Дина Цирлина. Осколки в сердце

Лариса Прошина-Бутенко
  Сотрудники хирургического отделения №1 СЭГа №290
  со своим начальником.

  Слева направо:
  В  первом ряду первый - хирург Иосиф Ионович ЗАМЧУК*;
  во втором ряду первая - врач Ирина Робертовна ЛЕЗЕРСОН**;
  военврач 2-го ранга Владимир Михайлович ПРОНИН (на других
  фотографиях у него есть усы); Дина Лазаревна ЦИРЛИНА
  - начальник отделения.
  К сожалению, остальные сотрудники остались безымянными.

    Снимок сделан в Москве. Госпиталь находился в столице
    с октября 1941 по март 1943 гг.
            
                ДИНА ЦИРЛИНА. СЛУЧАЛОСЬ - И ПЛАКАЛА...

      Из журнала "Ветеран войны" (№ 2, 1996 г.) я выписала такую информацию:
   "Самое многочисленное представительство участниц Великой Отечественной войны среди других специальностей составляли женщины-медики.
   Из общего числа врачей, которых в действующей армии насчитывалось около 700 тысяч, женщин было 42 %, а среди хирургов - 43,4 %. Средних и младших медицинских работников на фронтах служило более 2 миллионов человек. Женщины ( фельдшеры, сёстры, санинструкторы) составляли большинство - свыше 80 %.

   В военные годы была создана стройная система медико-санитарного обслуживания сражающейся армии. Существовала так называемая доктрина военно-полевой медицины. Много сделал для её развития талантливый организатор и руководитель, академик генерал-полковник медслужбы Е.И.Смирнов. На всех этапах эвакуации раненых - от роты - батальона до госпиталей  глубого тыла - самоотверженно несли благородную миссию милосердия медики-женщины.

   Эти славные патриотки служили во всех родах войск - в авиации и морской  пехоте, на боевых кораблях Черноморского и Северного флотов, Каспийской и Днепровской флотилиях, в плавучих военно- морских госпиталях и санитарных поездах.
   Вместе с конниками они уходили в глубокие  рейды по тылам врага, были в партизанских отрядах. С пехотой дошли до Берлина".

   К этому тексту добавлю одно замечание. Все женщины-выпускницы медицинских вузов и училищ, как известно, - военнообязанные. До определённого возраста. Они находятся в запасе. И когда началась Великая Отечественная война 1941-1945 годов,  они были призваны  на военную службу. Не все оказались в действующей армии; это зависело от  распределения  военкоматов.

   Среди названных 43,4 % хирургов-женщин была и ДИНА ЛАЗАРЕВНА ЦИРЛИНА.
   В сортировочном эвакуационном госпитале (СЭГ) № 290 Западного, а позже - 3-го Белорусского фронтов Дина Лазаревна начала служить, когда он находился в Москве, в районе Лефортово.
   К сожалению,  хирург  не оставила своих воспоминаний. Но её хорошо знали те, с кем она работала непосредственно в госпитале все годы войны, и после - по общественным делам  в Совете ветеранов  СЭГа № 290.
  Упоминание о Дине Цирлиной есть и в воспоминаниях её  фронтовых сослуживцев, опубликованных здесь же, на Прозе.ру. Встречается она и на других фотографиях.

   Жизнь её наполнена интересными событиями. Я собрала их, как говорится, по крупицам. Фронтовые медработники тяжко трудились все годы войны. Должные почести  вовремя им не были  отданы. А теперь уже, можно сказать, и отдавать те почести некому. 
   В одном можно быть уверенным:  никогда не забывали фронтовых медицинских работников спасённые ими раненые и их близкие. Дина Лазаревна Цирлина делала уникальные по тому времени операции.
   Об одной из таких рассказал в своей книге "Во имя жизни" (Военное издательство Министерства обороны Союза ССР. Москва - 1956) бессменный начальник СЭГа № 290, военврач, хирург  Вильям Ефимович Гиллер.               

