы, и вынужденно стали работать исключительно в рамках и интересах пропагандистской идеологии. Население Империи за последние годы разучилось думать и видеть. Все живут как с зашоренными глазами! – горячился Макс. – Приходится объяснять. И даже те, кто понимает, чувствует, что происходит ужасное – не готовы взять и что-то изменить. Им лень! Лень поднять жопу с дивана. Да и страшно, чего уж говорить. За каждый чих в его сторону – хватают, и в застенки.
Но наше мудрое руководство и это учло! Оно повысило денежное вознаграждение для членов, и гарантирует бесплатное взращивание клонов пострадавших членов общества.
Но все же страх перед ужесточившимися законами и беззаконием велик, простым людям действительно трудно начать сопротивление. Но самое страшное, что большинство не видит в происходящем трагедии.
А твой отец – герой! Настоящий герой, - закивал Макс. – Он понял, что действовать надо незамедлительно и решил изменить ситуацию в одиночку».
Тимофей, слушавший монолог Макса уже не впервые и потому – в пол уха, даже не сразу осознал услышанное. Когда же, наконец, смысл слов об отце дошел до него, Макс уже распространялся о низкой обороноспособности страны: «Это хорошо, что наши враги сейчас слабы, а с союзниками воевать пока не нужно».
«Тебе известно, кто мой отец?» - перебил Тимофей.
- Макс! Ты говорил о моем отце? – пришлось ему повторить громче, чтобы увлекшийся оратор его услышал.
- О чьем же еще! Ну, мне пора – агитзанятия, - объяснил он. После последнего расстрела митинга итак новых членов не заманить, опоздаю на две минуты – и эти разбегутся. Давай! – махнул он рукой, сгреб полотенце и исчез за дверью в раздевалку.
***
Спустя примерно два с половиной месяца пребывания Тимофея в доме с круглыми «окнами», в его комнату прямо с утра зашел Михаил Михайлович Матрешкин.
- Тимофей! Я думаю, ты готов.
Немолодой уже, полноватый человек с круглым и добродушным лицом сел на стул напротив кровати Тимофея, на которой тот сидел еще неодетый. Вынув из кармана мятого светлого пиджака синий платок сомнительной свежести, Мих-Мих провел им по высокому из-за лысины лбу. Выглядел он очень уставшим.
– Мне нужно с тобой поговорить. Сообщить тебе… Объяснить! – Сорвав с носа маленькие очечки, опустив к ним глаза и низко наклонив голову, он принялся тем же платком тереть их с таким вниманием и тщательностью будто только за тем и пришел.
- Видишь ли, ты… Ты! – повторил он, ткнув указательным пальцем юноше в грудь, - не Тимофей!
Молодой человек даже не удивился, вообще никак не отреагировал. Ну, а как тут реагировать?
- Ха-ха, - спокойно сказал юноша.
Не обращая внимания на недоверчивую улыбку парня, Матрешкин-старший продолжал потеть и обтирать платком лоб.
- Ты – человек, плоть от плоти Тимофея. Каким ты знал его, - прибавил он. – Также твоя теперешняя личность должна быть идентична его личности. Возможны, конечно, отклонения в фенотипах, но ты понимаешь, - он нагнулся к Тимофею, треся перед ним руками, сложенными ладошками вверх, будто прося милостыню, - я же чипировал тебя не для этого, а для простого дубля.
Тимофей похлопал глазами, встал с кровати, прошел мимо протянутых к нему рук и стал натягивать штаны.
Старый друг отца уронил руки вниз и они повисли, как неживые.
- Ну, хорошо, - руки снова ожили и потянулись к юноше, - скажи, что ты помнишь последнее, связанное с тобой?
- Я прокручивал в голове это уже десятки раз. Все, что я помню - это то, что за день до того, как я очнулся здесь, был вторник - 15 декабря. Я был в универе. Ничего примечательного в тот день не случилось, не было ни тренировок, ни курсов. Готовил ужин и ждал родителей. Все.
- Сегодня 30 апреля, - тихо сообщил Матрешкин и выжидательно посмотрел на парня. – Пришел в себя ты 11 февраля.
- Я пробыл без сознания все это время?
- Можно и так сказать, - со вздохом протянул он. – Хотя нет, нельзя! Сознания не было! Тебя тоже – не было.
Проведя платком по шее, Матрешкин обессиленно опустился на стул и уставился на свои ботинки.
- На твое воссоздание потребовалось семьсот восемь часов методом МУВ, - еле слышно, не поднимая головы, вымолвил он.
Тимофей медленно пятясь задом дошел до кровати и опустился.
– Я только не понимаю, почему твои воспоминания оканчиваются 15 декабря. Тебя чипировали двадцать первого, и ты должен был помнить все до этого момента. И убили тебя тоже 21 декабря, - тихо добавил он.
- Меня убили, - тупо повторил Тимофей.
- Тема, я понимаю, как тебе трудно. Я оставлю тебя. Тебе необходимо все обдумать, так сказать, переварить, - Мих-Мих поднялся.
- А мама?
- Они тебя похоронили.
- Мне нужно к ней! – он даже представить себе не мог, как она могла пережить такое известие.
- Пока нельзя. Пока отдыхай. Завтра я еще зайду.
У самых дверей, будто вдруг спохватившись, он развернулся и спросил:
- Ведь ты доверяешь мне?
- Да, - не задумавшись, ответил юноша.
- Хорошо. Все, что я сказал – правда. Но не вся. Обдумай то, что услышал, и постарайся свыкнуться с этим.
- Подождите! Не надо со мной, как с маленьким. Говорите уж сразу все. Я справлюсь.
Поразмыслив пару секунд, глядя в глаза несчастного молодого человека, Матрешкин вернулся и снова подсел к нему.
- Тема, ты знаешь, мы были когда-то очень близки с твоим отцом, потом работа нас несколько разделила, но все-равно, я считаю его своим близким другом и ты мне – как сын. Я хочу сказать, что если бы такое случилось с Антоном, я бы сказал ему правду.
- Ну же! Что еще? – нервы у Тимофея уже были напряжены до предела. Кроме того, он поймал себя на мысли, что его ужасно раздражает этот глупый вид «друга молодости» отца и его беспрестанно потеющая лысина. – Говорите! – закричал он.
- Тема, которого ты знаешь, не был естественным сыном твоих родителей. Настоящий Тимофей погиб в возрасте 14 лет. И Темка, который заканчивал школу с 11 по 12 класс, Темка, учившийся в университете и по образцам которого был создал ты, был уже клоном, выращенным по биоматериалам оригинального Тимофея ускоренным способом и прошит собственным чипом. Вы тогда с Дуняшей оба погибли. Ваши родители не смогли этого пережить и Прокофий, будучи до этого противником клонирования методом МУВ, пошел на это. Только Дуню вырастили естественным образом, ну да ты это должен знать.
- Вот как? Про Дуняшку то я знал, но почему от меня скрыли мою смерть? – осекшись на последнем слове, спросил Тимофей.
Но быстро переварив эту информацию и не найдя в ней ничего более страшного, чем в предыдущем сообщении, недоуменно уставился на Мих-Миха:
- И что?
- Тимофей, - с трагическим видом сказал Мих-Мих, - ты клон, - он сделал паузу, - второго порядка.
Немного подумав, молодой человек обрадовался:
- Так мама знала, что я умер, и что я клон?
- Конечно.
- Отлично! Значит, она не так уж расстроится, - радостно возвестил он.
Матрешкин отвел глаза:
- До завтра.
Он встал и вышел, оставив на стуле небольшую книжицу.
Теперь Тимофею стало ясно, почему он ничего не помнил о том путешествии: оно произошло через пол года после последнего чипирования. «Да, неожиданно, - размышлял он после разговора с Матрешкиным. – Я не просто не человек, а дважды как не человек».
Из-за запрета отца на чипирование, он всегда знал, что будет жить только один раз, и никогда даже не задумывался, каково это – быть искусственно повторенным. Поверить в это было сложно, но в глубине души Тимофей уже сам стал что-то такое ощущать и догадываться, но признаваться себе в этом ему было страшно, а главное не понятно – что ему теперь делать с таким открытием.
Он подошел к маленькому зеркалу, висящему над раковиной, и долго пристально смотрел себе в глаза, потом широко растянув рот, оскалил зубы. Сомневаться в словах Мих-Миха было сложно. Вот они – зубы – снова кривые, как тогда в 14 лет. В тот раз ему сказали, что он был «некоторое время без сознания». Как он мог не догадаться? – не понимал теперь он, - «счастливчиком себя возомнил, недоумок».
Решив осознать услышанное попозже, молодой человек перекинул через плечо полотенце, взял со стола карточку-ключ и вышел из комнаты. Пора было отправляться в зал, к тому же в это время он надеялся застать там Полежайкина. Несмотря на все его легкомыслие, новый знакомый знал все же больше его самого.
Полежайкин был уже в зале и, судя по вещам в раздевалке – был не один. Еще проходя по коридору, Тимофей услышал звуки, напоминающие шлепки бросаемых о маты тел, и еще не видя, что там происходит, был заинтригован. Ринг, занимавший центральное место в зале до этого, как правило, пустовал. Войдя в тренажерку и увидев двух бедолаг, сидящих на стульях, бросающих между ног мячи и неловко их ловящих, Тимофей расхохотался. Сцена и впрямь была смешная: два здоровенных дядьки с трудом справлялись с детской забавой. Возвышаясь над ними стоял Полежайкин и, подавая время от времени укатывающиеся мячи, вещал: «Насыщение власти криминальными кадрами и клонами n+1 порядка, конвертация власти в собственность», - разливался Полежайкин. Эту «лекцию» Тимофей уже слышал и потому отошел в другой конец зала к снарядам, с которых, согласно брошюре, сегодня следовало начинать. Полежайкин, приняв смех Тимофея на свой счет, надулся и к Тимофею не подходил все утро, но поскольку новоявленные спортсмены, быстро выдохлись и уползли, Макс все же пересел на тренажер поближе к нашему герою.
- Откорректированные, - сообщил он.
- Что? – не понял Тимофей.
- Откорректированные, - снова повторил Макс, кивая головой в сторону двери, в которую недавно вышли те двое. – Да еще и не известно, какого порядка, уж не меньше третьего, я думаю, - усмехнулся он.
- А как ты это определяешь? - насторожился Тимофей.
- Да чего ты за них волнуешься, они ж казенные, - только махнул рукой Макс и потянулся за бутылкой с водой.
В этот момент дверь в раздевалку резко распахнулась, громко ударив обратной стороной о стену. В дверном проеме стоял человек, полностью заполнив его собой. Высокого роста и мощного телосложения с заросшим лицом закоренелого рецидивиста, он окинул взглядом зал и, никак не отреагировав на приветственный кивок Макса, вошел в тренажерку. Деревянной походкой на негнущихся в коленях ногах, расставив локти в стороны, он направился к антигравитационному гребному тренажеру в другой конец зала. Захлопнув за собой дверь камеры тренажера, одев маску и пристегнувшись, принялся его там так яростно насиловать, что было удивительно, как механизм не ломался под таким спортсменом и выдерживал его набег без единого скрипа.
- Ну, а этот – какого порядка? – тихо, чтоб не было слышно громиле, шепнул Тимофей Максу, хотя эта предосторожность была излишней, антигравитационная камера тренажера не пропускала звуков, и громила никак не мог их слышать.
Полежайкин только улыбнулся.
- Это Перчёный. Он вообще не клон, просто такой уродился. Хотя, наверное, только такой и может заниматься его работой.
- И что за работа такая? – спросил Тимофей, мысленно представив себе замученных в застенках супротивников врагов.
- Плоды его трудов ты только что имел возможность видеть, - отвечал Макс, довольный тем, что может рассказать несведущему молодому человеку об известной ему подноготной своих соратников. – Он руководит сектором простейших личностей в лаборатории воссоздания. Я слышал, последние две недели они трудились днем и ночью, вот пришел пар выпустить.
После протяжного тихого свиста с громким «чмоком» открылась дверь камеры тренажера. «Проплыв», по прикидкам Тимофея, километров 10, гигант с неожиданной грацией балерины просочился сквозь узкий проход камеры наружу. Стаскивая с себя мокрую футболку, Перченый так рванул ее с головы, что с него слетел то ли бейдж, то ли электронный ключ. Не заметив этого, обтираясь полотенцем на негнущихся ногах, он направился в их сторону, неся с собой жуткую смесь из запахов пота и чеснока. Молча кивнув в сторону Полежайкина, стоящего с протянутой для рукопожатия рукой, и вовсе не взглянув на Тимофея, будто его здесь вовсе не было, он взял со стеллажа бутылку с водой и принялся ее в себя вливать. Все внимание Тимофея было приковано к краешку пластиковой карты, торчавшей из-под края ринга. Ему показалось, что Макс тоже заметил выпавшую карту и что теперь уже он следит за ним самим.
- Тяжелая выдалась неделя? – с заискивающей улыбкой, отворачиваясь от Тимофея и от ринга, прокричал Полежайкин, пытаясь перекрыть звук, издаваемый бутылкой и горлом гиганта.
