Башня Калатравы

Владимир Бойко Дель Боске
    
Паром шел через пролив Руттгарден, рассекая волны вдруг набежавшего из неоткуда, шторма. Палубу зверски раскачивало под ногами, в небе, среди разорванных ветром в клочья мокрых и дождливых облаков, светила полная луна и было жутковато. Она то потухала, закрываясь как одеялом, очередным лоскутом мягкого и теплого для нее клочка бывшей тучи, то опять разгоралась в полную мощь, словно вкрученная в небо, чьей-то заботливой рукой лампочка. Как там, в трюме машины? Не катаются ли они от носа к корме? Да и вагоны скоростного трамвая они ведь то же имеют колеса и им, тоже не по себе. На встречу шел такой же паром, только с другим названием Офелия. На его примере еще более отчетливо были видны колебания нашего судна относительно проходящего мимо. И только от одного его названия уже становилось жутко, не смотря на небольшую ширину и глубину пролива, казалось, что нам просто не доплыть. Да и та самая Офелия утопилась, если верить Шекспиру, совсем недалеко отсюда, всего каких-то 300 км. Борта парома светились иллюминаторами в пене волн, которые окрашивали их в таинственный желтый искусственный свет, смешанный с лунным и цветом внутренностей парома, который отражался в волнах и морской пене. Впереди ждала Дания, потом Швеция, Финляндия и Россия. Позади Германия и Нидерланды.
Зачем я тогда втянулся в это наинелепейшее путешествие? Маршрут, которого был практически навязан мною второму его участнику. Наташу не интересовал север Европы, ей были интересны Нидерланды, с их атмосферой свободы и полной раскрепощенности. В итоге в конце долгих и практически непримиримых споров был найден возможный компромисс, выбрали Амстердам, как конечную точку всего маршрута, а все предшествующие данной точке страны просто использовать как вспомогательные, для достижения цели. И я отправился в путь с таким далеким человеком, но все время находившимся рядом под боком, о котором я должен был заботиться как о давно знакомом и близком. Мы были не принимаемы друг другом, хотя и находились рядом всю дорогу в одной машине и спали вместе, в одной кровати, в номерах гостиниц по мере продвижения вперед, по Европе, в постижении новых стран и в полном непонимании друг друга. Как будто каждый хотел доказать что-то другому, но почвы под ногами этих доказательств не было. Не было ничего общего в самой основе не зародившихся отношений, двух совершенно разных людей, со своими проблемами, накопившимися уже с годами и принесенными из прошлой жизни, которая у каждого имела свою личную историю.
                *  *  *
Наташу сильно укачивало и в дороге, в машине, что заставляло меня все время думать о плавном ускорении, и торможении, тем более на палубе, к тому же, в такой сильный шторм. Я помогал, как мог. Мы поднялись на верхнюю палубу, на воздух, но легче не стало. Наташу укачивало, и мне искренне было ее жалко, и я хотел помочь, как умел, как мог, но при этом не хотел чем-либо ее раздражать. Она мужественно боролась, но силы ее были на исходе. И она произнесла:
- Я не доживу до берега, как ужасен этот шторм, меня просто выворачивает наизнанку.
Мы были знакомы всего шесть месяцев и поначалу почти влюбились друг в друга, но чего-то, совсем малого, но очень решаемого, не хватило. Самой малости что называется, но не случилось, не произошло, не зацепило, не склеилось.
У нас была достаточно большая разница в возрасте – 14 лет, и ей казалось, что это так много, что и я тоже начал думать об этом. Но это, в итоге не стало проблемой, а скорее наоборот, добавило в нашу историю какую то, я бы сказал перчинку, и интригу в отношениях людей из разных поколений.