                СТРОГАЯ  "МАТЬ-НАСТОЯТЕЛЬНИЦА"
   
   Из  упомянутой книги:
   ...Зима 1942- 1943 гг.  СЭГ № 290 находится в Москве.
    В госпиталь раненые поступают  не только с Западного фронта, но и с других фронтов. Налажены операции при ранении глаз.  "В этот день, - вспоминал В.Е.Гиллер, - к нам прибыла новая группа усиления из резерва фронта во главе с московским окулистом Смелянским (Роман Иосифович Смелянский, майор медицинской службы - Л.П.-Б.)".
   Раненых с такими  повреждениями доставляли санитарными самолётами, а случалось - и боевыми самолётами, из отдалённых участков фронта.
   Вильям Ефимович рассказывает в книге, как окулисты старались сохранить воинам зрение. Это были, безусловно, тонкие, ювелирные операции.
   Но ещё более сложными были операции на сердце.

   - Не хотите ли принять  завтра участие в операции? - позвонила мне Дина Лазаревна Цирлина.
   - Кто будет оперировать?
   - Я буду оперировать бойца, у которого пуля застряла в сердце.
   - Сколько дней прошло после ранения?
   - Три дня. Околосердечная сумка наполнена кровью, так что придётся потрудиться.
   - Обязательно приду, - сказал я.
   Прежде чем идти на операцию, я перечитал кое-какую литературу. Ранения сердца всё ещё продолжали оставаться белым пятном в хирургии. И хотя прошло немало месяцев войны, немногие хирурги могли похвалиться операциями на сердце.

   В операционной я застал много народа.
   Дина Лазаревна просматривала у матового экрана многочисленные рентгеновские снимки. Белая косынка, полностью закрывая её красивый лоб, тёмные волосы и шею, спускалась по спине.
   Кое-кто удачно называл Цирлину за этот головной убор "сестрой Беатриче", но чаще можно было услышать "мать-настоятельница" - за строгую требовательность по отношению к сёстрам её отделения. Что не мешало ей сопереживать и помогать своим подчинённым, если в том была необходимость.
   Цирлина, воспитанная на строжайшей опрятности, во время работы в операционной была придирчива и даже порой грубовата.

   Мне не раз влетало от неё, когда я  приходил к ней в отделение в недостаточно начищенных сапогах. Тут же,  нимало не стесняясь, она вызывала санитарку и приказывала принести мне тапочки. Проучив меня этак раза два, она добилась того, что я сам потом поругивал других, употребляя её же выражения.
   "Манюша! - сладким голосом говорил я санитарке, - принесите, голубушка, доктору туфельки, он сегодня всю ночь работал и не успел почистить сапоги!" - Манюша или Надюша, хитро усмехаясь, звала за собой провинившегося доктора.

   - Видите? - Дина Лазаревна  показала пальцем на тень сердца, на фоне которой чернела маленькая тупоконечная автоматная пуля.
   В молчании стояли врачи, так же молча и внимательно рассматривая снимки, развешанные на всех окнах операционной. На других столах шли текущие операции, и каждый из нас понимал, как важна здесь тишина.
   Услышав шум въехавшей коляски, Цирлина оглянулась и как можно тише спросила сестру, сопровождавшую раненого:
   - Грелками обложили?
   - Да.

    Ассистент занялся прилаживанием гибких шнуров от электрокардиографа к ногам и руке оперируемого;  затем быстрым движением укрепил манжетку для измерения кровяного давления.
   Наконец, были прикреплены шнуры и трубочки для регулирования подачи кислорода, углекислого газа, подсчёта капель переливаемой крови. К этому времени я закончил обезболивание поверхности груди.
   Цирлина одними губами спросила ассистента, ответственного за подготовку к операции:
   - Всё готово?
   - Всё, - тихо ответил тот.
   - Начнём.

   Обежав глазами столик, на котором правильными рядами лежали инструменты, Цирлина ещё раз посмотрела на висевший перед  ней  большой рентгеновский  снимок, и взяла в руку скальпель.

                СЕРДЦЕ ВДРУГ ОСТАНОВИЛОСЬ
   
   Стало совсем тихо. Головы врачей склонились над раненым, стараясь не пропустить ни одного движения хирурга. Чуть в стороне стоял наготове Женя Соловников с фотографическим аппаратом, чтобы заснять некоторые моменты операции.
   Вскрыв осторожными, но сильными движениями грудную клетку, Цирлина обнажила сердце. Оно билось с неровными интервалами, казалось неестественно большим; кровь, скопившаяся под сумкой, раздула его.
   Цирлина чуть отодвинулась, чтобы дать возможность врачам посмотреть на открытое сердце. Головы врачей свисали со всех сторон: в хирургии самые мельчайшие детали имеют величайшее значение; какой-нибудь добавочный шов не раз служит предметом страстных споров.
   А сердце билось, сокращалось, скользило в руках хирурга.