- Да, наращивали массу, - отшвыривая пустую бутылку, выдавил из себя Перченый, так будто рот у него был набит грецкими орехами. Тимофей даже не сразу смог разобрать его ответ.
- Видели, видели, - расцвел Макс, видимо обрадованный тем, что его удостоили ответом. – Были тут только что двое из ваших, старательные.
- Эти самые способные. Остальные только к вечеру очухаются.
На счет того, что «этот – не клон», у Тимофея возникли очень серьезные сомнения. Дело в том, что говорил он почти также, как и сам он в первые дни восстановления. Говорил Перченый, как и ходил, будто во рту у него был не язык без костей, а драгоценный предмет, который он не собирался утруждать, дабы выговаривать четко все звуки перед непонятно кем.
- Всех удалось восстановить? - пытаясь выказать осведомленность, спросил Полежайкин.
С преувеличенно беззаботным видом, Тимофей пересел на другой тренажер, по пути носком кроссовка затолкав карточку Перченого поглубже под край ринга.
-Было б что восстанавливать. Простейшие, - все еще отдуваясь, ответил Перченый.
- Это вы о людях? – удивился Тимофей.
Перченный посмотрел в сторону Тимофея с таким видом, будто это не человек, а тренажер под ним заговорил.
- Это люди, которые погибли на вашем митинге? – не унимался молодой человек.
- Это что еще такое! – брезгливо морщась, обратился к Максу Перченный.
- Как раз хотел тебе представить – сын Стрельцова. - Макс сделал паузу, впервые за это время встретившись глазами с Перченым. - Тимофей. Восстановленный Матрешкиным.
- Да знаю я, кем он восстановлен, - гаркнул гигант. Помолчав несколько секунд глядя в пол, он дернул головой и поднял глаза на Тимофея. Постепенно выражение досады на его лице сменялось любопытством. Он рассматривал его сначала со своего места, затем встал и бесцеремонно обошел кругом. По-видимому, закончив осмотр, он захохотал, запрокинув назад голову.
- Так что вас заинтересовало в нашей деятельности, господин Стрельцов-младший, - отсмеявшись, обратился он к недоумевающему молодому человеку.
- Как вы можете делить людей на простейших и …
- А я и не делю! – не дал ему договорить Перченый. - Хочешь секрет? Они все – про-стей-ши-е! – и снова захохотал. – Просто – мясо! – кричал он сквозь хохот.
- А как же душа, шаризма? – спросил Тимофей и стушевался, сам понимая, насколько нелепо для этого человека звучит его вопрос.
Гигант разом оборвал смех и развернулся к Тимофею.
-Что? Душа? Шаризма! Флантедео! То же мне, креационист нашелся. Да я вот в пробирку плюну, капну, в ускоритель поставлю – и готово. Сотворил себе подобного. Не за 6 дней, конечно, но за 15. И разницы я не вижу, и пререкаться со мной не будет! – уже со злостью гаркнул Перченый. – А раз я его создал, значит слушаться меня должен и поклоняться мне.
- Ну это еще смотря как прошить, - робко вставил Макс.
Не поняв смысла последних фраз, Тимофей попрощался, решив вернуться в зал за картой Перченого на следующей день.
***
Наш герой сидел на кровати сосредоточенно глядя перед собой. Рядом на смятой простыне лежала раскрытая книга, которую принес Мих-Мих, и которая раньше его не интересовала. Теперь же он то припадал к ней, жадно вчитываясь в строчки, пытаясь уяснить для себя что-то, то резко откидывал ее прочь и вскакивал, намереваясь пройтись. Однако комната была настолько мала, что ему быстро надоедало крутиться через каждые два шага, и он усаживался, вновь хватая учебник. Измучив себя таким образом почти до утра, он решил не думать вовсе, убрал книгу и прилег. Но сон не шел, а мысли и что-то новое, тяжелое, поселившееся теперь в его душе, в темноте давили и пугали еще сильнее. Он снова включил свет и снова открыл отцовскую книгу.
«… психологической мутации в подавляющем большинстве подвержены клоны, взращенные методом МУВ, и лишь в единичных случаях – клоны, выращенные естественным образом. Проведение критического психологического эксперимента, по понятным причинам, затруднено. Однако, согласно данным научной лаборатории в составе СГП, есть основания считать, что именно методика МУВ оказывает негативное воздействие на врожденный Бонум Аффектум, если Господь Бог действительно одаривает таковым все оригинальные организмы, появляющиеся на свет естественным образом.
В продолжение темы, хочу привести вам стихотворение Николая Заболотского:
Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!
Гони ее от дома к дому,
Тащи с этапа на этап,
По пустырю, по бурелому
Через сугроб, через ухаб!
Не разрешай ей спать в постели
При свете утренней звезды,
Держи лентяйку в черном теле
И не снимай с нее узды!
Коль дать ей вздумаешь поблажку,
Освобождая от работ,
Она последнюю рубашку
С тебя без жалости сорвет.
А ты хватай ее за плечи,
Учи и мучай дотемна,
Чтоб жить с тобой по-человечьи
Училась заново она.
Она рабыня и царица,
Она работница и дочь,
Она обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!»
Отец как-то зацикленно чуть ли не параноидально любил это стихотворение и часто повторял его. Тимофей захлопнул книгу и снова вскочил с кровати. Он больше не мог об этом думать. Его взгляд упал на полку, прибитую почему то под самым потолком, откуда виднелась кучка книг. В надежде отвлечься от своих мыслей хоть немного, он протянул руку к полке и вытащил из стопки брошюру. «Уроки сольфеджио для 3 класса», - прочитал он. Закинув книжицу обратно на самый верх стопки, потянулся за другой, торчащей к нему углом. Потянув за нее, он рассыпал всю стопку, но эту удержал. Остальные тяжело рухнули на пол. «Новейшая история. 6 класс» - юноша покрутил в руках увесистый томик в красной обложке. Собирать книги не хотелось и Тимофей открыл ту, что ему досталась, посередине.
«&15 Рукотворный планетарный катаклизм 2017-2019 годов.
Со второй половины 2017 года планету сотряс ряд катаклизмов, по разрушительной силе аналогичных тем изменениям, которым была подвержена Земля в эпоху становления материков. Как позже было установлено, данные явления имели не естественную природную основу, а были вызваны намеренно», - прочитал Тимофей.
В двери щелкнул замок. Сноп света от фонарика метнулся по углам комнаты, пошарил по полу и нагло уставился в глаза молодому человеку. На пороге стоял желто-коричневый охранник. Увидев кучку книг, в беспорядке лежащую на полу, он скривился и выпятился за дверь.
«Стерегут», - подумал Тимофей. «Минуты две», - отметил он на всякий случай.
Он снова открыл книгу наугад.
«&131 Операция «назад в прошлое».
Операция началась через одну минуту после получения на нее санкции ООН. Авиация передовых стран-союзников: России, Франции и Индии пересекла границы США по команде главнокомандующего союзных войск, неся на своем борту электромагнитное оружие.
Первые цели – военные аэродромы, надводные корабли и военные базы, на которых было сосредоточенно большое количество электронного и компьютеризированного военного оборудования – были поражены в течение шести минут».
«Ну, допустим, корабли в море французы гасили не только электромагнитными бомбами, после чего как-то само собой стало считаться, что в море – это нормально», - со злостью вспомнил Тимофей собственную встречу с французами. Однако, поняв, что именно «вспомнить» он этого не мог, молодой человек вновь почувствовал, что мысли затягивают его в черную дыру ужаса. Отгоняя их, он потряс головой и, твердо решив не отвлекаться, стал читать дальше.
«Из строя были выведены коммуникации, узлы связи, оборудование контроля за воздушным движением и навигационное. В течение 30 минут электромагнитное оружие было приведено в действие во всех пунктах, где было сконцентрировано сложное военное оборудование на всей территории США, включая базы за пределами Североамериканского материка.
Далее был выведен из строя весь электроэнергетический комплекс страны – крупные электростанции и подстанции. Несмотря на развитую автономную малую энергетику, близость ее объектов к стратегическим целям оказалась фатальной и для нее».
Тут Тимофей вспомнил рассказ дяди о том, что на самом деле операция началась еще раньше и как раз с вывода из строя генерирующих объектов США. Вся хитрость состояла в том, что основное генерирующее оборудование и его САУ Штаты закупали в России и немного в Европе, а по условию контрактов на крыше электростанций необходимо было устанавливать спутниковые тарелки для связи изготовителя с оборудованием. Для, якобы, скорейшего поиска возможных неисправностей, настроек и тому подобного. Так вот, благодаря этому все оборудование было выведено из работы через пол секунды после подписания резолюции.
«Таким образом, - продолжал он читать, - из строя были выведены финансовая индустрия, химическая, нефтяная, металлургическая промышленность, которые имели высокую степень автоматизации.
Однако, не смотря на все усилия союзных войск, сохранить жизни простых американцев и обойтись совсем без жертв – не удалось. Электромагнитное оружие нарушило также работу и управление систем безопасности ядерных энергоблоков атомных электростанций и хранилищ ядерных отходов и ядерного оружия. Кроме того, через некоторое время произошла утечка вирусов, которые американцы берегли не для себя, после чего сношения с континентом были запрещены без временного ограничения и без права пересмотра данного решения. Россия иногда посылала за океан гуманитарную помощь, но это были только медикаменты и продукты питания.
«Вот почему попасть на материк нам оказалось гораздо проще, чем его покинуть», - подумал молодой человек.
«Согласно резолюции ООН от 15 октября 2017, США запрещалось иметь собственную армию, химическое и атомное оружие, собственные спутники, а остальным странам запрещались всяческие сношения с данным материком, как личные, так и торговые. Передача в страну промышленных технологий, технических изделий, литературы, и даже газет – оказалась под запретом. Наукоемкое и дорогостоящее оборудование, такое как мощные турбины, электропоезда, оборудование заводов было изъято в пользу стран, пострадавших от погодных катаклизмов, источником которых явилась противозаконная антигуманная деятельность США», - перевернув несколько страниц, прочитал Тимофей окончание параграфа.
Далее юноша пролистал несколько фотографий. На одной выстроились безоружные военнослужащие какой-то базы с безвольно висевшими вдоль тела руками, на другой были изображены многокилометровые пробки в Нью-Йорке в первые несколько часов после начала операции. Было несколько фотографий, сделанных много позднее, Бог знает каким образом. На них были конные повозки, нагруженные каким-то овощем, двигающиеся по пыльной разбитой дороге; детишки в оборванной одежде, выстроившиеся в очередь за получением гуманитарной помощи.
Ему, уже в который раз, вспомнился общемировой референдум, проводившийся тогда независимой правозащитной ассоциацией. «В ответе ли народ за преступления своей страны и его руководства», - так, кажется, звучал вопрос, обращенный к мировому сообществу, точнее, к уцелевшим его представителям. Интересно, какой бы ответ он дал сейчас. Тогда он аргументировал свое решение примером активной позиции граждан собственной страны, но сомнения с тех пор не давали ему покоя. Это трудное решение принималось им и многими согражданами на волне эйфории от собственной победы, когда русский народ сказал решительное «нет» развязыванию войны с соседним государством. В тот момент еще свежи были воспоминания о воле миллионов людей, не позволивших совершиться чудовищной провокации, способной уничтожить два братских народа. Сам, отстоявший три месяца плечом к плечу с такими же студентами русскими и украинцами живой преградой на границах Украины, он был уверен, что воля народа – огромная сила. И только народ решает какой жизнью ему жить. Ведь наверху всего лишь двигают фигуры и наращивают счета на островах, а в реальности жизнь превращается в смерть. Тимофей вспомнил, как его знакомый из отдела моделирования альтернативных ветвей истории тогда похвастался, что это он занимался построением матмодели и расчетами, которые показали, что очевидность предательства Родины руководством страны перестанут быть опасными, при появлении внешнего врага и вступлении страны в полномасштабную войну. Потом то, Главе пришлось принять множество условий супротивников, что несказанно удивило их самих.
Открыв учебник ближе к концу, он стал рассматривать карту Империи, уже похожую своими очертаниями на современную. Даже без проданных в трудном 2015 Курильских островов, она была велика. Как ему хотелось тогда обязательно съездить в Тибет. «Эх, Темка, Темка», - пожалел он себя прошлого, как ребенка, «ничего то ты не успел».
«&183 Присоединение Китая к Российской Империи.
После затопления в 2017 году 80% сельскохозяйственных провинций Китая, продолжительных неурожаев и голода, страна оказалась в затяжном продовольственном и правительственном кризисе. На фоне жесточайшего голода росло недовольство народа. Не добившись никаких успехов по исправлению ситуации, на третьем году неурожаев правительство совершило массовое самоубийство, чем ввергло страну в еще больший хаос. Население, оправившись от шока, пыталось самоорганизоваться и выдвигало то одних, то других лидеров, однако существенных изменений в экономике страны они не совершили. Через шесть лет так называемого «Народного руководства», по итогам гунхау было составлено прошение на имя Главы Российской Империи. Граждане Поднебесной просили принять данные земли и данный народ в состав Великой Российской Империи на 289 лет. Народ обещал присягнуть на верность Главе и интересам новой Родины. Земли и недра Китайского Федерального округа объявлялись совместной собственностью на указанный срок. В ответ Российская Империя обязалась устранить голод, неграмотность и коррупцию, и вывести все сферы жизни страны на уровень не ниже уровня Основных Территорий Империи.