Познакомились мы случайно. Я должен был подвезти к ее машине свою дочь, для того, чтобы они уже вместе, на Наташиной маленькой машинке поехали стричься, точнее Наташа собиралась подстричь мою дочку. И я показывал им, как ехать первые несколько кварталов на своей машине, двигаясь впереди и потом, сделав прощальный жест рукой, умчался в глубину города. Наташа, как я понял, очень хорошо водила машину и понимала мои движения с полуслова. Как потом оказалось, она вообще была очень смышленая девушка и ловила все на лету. Через две недели мы встретились, не сразу, она боялась меня, но я настоял на встрече, и все как-то завязалось, и сложилось. Мы были чем-то интересны друг другу. Она своей молодостью и открытостью, я же возможно привлекал ее своим жизненным опытом и уверенностью в своих поступках. Во всяком случае, мне так казалось.
Наташа очень красива. Худая, не очень высокая, скорее среднего роста, спортивного телосложения, с широкими плечами, черными длинными волосами, спортивной фигурой и высоким лбом. Но при этом очень пухлыми, как будто специально накачанными губами, которые делали ее еще более красивой, но с более доступной для всех красотой, не имеющей в себе какой-то тайны и глубины. Это меня расстраивало и одновременно настораживало, правилен ли мой выбор, не слишком ли она красива для меня? Она мне понравилась с самого первого взгляда. Ей удавалось выглядеть всегда эффектно, при этом, что называется, не заморачиваясь, ни в одежде, ни в поведении. Она была легка как в движениях, так и при выборе одежды. Порою казалось, что бы ей не пришлось надеть на себя, все было ей к лицу, все смотрелось на ней неотразимо. Может, виной этому был ее возраст, а может быть просто врожденное умение брать сразу именно то, что лучше всего подходит в данный момент. В шкафу у нее было не много вещей, все простые и летние. Да и человек то она была скорее летний, чем зимний. Скорее южный, чем северный Вещи хранились всегда в идеально сложенном состоянии, как инструменты у хирурга в операционной, она любила идеальный порядок во всем. В квартире у нее никогда не видно было ни соринки, ни крошки. Но при этом она требовала от других того же.
У нее была своя трехкомнатная квартира, в которой был почти доделан ремонт. Из всех комнат, в первую очередь обставлена была спальня. Поклеенная, жаркими темно-бордовыми обоями. И не смотря на недоделки ремонта, в квартире всегда был идеальный порядок, все просто сверкало от чистоты и опрятности.
                *  *  *
Наше нахождение на верхней, открытой палубе со стороны конечное же выглядело очень мило. Как будто один из двух, возможно даже и супругов ухаживает за другим, укрывает пледом, подводит к корабельной лавке, расположенной под открытым небом, на мокрой и скользкой палубе, нежно усаживает ее, заботливо присаживается рядом, и следит за ее состоянием. Но на деле же, если повнимательнее присмотреться, было все совсем по-другому, искусственно, не по-настоящему и надуманно. Между этими людьми был холод и огромное расстояние разности жизненных интересов. Я бы даже сказал, что во всем, присутствовала какая-то обреченность.
                *  *  *
Позади был Амстердам с его каналами и современной архитектурой, так и кричащей свободой своих форм и решений, канабисом, запах дыма, которого был везде. От него кружилась голова. Но, мы так и не покурили, побоялись остаться в этом чужом и слишком свободном для нас, совершенно разных и далеких в своей искусственно созданной близости, двух стесненных, каждый своими скрепами людей, городе. Наташина мечта и цель нашей поездки не удалась. Город хоть и радовал, но не приносил пользы. Мы не могли им воспользоваться, так как не были готовы и не составляли одно единое целое взаимопонимания, которое возможно только при полной совместимости человеческих душ, как бы случайно, но на самом деле по глубокому промыслу Божиему, встретившихся в суете нашего мимолетного мира. Город, из-за которого мы спорили о маршруте, оказался на самом деле нам и не нужен. Он не заинтересовал нас. В нем нам было не уютно и не комфортно.