   - Машина времени, - чуть слышно проговорила Цирлина, блестя от напряжения глазами.
   Взяв из  рук операционной сестры шприц, она стала откачивать кровь из-под сердечной сумки.
   На наших глазах сердце  раненого заработало ровнее. Паузы между сокращениями становились реже.
   Сделав небольшой разрез, из которого сразу хлынула высокой струйкой кровь,  Цирлина заткнула пальцем отверстие, и тут же, не теряя времени, стала исследовать рану в поисках пули, застрявшей в толще мышечной стенки сердца.
   
   На какую-то долю секунды сердце вдруг остановилось... перестало биться. Все замерли,  задержали дыхание... Кровь стала темнеть. Кто-то не удержался и громко ахнул.
   - Адреналин, эфедрин, - скомандовала, чуть повысив голос, Цирлина и, приняв от сестры шприц, сделала укол в замолчавшее сердце.
   Наступило томительное ожидание... Словно ветер прошёл по операционной, так громко вздохнули все мы, увидев, как сердце сперва медленно, потом всё чаще и ровнее стало работать.
   Не мешкая, Цирлина удалила пулю, и она пошла по рукам.

   Маленький кусочек металла был ещё тёплым, когда я передавал его врачам.
   - Невелик, а сколько от него подлостей, - сказал Халистов, подбрасывая пульку на ладони. - Тепловата ( Иван Степанович Халистов, хирург - воспоминания о нём можно прочитать здесь же, на Прозе.ру - Л.П.-Б.).

   Во время накладывания шва на мышцу снова прекращается деятельность сердца. Тишина ещё более сгущается. Цирлина снова вводит левую руку в грудную клетку раненого и начинает очень нежными, почти незаметными движениями массировать сердце, одновременно прижимая пальцем отверстие, из которого капает кровь.
   Проходит минута, ещё минута... ещё... И на наших глазах сердце снова оживает.

   Едва она успевает завязать крайние нитки и начинает подтягивать бьющееся сердце к поверхности грудной клетки, как один за другим швы прорезывают толщу мышцы.
   -  Чёрт! - срывается у Цирлиной. - Вытрите лоб, что вы,  не видите что ли? -  срываясь со спокойного тона, кричит она, поворачивая в сторону свою голову.
   Кто-то поспешно вытирает её вспотевший лоб. Операция продолжается.

   - Ну, теперь, кажется, держат крепко, - говорит хирург, чуть улыбаясь, и передаёт второму ассистенту несколько ниток, с помощью которых сердце подтянуто к грудной клетке. Ещё  несколько минут  -  и операция закончена. Раненого увозят в палату.
   Нервное напряжение спадает. Со всех сторон несутся возгласы одобрения и похвалы этой операции смелости, если  -  не дерзости.

    Жаль, что больше  в книге нет никакой информации о том  раненом, спасённом Диной Лазаревной вместе с коллегами. Интересно было бы узнать, как дальше сложилась его судьба.
   В.Е.Гиллер  вспоминал, как  спасали своего же хирурга Лейцена (начальник  анаэробного отделения, "бог"  газовой инфекции , как его называли в госпитале). Во время одной  из таких операций инфекция попала в его руку.
   Несмотря на все меры, была угроза ампутации руки. К счастью, всё обошлось. Об этом случае узнал  главный хирург Западного фронта Станислав Иосифович Банайтис.

   Попеняв начальнику СЭГа № 290 за то, что они "жалость стали проявлять к своему врачу", С.И.Банайтис сказал:
   - В хирургии не жалость нужна, а решимость. Хирург должен иметь сердце льва, руки матери, глаз сокола.
   Таким хирургом и была Дина Лазаревна Цирлина. Впрочем, и все другие хирурги этого  фронтового госпиталя.

                ЭТО МОЙ МУЖ ПАВЛИК!

      Весь персонал СЭГа № 290 в годы войны  тяжко работал. Случалось, что хирургам и операционным бригадам сутками приходилось  стоять у операционных столов.  Себя не щадили; старались сохранить жизнь фронтовикам даже тогда, когда  раны, как говорят,  не были совместимы с жизнью.
   А когда  на фронте наступали передышки, персонал не сидел сложа руки; дел было всегда много.
   