Вот каким соседям русские тогда были рады, так это кубинцам. Уцелевшие после цунами, слизавшего весь остров, они были приглашены на поселение в Империю. Им выделили земли на Южных Территориях Империи, пустующие уже как три года. Все началось с декабря 2014 года. Всего за одну неделю все население этих земель поголовно исчезло неизвестно куда, а их дома были снесены вместе с фундаментами. А 27 февраля следующего года, исчез и дворец халифа вместе с ним самим. Это, конечно, могло стать великой загадкой для археологов. Но мы то знаем в чем дело! И вот, наконец, многострадальная земля получила благодарный народ, в крови которого жила любовь и музыка. Города, уже в который раз, были отстроены заново. Теперь уже навсегда.
Захлопнув книгу, он еще долго сидел в задумчивости. Его мысли гуляли то в давних воспоминаниях (он все-таки верил, что это его собственные воспоминания), то останавливались на событиях последних дней. И каждая мыслительная цепочка безнадежно заканчивалась выводом: «не человек», снова и снова возвращая его к тому новому и незнакомому, что он открывал в себе самом. И все-таки он чувствовал, что есть надежда, что он что-то пропустил, что-то важное в том, что он прочитал этой ночью, что-то радостное и дающее надежду. Но не мог понять, что именно это было. Юноша и хотел, и боялся продолжать об этом думать. Он намеренно гнал свои мысли подальше от себя и теперешнего своего положения.
Он вспоминал, как наводнили год назад страну грязные, нищие, несчастные китайцы. Здесь, в столице их, правда, днем было не видно, но вот ночью, они быстро стали негласными хозяевами улиц. Жестокие и не церемонные, они легко подчинили себе определенного рода публику, потеснив банды японцев и нелегалов. Сам Тимофей в то время, будучи уже студентом, подрабатывал по выходным в небольшом магазине, выполняя роль ночного продавца и сторожа заодно. Тогда то он там перевидал всякого. Чуть не половину своего заработка ему приходилось возвращать обратно в кассу за розданные продукты. «Вот дурак!», - вырвалось у него при воспоминании босых даже в холод мальчишек, после которых ему приходилось проветривать помещение. «Слабый был, глупый», - пытался объяснить он сам себе поступки, которых теперь никак не мог понять. А чего стоила бабка, являвшаяся каждую ночь. Стоя перед ним, она указывала скрюченным, как вся она, пальцем за спину Тимофея, где на полках лежали буханки хлеба, и требовала: «Пинминпао. Дай». Через месяц работы в магазине, он уже знал всех бездомных в округе.
Как ни примерял он к себе прежние мысли Тимофея, он никак не мог их понять. Сейчас те поступки казались нелогичными и безответственными. «Нет, вовсе это не лишение человеческих качеств, просто я стал взрослее», - пытался объяснить он себе метаморфозы своего сознания. В последние дни он часто удивлялся тому, что его отношение ко многим действиям себя прежнего сильно изменилось. Перебирая в голове «свои» воспоминания, он порой ловил себя на том, что думает о прежнем Тимофее, как о третьем лице, переставая отождествлять себя с ним. Иногда он даже презирал его за слабость, малодушие и излишнюю чувствительность. Но были предметы, отношение к которым у юноши осталось неизменным. Он чувствовал, что эмоции по отношению к членам семьи, например, остались теми же, и сейчас не вызывали никакого отторжения. Это утешало его и служило, как ему казалось, доказательством вывода о том, что он просто повзрослел.
Окно на стене уже включилось, излучая вокруг себя густой синий свет. Немного поспать было просто необходимо. Выключив лампу, он бросился на кровать ничком и тут же забылся. Ему снилось, что он никак не может уснуть и перебирает в голове всю информацию, полученную за день, пытаясь вычленить ту, что так тепло свернулась комочком у него в груди.
Несмотря на почти бессонную ночь, Тимофей проснулся рано. Проснулся с прочитанным вчера стихотворением во рту. С ним это часто случалось: пробудиться с каким-то словом или целой фразой на языке, и гадать потом целый день к чему бы это. Он считал это смсками от подкорки.
«А ты хватай ее за плечи, учи и мучай дотемна, чтоб жить с тобой по-человечьи училась заново она», - повторял он про себя вновь и вновь пока одевался и чистил зубы. Стихотворение не давало ему покоя. Он снова взял сборник отцовских лекций и отыскал ту страницу.
«А ты хватай ее за плечи,
Учи и мучай дотемна,
Чтоб жить с тобой по-человечьи
Училась заново она…».
В контексте заявленной темы эти слова звучат по особенному, однако оставим лирику и вернемся к нашему вопросу.
Считаю необходимым осветить также и другую позицию, в изучении данной проблемы, которой придерживается и автор книги. Главный ее тезис заключается в том, что Бонум Аффектум – не врожденный, а благоприобретенный «навык», вырабатывающийся у индивида в ходе социальной адаптации. Справедливости ради необходимо отметить, что данный взгляд на проблему подтвержден очень небольшим количеством опытов и, надеюсь, понятно почему. Для успешно проведенного опыта необходимо иметь личность духовно развитую, стремящуюся к совершенствованию и работе над собой, привыкшую к самоограничениям и контролю над своими эмоциями, мыслями и действиями. Необходимо, но не достаточно! Личностей, способных на это не более 0,1% от всех ОДО. Однако благополучно переродиться посредством МУВ без каких-либо отклонений способна лишь та личность, которая и после воссоздания продолжит строго придерживаться прежних своих моральных принципов и аскетизма в своих потребностях. Количество оригинальных организмов, способных на это уже не превышает 0,001%. Все дело в том, что возродясь, и еще не воспитав в себе Бонум Аффектум, новая личность начинает подвергать сомнению прежние свои моральные принципы и правила, поскольку в этот период своего существования – период «морального младенчества» – логические способности интеллекта идут на поводу у простейших инстинктов самосохранения, которые действительно являются врожденными. На данном этапе интеллект найдет железное оправдание для любых действий незрелой личности.
Что тут можно посоветовать новенькому человечку? Правило первое: думать – вредно! Правило второе: верить и не сомневаться. Могу привести еще интересную статистику: 99% организмов из наших «золотых» 0,001% были очень религиозными христианами в период своего оригинального существования. Это как верить в комплексные числа. Даже если ты не можешь их представить или понять, ты все-равно ими пользуешься для решения нерешаемых без них задач. И самое главное: залог успешного развития у организма Бонум Аффектум – любовь близкого человека, аналог материнской любви для ребенка. Кроме того, не следует пренебрегать и медитативными практиками, это значительно поможет повысить самоконтроль.
На первый взгляд может показаться, что данные тезисы лежат вдалеке от научной плоскости, однако это не так. Для более тщательного разбора каждой составляющей рекомендую обратиться к трудам Л.П. Деркачевой, специалиста по биопсихике.
Тем не менеее, я должен отметить, что делать из этих сведений какие-либо однозначные выводы пока рано. Проблема находится в активной стадии изучения».
Но Тимофею этого было достаточно. Если так считал его отец – значит так оно и было. Значит надо работать над собой. Он знал, он чувствовал и надеялся, что это не конец. Теперь ему стали понятны настойчивые просьбы друга о регулярном чтении Библии, молитве и медитации. Конечно, он так и будет делать. Он будет верить, что Тимофей прежний поступал правильно и не будет в нем больше сомневаться. И он тут же уселся на стул, положив кисти рук на колени, как это делал в прошлой жизни, попытался сосредоточиться на дыхании и не думать больше ни о чем. Но не думать не получалось. Только отогнав от себя одну мысль, он тут же ловил себя на следующей. Но это не расстраивало его, а даже наоборот. Юноша вспоминал слова отца о том, что суть подобных упражнений не в том, чтобы добиться «пустоты» в голове, а в том, чтобы научиться отслеживать свои помыслы в момент их зарождения. Теперь Тимофей понимал насколько это важно: увидеть, опознать, отринуть или взлелеять зарождающуюся мысль, ведь не известно – что это будет за мысль и чья она будет. В этот момент Тимофей впервые признался себе самому, что давно уже осознает в себе две движущие силы: одну силу животную, грубую, не приемлющую никаких ограничений, и вторую, голос которой звучал намного тише первой, но он звал его туда, в жизнь прежнюю, к любимой семье, друзьям, учебе, профессии, к желанию помогать и любить, а не брать и убивать.
«Вдох, выдох».
Вот мимо его двери процокали металлические подметки охранника.
«Ну его! Вдох, выдох».
«Как же хорошо, что я прочитал эту отцовскую статью».
«Не отвлекаться. Вдох. Выдох».
«Надо все-таки поторопиться за ключом Перченого, пока в зале никого нет».
Открыв глаза, Тимофей хлопнул себя по коленям и решительно встал. Еще с вечера он планировал прийти в тренажерку первым, чтобы без посторонних глаз выковырять карточку из-под ринга. Хотя сегодня энтузиазма и надежд относительно этого неизвестного черно-белого кусочка непонятно чего у юноши поубавилось, достать его он решил во что бы то ни стало. А помедитировать он сможет и после возвращения.
Взглянув на часы, он сдернул с крючка полотенце, схватил со стола карточку и чуть не подпрыгивая вышел из комнаты. По пути молодой человек пытался примерять новые для себя мысли: постарался подумать что-нибудь хорошее об охраннике, сидевшем в конце коридора у лифта, мысленно пожелав ему доброго утра. Выскажи он свое пожелание вслух, он, конечно, навел бы на себя ненужные подозрения, и потому не удостоил его даже взгляда за те две минуты, что ожидал лифта и пока тот бесцеремонно не него пялился.
А в тренажерном зале тем временем было многолюдно, как никогда. Девять охранников со считывателями в руках лазали вдоль стен. Еще пятеро кряхтя приподнимали снаряды, скамьи и передвигали тренажеры. Между ними важно вышагивала полная дама-охранник, подбадривающая тщедушных подчиненных то крепким словцом, а то и собственноручным физическим натиском на не поддающийся спортивный инвентарь. Она была единственным оригинальным организмом в этой компании казенных клонов. Они не могли, конечно, оценить ни красоту ее многоэтажных речевых оборотов, ни усилий по втягиванию живота, чтобы влезть в форму на 2 размера меньше необходимой, но это не мешало ей вставать каждое утро на час раньше, чтобы тщательно спрятать расплывающееся год от года лицо под слоем разноцветной пыли и покинуть свою каморку на минус 45 этаже с привычными сердцу надеждами. Вот уже 5 лет она не поднималась на поверхность и не видела солнечного света. Те два дня в месяц своих выходных, когда она имела такую возможность, она проводила в своей комнате. В эти моменты она ощущала себя никчемной замершей куклой, которую положили на время в коробку, и она с нетерпением ждала окончания выходных. Нельзя было сказать, чтобы она любила свою работу, просто это и была вся ее жизнь. А сегодня был знаменательный день. Сегодня она общалась с мужчиной, с настоящим. Общением, правда, это можно было назвать лишь с натяжкой. Она стояла, старательно удерживая брови так высоко, как только могла и, стараясь не дышать, втягивала живот, а он стоял, расставив кривые ноги и орал:
«Как последний желток! Со вчерашнего дня не могу попасть ни в кабинет, ни в инкубатор. Ночевал на полу на матах. Что за идиотская улыбка, пропуск мне мой найдите! – стучал он рукой по столу, нависая над ней. А она не сводила глаз с его рук. О чем бишь, он? «Найдем, найдем. Идите. Не мешайте» - сделав над собой усилие, сказала она.
Он ей нравился. Несмотря на свое физическое уродство или даже благодаря ему. Она это считала брутальностью.
Нашедшийся пропуск стал бы причиной для еще одной встречи, и она старалась вовсю.
Глядя на тщетные попытки подчиненных сдвинуть с места камеру гребного тренажера, она с ходу так налегла, что тяжеленный агрегат перевернулся, и по прозрачной стенке камеры с хрустом разбежались паутинки трещин. Как и под всеми предыдущими снарядами, тут тоже не оказалось ничего, кроме лохматых клубков пыли.
Оставалось проверить только ринг. После происшествия с перевернутым тренажером ей было неловко, и она отвернулась, предоставив возможность им самим выяснять, нет ли под ним разыскиваемого предмета. Но даже ума служебного клона было достаточно, чтобы понять, что им нечего и рассчитывать сдвинуть такую махину с места. Столпившись вокруг него, клоны зароптали с глупыми улыбками.
- Что за идиотские улыбочки, поднимаем! – прикрикнула она, а саму больно кольнуло от воспоминания о другой «идиотской улыбке», и привычное ей чувство униженной женщины подтолкнуло ее к выходу.
– Поиск закончен! - направилась она к двери, чуть не сбив с ног нашего героя, входившего в этот момент в зал.