Потом Германия и множество впечатлений от дороги. Которая, по ошибке навигатора и нашей безалаберности, завела нас глубоко в глубину себя, в предгорье. И только тогда стала очевидна ошибка техники и наша невнимательность. Но дело шло к вечеру, в горах темнеет рано, и нам пришлось остановиться в настоящем, довольно старом буковом лесу, для того, чтобы сверить карту с местностью.
Сквозь кроны деревьев проходил еле заметный свет постепенно исчезающего солнца, и создавалось ощущение потерянности и одинокости в этом мире со всеми его проблемами и заботами, так плотно нас обступившими и не исчезнувшими окончательно даже в этом диком и прекрасном сказочном лесу. Как бы пришедшем к нам из сказок Гофмана. Я так и ждал, что вдруг выскочит из-за ствола прямого как сосна бука, крошка Цахес Циннобер. Этот страх торопил меня в принятии решения о предстоящем ночлеге, по возможности без сказочных героев и не под древними величественными стволами.
Мы выбрали ближайший отель при въезде в маленький городок, расположенный у основания горной гряды, в том же лесу, с прямыми как дула пушек, направленные в небо деревьями. Внутри, на стенах везде весели охотничьи трофеи в виде голов убитых зверей, прошедших через руки профессионального таксидермиста. И все предметы как бы говорили: - "Смотрите, это все он, хозяин отеля с нами сделал. Он может еще и не такое."  Но все было так же надуманно и противоестественно, как и сама атмосфера отеля, искусственно создающая ощущение начала прошлого века, так и наша близость, неимоверно искусственно уставшая и устаревшая, как и обстановка отеля, его мебели и создающая налет видимости понимания друг друга с полуслова. Как будто вся жизнь прошла в этих старых стенах, усыпанных трофеями, добытыми во всех возможно совместно посещаемых охотах, на диких местных зверей, которыми изобилуют близлежащие леса и поля. На многих стенах висели фотографии хозяина отеля в разных позах, со всевозможными трофеями и различные грамоты, конца и края, которым, как нам казалось, не было. Возможно, что он не был только в России на охоте на медведя, в остальном же была полнейшая схожесть с фильмом "Обыкновенное чудо". Не хватало только короля с его волшебной и красочной свитой.
Все в дороге происходило как на автомате, решение выбрать отель, заехать в какой-либо город. Все решалось на лету с полуслова, но не по причине взаимопонимания, а наоборот, от безразличия к происходящему. Время самостоятельно двигало события, даже и без нашего на то согласия. А мы лишь только выполняли функции бездушных действующих лиц в этой круговерти событий. Неслась какая-то череда действий, не оставляющих никакого отпечатка на наших эмоциях и не коим образом не отвлекающих каждого из нас от своих личных скрытых размышлений.

                *  *  *

Когда неделей ранее, только выдвигаясь в путь, мы заехали на паром из Турку в Стокгольм и, наконец, легли в постель, я прикоснулся к ее телу, рукой усталого путешественника, наконец добравшегося до ночлега с женщиной и тут же поймал взгляд ее карих, как маленькие угольки глаз, настойчиво и вопросительно смотрящих в точно такие же, карие, но более лукавые, мои.
-Стой. Зачем? - сказала она.
-Что зачем? - Прикидываясь идиотом, спросил я?
-Что ты хочешь? - Последовал ее вопрос.
-Не что, а кого. - Весело поправил я, уже догадываясь, к чему идет разговор.
-Дело в том - сказала она - Что я хочу знать окончательно и бесповоротно твои дальнейшие намерения в отношении меня и нашей жизни. Я хочу понимать, будешь ли ты со мной далее? Решил ли ты этот вопрос для себя? Нужна ли я тебе? Ответь мне, прежде чем я поцелую тебя. Да или нет?