   "Цирлина, - вспоминал В.Е.Гиллер, -  не раз давала обещание, что будет ложиться не позднее часа ночи, но это было только на словах. Ложилась она постоянно в три-четыре, а то и в  пять часов утра.
   И ровно в восемь часов, подтянутая и свежая, стояла в шеренге своего взвода. Как родная мать, она заботилась, чтобы её девочки всегда были опрятны, вовремя питались и отдыхали.
   А после отбоя считала непременным условием обойти свой "монастырь" - комнаты общежития своих девочек - и поругать за нескончаемые девичьи беседы, запоздалую штопку чулок, стирку.
  Вместе они подбирали репертуар для выступлений в художественной самодеятельности.
   Строгой была наша "мать-настоятельница".
   Но случалось и ей плакать.

  Ещё несколько эпизодов из книги  "Во имя жизни".  СЭГ № 290  тогда ещё находился в Москве.

  Немало супружеских пар работало в  госпитале.  Были  с ними даже  дети. Супруг Дины Лазаревны, тоже врач, однако   служили  они в разных медицинских учреждениях.
   Однажды  начальник госпиталя увидел, что  строгая "мать-настоятельница" чем-то очень взволнована; видно было, что  врач  измучена и  находится на грани отчаяния.
   В госпитале  "личный успех или неудача каждого нашего товарища переживались всем коллективом как общее дело". Это было кредо всего персонала СЭГа № 290.

   - Что случилось, Дина Лазаревна? - спросил В.Е.Гиллер. - Выкладывайте свою печаль, может быть, я в чём-нибудь помогу.
   - Чем вы можете помочь, когда даже кремлёвская больница не имеет этого лекарства, -  сказала она, вытаскивая носовой платок.
   - Какое лекарство? Кому лекарство?
   
   Цирлина взяла с письменного стола фотографию, нежным движением погладила её и сказала:
   - Это мой муж Павлик! Я вот сижу с вами, а он там, может, умирает. Мне сказали, что его могут спасти только уколы кампалона, но сколько я ни искала, нигде этого лекарства нет.
   С портрета на меня глядело крупное лицо; смешливые, удивлённые глаза, тёмные с проседью волосы очерчивали высокий лоб.

   - А сколько же требуется ампул кампалона? - спросил я.
   - Три-четыре коробки. У него катастрофическое истощение: гемоглобин упал до тридцати двух...
   - Во всяком случае, - как можно спокойнее ответил я ей, - надежду терять не следует. Кто по специальности ваш супруг?
   - Он - судебный врач и патологоанатом.
   - Вот и превосходно; нам как раз нужен именно такой человек; в госпитале имеется вакантное место для него. Пусть только выздоровеет; обещаю вам, что заберём его к себе.

   Распорядившись вызвать к себе нашего всемогущего, всезнающего и всёдостающего "шахтёрского" аптекаря Бориса Захаровича Гальпера, я уселся возле  телефона  и начал звонить по госпиталям, гражданским аптекам, закрытым поликлиникам, больницам, клиникам.
   Цирлина оказалась права. Опросив до двух десятков организаций, я должен был признать себя бессильным ей помочь...
   Я не очень верю в патентованные панацеи, но слово Цирлиной была дано, и кампалон нужен был сейчас, немедленно.

   Дальше в книге рассказано, как Борис Захарович, получив в своё распоряжение машину,  искал лекарство около полутора суток. И достал-таки шесть коробок кампалона.
   - Через сорок минут, - написал В.Е.Гиллер, - Цирлина отвезла  драгоценное лекарство больному мужу, предварительно поплакав, как всякая женщина.
   Прошло около месяца. Однажды является ко мне Цирлина в сопровождении мужчины в гражданском платье и, немного волнуясь, говорит:
   - Познакомьтесь, пожалуйста, это мой муж.  Вы его спасли.
   По её покрасневшим глазам было видно, что она немало плакала.

   Разговор у нас был коротким. Выяснив, что доктор хочет служить в действующей армии и готов освободиться от брони по месту службы, я пообещал помочь ему  перейти на работу в наш госпиталь. Спустя время Павел Исаакович Калика пополнил наш врачебный отряд.
   Каждый раз, когда мне приходилось встречать их вместе, я с завистью думал о том, как прекрасна любовь их, выдержавшая все  испытания  временем.