Тимофей понял, что тут происходит еще в раздевалке по картине с вывороченными со своих мест шкафчиками и снятыми с петель дверцами, на которых и замков то никогда не было.
Увернувшись от здоровенной тетки чуть не снесшей его, Тимофей успел заметить толпу желтков, столпившихся возле ринга. «Нашли», - обреченно подумал он.
Проводив глазами вереницу похожих друг на друга охранников, юноша огляделся по сторонам.
Все оборудование в зале было сдвинуто со своих мест и стояло, как попало, гребной тренажер лежал боком и был расколот.
«Делать нечего, раз пришел – давай работать», - сказал он сам себе и открыл страницу брошюры, с упражнениями на сегодня.
«Проворонил», - ругал он себя, подтягивая очередную связку блинов.
Из раздевалки донеслись какие-то голоса, постепенно становившиеся все громче.
- Олухи тупорылые! – врываясь в зал, кричал Макс, размахивая руками и широко шагая к Тимофею, замершему с грузом над головой.
Вслед за Полежайкиным двигались двое секьюрити, но миновав Макса, они приблизились к нашему герою. Один, присев, бесцеремонно стал стаскивать с него кроссовки, а другой, воспользовавшись удобно поднятыми руками Тимофея, стал обыскивать его торс.
- Это еще что! – возмутился Тимофей, отталкивая ногой того, что сидел на полу. Охранник отлетел метра на два, но Тимофей тут же получил в бок электрический разряд. Пока он приходил в себя от боли, его лишили всей одежды, второго кроссовка с носком и разорвали его брошюру.
- Идиоты! Я вам еще покажу. Меня обыскивать! – шипел Макс вслед удаляющимся секъюрити.
- Что это было? – Тимофей поднялся с пола и, держась одной рукой за болевший еще бок, согнувшись собирал предметы своей одежды.
- Этот придурок, Перченый, тут что-то вчера посеял. Это ж надо, весь зал разворотили. – Он вскочил со скамьи, увидев перевернутый тренажер, и пошел на него посмотреть.
Теперь Тимофею стало очевидно, что то, что он затолкал под ринг – все еще там. Воспользовавшись тем, что внимание Макса было приковано к пострадавшему снаряду, он подошел к рингу, засунул под него страничку от брошюры и вытолкал ею карточку вместе с хвостами прилипшей пыли. Когда вернулся Макс, наш герой сидел на полу, завязывая шнурки на кроссовках. Карточка была уже в носке под пяткой.
После пережитого, обоим молодым людям было не до занятий. Макс кипел, а выпускать пар языком для него было привычнее. А Тимофей слушал, и в этот раз внимательно, как никогда.
- А что, Перченый - у вас тут такая фигура значительная? – начал Тимофей.
- Значительного в нем только то, что сидел вместе с Ивановым – главой нашим. Сам – примитивнейшая личность, а место занимает, на котором должен быть человек знающий. Ты ж видел его творения. А брака у него сколько! Я слышал, что из его инкубатора даже лифт отдельный для отходов сделан. Прямо в ресторан на первом уровне. Кстати, нашу столовку мясом тоже его лаборатория снабжает.
Тимофей в ужасе вспомнил вчерашнюю котлету на обед и его замутило.
- Дело привычки, - замахал на него руками Полежайкин, предлагая проблеваться где-нибудь подальше от него.
Через несколько минут весь белый, взмокший и обессиленный, Тимофей подсел к Полежайкину. Его заметно потряхивало. Порывисто убрав прилипшую к лицу прядь волос, он подался вперед, прислонив лоб к холодной трубе тренажера. Закрыв глаза, сделал несколько глубоких вдохов через рот и спросил:
- Макс, ты как-то упоминал о моем отце.
- Что именно?
- Ты сказал, что он герой, и что он в одиночку что-то там сделал или собирался сделать.
- Конечно – герой, а разве нет? В одиночку пойти против системы, против такого количества внешних и внутренних врагов, семью вот даже под удар не побоялся поставить!
Но взглянув на Тимофея, он осекся, помолчал немного и повертев в руках осколок камеры, вновь продолжил.
- Странно, что ты не знаешь об этом. С тех пор как Эпштейн внес корректировки в чип Главы, уже никакие массовые протесты и обращения отдельных людей не влияли ни на внешнюю, ни на внутреннюю политику, реализуемую им. Хозяйство страны пришло в упадок, государственное имущество поделено и присвоено, владельцами оборонных предприятий стали иностранцы – заклятые враги Империи. Наверное, тогда твой отец и решил действовать. У него была возможность, и Глава ему доверял – он возглавлял НОЙ уже почти 6 лет. Несмотря на свое непримиримое отношение к корректировкам чипов, твой отец решил пойти на этот шаг. При попытке внести изменения в чип Главы, он обнаружил раннее искусственное вторжение в дата-бейс основы личности.
Все это время приближенные Главы списывали его жестокость и бескомпромисность только на психологическую мутацию каждого последующего прошитого клона. Твой отец выяснил, что помимо естественной убыли бонум аффектум, имели место искусственно внедренные стимулы и ценности. После долгих усилий ему удалось исключить посторонние вмешательства, но они присутствовали в личности последние три-четыре жизни и оставили не удаляемые связи. Ему пришлось изъять большую часть личности и заменить на искусственно написанную.
Мне рассказывали, что тогда предыдущий клон, обязанный тестировать последующего, вновь испеченного клона, забраковал шесть экземпляров. После этого СГП почуяло неладное и установило слежку за твоим отцом. Так нам все и стало известно, в СГП много наших. Ведь раньше мы считали Стрельцова безоговорочно преданным Главе.
В конце концов, твой отец все-таки сделал тот вариант чипа, который прошел проверку. Чип Стрельцова – так его стали называть, когда все открылось.
После прошивки клона этим чипом, Глава перестал подчиняться тем, в чьих интересах действовал до сих пор, и ближнее окружение почуяло неладное. Слежка СГП ничего не дала, и тогда они решили получить копию сознания твоего отца, чтобы с ее помощью снять коррективы с чипа Главы, ведь все предыдущие чипы Главы, кроме чипа Стрельцова, он уничтожил. Но, насколько я знаю, им это не удалось. Наши люди в СГП помогли нам переправить его на нашу базу, где он и скончался от разрыва сердца.
- Скончался? – вскочив со своего места, Тимофей встал перед Полежайкиным, расставив ноги и сжав кулаки. Его грудь под прилипшей к ней мокрой майкой угрожающе вздымалась.
- Ты не знал? – удивился Макс, тоже медленно вставая. – Мне очень жаль, Тимофей, - подержав немного ладонь на плече молодого человека, Полежайкин вновь уселся.
- Зачем вам нужен был мой отец? – сделав упор на слово «вам», спросил Тимофей, глядя перед собой.
- Чтобы внести в чип Стрельцова нужные нам корректировки, конечно. Но он сначала отказывался, а потом умер. Сейчас эту миссию должен выполнить Матрешкин, но честно, говоря, я в него не верю. Кишка у него тонка. До твоего отца ему далеко. Хорошо, что у нас есть еще ты.
- В смысле – я? – встрепенулся Тимофей.
- Ну, есть такие данные, будто вероятность вырастить из тебя гения биоинжинерии достаточно велика за счет прошивки тебя чипом со знаниями нужных дисциплин и генной предрасположенности.
- Бред какой! Я ничего не смыслю в биоинженерии. И образование я получаю совсем в другой области. Я людей лечить буду, а не клонов создавать.
- Ну, это то как раз не проблема. Знания за 8 лет универа будут твоими за 42 часа. Ты только представь, из тебя раз, - Макс махнул рукой описав круг, - и сделают супер профи. Если, конечно, у тебя и правда некий особый склад ума, как у твоего отца, и он не был деформирован клонированием.
- Постой, постой! А меня кто-нибудь спросил? – вновь вскочил на ноги наш герой.
- А вот этого не советую, - серьезно предупредил Полежайкин. Да и вообще, ты должен гордиться тем, что принимаешь участие в …, не побоюсь этого слова, спасении Империи. – глаза Полежайкина опять заволокло страшной одухотворенностью.
- И какие же коррективы в чип Главы вы хотите внести? – делая вид, что уже успокоился, Тимофей сел обратно на стопку матов.
- Ну, разумеется, чтоб делал то, что скажут.
- А зачем такие сложности? Почему бы не вернуться к старой выборно-авансовой форме правления и избрать обычного честного грамотного гражданина нашей страны, человека разумеется.
- Нуу… положим, человеком при этом он останется недолго. Закон о защите личности все же вряд ли отменят. Народ, обычный народ уже не пойдет на это. Никто не откажется от вечной жизни. Ты же вот, - он кивнул на растерзанную брошюру, по-прежнему лежащую на полу, - не отказался. Мне эта книжица для клонов после МУВ хорошо знакома. Да, ладно, чего тут стесняться, все мы такие, - похлопал он по спине Тимофея. – Никто теперь не представляет себе жизни без чипирования и бесконечного возрождения. Народ уже подсел на это завоевание прогресса. Посмотри вокруг. Молодые родители сразу же создают клоны своих новорожденных детей, выращивая их одновременно естественным образом. Неужели ты не обращал внимания на этих двойняшек, тройняшек и так далее. В последние годы количество таких дубликатов увеличивается с геометрической прогрессией. А некоторые и собственных клонов за детей выдают.
Действительно, Тимофей припомнил, как часто на улице ему доводилось встречать коляски для трех и даже четырех младенцев сразу.
- Ну, а кроме того, никогда не знаешь, чего ожидать от этого твоего «человека», - вернулся он к прежней теме, заметив сосредоточенность Тимофея. Одна голова – хорошо, а две – лучше. А еще лучше, когда их несколько.
- Ты имеешь в виду отдел моделирования альтернативных событий? Или СГП в целом? Но вы ведь не с ними.
-Ну…, - замялся Полежайкин, - не обязательно. Отдел – просто инструмент. Я имею в виду истинное руководство Империи, высочайших патриотов своей страны.
- И кто это?
От торжественной напыщенности Полежайкина не осталось и следа. Пожав плечами, он признался:
- Не знаю. Это тайные избранные граждане, бесконечно преданные своей родине. В их лице, - опять начинал раскочегариваться Макс, - наша страна, наконец, получит достойное руководство, которое будет действовать исключительно в интересах своей страны и ее граждан. Подумай только, процветание Империи может зависеть от твоих действий.
- Странно как-то. И почему же они тайные? И кем они избраны?
- Да какая разница. Они собираются посвятить всю свою жизнь тому, чтобы изменить нашу страну и защитить граждан он величайших опасностей, грозящих ей извне, а ты придираешься. Ты только подумай, какая жизнь начнется! Ни о чем думать не надо! За тебя все мудрейшие заранее предусмотрят, все учтут, обо всем позаботятся, - уже почти захлебывался от восторга Макс.
***
Открыв дверь своей комнаты, молодой человек не сразу понял даже, что вовсе не ошибся дверью. Это, действительно, была его комната, но узнать ее было тяжело. Удивительно, как можно было умудриться устроить такой бедлам в тесном пространстве с мизерным количеством мебели и вещей. Даже окно было сорвано со стены и слабо мерцало «предрассветными сумерками», лежа на полу. Одной ножкой на окне стоял стул, со спинки которого свешивалась простыня. Кровать была отодвинута от стены, насколько это позволял узкий проход комнаты, а на ее металлической сетке лежала зубная щетка. Пол был весь покрыт страницами распотрошенных книг. Матраса в комнате не оказалось вообще.
Простояв какое-то время, созерцая инсталляцию вселенской энтропии в отдельно взятом пространстве и пытаясь осознать случившиеся, Тимофей пришел к выводу, что все не так уж плохо. Комнату обыскали, его обыскали, значит должны уже отстать от него. В этот момент валявшееся на полу окно несколько раз мигнуло, потрещало и погасло совсем. Исчез и тихий мерный гул, к которому Тимофей привык и даже не замечал его. В наступившей вдруг тишине, юноше стало казаться, будто он слышит шелест, с которым струиться по венам кровь, заглушаемый только громким стуком сердца. Такая «музыка» только подстегнула ощущение грозящей ему опасности. Чтобы как-то развеять тишину, хозяин комнаты начал наводить в ней порядок. Присев на корточки он стал собирать с пола станицы книг, машинально выбирая листки из книги отца. По лицу его потекли слезы.
***
Тимофей все еще стоял на коленях на полу своей комнаты со стопкой листов в руках. Щеки его уже были сухими, а в глазах горела злоба и решимость. Он уже думал не о побеге, он мечтал о мести.
В этот момент в дверях щелкнул замок, и в приоткрывшуюся щелку протиснулась голова Антона Матрешкина. Не выразив никакого удивления от увиденного, Антон боком протиснулся внутрь и тихонько притворил за собой дверь, а потом и подпер ее собой, навалившись на нее спиной. Замерев и глядя куда-то в сторону, он прислушивался к происходящему в коридоре и не сразу обратил внимания на перемены, происходившие в это время с его другом. А Тимофей в этот момент уже решил, кому он отомстит первому за смерть отца. Ведь это он, Антон, он сам был из этих. А теперь и Матрешкин-старший с ними. Это они замучили и убили отца.