Я понял, что наступила развязка в наших отношениях. Весь налет иронии и шутки сдуло с моего лица как ветром. Странно устроена жизнь. Долгое время мучаешься, ищешь решение, меняешь постоянно свое мнение на противоположное, думаешь - "Ну вот, подожду еще, авось кривая, куда-либо выведет". Или "Все само собой решиться". Оттягиваешь срок, проявляешь слабость характера, ждешь чего-то. И, и, и, … я ответил:
-Нет, я не буду с тобой жить, ты меня не устраиваешь, я боюсь тебя обидеть, боюсь с тобой жить, боюсь потерять и твое и свое время и в итоге остаться ни с чем….
Свет был выключен, горел еле заметный "ночничок", но хотелось больше огня, света снаружи, света улицы, хотя я и знал, что давно уже темно и паром в море, и что окна в нашей каюте и в помине не было. Но, тем не менее, ночник достаточно хорошо освещал двух, хоть и бывших теперь не очень-то близких, но возможно ставших навеки чужими людей. Я скорее догадался, чем почувствовал, что Наташа плачет. Точнее ее глаза просто сами собой наполнились влагой, без всхлипов, без рыданий, а просто так, молча и безысходно, как собственно все и происходит в нашей жизни, окончательно и бесповоротно, навсегда.......

                *  *  *

И вот этот, уже другой паром, шторм, волны, качка, такая, что просто невозможно устоять на палубе.  Как переломный момент всего путешествия, как начало движения в обратном направлении, начало пути домой из долгого, нудного и так и не сформировавшего нашу близость отношений - путешествия. Каждый остался при своем мнении. Я понял, что не нужен со своими проблемами, Наташа выяснила, что не нужна мне со своим взглядом на жизнь. Потребительским, как у маленького беззащитного ребенка и не удовлетворяемым со стороны меня никоим образом по причине полного моего неприятия ее капризов и зацикленности на моих собственных проблемах. Все остались при своем мнении. Каждый понял по-своему, что не нужен другому. Я побоялся принять ее такой, какая она есть, с ее любовью к себе, а точнее любовью к вниманию к себе. Она была, возможно, еще слишком маленькой для меня, еще слишком ребенком в ее понимании окружающего мира. Ей нужен был другой человек, который бы боготворил и делал для нее все. И она верила в то, что я смогу быть для нее таким.  Практически отцом, которого не хватало ей в детстве из-за раннего развода родителей. Мне же нужны были гарантии того, что в ответ я получу то же, а их не было, не было даже простого намека на них.
Так прожив два, три месяца мы поняли, что не сможем вместе. Мы расстались, но опять сошлись окрыленные одной целью - съездить в путешествие вместе, как какой-то надеждой на что-то хорошее и запоминающееся. Нам казалось, что причина вся спрятана именно в том, что у нас не было путешествия, мы не проверяли себя в пути, где все становится намного важнее и отчетливее. Проявляются все скрытые и незнакомые друг другу черты характера, происходят ссоры, которые возможно и сближают еще больше, и выявляют главное, приоритеты в жизненных позициях каждого. Поездка была оговорена еще до того, как отношения не завязавшись, уже начали разваливаться, и мы поехали. Сами не зная, зачем и не понимая в надежде на что? Но дело сделано, виза получена и машина тронулась....
                *  *  *
Паром находился в море всего минут сорок и уже собирался причаливать, надо было идти в трюм к машине и занимать место. Хоть и качало так, что ходить было тяжело, причалить удалось довольно легко, наверно благодаря небольшой бухте перед причалом и волнорезам, глушащим силу волн, а также профессионализму капитана и всей команды в целом. Вот открылась черная пасть-забрало передней части корабля и машины мгновенно, пестрым серпантином переливающегося в темноте, и на кочках свете фар, понеслись побыстрее, пытаясь схватиться за сушу испуганными колесами. Чуя близко твердь, и наблюдая испуганные глаза-фары стоящих в очередь на погрузку, движущихся из Дании в Германию других своих собратьев, желающих так же потрястись в открытом море. Вот и наша очередь выезжать. Мы тронулись, поехали, схватились за землю своими колесами, после громыхающего под нами металла трюма, гигантского, пяти палубного, морского чудовища, быстро пронеслись через посверкивающий ленивыми ночными огоньками портовый поселок и выехали в степь шоссе ведущего в Ховенхавен.