                В КОМАНДИРОВКУ, ГДЕ СТРЕЛЯЮТ
               
   В госпитале не только оперировали и лечили раненых, но и накапливали опыт, анализировали методы лечения самых различных ран и болезней.  Все фронтовые и тыловые госпитали делились этим драгоценным  опытом.
   К старшему поколению хирургов принадлежл Николай Николаевич Письменный, как вспоминали о нём фронтовые друзья: "Преданный до мозга костей любимому делу - хирургии".
   Как-то Николай Николаевич чрезвычайно заинтриговал весь врачебный персонал госпиталя и его начальника В.Е.Гиллера.

   Хирург Письменный побывал в разных московских клиниках, беседовал там с коллегами. А потом "забился" в архив госпиталя, где хранились журналы операций и отчёты. Он читал истории болезней,  выписывал из них что-то для себя интересное. До поры до времени  никому  не отвечал на вопрос: что он там ищет.
   И лишь когда  Николай Николаевич был готов к  разговору, он пришёл к В.Е.Гиллеру.   

   Он  рассказал о своих обобщениях и хирурги пришли к выводу, что надо менять тактику в отношении к раненым с  повреждениями лёгких.
   - Как вы думаете это сделать? - спросил В.Е.Гиллер.
   -  Прежде всего, - ответил Николай Николаевич, - надо поехать на передовую фронта. Посмотреть, как  оказывают первую помощь раненым с  повреждением грудной клетки. Подучить  у нас врачей, которые работают в медсанбатах  передовой линии фронта. Силы и средства для этого в нашем госпитале есть.
   И обязательно добиться, чтобы таких раненых как можно  быстрее  доставляли к нам самолётами. Уверяю вас, что это возможно.

   Дав "добро" на командировку, Вильям Ефимович Гиллер сказал  Н.Н.Письменному:
   - Ну что ж, поезжайте. Недельный срок вам достаточен? Только берегите себя. А чтобы вам не было скучно, поезжайте вдвоём с Цирлиной; она тоже давно просилась у меня в такую  "творческую" командировку.
   - Переговорив с Цирлиной, - вспоминал В.Гиллер, - о поездке, я  также  попросил её следить за Николаем Николаевичем. Зная о его беззаботности в отношении своей персоны, полное пренебрежение к опасности и возникшее желание посмотреть, как оказывается раненым  первая помощь в роте санитарами, я предупредил Цирлину, чтобы она ни в коем случае не отпускала его далеко от себя.
   
   Улыбаясь, Цирлина успокоила меня:
   - Я его буду держать в узде. Его голова стоит дорого.
   - Это правда. Вот и отлично, - подхватил я её шутливый тон. -  Он вас послушает. А будет упираться, спрячьте его сапоги.
   - Он такой, что и без обуви уйдёт, - смеясь, проговорила Дина Лазаревна.

   Та "творческая" командировка на передовую линию фронта была очень полезной для хирургов, но не только СЭГа № 290. Не обошлось и без сложностей.
  Прошла неделя, а хирурги Письменный и Цирлина не вернулись.  Начальник СЭГа отправил запрос. Выяснилось, что на обратном пути их машина попала под бомбёжку и Николая Николаевича сильно контузило. Пришлось поместить его в полевой госпиталь.
   Вильям Гиллер ругал себя за то, что разрешил хирургам отправиться ближе к фронту. Он  послал за ними машину и  приказал водителю, как можно бережнее, везти их домой - в госпиталь.
   Так что можно смело сказать, что победу над фашистской Германией и её союзниками "ковали" и медицинские работники.

   Та командировка хирургов была очень полезной для врачей фронтовых и госпитальных. Было расширено отделение Дины Цирлиной, куда стали поступать раненые с повреждениями грудной клетки, в частности - лёгких. А потом для таких раненых появились и специализированные госпитали.

   У советских врачей  самых разных рангов был ещё один интерес: как была организована в германской армии помощь раненым с повреждениями грудной клетки, черепа и бедра. Об этом мало писали во все годы войны и после.
   Например, хирурги СЭГа № 290 имели об этом представление после опросов  пленных врачей. И не только, какая помощь оказывается раненным фашистам, но и кто её оказывает. 
   Была собрана информация, что "подобного рода помощь оказывается лицами, не имеющими  законченного университетского  образования, - изучавшими медицину в монастырях, больницах католических обществ, и частно практикующими врачами".

