Носовой платок

Михаил Чайковский
               
   Максим занимал какой-то итээровский пост на шахте, приходил на тренировки в строгом костюме, белой рубашке с галстуком, в отличие от Валерки Пономаренко, -  тот прибегал в спортзал  в резиновых сапогах, так как был электриком и на работе  переодеться не всегда успевал.
   На  помосте вёл себя Макс предельно аккуратно, со штангой обращался, как с женщиной: не бросал с вытянутых рук посте поднятия, диски менял без грохота и лязга, выставлял снаряд параллельно брусьям помоста. Интеллигент, короче говоря, очень настойчивый и результативный. Я ему во многом пытался подражать.
   Жили мы с ним на одной улице, дома наши стояли друг против друга, и возвращались с тренировки вместе, часто пешком, а иногда  на  троллейбусе, в зависимости от степени усталости.
   Как-то создалась ситуация, по-видимому, связанная с повышенной отдачей
энергии на тренировке, и мы решили воспользоваться   общественным транспортом, хотя вскоре об этом пожалели: был «час пик», шахтёры возвращались с работы. Наш спортзал, между прочим, принадлежал шахтоуправлению. По поводу получки некоторые горняки были не совсем трезвы, одеты не совсем чисто, и мы умудрились, вопреки Максимовым морально-этическим устоям, продраться через переднюю дверь на первые места, справа возле стойки. Троллейбус заполнился мгновенно, с руганью, толкотнёй и виртуозными эпитетами.
»Грязные» горняки  благоразумно захватили заднюю площадку, но их разговоры были слышны  даже  водителю в его строго изолированной кабине.
Максим, заняв место, стыдливо закрыл глаза и изобразил спящего или дремлющего
Ему было стыдно перед стоящими за то, что  он сидит.  Мне дремать не пришлось, так как бывшие рядом граждане время от времени толкали меня коленями, локтями, а также острыми углами сумок и коробок.
   К нашей стойке прижало симпатичное создание женского пола: лёгкое, почти эфемерное создание, похожее на героинь сказок Андерсена, в светлом платьице и с чуть раскосыми голубыми глазами.
В результате броуновского движения пассажирка приобрела слегка растрёпанно – расхристанный вид.
   Мои попытки уступить ей место были безуспешными: горняки стояли плотной стеной и дышали на меня «русским духом».
 Обняв стойку, чтобы удержаться, девушка открыла сумочку, чтобы – я так думаю, - достать денежку на проезд. Это было нелегко: её толкали со всех сторон, что попытки пассажирки весьма затрудняло.
   Вдруг из сумочки выпал чистенький, беленький, пахнущий лёгким парфюмом платочек и спланировал вниз, плавно и элегантно, приземлившись на… скажем, переднюю часть Максимовых брюк. Он этого, конечно, не заметил: как истинный джентльмен, он ехал с закрытыми глазами. Я толкнул его локтем, и когда Максим приоткрыл стыдливые глаза, я моргнул ему, взглядом показав на платочек. Мой друг спокойно затолкал его в брюки через гульфик и снова смежил веки. Девушка, зардевшись, отвернулась. Она и раньше-то на нас не смотрела – ведь мы уступить ей место  пытались, да  не могли, прижатые друг к другу телами.
   На остановке, когда мы выбрались из толпы, хлынувшей из троллейбуса, я сказал Максиму:
- Ты вор! Ты зачем у девушки платочек свистнул? – и описал произошедшее.

 Макс задрал одну штанину, затем другую, потряс ногами в воздухе – поочерёдно – платочек выпал: всё ещё свеженький и беленький, пахнущий хорошими духами и нежной девичьей кожей.   
   Макс подобрал его, понюхал и о чём-то задумался.
   В уголочке платка был вышит вензель. Так было принято помчать некоторые вещицы дамского туалета в хороших семьях.
По вышитым буковкам, порасспросив знакомых ловеласов,
хулиганов и бездельников, Максим в полгода разыскал незнакомку.
   На их свадьбу мне попасть не удалось. Лето закончилось, и незадолго до их бракосочетания я улетел на учёбу.
  А может быть, из зависти?