Надо было искать гостиницу. Навигатор показал несколько круглосуточных, в непроглядной тьме ночи. Поехали в ближайшую, в полнейшей темноте свернули с шоссе и оказались на идеально заасфальтированном проселке, который петлял как пьяный в датских степях и никак не хотел, куда-либо нас приводить. И вот, когда мы вконец отчаялись, показалась маленькая деревенька, а в ней и светящееся здание гостиницы, которое встретило нас звуком музыки и смеха, не смотря на первый час ночи.
На ресепщене нас встретил Датский еще более ленивый, чем наш родной Русский, котик. Возможно, его звали Зигфрид, но ему было все равно, он спал и никого больше, по близости не было. Дверь была соответственно закрыта и под табличкой: - "Работаем 24 часа в сутки" находился звонок. Который, как мы через некоторое время поняли, был только лишь для порядка и больше не выполнял каких-либо функций. Подождав какое-то время, мы пошли на звук веселья, которое катастрофически быстро, по-шпионски затихло и одновременно потухло окнами. И мы остались наедине с Зигфридом, звездным небом и огромной сосной, которая почему-то именно в эту ночь настойчиво и упрямо сбрасывала свои шишки на крышу моей машины. Мне ничего не оставалось сделать, как набрав шишек на память о гостеприимстве, предложить убираться отсюда в Копенгаген, если не сказать хуже. Что мы и сделали, по дороге, безуспешно попытавшись пробиться еще в пару "круглосуточно работающих", но беспробудно спящих отелей.
На заправке под Копенгагеном пахло Россией, соляркой и прохаживалась пресная, как бумага Датская проститутка. Она была не молода и худа. С помощью своего немногословного и холодного, совсем не навязчивого поведения она почти уже договорилась с дальнобойщиком, видимо еще и о ночлеге после "работы" в его обширной и комфортабельной кабине, которую он занимал один, без напарника. И где-то в глубине души я ему позавидовал, ведь сегодня у него есть и дом и тепло и женщина, правда видимо и не совсем теплая, судя по внешнему виду. Но это уже не мало, в эту холодную летнюю ночь, продуваемую всеми ветрами Датской плоской как блин равнины. У него на сегодня создан, хоть и несколько искусственным образом, но уют в «доме».
Заплатив за бензин, я сел в машину, где меня как будто бы ждали. И поехал дальше в непролазную ночь, которую видимо мне, придется провести всю за рулем «пробив» насквозь этот чужой, и слишком аккуратный город под землей и выскочить уже в море из-под воды на мост, раскинувшийся над Орезундским проливом, для того, чтобы оказаться в Швеции. И возможно там, уже под утро, где-либо заночевать.
Так все собственно и произошло. Ночевать пришлось на парковке при мосте для таких же неприкаянных полуночников, как и мы. Была первая ночь в машине. Первая для меня и первая в этом путешествии. Я никогда раньше не спал в машине, если не считать армию и не хотел, чтобы такое было возможным в дороге. Но трудности и неустроенность быта все же нас настигли на обратном пути и еще ближе подвели к развязке истории зарождения в каждом из нас своего собственного, окончательного и бесповоротного решения. А дальше была дорога домой. Монотонная, серая и незапоминающаяся, так как каждый был сам в себе, в своих мыслях.