Ничего не подозревающий товарищ, наконец, оторвал ухо от двери и громко выдохнув наклонился, уперевшись руками в колени. Объемная сумка, висевшая на плече, сползла и шлепнулась на пол. Мельком бросив взгляд на Тимофея, Антон уже не мог отвести его от лица некогда лучшего друга. Тимофей медленно встал с колен и медленно же стал приближаться к Антону. Тот вынужден был задирать голову все выше и выше и, наконец, распрямился совсем, тут же получив удар кулаком в живот.
- Темка, ты что, - снова согнувшись, простонал Антон.
- Это ты! Это вы его убили! – с остекленевшим взглядом и перекошенным от ненависти лицом продолжал наносить удары Тимофей.
Матрешкин-младший защищался, пытаясь поймать друга за руки, и почти шепотом уговаривая его успокоиться.
- Я понимаю, Темка. Ты совершенно прав. Успокойся только. Я все тебе расскажу. Но главное не это. М-м-м, - снова застонал он, получив удар по носу.
- Да успокойся ты! – схватил он драчуна за плечи и слегка потряс. – Сейчас главное не это! Опасность угрожает тебе!
Антону удалось поймать и завернуть за спину правую руку товарища. Так Тимофей не мог сопротивляться, и ему пришлось выслушать рассказ друга.
- Ты прав, - тяжело дыша, начал Антон. – Я им верил. Потому что ничего не знал толком. Официальные лозунги звучали очень правильно и красиво. Правду я понял только после того, как втянул во все это еще и папу, - он сделал паузу и с трудом закончил, - после того, как умер Прокофий Лукич.
Тимофей опять дернулся, но Антон был начеку и продолжал удерживать заломленную руку за спиной товарища.
- Только тогда папа открыл мне правду, - продолжал Матрешкин. – Он должен был изъять из единственного оставшегося чипа Главы те изменения, которые внес твой отец. И написать новые. Темка, ты не представляешь, что это должно быть! – покачал он головой. - Это уже будет не человек! И Империи у нас тоже уже не будет, - забыв об осторожности, крикнул Антон. – Отец пока тянет время, он хочет, чтобы я вытащил тебя отсюда, - уже шепотом сообщил он. – Я знаю, как это сделать. В сумке одежда для тебя и парик. Будешь мной. Теперь слушай внимательно, у нас мало времени. Выйдешь через центральный вход по моему пропуску. Эта база занимает 30 этажей ниже земли под крупным торговым центром. Это позволило им расположить и подключить к инженерным сетям этот огромный объект прямо в центре города. Власти до сих пор ни о чем не догадываются. Нелегальный приемник на крыше, присосавшийся к космической солнечной электростанции, покрывает все потребности базы в электроэнергии. Огромные расходы воды, тонны производимого мусора – все это приписывается жизнедеятельности надземной части здания. Так же это позволяет без лишних подозрений пропускать через себя большой поток людей. В ресторане на первом этаже устраиваются агитационные собрания под видом банкетов. Туда не суйся ни в коем случае – там все из этих.
Почувствовав, что его собеседник уже успокоился и обмяк, Антон выпустил его руку и позволил ему сесть.
- Запоминай, - снова зашептал Матрешкин. – Поднимешься на ближайшем лифте до минус восьмого этажа. Выйдешь из лифта и сразу направо, потом налево и прямо минут 7. Там будет еще два контроля. Идешь прямо до желтых дверей. За ними лифты наверх. Поднимешься до минус второго этажа, а дальше по любой боковой лестнице еще четыре этажа пешком и ты в магазине оружия или сувениров, смотря по какой лестнице пойдешь. По сторонам особо не пялься. Иди, как-будто ты уже раз сто тут проходил.
- А ты? – уже спокойно спросил Тимофей и посмотрел в лицо товарища.
Антон отвел глаза и чтобы скрыть волнение, потянулся за сумкой. Расстегнув молнию, он принялся вытаскивать вещи и складывать их на металлический каркас кровати: серые брюки, точно такие же, как были на нем самом, майку, толстовку, рыжий парик, кепку с огромным козырьком, кеды. Под конец, вытащив из заднего кармана свой электронный ключ, он положил его сверху.
- Я не пропаду, - наконец ответил он. Они не посмеют со мной ничего сделать, они сейчас у папы в руках. А тебе пора! Переодевайся. И сделай так, чтобы ты больше не попал в их лапы.
- Никуда без тебя не пойду, - просто возразил Тимофей, пробуя вращать вывернутым плечом.
- Да пойми ты! На завтра назначена твоя перепрошивка. Тебя, - ткнул ему в грудь Антон указательным пальцем также, как когда-то его отец, и повторил, - тебя – завтра уже не будет. Они перепрошьют тебя откорректированным чипом. А я никому не нужен, - махнул он рукой слишком сильно, пытаясь придать своему жесту побольше непринужденности. Однако этот довод тоже не убедил его друга.
- Никуда без тебя не пойду, - упрямо повторил он.
- Пожалуйста, одевайся. Тебе уже пора. И вот еще, - он полез во внутренний карман куртки и вытащил какие-то крупные наручные часы. – Это было на тебе в тот день, когда тебя убили, - протянул он другу непонятную штуковину.
- На мне? Первый раз это вижу.
- Я не знаю, что это. У меня не получилось даже включить эту штуку. Но это точно принадлежало тебе. Возьми.
Из коридора донесся какой-то гул, громкость которого все нарастала. Скоро стало понятно, что это шаги множества ног в тяжелых ботинках, которые стремительно приближались.
- Охрана? – не то спросил, не то сообщил Антон, испуганно оглянувшись на друга.
Шаги замерли за дверью, щелкнул замок. Тимофей только успел сунуть часы в карман, как дверь распахнулась.
- Так, так! Что тут у нас? Детишки расшалились. Ай-яй-яй, - покачал головой здоровяк в коричневой форме. Он сделал шаг в комнату и тут же оказался в ее центре, рядом с застигнутыми врасплох друзьями. Вслед за ним двумя цепочками быстро засеменили желтки, взяв молодых людей в кольцо и приставив им к спинам дула своих автоматов.
- Как это благородно, аж прослезиться можно. Значит, папаша время тянет, говоришь? Ну, ну. Очень интересно, - по-хозяйски усевшись на единственный стул прогундосил охранник. Он сидел развалясь на стуле и скрестив на груди руки, явно наслаждаясь представшей перед ним сценой. Вытянутые ноги заняли все свободное место в узком проходе комнаты, а потому остальные охранники вынуждены были прирасти к своим местам.
Антон осел на пол, схватившись за голову.
- Прослушка, - со всей силы треснув себя кулаком по лбу, простонал он.
Гундосый самодовольно усмехнулся.
- Обыскать, - лениво процедил он, отвернувшись к стене.
Сразу пятеро охранников ринулись к Тимофею, оставив Антона без внимания, чем он не преминул воспользоваться. Вскочив на ноги и оттолкнув ближайшего желтка, он бросился за дверь. Остальные охранники в замешательстве тоже ринулись было за ним, но споткнувшись о ноги начальника, с грохотом и руганью повалились на пол. В ярости от тупости и неуклюжести своих подчиненнных, здоровяк вскочил сам и перепрыгивая через кучу-малу своих идиотов кинулся в коридор. Раздались выстрелы.
Спустя минуту тело Антона приволокли за ноги обратно в комнату. Его глаза были открыты и смотрели куда-то вдаль. Тимофей, яростно растолкав охранников, удерживающих его за руки, бросился к другу. Он упал перед ним на колени и обнял за шею. Как сквозь сон до него доносился разговор охранников.
- И куда это теперь?
- На кухню, куда же еще!
- Идиоты! Сладких котлеток захотелось? Асадов, у тебя брат на десятом уровне лабораторию Перченого клинит, суньте его туда. В ресторане разбираться не станут.
***
Давно убрались из комнаты Тимофея охранники, забрали они с собой и тело Матрешкина-младшего, забрали, конечно, и все вещи, которые он принес с собой для друга. Но наш герой все еще продолжал стоять на коленях на том же месте. На полу перед ним уже подсыхала багровая лужа, а он все никак не мог скинуть с себя охватившее его оцепенение. Может дело было в потрясении от пережитого, может быть дали о себе знать вторые сутки без сна, а может и то и другое сразу. Его ноги затекли и болели, все тело его сотрясалось от дрожи, глаза то высыхали, то снова наполнялись слезами, но он не чувствовал ничего. Не понимал он и того, что всего через несколько часов закончится ночь и за ним придут. Трагедия, случившаяся только что почти у него на глазах слилась в его душе с известием о смерти отца, полностью заняла все его мысли и чувства, не отпускала и не давала вздохнуть. Наконец, он обратил внимание на тупую боль в ладонях. Он поднес руки к глазам: из крепко стиснутых кулаков стекали струйки крови. Затекшие пальцы с трудом разжались, открыв следы от впившихся ногтей. Тимофей снова уронил руки, и они безвольно упали на колени, ясность сознания постепенно возвращалась.
***
Он двигался по коридору к лифту. В одном кармане у него лежало загадочное устройство, принадлежавшее Тимофею прежнему, в другом – карточка Перченого. О том, что творилось сейчас у него в душе, он решил пока не думать, да и чувство опасности, охватившее его за пределами комнаты, долгое время служившей ему и домом, и тюрьмой, вытеснило все остальные чувства и переживания. Продвигался, а точнее полз по-пластунски прижавшись вплотную к стене, он очень медленно, надеясь, что датчики движения его не засекут. Как обмануть камеры в лифте он не представлял, надежда была только на то, что охрана в этот час видит десятый сон. Иначе он пропал. Но терять ему все-равно было нечего, чем он себя и успокаивал. Лифт был уже близко. И вдруг его охватила паника. Вот он сейчас лежит прямо на том же месте, где недавно застрелили его друга, и он, мертвый, тоже лежал здесь всего несколько часов назад. Ему стало невмоготу лежать неподвижно тут, посреди коридора, захотелось вскочить и броситься к лифту что есть сил, но он понимал, что этого то ни в коем случае делать нельзя. С трудом поборов дикий приступ страха, он снова начал свое медленное движение вперед. Ехать на лифте в его ситуации было, конечно, глупо, только чудо могло помешать ему быть замеченным. Но выхода у него все-равно не было, и он решил рисковать. Хоть он и понял, что глубоко заблуждался, считая себя везунчиком, но эта философия глубоко укоренилась в его сознании. И чудо в эту ночь все же было к нему благосклонно. Хотя природа этого чуда была вполне объяснима: охранники действительно видели десятый сон. Вся смена, отвечающая эти сутки за минус двадцать третий, минус десятый этажи и лифт была отблагодарена отрядом гундосого за недонесение начальству об инциденте с Матрешкиным-младшим. И употребила всю благодарность во внутрь. Также, сам того не желая, гундосый выдал местоположение инкубаторов Перченого, превратив смутные надежды несчастного пленника в конкретный план.
Нежный звук колокольчика, с которым открывались и закрывались двери лифта, показался нашему герою оглушительным звоном, каждый из которых его сердце сопровождало резким кульбитом.
Вот он уже стоит на заветном уровне, в коридоре, залитом ярким синеватым светом. Не было слышно ни сирен, ни топота ног охранников, с трепетом ожидаемых беглецом. В белоснежном коридоре было всего две двери, одна поуже, другая пошире с желтой окантовкой. Рассудив, что широкая дверь больше подходит под габариты Перченого, Тимофей выбрал ее. Минуты две он стоял перед ней, не решаясь вставить заветную карточку. Наконец стряхнув с себя накатившее вдруг оцепенение, он провел ею по белоснежному считывателю. Красный светород на нем сменил цвет на зеленый, и почти бесшумно откатилась в сторону дверь, оказавшаяся необычно толстой. Дверь закрылась за спиной Тимофея также бесшумно, как и открылась. «Все, обратной дороги уже не будет», - пронеслось у него в голове, и сразу стало как-то легче. До начала дня оставалось немного времени, надо было спешить: в этой огромной лаборатории необходимо было отыскать контейнер для отходов, которые должны отправить в ресторан наверху. А уж оттуда он как-нибудь выберется. Таков был его план.
Окинув взглядом бескрайнее помещение, наш герой немного растерялся. Ряды одинаковых яйцевидных инкубаторов, тянувшиеся, казалось, метров на сто вперед, были освещены тусклым красным светом. На этом однообразном фоне выделялся островок горизонтальных дозревателей, освещенный намного ярче. Дозревателей было значительно меньше, чем инкубаторов. У Тимофея мелькнуло в голове, что вероятнее всего пренебрежительное название «желток» имело под собой основания: в дозреватели попадали не все.