   Из книги "Во имя жизни":
   "Шур*, Цирлина и Шлыков**, хорошо знавшие немецкий язык, сумели подготовить интереснейшие сведения о состоянии германской полевой медицинской службы на Восточном фронте.
   В общем, картина получилась потрясающая. Совершив грубый просчёт в предполагаемых потерях, германский генеральный штаб не сумел соответственно подготовить и перестроить свою медицинскую службу.
   Она вынуждена была отправлять тяжелейших раненых - в голову, позвоночник, крупные суставы - за много сотен и тысяч километров  в стационарные госпитали, расположенные как на территории самой Германии, так и на территории других стран: Франции, Бельгии, Италии, Румынии.
   Можно себе представить, как велика была в этих условиях смертность и инвалидность у раненых!

           * Михаил Яковлевич Шур, ведущий хирург СЭГа № 290;
           ** Александр Архипович Шлыков, нейрохирург.
      О их службе в госпитале есть материал здесь же, на Прозе.ру.

   Да, потери у немцев в годы войны фашистской Германии с СССР были значительно-значительно меньше, чем  потери  Красной Армии. Но ведь у  Германии были союзники, которые тоже   несли потери.
   Интересная была бы картина, если бы  Гитлер начал войну с Советским Союзом, имея только немецкую армию и  необходимые для войны ресурсы только Германии. Мокрого бы места от  неё не осталось.
   Это моё мнение.

                ОРИГИНАЛЬНАЯ   ГИМНАСТИКА  ДЛЯ ЛЁГКИХ

   Интересное продолжение  темы о лечении лёгких  я нашла в статье Н.Поповой (Наталья Валентиновна Попова, сержант медицинской службы, аптекарь - её воспоминания также опубликованы на Прозе.ру - Л.П.-Б.):
   Наталья Валентиновна написала о том, как  хирург  Цирлина искала возможность облегчить  состояние раненых с поражением лёгких. А страдания  этих  воинов были тяжелейшими.

   Из статьи:
     "В палату с отсасывающими приспособлениями (весьма нехитрыми, легко осуществлёнными даже в  походных условиях)  Дина Лазаревна перевела всех, у кого, несмотря на усилия врачей, держалась высокая температура от гнойных скоплений в  раненных лёгких.
   И что же? Через сутки-другие у этих пациентов температура пошла вниз. И всё благодаря приспособлению, идея которого принадлежала Дине Лазаревне.

   В  коридоре ( чтобы шум не беспокоил раненых)  поставили  установку с электромотором. К нему шли  резиновые трубки. По таким трубкам гной из лёгких выкачивался от каждого раненого. Трубки были помещены в банки.
   Санитарки регулярно сливали гной в канализацию, а банки тщательно мыли.
   Постепенно лёгкие, освобождаясь от  накопившегося гноя, распрямлялись, температура падала и воины  чувствовали себя лучше.

   А ещё Дина Лазаревна предложила раненым заниматься своеобразной дыхательной гимнастикой - надувать ртом подкладные  резиновые круги. Обычно их подкладывали под спину тем, кто долго лежал - чтобы не было пролежней.
   Подобная гимнастика  служила хорошим подспорьем для тренировки повреждённых лёгких.

   " Для лёгочных раненых, - написала Н.Попова, - Цирлина заказала плотникам деревянные подставки под изголовье, чтобы обеспечить им полусидячее положение. Так больным легче было дышать, нежели в лежачем положении.
   Цирлина ввела в обиход косынки-маски для медицинских сестёр. Маски опускались на лицо всякий раз при перевязке раненых в палате. Это давало большую гарантию стерильности раны.

   Да, мы счастливы, что нам довелось работать с Цирлиной. Многому она нас научила; а главное - передала своё "шестое чувство" - умение слышать и видеть чужую боль...
  Коллектив  среднего и младшего персонала в 1-м хирургическом отделении, начальником которого была Дина Лазаревна,  оставался чутким к раненым и больным. Персонал  привык к самодисциплине, не позволяющей вступать в пререкания с больным человеком;   был терпелив и готов к  самоотверженному уходу  за ранеными.
   В этом сказалось организующее влияние крупного специалиста, профессионала в своём деле, талантливого педагога - Дины Лазаревны Цирлиной".