Обычно трудности закаляют и создают привыкание друг к другу. Так люди притираются и становятся ближе. Ведь для того, чтобы спать в месте в одной постели не надо особых достижений. Постели есть везде, я бы сказал в любом доме, в любой гостинице. Да собственно и машины есть у всех, но спать в них как-то не каждому приходит в голову, тем более в чужой стране, на парковке и, не имея никакой уверенности в будущих отношениях со своим вторым участником данного события. Это как минимум недовольство или ссора, ну хотя бы плохое слово, ненавистный взгляд или обвинение в несостоятельности и в непродуманности всего маршрута. Что собственно и произошло. Из-за какого-то пустяка, сейчас уже и не вспомнить какого мы слегка поругались.  Но эта ссора, не запомнилась мне ни в каких подробностях, по той простой причине, что она не могла привезти к прощению, раскаянию и тем самым отложиться в памяти зарождающегося семейного опыта, который так и не заложился в нас. В машине пыталось уснуть два абсолютно разных ничем не соприкасающихся человека. Сон не удавался. Под утро становилось зябко.
Мимо не спеша, прошел длинный почему-то в шляпе и с маленькой собачкой на поводке, пожилой человек. Откуда он взялся в этой глуши, ведь город не рядом. И на улице всего пол пятого утра. Сюрреализм ситуации усугубился паркующимися рядом, одна за другой совершенно одинаковыми, но разного цвета, двухместными маздами, кабриолетами спорт-купе со Шведскими номерами и что-то напомнило мне, что мы в Швеции в городе Мальмо. И все встало на свои места. Мальмо, Швеция, Чужие люди в машине, собака, одинаковые машинки и дорога к развязке, дорога домой.
Мне хотелось заскочить, на полдня, хоть на пару часов в Норвегию, в Осло. Начались долгожданные разногласия, зародился спор. Билеты на паром из Стокгольма до Турку у нас уже были забронированы и опаздывать нельзя, так как денег практически нет. Меня потянуло на авантюру, ради Осло и музея с кораблем Нансена - Фрам. Я получил отпор. Что делать? Я уступил, но сказал, что посмотрим тогда хотя бы башню Калатравы, благо мы все равно в Мальмо. Начались слезы. Уговоры. Компромиссы.
Всю свою жизнь я выбираю не того человека, долго ищу, нахожу, живу с ним, а он не тот, хоть ты тресни. Я пытаюсь убеждать, уговаривать, показывать собственным примером, наконец, успокаиваюсь и замыкаюсь в себе. В чем же дело? Что это? Я настолько глуп или просто идеалист? Но что же это за невезуха такая по жизни? И мне все более и более становится страшен, и непредсказуем каждый новый оборот судьбы, каждая новая история отношений с человеком.
Город встретил нас холодно, ветрено. Штормовой, шквалистый ветер как бы стремился выдуть из своего чрева неугодных ему вражеских туристов, не способных договориться с собой о второстепенном, но при этом пытающихся попасть к главному его достоянию - новому району, гордости современной архитектуры. Ну, и конечно же к башне самого Калатравы. Город как бы подыгрывал настроению нашего разногласия и не уступал нам, не раскрывая своих тайн. В конце концов остановившись рядом с каким-то искусственным холмом я вскарабкался на верх и увидел оттуда злосчастную башню, торчавшую закрученной воткнутой в землю гусеницей тутового шелкопряда и как бы говорящей из своего наинелепейшего положения; -"Вот она я, тут, стою как дура, а вы меня в упор не видите"
Радостный я вернулся в машину, а там слезы, слезы, слезы. Как же так? Вот она, я ее нашел, до нее рукой подать, а нельзя, нельзя посмотреть. Ведь я все делал для нее, что она просила, выполнял ее желания. А теперь, когда нужно мне, то нельзя. Просто видимо процесс разрушения еще толком то и не зародившихся отношений, пошел с геометрической прогрессией. Что же делать? Нет, это не просто чужой человек, это не мой человек, это враг мне. Может быть. Кому-то и друг, но мне....