Молодой человек не удержался и решил подойти к этому островку поближе и посмотреть как он сам появился на этот свет … в этот раз. Ему стало немного жутко. Несмотря на то, что никаких монстров в этих огромных колбах не было, он почувствовал, что попал в какую-то адскую кунсткамеру. А понимание того, что «они – живые» только усиливало это чувство. Сзади него раздался какой-то глухой звук. Резко развернувшись, он увидел цепочку пузырьков поднимающуюся к поверхности зеленоватой жидкости в колбе с телом какого-то мужчины. Клон пукнул еще раз и перевернулся на бок. И тут как по команде остальные обитатели дозревателей будто только и ждавшие этого сигнала, стали ворочаться, потягиваться и переворачиваться. Один даже открыл глаза, побродил мутным взглядом по Тимофею, и отвернувшись снова затих. На всякий случай, молодой человек решил укрыться от взглядов этих существ. Он присел на корточки, приникнув к основанию одного из дозревателей. На основании прямо перед его носом была прикреплена карточка, надпись на которой гласила: «Стрельцов Т.П. Выемка 10.05.2027».
Накаленные до предела нервы не позволили смыслу прочитанного сразу достичь сознания, но когда страшная догадка все же посетила его, глаза бедняги расширились, а на лице отобразился ужас. Тимофей медленно привстал, вглядываясь сквозь стекло в лицо, раздутое и искаженное жидкостью и округлой формой дозревателя. Он был и похож, и не похож. «Нет, не может быть», - уговаривал он себя и не мог оторвать взгляда от сомкнутых глаз своего двойника. «Значит, они решили подстраховаться». Тут он вспомнил, как странно оглядывал его Перченый при их встрече. Тимофея охватило страстное желание тут же разбить эту чертову колбу. Но что делать с клоном? Утащить его с собой невозможно, судя по надписи ему еще неделю плавать в дозревателе. Кроме того, он прекрасно помнил собственное бессилие сразу после. Нет, с такой ношей ему и думать нечего о побеге. Его мысли метались от одного варианта к другому. Несмотря ни на что, все же он испытал к этому существу нечто вроде родственного чувства и не мог допустить, чтобы его тело попало «на опыты». «Уничтожить!» - решил он и тут же сам испугался своих намерений. Его терзания оборвались голосами.
- Три дня без кэссени за вонюсий обезъян! За пасывый собака! Второй кусок сожрал! Зачем такой пусть живет? А Джеро три дня без кэссени, Джеро виноват. Пусть всякие собаки по два куска жрут, а Джеро виноват.
- Русский закон – неправильный закон. Мы все поменяем. Придет наш срок.
Все помещение инкубатора залилось ярким светом. У входа в лабораторию стояло двое японцев и хромой двойник одного из давешних охранников, они были в красной униформе с респираторами, болтающимися на шее. Вкатив в лабораторию две тележки и мойку они, негромко переговариваясь, расползлись в разные стороны.
Наш герой, втянув голову в плечи, на четвереньках ринулся между дозревателями, с всполошившимися от яркого света жильцами, прочь от входа. Но вдруг остановившись, повернул назад. Вернувшись к своему двойнику, он еще раз, рискуя быть замеченным, вытянув голову заглянул сквозь стекло колбы. Клон лежал открыв глаза и смотрел куда-то вдаль, мимо Тимофея. Его взгляд казался осмысленным и печальным. Этот взгляд на минуту поколебал решимость Тимофея, собравшегося все-таки отключить или сломать дозреватель. Один из японцев в это время включил мойку и с гулом стал продвигаться в его сторону, далее медлить было опасно. Тимофей резко заколотил по кнопкам на основании дозревателя. Спустя секунду основание слегка завибрировало, и жидкость из колбы стала уходить. Не дождавшись окончания представления, Тимофей поспешил отползти подальше. Заметив случившееся, японец, выключил свою тарахтелку, и с воплями запрыгал вокруг вот-вот опустеющей колбы. Тимофей стремглав бросился в самый конец помещения. В торце лаборатории справа оказалась небольшая ниша с дверью. В ней не было никаких замков, и наш герой легко проник в тускло освещенное, холодное помещение. Зловонный запах, сразу ударивший ему в нос, подсказал, что он попал куда и собирался. Подождав с минуту, пока глаза привыкнут к темноте, он попытался оглядеться. Помещение было не очень большим, с низким потолком. Вдоль стен стояли большие квадратные металлические баки. Справа – черные, слева – зеленые. «В одном из этих контейнеров лежит, наверное, сейчас тело Антона», - эта мысль пришла ему в голову уже давно, а сейчас он повторил ее про себя уже с уверенностью. Проверять, чем заполнены черные контейнеры ему хотелось еще меньше, чем зеленые и он направился налево. Он взялся за крышку одного из контейнеров, сердце его бешено забилось. Помедлив немного, он все же заставил себя, встав на цыпочки, заглянуть внутрь. Больше всего он боялся найти там труп своего друга. Но, к сожалению или к счастью, свет не проникал вглубь контейнера, и его содержимого не было видно, можно было сказать только, что он был чем-то наполнен на две трети своего объема. Запах внутри, на удивление, не был таким мерзким, как снаружи, но Тимофей никак не мог взять себя в руки и решиться залезть внутрь. Забыть о своих страхах его заставили приглушенные голоса за дверью. Сорвав совсем крышку с бака, он приставил ее к боковой стенке контейнера, оперев ее основание о стену и, стараясь издавать как можно меньше шума, полез внутрь. Упав на кучу каких-то холодных толстых кривых палок, он сразу постарался отгрести их в сторону, чтобы залезть поглубже, и схорониться под ними. Голоса к этому времени были уже в помещении.
- И сиво так ругася Песёня?
- Шайтан его знает. Первый раз как-будто!
- Ай-яй! Киську ни закрили.
Раздалось кряхтение маленького японца, и крышка с грохотом опустилась на бак. В контейнере стало совсем темно. Тимофей, долго сдерживавший дыхание, не мог более терпеть и, как не противно ему было, глубоко вздохнул. Выдыхал он долго и медленно, стараясь делать это как можно тише. И тут ему почудилось легкое шевеление прямо перед его лицом. «Да ну, - поспешил он отбросить от себя всякие страшные догадки, - просто мусор сверху плотнее лег». Но, тем не менее, весь он напрягся, прислушиваясь к тому, что творилось в баке. «Показалось», - попытался уговорить сам себя он через какое-то время, в течение которого ничего не шевелилось и не подрагивало. Снаружи доносились скрежещущие звуки от тяжело передвигаемых баков. Потом вдруг все стихло и раздалось протяжное гудение приближающегося издалека лифта. Пока все шло хорошо. «Главное дождаться и не выдать себя», - начал успокаиваться беглец. И, решив абстрагироваться от окутывающего холода и мерзкого запаха, он начал медитировать, представляя себя дома в чистой посели, под теплым одеялом, где он свободен и где он в безопасности.
Проснулся он так резко, что сердце его готово было выпрыгнуть из груди, спина была вся взмокшая, несмотря на жуткий холод, окружавший его. Он никак не мог прийти в себя и понять, во сне или наяву грозит ему опасность. Он вслушался в происходящее вокруг: звуки перетаскиваемых баков и работающего лифта продолжали доноситься по-прежнему. Наверное, он уснул всего на пару минут, ведь это была вторая уже бессонная ночь. Несмотря на общий холод, сковавший его с ног до головы, ему показалось, что его лодыжку опоясывает какой-то ледяной обруч. «Затекла, наверное», - отмахнулся он, страшась доверять своим ощущениям. Тут контейнер слегка наклонился, заставив Тимофея впечататься лицом в наваленные перед ним длинные палки, и стал перемещаться. Наш герой замер и, казалось, не дышал. Сейчас его погрузят в лифт и отправят наверх. «Главное не выдать себя», - твердил он про себя. И тут ледяной обруч, сдавливающий все это время его ногу, исчез, а через секунду охватил ее еще сильнее прежнего чуть выше того места, где он только что был. Крик ужаса уже готов был вырваться из уст юноши. Но стиснув зубы, он повторял про себя: «Вдох. Выдох. Вдох…». Контейнер тем временем вкатили в лифт. И тут нашему герою уже стало казаться, что он слышит копошение со всех сторон совсем рядом с собой. Обруч прополз по ноге еще выше и схватился опять. Вдруг Тимофей почувствовал, как что-то совершенно ледяное ползло по другой его ноге под штаниной, и непроизвольно дернулся.
- Разошлись, - отреагировал провожатый и пнул бак ботинком. И чего их не умерщвляют?
- А как? - раздался второй голос, - сразу фарш делать что-ли? – И хмыкнул. – Итак вони от них.
Лифт тем временем дополз до первого уровня и остановился. Содержимое контейнера опять встряхнулось, но ледяная нечисть не отвалилась с тела молодого человека. Напротив, что-то твердое настойчиво елозило по его груди, и наконец, наткнувшись в просвет между пуговицами, вползло ему под рубашку и повисло, схватившись за его сосок. Взвыв от боли и ужаса, Тимофей не выдержал. Подняв руки, он выбил вон крышку бака, и в мгновение ока выскочил наружу.
Охранники, отвечающие за доставку странного груза из лаборатории Перченого в ресторан, повидали всякое, и мало что могло их удивить. А на тот случай, если им все ж-таки придется сильно удивиться, у них имелись автоматы. Вот и сейчас вид молодого мужчины с растущими из груди, шеи и ног руками, их нисколько не удивил, но от неожиданности они схватились за оружие и принялись стрелять вслед удаляющемуся чудовищу. Пару рук им даже удалось отстрелить. Одну монстр отбросил сам.
Тимофей не отдавал себе отчета куда ему бежать, он бежал и все. Появившаяся вдруг у него нечеловеческая сила помогала ему с легкостью расшвыривать прочь вырастающих у него на пути охранников, мясников и поваров. Он пронесся через три кухонных помещения и ворвался в пустой зал, залитый мягким утренним солнечным светом. Молодой человек стремительно пронесся мимо столиков к стеклянной двери и рванул ее на себя что было силы. Дверь не поддалась. Тогда он толкнул ее, но и это было напрасно – она была еще заперта. Топот бегущих ног вот-вот окажется в зале и он будет на мушке. Сорвав с себя последнюю, вцепившуюся сзади в шею руку, он с размаху ударил ею по стеклу и выбрался на улицу. Отбежав немного, он оглянулся. В дверях стоял здоровенный бугай, с руками на автомате, не смевший, однако, стрелять на улице. Тимофей поднял глаза выше. Над дверью красовалась надпись: «Белый Кролик».
Он кинулся через дорогу и больше не оглядывался. Посреди проезжей части он чуть было не наткнулся на невесть откуда взявшуюся тетку с детской коляской. Попытавшись отбросить ее со своего пути прямо под колеса огромного грузовика, он помчался дальше. «Я жила только ради своего сына», - услышал он душераздирающий крик позади себя.
- Воспользуйтесь услугой компании «ДубльЛаб» и создайте дубликат вашего чада уже сегодня и завтра вы сэкономите на МУВ, - ласково обратился к нему на другой стороне улицы здоровенный блондин с карапузом на плечах. - Докажите, что вы любящий, заботливый и ответственный…
Тимофей размахнулся и ткнул кулаком в виртуальную челюсть блондина, сам чуть не улетев при этом в витрину кондитерской.
Охранник, с крылечка ресторана наблюдавший за его странными телодвижениями, недоумевал. Таких шустрых и целых отбракованных он еще не видел. Потом внимание его привлекла ползшая по тротуару человеческая кисть, длинными цепкими пальцами, ногтями впивающаяся в пространства между плитками и тянущая за собой какой-то ошметок на предплечье. Нащупав перила крылечка, она стала быстро по нему взбираться.
В этот момент в дверях появился еще один охранник.
- Ушел, - сообщил ему первый.
- Вызываем утилизаторов? – робко предложил второй.
- Угу, - буркнул первый. – Сначала его, а потом и нас! Далеко не уйдет. Машина собьет или само подохнет.
И грубым ударом в плечо он развернул второго лицом к дверям и втолкнул его внутрь.
Еще раз бросив взгляд на перекресток и угол дома, за которым скрылся беглец, он с трудом оторвал доползшую уже до самого верха перил руку, и смачно сплюнув, скрылся за дверью.
КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Удостоверившись, что погони за ним нет, наш герой остановился, с удовольствием хватая ртом прохладный свежий воздух. Пустая, безлюдная улица перед ним, была застлана низким, слегка розоватым вдалеке, нежным туманом. Магазины и рестораны были закрыты – одни еще, другие уже. Он невольно остановился, оглядывая все вокруг. Заметив свое отражение в темной витрине, юноша принялся приглаживать торчащие дыбом волосы. «Есть от чего встать дыбом», - подумал он про себя, вспоминая пережитое этой ночью. И ему вдруг стало смешно. Он представил, как весело будет рассказать это свое приключение друзьям. И тут его как кинжалом по сердцу резануло. «Антон! - вспомнил он все. – Антон бы хохотал над его рассказом», - и слезы потекли по его щекам.
Привычным жестом сунув руки в карманы, юноша обнаружил там часы, принесенные другом. Он повертел их в руках, но никаких воспоминаний в памяти не всплыло. Тем не менее, он решил их надеть.
