Когда у обеих телефоны начали издавать писк и заморгали красными лампочками, стало понятно, что подруги побеседовали изрядно, но не факт, что наболтались. Ах, женская беседа. Об утаенном, погребенном, да и просто на глубине соединения доверием, открытостью и безопасно, словно поход в лес по грибы. Сначала попадаются поганки, мухоморы и сморчки- шапки проблем, иллюзий, страхов, но чем глубже в лес, тем гриб по-породистей и за четыре часа такой беседы, где каждая мелкая ягодка-находка, не то что корзина боровиков, а погружение на уровень грибницы, там где связь и сообщение по тонким нитям маточной, утробной живе под землей. И даже лица задаются здоровым румянцем, воспоминания в морщинах, как ужи, расползаются с гнездовий, творятся чары омоложения, по что какой-то ботокс! И любить себя таких в отражениях друг друга так радостно легко!
Через какое-то время к ней приехал Карл. Странно, что на этот раз они разговаривали до утренней зари. Вообще-то он позволил несказанную щедрость, но конечно и изрядно потеребил её прежнее самодостаточное состояние. Она тщетно пыталась содержать полноту внутри непоколебимой, но с непривычки, поддалась, отпустила. Да, мужчины любят добиваться и разоблачать женское непостоянство и спонтанность. Рушить и сокрушать ажурные домотканные миры женского счастья. Может быть так они рвут, чтобы уж наврняка или с привычки, обволакивающую их паутину еще материнской алчной любви.
Когда все же под утро они решили заснуть, Карл уделил ей больше чем когда-либо и кто-либо внимания в постели, до такой степени, что она сначала почувствовала нежность к себе. Ей нравились слова, которыми он её подбадривал, а потом ей просто хотелось плакать. Она упиралась в стену, огромную стену плача- зажатости, незнания себя, страха, неверия, неспособности чувствования своего тела именно самоощущением, а не картинками созданными умом. О том, что она должна чувствовать, а не что она чувствовала на самом деле. Ей стало неуютно и как-то гнило ущербно от того, что она боялась себя на той территории. И она шептала, шептала без умолку, лишь бы он не остановился, не заглянул ей в глаза, не отверг. Шептала, словно молилась- Я ступаю в незнакомые мне места себя и я понимаю, что мне нужно учиться позволять себе быть, проживать, просить, чтобы этот процесс происходил по моему ощущению, не исполнять роль, просить терпения со мной и нежности. Не спешить к результату, к завершению, которым она старалась награждать мужчин, делать более для него, нежели дле себя. Ах, как же она гналась по жизни и все еще гонется....и сопротивляется , обкрадывает самою себя...
Мечта во сне летала вольным журавликом в небе, павлин-птица знаний, сидела высоко на ветке, а она брела дальше в вязких загадочных лабиринтах утренней дремы. Она шла, журавль летел, то рядом, то впереди и даже в тесноватом коридоре загнул со ней за угол и там словно был призван - сел на руку человека, не её руку, мужскую, в кожанной перчатке, как если б соколу подставлена рука была. Неверием своим не призывала она свою птицу, синицу придушив в руке, а он ей показал, мол, вот так, что даже и журавлик сел.
Проснулась зная, что так мы призываем к себе мечты- подставив руку, веря, как хозяева.
Дневник Незабудки