Последние метры в боях за башню я ощутил неистовое, жесточайшее сопротивление. Противник не пал и не был сломлен, просто башня вдруг, в самый критический и непредсказуемый в то же время момент, выскочила из облаков и всем своим телом бросилась в глаза, закручиваясь по мере возвышения в высь, сверкая окнами этажей, затмив собой все мои сомнения и метания и как бы сказав своим появлением; -"Ну знаешь. Все! Хватит! Заканчивай свой эксперимент! Бросай этого человека! Посмотри, какая я красивая! Бери меня, в свое сердце, ведь ты же архитектор, чем я тебе не пара? И вали из этой дыры, а не хочешь брать не бери, но решайся же, уже наконец, черт побери на что-нибудь! Зачем тебе эта женщина? Ведь она не понимает, как я красива, своей северной красотой, как ветер трет мои бока и шлифует мои фасады. Как я украшаю этот город. Зачем тебе такой человек, который даже не обнял тебя ночью в машине на рассвете? Который любит тепло, но сам при этом не отдает его. Ведь кто его знает? Может быть, все и изменилось бы, несмотря ни на что? И вообще, зачем тебе это путешествие? Если ты не можешь понять такой простой истины, что север — это не суровость погоды и климата, это тепло нежных рук создателей атмосферы взаимопонимания и слияния в единое целое двух, пусть и совершенно разных, но одинаково и спокойно шагающих рядом людей. Холод рук на ветру, это еще не холод сердца. Взаимопонимание, это еще не сопереживание. Любовь, это еще не угождение друг другу и предвидение всех желаний. Жизнь — это поиск своего севера на карте мира. Ибо с возрастом он все равно, как ни крути становиться ближе, хотя юг и по-прежнему греет. Сделай все, чтобы я больше тебя здесь не видела до тех пор, пока ты не обретешь свой внутренний, родной и понимающий тебя, греющий изнутри в лютую стужу, "север". Который скрывает под своей толщей маленький зарождающийся ручей, растапливающий себе русло и протекающий под всей ледяной махиной ледника, но при этом никогда и никому не видимый снаружи. Без него, глубоко сидящего внутри все было бы поверхностно и предсказуемо с первого взгляда". ...

                *  *  *

До Стокгольма оставалось еще километров пятьсот, машина шла легко и уверенно. На душе было спокойно и умиротворенно. Меня мучила одна мысль; "Неужели для того, чтобы понять все это надо было так далеко, и долго и нужно куда-то ехать?". Но в то же время было отчетливо ясно то, что иногда нужно переболеть тяжелой болезнью, чтобы понять тот простой факт, что здоровье — это величайший дар свыше, который не купить ни за какие деньги.
Иногда нужно переболеть пустой и глупой жизнью, чтобы почувствовать разницу, контраст восприятия ее периодов, до и после.
Перед Стокгольмом надо было найти ночлег. В Норвегию я не попал, но зато увидел "говорящую" башню и осталось время до парома. Свернув, по навигатору в дешевую гостиницу мы оказались у озера, зажатого в скалах среди сосен, на берегу которого стояла огромная деревянная гостиница, в которой все было видно через большие окна. И столовые приборы на столах в ресторане и мебель на рецепшене, и открытые шторы в номерах. Но что-то было в ней не то. Сначала мы и не поняли в чем же дело? На парковке не было машин и сквозь асфальт, уже кое-где пробивалась трава. Мы попытались открыть дверь, но она была закрыта. Я все понял. Гостиница пуста, в ней никого нет и нет достаточно давно. Но в ней все есть, все, что надо для жизни, нет только людей. И нам в нее не попасть. А какое красивое место. Видимо так всегда в жизни, все самое красивое и интересное случается именно тогда, когда тебе не с кем этим поделиться, или, когда рядом тот человек, обладание знаний которого о происходящем тебя не особенно то и радует.
Молча, словно сговорившись, мы, сели в машину и уехали, так и не поняв происшедшего. Зачем она возникла на нашем пути? Ведь в ней столько чистых кроватей, наверно есть еда, но нет такой малости, нет жизни, нет людей. Нет не людей, а скорее нет атмосферы взаимопонимания между теми, кто мог бы в ней сегодня остановиться, но не смог. А ведь, казалось бы, только руку протяни, и она твоя, чистая кровать, ванная, еда. ...