«Доброе утро!» - раздался приятный искусственный голос. – «Вероятно, Вы – биологическая производная Тимофея Стрельцова, моего хозяина. Его смерть наступила 21 декабря прошлого года в 16 часов 22 минуты на улице Ленинградской возле дома номер 39. Сегодня второе мая 2027 года. Ваши ресурсы на исходе, требуется срочный продолжительный отдых: потребность в сне – не менее 8 часов, потребность в пище – не менее 13 тысяч Джоулей, в воде – не менее 400 мл. Связь со спутником восстановлена, местоположение установлено. Ближайшее место, посещаемое ранее в одном квартале отсюда – квартира Льва Исаковича Эпштейна, которую Тимофей посещал вечером 19 декабря, в полутора кварталах отсюда – ресторан «Белый кролик», в котором он был ранее в тот же вечер. Оба места помечены, как возможные пункты приема пищи».
-Та-а-ак, - протянул Тимофей новоявленный, разглядывая говорящую штуковину у себя на запястье. – К черту кролика. Веди к Эпштейну.
Чем он, собственно, собирался заняться, выбравшись на свободу, он еще не задумывался, но теперь перед ним возникла четкая цель. Ему казалось, что в его голове сложилась вся картина произошедшего так ясно, что сомнений быть не могло. Конечно же, именно Эпштейн, его злой гений и его деяния послужили причиной смерти отца и его самого. И сейчас сам смысл его, клона Тимофея второго порядка, существования и повторного воссоздания он видел лишь в необходимости свершения мести.
Домчавшись, благодаря указаниям часов, до Гей-стрит, 40, Тимофей оказался перед проблемой – запертой дверью подъезда.
«Чего стоим?» - услышал он вновь голос часов. Оказывается, они еще и шутить умеют.
- Дверь… - начал было наш герой.
«Поднесите руку к считывателю» - сжалился голос. «Я записываю все коды, доступные для идентификации в пределах прямой видимости. Заводская уставка.»
«Девятнадцатый этаж, налево от лифта», - подсказали часы, когда он зашел внутрь.
- Может скажешь, что я тут делал в прошлый раз? – обратился к часам молодой человек, стоя уже перед входом в квартиру.
«Могу включить запись разговора. Длительность записи 3 часа 17 минут», - охотно отозвались часы.
- А вкратце?
Раздалась запись разговора в ускоренном темпе, из-за чего голоса казались мультяшно смешными.
- Своими словами можешь? – нетерпеливо прикрикнул юноша.
«Могу, - отозвались часы. - Тимофей хотел узнать, известно ли Эпштейну куда пропал его отец, и чем он занимался в последнее время».
- Узнал?
«Полученную информацию Тимофей полезной не счел».
- Еще бы! Что-нибудь еще?
«В ходе беседы Тимофей употребил недельную норму глюкозы в виде варенья, от чего я не имел возможности его предостеречь, поскольку имел запрет на подачу сигналов при посторонних».
-Ясно. Запрет снова вступает в силу, - и юноша нажал на кнопку звонка.
Долго ждать ему не пришлось, с мягким щелчком открылась широкая дверь, представляя к обозрению Эпштейна собственной персоной. Вытащенным из постели он не выглядел: бритый подбородок и белая рубашка с зеленым платком, выглядывающая из-под домашнего халата, с трудом вязались с образом 70-летнего пенсионера, застигнутого врасплох в 5 часов утра. Очков на этот раз на нем не было, похоже его глаза прекрасно видели и без них.
- Вареньем не угостите? – глядя в глаза старика, серьезным тоном поинтересовался наш герой.
- Любопытно, - внимательно разглядывая раннего гостя, не сразу отозвался тот, потом медленно посторонился и пропустил юношу в квартиру.
- Полагаю, Вы все же пожаловали не за этим, - проявил чудеса сообразительности хозяин, закрыв за гостем дверь. – Все еще ищите своего папашу?
У него был вид победителя. Сунув руки в карманы длинного шелкового халата, он чуть подался вперед, задрав подбородок. Но и юный гость себя побежденным не чувствовал. Он знал, что на этот раз он пришел не спрашивать. Он пришел действовать.
Они стояли с разных сторон стола, друг напротив друга. Ярость и ненависть кипели внутри нашего героя, он готов был накинуться и разорвать голыми руками это наглое ухмыляющееся лицо.
- А вы изменились, - услышал он насмешливый голос старика.
- Ну, да. Бонум аффектума лишился, - парировал молодой человек тем же тоном.
- Вы верите в эти сказки, - презрительно хмыкнул старик и поставил на плиту турку, повернувшись к юноше спиной, будто для того, чтобы продемонстрировать ему, что вовсе не боится. – Добро, как базовая врожденная потребность – просто чушь, и для клонов и для всех оригинальных организмов, появляющихся на свет, прости Господи, естественным образом.
- Отец считал, что ее можно воспитать.
- А зачем? – тут же отозвался злой гений и расхохотался. – Это тот же инструмент управления массами!
- Не правда! Отец…
- Ваш отец! – вновь повернувшись к Тимофею, перебил его Эпштейн, уже теряющий самообладание. Сжав кулаки оба смотрели, не отрываясь, друг на друга. Глаза обоих горели ненавистью.
- Какая неслыханная самоуверенность! – кричал старик. - Он считал свой интеллект непревзойденным. Считал, что никто не сможет расшифровать его коды, что только он сам или его производные могут достичь такого высокого полета мысли, - и он покрутил рукой в воздухе, описывая предполагаемую траекторию перемещения мысли в пространстве.
За его спиной зашипел сбежавший кофе. Выключив плиту, и немного помедлив, он вновь повернулся к ожидающему продолжения речи Тимофею.
- Впрочем, он оказался прав, - признал после недолгого молчания Эпштейн, вновь вернув себе свой надменный и отрешенный вид. – По крайней мере, пока это не удалось ни СГП, ни супротивникам. Однако, он не учел, что его производными, отчасти, являются и его дети. Ваша сестра оказалась неспособной идти по его стопам, а вот у вас мы обнаружили некие наклонности. При правильном вмешательстве в чип, из вас возможно в небольшие сроки получить специалиста с необходимым набором знаний. Конкретно вы, - он беспечно помахал перед носом Тимофея белым платочком, извлеченным из кармана халата, - а именно экземпляр вас, выращенный, можно сказать контрабандно, Матрешкиным, этим… - он сжал платок в кулаке так, что побелели костяшки пальцев, - не представляете интереса, и без ущерба для нас можете быть уничтожены. Можно, конечно, было вас использовать для пользы дела, но нет – так нет.
- А, вы про этого, который плавает в фиолетовой мути? Скажу по секрету, - хитро прищурив один глаз и понизив голос, сообщил Тимофей, - уже не плавает.
Старикашка замер, в упор глядя на молодого человека. Он молчал минуты три, и Тимофей мог бы поклясться, что слышал, как крутятся в этот момент шестеренки у него в мозгу.
- Ну что ж. Значит, нас ждут новые выборы – главу пора заменить, - отвис старикан.
- Как интересно. И на кого же? Уж не на вас ли?
- Я, признаться, никогда не был высокого мнения о вашем интеллекте, но тут вы даже меня разочаровали. На искусственную личность, конечно. Сочинить для нее прошлую жизнь гораздо проще, чем отмыть от компромата оригинальную. Народу понравится, - довольно протянул он.
- Раз уж у нас пошел такой откровенный разговор, расскажите на кого работаете, господин Эпштейн?
- Сожалею, но вам придется покинуть этот мир в неведении. И у стен, видите ли, есть уши.
Не сводя глаз с Тимофея, он выдвинул один из кухонных ящиков, медленно достал из него небольшой пистолет и направил его на юного гостя.
Тимофей предвидел нечто подобное, и давно уже приметил подставку для ножей с торчащими к нему рукоятками. Стараясь взглядом не выдать своих намерений, он прикидывал, как бы к ним подобраться поближе, не переставая ругать себя, что так плохо подготовился. Ведь это он шел убивать старикашку.
Вдруг за спиной старика раздался звук взрыва небольшой ядерной бомбочки, от силы которого и от неожиданности подскочил и наш герой, и старый злодей, а последний при этом еще и нажал на курок. Пуля пришлась как раз по виновнику этого шума. Не смотря на запрет подачи сигналов, устройство, на руке юноши по частоте сердечного ритма и дыханию хозяина, а также по анализу текущего разговора, расценило ситуацию, как допустимую для нарушения запрета. Спроецировав звук взрыва за спину оппонента своего хозяина, оно дало возможность тому осуществить свой план и завладеть длинным кухонным ножом. В один прыжок молодой человек повалил на пол старика, уселся сверху и приставил к его подбородку нож. Только тут он почувствовал боль в том месте, где только что были часы. Кистевой сустав был разворочен, но крупные вены, похоже, были не задеты. Юноша поднял руку и облокотил ее на голову. Второй, здоровой рукой, он без труда выкрутил пистолет у замершего от страха злодея. Теперь Тимофей оказался в шаге от реализации своего плана – мести виновнику собственной смерти и смерти отца. Не обращая внимания на кровь, струйками стекающую по лбу и переносице, закрыв один глаз, Тимофей стоял, направив оружие на старика. Стоял и не понимал, почему не нажимает на курок. А тот лежал на полу навзничь, со страхом, вытянув вверх шею и вглядываясь в лицо юноши, пытался угадать его решение. Казалось, время остановилось, исчезли все звуки. Мысленно перед Тимофеем уже лежало мертвое тело с разлетевшимися вокруг мозгами, это было то, чего он желал. Но через мгновение, вернувшись в действительность, он с удивлением понимал, что дело еще не сделано. Глаза, вновь сделавшиеся подслеповатыми, беспомощно моргали, не смея просить о пощаде. У Тимофея не было чувства жалости. В нем боролись лишь ненависть и брезгливость.
Раздался звонок в дверь. Оба от неожиданности вздрогнули, а Тимофей, наконец то, нажал на курок, лишив, однако, своего недруга не жизни, а лишь части уха. В дверь заколотили.
Медленно отведя оружие от своей несчастной мишени, юноша пнул старого мерзавца между ног. Потом еще раз. И еще. Он бил его ногами по голове, по телу, наступал на руки, которыми тот пытался закрываться. Старик уже хрипел, давясь собственной кровью, но юноша не успокаивался.
Вновь раздалась протяжная трель звонка.
Опомнившись, Тимофей остановился. Тяжело дыша, он уставился на задыхающееся скрюченное тело у себя под ногами. Затем спокойно сняв со спинки высокого стула полотенце, он пошел к выходу, по пути обтирая им лицо. Затем обмотав полотенцем запястье, он резко повернул ключ и распахнул дверь.
Тяжелая массивная дверь, сбила с ног разбуженного звуком выстрела бдительного мужичка-соседа. Он отлетел к стене и барахтался, запутавшись в своем клетчатом пледе. Тимофей спокойно вышел, не обращая внимания ни на него, ни на старушку, с радостным нетерпением заглядывающую в открывшуюся дверь, и покинул место действия.
Морозный воздух улицы холодил «горевшую огнем» руку. Издалека донесся грозный рык сирены, и наш герой предусмотрительно пересек улицу и нырнул в парк, мрак в котором еще не скоро рассеет солнечный свет.
Непроницаемый сумрак, царивший под сводами невысоких еще платанов немедленно принял и поглотил в себе беглеца. Ровесники города, они стали его спасителями. Их высадили здесь – на Плато Путорана – для осушения болот и спасения вмиг нахлынувшего 10 миллионного населения еще не существующего города. Несмотря на острую нехватку суши, в городе все же разбивались скверы и парки с непременными атрибутами – искусственными водоемами, в которые заселяли других спасителей – гамбузий.
Избавившие город от малярии, парки за истекшие 9 лет, стали походить более на непролазные чащи. «Отдых на природе», как, впрочем, и отдых вообще, превратился в сознании горожан в некий пережиток прошлой инфантильности человечества. Впрочем, обитатели в парках все же были. Регулярно, то тут, то там в них находили бренные тела, покинувших этот мир. Обычные же граждане старались обходить эти места стороной.
Раненный юноша опустился на скамью, заиндевевшую от предутреннего мороза и сырости. Его сотрясал озноб: то ли от холода, без труда прокравшегося под тонкую ткань рубахи, то ли от недавнего горячечного возбуждения. Теперь же он почувствовал, что силы покидают его. Он прилег на лавку, уложив больную руку на пылающий лоб. Пахло землей, уже выглядывающей круглыми черными глазками из-под грязного снега. Черные штрихи голых ветвей над его головой перечеркивали чуть начинающее светлеть небо. Ноющая боль в руке стала стихать, но холод «железной хваткой» вцепился во все его члены. Он вскочил и пошел. Затем пустился бежать. Тут же с лаем за ним бросилась какая-то псина. Через мгновение к ней присоединились еще две. И вот уже собачий лай доносился со всех концов парка. Молодой человек не останавливаясь пересек весь парк, оказавшись у ворот, выходивших к Аяну. Он выскочил из парка и без труда пересек шоссе, еще не очень оживленное в столь ранний час. Свора за ним не последовала, «проводив» его лишь до ворот. Набережная была пуста. Укрыться от промозглого пронизывающего ветра с озера здесь было негде, и юноша медленно побрел вдоль воды к каналу. Достигнув моста Расставаний, под которым берут начало три луча каналов от Аяна, он решил укрыться за его массивными опорами и передохнуть. Погоня отняла у него последние остатки сил.