                А ЕЩЁ БЫЛА ДЕВОЧКА ВЕРА

   Хорошо знала Дину Лазаревну хирург СЭГа № 290 Валентина Терёшкина ( Валентина Владимировна Терёшкина. Её рукопись "Воспоминания хирурга" опубликована также на Прозе.ру - Л.П.-Б.).
   Она рассказала, что Д.Цирлина до войны работала на кафедре хирургии 2-го Московского медицинского института.  Защитила кандидатскую диссертацию.
   Когда началась  финская война (1939 г.), Дина Лазаревна была призвана в армию. Она  была начальником хирургического отделения в госпитале под Ленинградом, у эстонской границы в городе Кингисеппе. Именно там  Валентина Терёшкина познакомилась с Диной Цирлиной и работала в её отделении.
   
   После окончания финской войны  они вернулись в Москву, поддерживали дружеские отношения,  бывали друг у друга в гостях. А вновь встретились хирурги в СЭГе № 290, когда он прибыл в Москву.
   Дина Лазаревна была начальником 1-го хирургического отделения;  или по-другому: торакоабдоминального отделения (ранения в грудь и живот).
   "Она была не только высококвалифицированным хирургом, - вспоминала В.В.Терёшкина, - но и отличным начальником. Была требовательной  и строгой с подчинёнными, но  справедливой. Все её уважали и беспрекословно слушались, выполняя её требования. Её любили и многие поддерживали с ней тесную связь и  после Великой Отечественной войны".

   После войны Дина Лазаревна вернулась в  родной  медицинский институт. Своих детей  у неё не было. Случай помог ей и её супругу  Павлу Исааковичу стать родителями.
   О том, как в их жизни появилась девочка Вера, рассказывают по-разному. В.Терёшкина написала об этом так, что можно подумать, будто всё произошло в Москве.
  А вот врач, председатель (третий и последний) Совета ветеранов СЭГа № 290 Анна Павловна Медведева (1920-2019; её фронтовые воспоминания опубликованы также на Прозе.ру - Л.П.-Б.), хорошо знавшая Цирлину по совместной службе в госпитале,  рассказала другое.
    Дина Лазаревна защитила докторскую диссертацию. Чтобы получить место профессора она  вынуждена была уехать в Караганду. Несколько лет работала там в больнице.
   Вот тогда в её жизни и появилась Вера.

   Однажды Цирлина   поздним вечером увидела в коридоре больницы девочку лет 6-7. Спросила, что она делает в больнице в такой поздний час. Девочка ответила, что здесь лежит её мама, что она навещала маму каждый день, а сегодня её в палату не пускают.
   Дина Лазаревна знала, что женщина умерла. Сначала она предложила  Вере у себя переночевать. Скоро выяснилось, что родственников у девочки нет. Вот тогда супруги и удочерили Веру. Дочь закончила медицинский институт и стала врачом. Близко знавшие Дину Лазаревну рассказывали, что и сын Веры также стал врачом.
   
   Последние годы  Дина Лазаревна  болела. Ещё бы ей не болеть!  Тяжёлую ношу несла эта женщина все годы войны; надорвалась.
   Врачи утверждают, что человеческий организм ничего не забывает: и как недосыпал, и как носил тяжёлые грузы, и как часами стоял у операционного стола, и как недоедал, и как страдал, когда на глазах умирал раненый...
  Умерла Дина Лазаревна Цирлина в январе 1989 года.
-----------------------------------------
  *Иосиф Ионович Замчук из старшего поколения хирургов. Он работал в военном госпитале №290, который в начале войны был эвакуирован из г. Каунаса и стал базой для нового - сортировочного эвакуационного госпиталя (СЭГ) Западного фронта; номер менять не стали. И. И. Замчук остался работать в СЭГе 290; Победу над фашистами встретил вместе со всем персоналом госпиталя в Восточной Пруссии.

  **О враче Ирине Робертовне Лезерсон известно мало.
  В одном из писем первого председателя Совета ветеранов СЭГа 290 Нины Павловны Михайловской (в годы войны - Уварова) есть о ней упоминание. Н. П. Михайловская с 1958 года работала в  медицинской группе Секции инвалидов Советского комитета ветеранов войны (СКВВ). В этой группе было 50 врачей, трое из которых - ветераны СЭГа 290 (супруги-хирурги Шлыковы и хирург Г. П. Зеленова)
  Нина Павловна рассказывала в письме, что как-то в эту медицинскую группу общественников "пришла Лезерсон, но в силу своей занятости работать не смогла". И тут же пояснение, что врач Лезерсон была в первом составе этой группы и её пригласили на празднование 10-летия СКВВ.
  Значит, Ирина Робертовна после войны жила и работала в Москве. Возможно, удастся ещё что-то о ней узнать.