                *  *  *
Расставание произошло на МКАДе. Наташу забрал ее бывший молодой человек, который собственно и "засыпал" ее всевозможными сообщениями через все виды социальных сетей всю обратную дорогу, и как я узнал позже, на другой день купил ей подарок и с нетерпением ждал ее. "Вот, подумал я, тот человек, который собственно и нужен ей. И именно он, а не я. Но видимо ей то он как раз и не нужен совсем. Впрочем, и ничего удивительно в этом нет, в чем я каждый раз и все чаще, и чаще убеждаюсь. Чем больше ты любишь, тем меньше любят тебя, или на оборот. Но когда-то же должно произойти стопроцентное взаимное «попадание»? Или всю свою удачу я прожил в развалившихся ранее, в прошлой жизни браках. Которых было два, и каждый оставил неизгладимый рубец в моей жизни. Следы от которого, останутся в моей памяти навсегда. И мне не оправиться от глубоких "шрамов", возможно уже никогда.
Я проехал 7000 километров для того, чтобы подобрать свое окончательное и бесповоротное решение. Именно подобрать, так как оно лежало у дороги и ждало меня там, в чужой стране, в незнакомом краю и по мере продвижения к нему, расстояние сокращалось по мере пропорционально растущей уверенности в правильности приобретаемых мною выводов.  Другие люди умеют принимать решения гораздо быстрее и дешевле. Но мне кажется, что уверенность их лежит на поверхности, и в ней нет такой глубины и качества, душевных терзаний и сомнений, придающих только больше вкуса и глубины, полноты ощущений ее приобретения. Мне же всегда тяжело даются все мои выводы, и в этот раз пришлось далеко за ними ездить и привезти их из дальних стран, как аленький цветочек. Такой маленький, но пронзительно алый. Именно маленький, так как в его величине сосредоточены сконцентрированные, ярчайшие знания, и все они могут разместиться на одной ладони, только лишь расправив свои неувядающие лепестки...

                *  *  *

Прошло четыре года и вдруг мне пришло сообщение с примерно следующим содержанием: Ты знаешь, я поняла твое отношение к окружающему миру и к людям, ведь я на много младше тебя и только сейчас мне стало ясно, как ты был прав во многих вопросах. Мне было бы интересно с тобой пообщаться и поговорить. Ведь прошло столько событий в наших жизнях и нам будет возможно интересно пообщаться. И мне кажется, что я стала во многом пытаться мыслить, как ты"
Я был ошарашен этим сообщением и подумал, что возможно отношения возобновятся? У меня так бывало, правда, ни к чему в итоге и не приводило, но были новые впечатления. К тому же мое одиночество, честно говоря, сильно затянулось. И мне уже казалось, что я способен и дальше существовать один, что я самодостаточен и все, какие-либо новые отношения не приведут меня ни к чему хорошему.  Что их исход заранее известен и что видимо мне так и влачить одинокое существование, разбавляемое время от времени какими-то случайными знакомствами и историями ни о чем – до последних дней. Посомневавшись примерно часа два, три, я написал в ответ, что не против встретиться. Так завязался разговор в переписке.
Наташа прислала мне свои фотографии, сделанные в реальном времени с телефона, она совсем не изменилась, только поменяла цвет волос. На фото она сидела на пассажирском месте какого-то джипа, возможно Ренжровера, который двигался куда-то в "пробке". И в переписке как бы невзначай промолвилась, в контексте обсуждения какой-то темы о том, что ее МУЖ тоже так считает. … Вот в чем разгадка, вот в чем причина ее появления в социальных сетях. Она вышла на связь, чтобы показать мне, что у нее есть муж и все хорошо. Зачем? Как это по-детски. Я вздохнул с облегчением. Одной проблемой меньше. Не надо никуда ехать, не надо ни с кем, ни о чем говорить. Но в то же время и хорошо то, что хоть кто-то приобрел семью.



 04.08.2016 г.