Под мостом было темно, лишь тусклые отблески воды плясали на бетонных опорах. Несмотря на легкий мороз и пронзительный ветер, здесь все равно ощущалась жуткая вонь.
Среди мусора, покрывающего здесь все вокруг, он обнаружил рваный матрас, вероятно, уже служивший здесь кому-то ночлегом. Тимофей опустился на него и забылся.
Очнувшись всего через несколько минут от холода, он сразу вспомнил о приступе бешенства, владевшим им, когда он ощущал свою силу над чужой болью и страхом.
Он вспомнил, как клонированные крысы в университетской лаборатории вели себя также. «Значит, это и происходит со мной», - ему стало страшно.
Тут перед ним из темноты материализовалась человеческая фигура.
-Кхе, кхе, - деликатно обозначила свое присутствие фигура. - Страждешь? – спросил опускаясь рядом бродяга, придерживая полы своего тряпья.
- Стражду! – зло признался молодой человек.
Старик молча достал из складок грязного балахона плоскую фляжку и протянул ее молодому человеку. Тот яростно замотал головой. Ему и так с трудом удавалось контролировать зверя внутри себя, расслабляться было нельзя. Старик расположился напротив и приготовился внимательно слушать.
- Я больше не человек. Во мне зло. И оно хочет совершать зло и совершает его.
- Неправда, - старик поднял глаза на Тимофея, и тот поразился какие они были спокойные и добрые. Ему так хотелось верить.
- Я не человек больше, - повторил Тимофей мучавшую его мысль. – Я – носитель зла, и я должен избавить от себя этот мир.
- Не так, - улыбнулся дед.
- Я могу кого-нибудь убить, - вскричал юноша.
- Каждый может, - спокойно отреагировал старик.
- Нет, я это сделаю обязательно.
- Может быть, - кивнул, согласившись старик и сделал глоток из фляжки. – А может, и нет. Все зависит от тебя.
- Но ведь крысы, - начал молодой человек, но взглянув в улыбающиеся глаза старика, тут же осекся.
- Крысы, - с улыбкой подтвердил старик. - Но ты – человек. По образу и подобию. Тебе решать каким быть. Просто твой бой труднее, вот все, - и улыбнулся так искренне, что молодому человеку действительно все вдруг показалось простым и ясным.
Тимофей открыл глаза. Было темно. Массивные бетонные опоры поглощали все попытки света проникнуть в это пространство. Свет фонарей с моста терялся где-то вверху, в том мире, где за искусственными огнями не видно света ни луны, ни звезд. Здесь другой мир – мир, где луна светит ярче. Ее полные округлые формы притягивают взгляд, утешают, подчиняют себе и внушают, что все правильно, и что важна лишь жизнь и ее непрерывность.
Он потряс головой пытаясь сбросить с себя это наваждение.
Потом он вспомнил, как отец выбил ему «белый билет» от чипирования. «Значит, - думал юноша, он не хотел, чтобы я жил, если вдруг умру. Или не верил, что я с этим справлюсь. Или знал, что с этим никто не справится».
«Значит, я не должен жить, - сделал молодой человек вывод из своих размышлений. – И сделать это необходимо сейчас, вдруг завтра та сила, та воля, что теперь во мне, будет настолько сильна, что я окончательно забуду сам себя и не смогу даже осознать этого. Тем более – убить себя».
«Убить себя», - прошептал он одними губами, выпуская свою мысль в реальный мир.
«Да! Я должен сделать это. Вот сейчас встать и …. Как же? – подумал он, про себя отметив ту небольшую радость от возникшей заминки в исполнении страшного замысла. - Или лежать тут и просто замерзнуть?»
В темноте совсем рядом с Тимофеем загорелись два круглых желтых огонька. «Надеюсь, она бешенная», - пришла в голову сладкая мысль. Собака подошла к нему вплотную и положила Тимофею на руку свою морду. Из пасти толчками вырывался смрадный пар. Тимофей резко обхватил ее голову и прижал к себе так, что морда оказалась зажатой у него подмышкой. Собака не вырывалась. Тогда Тимофей вонзил ноготь в черный холодный нос и продолжал давить все сильней и сильней, пока сам не опомнился и не испугался. Собака не двигалась. Вероятно, она так нуждалась в ком-то, что готова была вытерпеть даже такое. Юноша порывисто обнял ее и заплакал, уткнувшись лицом в ее жесткую заиндевелую шерсть. Под рукой громко стучало сердце. Так близко, под тонким слоем плоти. Возникло нестерпимое желание подержать его в руках. Собака подняла голову и лизнула Тимофея в подбородок, а в следующую же секунду раздался ужасный вопль. Очнувшись от своих мыслей, юноша сбросил с запястья собачью голову, разжав уже ослабевшие челюсти, и посмотрел на зажатый в красных пальцах горячий комок, продолжавший слегка пульсировать и выталкивать бордовые пузыри.
«Наверное, это – неправильно», - подумал Тимофей, и попытался представить, как бы на это посмотрел Тимофей настоящий, Тимофей-человек. И удивился. Удивился тому, что теперь он не считает это чем-то ужасным. Он понимал, что совершил преступление, но не чувствовал этого. Нет, он не мог вернуться домой – таким.
Он отбросил сердце и спустился к каналу отмыть руки. Присев на корточки, и наклоняясь все ниже и ниже, Тимофей пытался достать до воды. Ее было слышно, но не видно в темноте. Уже встав на колени и свесив руки так низко, как только мог, он, наконец, кончиками пальцев ощутил холодную плоть воды. Пытаясь зачерпнуть ее в ладонь, Тимофей почувствовал, что соскальзывает вниз.
Передернувшись всем телом, он проснулся. Бешено колотилось в груди, еще громче стучали зубы, все тело бил озноб. Шея и ноги затекли от долгого сидения на корточках, и страшно болели. В зажатой руке был черный кусок непонятно чего, мокрый и холодный. С трудом разжав окоченевшие пальцы, Тимофей попытался отбросить от себя эту гадость, но она прилипла к ладони. Он вскочил и стал лихорадочно трясти рукой, пока это не отлипло и не отвалилось. Тимофей поспешно, на не слушающихся еще ногах, спустился к каналу, чтобы отмыть руки.
Разбудил его гудок сухогруза, проходящего в этот момент под мостом. Тимофей лежал ничком на бетонном основании опоры моста. С трудом подняв голову, он сразу посмотрел на руки. Он поднес к лицу ладони с замерзшими слипшимися пальцами, они были в чем-то вязком и черном.
Лихорадка уже не била, сознание прояснилось, Тимофей будто уже не чувствовал холода.
Он спокойно и решительно встал и огляделся по сторонам. Большой квадратный камень, только что служивший ему подушкой, показался подходящим. Снова сев на землю, он расстегнул верхние пуговицы рубахи и стал запихивать камень за пазуху. Вынув ремень из брюк, он протянул его у себя под мышками, и привязал к себе камень. Осторожно встав, и бережно придерживая тяжелую ношу, он стал спускаться к воде.
– переливался праздничный колокольный звон сразу от нескольких окрестных церквей.
Тимофей открыл глаза. В наступившей вдруг паузе отчетливо слышалось, как где-то рядом с его головой мерно падали холодные капли с черного свода моста. Небо уже посветлело, и первые солнечные лучи готовились разогнать мрак, проникнуть всюду, но только не в душу убийцы. Даже не глядя на руки, он уже знал, что они в крови. Встав на ноги, он просто оттер руки о штаны и медленно неровной походкой пошел прочь от этого места. Куда он направлялся? Он этого и сам не знал. Просто шел. Шел, шел, шел, шел. Это процесс был единственным, с которым он мог примириться. А звон все не унимался и, казалось, летел следом. Тимофею было все-равно, он не пытался убежать, нет. Он просто шел, от усталости и голода с трудом передвигая ноги.
И вдруг все стихло. Он поднял голову – перед ним были врата какого-то храма. Старательно крестясь, мимо спешили на службу женщины в платочках с детьми и редкие мужчины. Тимофей поднял глаза еще выше. Над входом был изображен юноша, держащий на плечах овцу. Он вспомнил, как в детстве бабушка водила его в церковь и рассказывала ему, как Добрый Пастырь покинув стадо овец отправился искать одну – заблудшую, и именно ее он держал сейчас на плечах. А еще выше строго глядели, будто прямо в душу, глаза Бога. «Хочу быть человеком. Хорошим», - с непонятно откуда взявшейся вдруг надеждой мысленно сказал он Ей .
Он долго в нерешительности стоял у дверей, сомневаясь в своем праве переступить порог храма.
Все же войдя, с мольбой он подошел к алтарю и увидев, как Христос, попирая створки врат Ада, протягивает руку ей – Еве , грешнице, он зарыдал и упал на колени.
- Прощения! – шептал он. – Прощения, Господи!
Какая-то старушка нагнулась к нему и, погладив по спине, вложила что-то ему в руку. Несчастный не сразу обратил на это внимание, но когда он осознал у себя в ладони что-то прохладное и округлое, его сердце остановилось.
«Нет мне прощения», - обреченно распластался он на полу.
Обессилив от рыданий, он затих. Слезы его высохли, и он смирился. Ему уже стало все-равно. Он поднес руку к глазам и разжал пальцы. На ладони лежало красное круглое пасхальное яйцо. Слезы облегчения, благодарности и блаженства полились по усталому лицу.
КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ
ЭПИЛОГ
Я снова дома. Не стоит говорить, что и дом не тот – без отца, и я – не ТОТ. Но я дома. Живу. Стараюсь. Уже почти получается. Мать счастлива и рада хоть такому.
Он пришел спустя год рано утром в субботу. Открыв дверь, я почему-то не удивился и даже не обрадовался. Я знаю, что я – не я, и он – не он. Мы обнялись, пожали друг другу руки и снова обнялись. А потом он улыбнулся и показалось, будто выглянуло солнце, которое не светило мне уже очень давно. И будто не было всего этого кошмара, и будто не держал я на руках его мертвого тела, и не было этой ежесекундной трудной страшной борьбы с собой.
- Антоха! – снова с объятиями кинулся я ему на шею.
Он рассказал, что теперь он не в оппозиции, а в ополчении. И ему нужны бойцы. Как ему объяснить, что мне нельзя? Хотя, ведь он такой же! Он все должен понимать. Или он выбрал другой путь? А может он прав? Ведь не для себя же он.
«Каждое рождение человека – есть чудо сотворения, - вспомнил я беседу с батюшкой в тот пасхальный день, - чудо присутствия святой троицы : Отца, Матери и Святого Духа. Природа клонирования мне неведома, но если Вы правы, и нет в сотворенном чувства Добра, боюсь Дух Святой не заронил в сущее сие Искру Божию.
- И что же ему делать? – спросил я тогда.
- Обресть ее. Принять в себя Господа, совершив таинство Крещения и быть бдительным в войне вечной и войне праведной против сил Зла. А так как самым искомым для Зла – есть Душа твоя бессмертная, так и борьбу должно вести только в Душе своей, в делах своих и помыслах».
- Прости. Оружие в руки я не возьму, - твердо ответил я Антону. И подумав, тихо признался: «Я до сих пор не чувствую грани. Я не смогу».
- Но ты со мной?
- Нет. Только если ты изменишь методы.
- Тебе известны другие пути смены этой власти? Что ты предлагаешь?
- Перестать лгать! Заменить ту реальность, в которой существуют наши сограждане истинной. Открыть им глаза.
- Они будут тебе очень благодарны! – парировал Антон.
- Да, нам будет горько! Да, нам будет стыдно! Но ведь это всё мы: мы сделали, мы попустили, мы стерпели, мы смолчали, мы убивали, в конце концов. Хватит считать себя героями и кем-то исключительным. Надо, наконец, посмотреть правде в глаза и признать кто мы и где мы. Иначе нам не измениться и не вырваться из этого болота дерьма, в котором живем уже столько лет и считаем это благоухающим раем, потому что нам это внушают из ящика. Только сами люди способны изменить свою жизнь, только тогда они будут ценить и защищать свою свободу.
- Так это ты запустил в интернете эту тему с извинениями перед поляками и чеченцами? Думаешь, это поможет разбудить наш давно уснувший, махнувший на все, отупевший народ? – кричал Антон.
- А ты хочешь осчастливить его насильно? – тоже орал в ответ я.
Он ушел не ответив. А я пошел записывать новое обращение. И когда число подписей под моими посланиями будет близко к числу граждан нашей страны, мы проснемся другими, и сами сделаем нашу жизнь другой. Я в это верю.
ПЕРЕЧЕНЬ СОКРАЩЕНИЙ
ГББГМ – государственный банк био-генного материала;
САУ – система автоматизированного управления;
СГП – служба государственного планирования;
ОДО – оригинальный донорский организм;
МУВ – метод ускоренного выращивания;
ЭИГИОДО – эмбрион искусственный генноидентичный оригинальному донорскому организму