М. Моулсворт Часы с кукушкой

Глава 1
Старый дом

   В одном старом городе, на одной старой улице,  стоял очень старый дом. Таких домов вы теперь не увидите, сколько бы ни искали - он принадлежал прошлому, тому времени, которое давно миновало. Дом совсем не походил на городской, и, хотя фасад его выходил  прямо на улицу, задние окна смотрели  на красивый старинный сад со старыми деревьями, росшими столь близко друг к другу, что летом сад походил на лес, и даже зимой голые переплетенные ветви закрывали вид на дальние поля.
     В старом саду жили грачи.  Год за годом они собирались здесь,  кричали,  болтали и суетились; год за годом они строили гнезда и высиживали птенцов. Старые грачи, вероятно, со временем умирали и их место занимали молодые, но окружающим казалось, что это те же самые грачи – всегда те же самые.
    Время словно остановилось в  старом доме и вокруг него, как будто  люди, живущие здесь, стали настолько старыми, что не могли уже больше стареть, и им приходилось оставаться прежними.
   Но вскоре все же произошли перемены. В осенних сумерках  к двери старого дома, неожиданно звонко прогрохотав по камням, подкатил экипаж. Шум  перепугал грачей как раз в то время, когда они уже совсем было собрались отдохнуть, и заставил их гадать, что же случилось. Оказалось, что причиной этого переполоха была всего лишь маленькая девочка! Маленькая девочка в сером шерстяном платье и серой фетровой шляпке, в сером пальто и серых перчатках – все серое, даже ее глаза – все, кроме  круглого розового лица и рыжеватых волос. Девочку звали Гризельдой. Какой-то джентльмен взял ее на руки и отнес в  дом, но вскоре вышел, сел в экипаж и уехал. Это было все, что видели грачи. Мы же зайдем в дом, чтобы узнать побольше о том, что изменилось там с приездом девочки.
   Вверх по  широкой старинной  лестнице, мимо стен, обшитых деревянными панелями, темными и сияющими подобно зеркалам, по длинному узкому коридору, мимо множества дверей, местоположение которых угадывалось только по медному блеску ручек – этим путем наиболее старая из трех служанок вела в приготовленную заранее комнату маленькую Гризельду, такую утомленную и сонную, что весь ее ужин остался на столе почти нетронутым. Комната тоже была  странной, как и все в доме; но в этот вечер, освещенная огнем, весело приплясывающим за каминной решеткой, она выглядела достаточно веселой и приветливой.
- Я рада, что здесь горит  огонь, - сказала девочка. – Он  будет гореть до  утра? 
Старая служанка затрясла  головой.
- Небезопасно оставлять его до утра, - сказала она. - Когда вы ляжете в кроватку и уснете, маленькая мисси, огонь вам не будет  нужен. Кроватка - самое теплое место.
- Я не поэтому спрашиваю, - пояснила  Гризельда, -  я просто не люблю, когда в комнате темно. Этот дом выглядит таким темным, и все же  кажется, что в  стенах прячутся огоньки, которые мне светят. 
  Старая служанка улыбнулась.
- Сперва здесь вам  будет все казаться странным, это уж точно, -  сказала она; - но вам понравится,  мисси. Это хороший старый дом, и те, кто живет в нем, очень его любят.
-Кого ты имеешь в виду? - сказала Гризельда. -  Моих  тетушек? 
- Их, да и других тоже, - ответила служанка. - Грачи любят это место, и многие другие. Вы у себя за морем когда-либо слышали о «славном народце»,  мисси? 
- Ты говоришь о феях? - закричала Гризельда, и ее  глаза засияли. – Конечно, я слышала о них, но никогда не видела! А ты?
- Трудно  сказать, - ответила старуха. – Мой ум не так молод, как ваш, мисси, и временами  странные воспоминания приходят ко мне, словно сны, полные образов и звуков. Я слишком стара, чтобы видеть и слышать так же хорошо, как раньше. Мы все здесь стары, мисси. Впервые за многие годы  кто-то очень молодой приехал в наш старый дом. 
- Как странно и необычно!- думала Гризельда, ложась в кровать. - Я чувствую, что совсем не  принадлежу этому миру. Здесь  все такие старые; возможно, им неприятно будет  видеть  рядом ребенка?
    Та же самая мысль пришла и  грачам! Они никак не смогли решить, «за» они или «против», поэтому решили поставить вопрос на  голосование следующим утром, а пока отправиться спать, как это сделала Гризельда. Я не знаю, хорошо ли спали грачи той ночью; вряд ли они могли крепко заснуть  после такого волнения. Но Гризельда, будучи не грачом, а очень уставшей маленькой девочкой, тотчас же  заснула и  крепко проспала  несколько часов.
   -Интересно, как это все будет выглядеть утром, - была ее последняя  мысль. – Я бы не возражала, если бы наступила весна, или даже  лето -  тогда впереди было бы множество интересных дел и развлечений.   
   Рано утром, еще до света, когда девочка  внезапно проснулась, ее мысль, как иногда случается,  продолжилась точно  с того же места, на каком прервалась вечером. 
-Если бы теперь было лето, или хотя бы весна, - повторила она, как будто и  не спала (совсем как тот человек из сказки, который заснул на сто лет, успев сказать «Как ужа…», и проснулся,  заканчивая предложение, как будто ничто не случилось – «…сно холодно»). - Если бы только была весна!
  Забравшись так далеко в своих мыслях, Гризельда вдруг замерла. Что она слышит? Неужели ее желание осуществилось? Неужели она попала в  волшебную страну, где исполняется все, что пожелаешь? Девочка потерла глаза. Было слишком темно, чтобы что-нибудь увидеть, однако слух не мог обмануть ее: Гризельда была твердо убеждена, что услышала кукушку! Она стала прислушиваться изо всех сил,  но ничего больше не услышала. Разве это было не странно? Но как только Гризельда задремала,  как  снова услышала, теперь уже ясно и отчетливо «ку-ку, ку-ку, ку-ку!» - три, четыре, пять раз,- и снова наступила  тишина.
   -Какая забавная кукушка, - сказала себе Гризельда. – Неужели мои старые тетушки держат в клетке  ручную кукушку? Я не думаю, что  кто-нибудь когда-либо держал кукушку в клетке,  но это такой странный дом; здесь все кажется  возможным – может, у тетушек есть и  ручная кукушка. Я спрошу их утром. Звук очень приятный,  что бы это ни было.
    С приятным чувством, что она - не единственное живое существо, не спящее в этом темном мире, Гризельда лежала и слушала, не раздадутся ли снова нежные звуки дружеского кукушкиного приветствия. Но, ничего не услышав, девочка снова крепко заснула и не просыпалась, пока дневной свет не проник во все темные и укромные уголки старого дома. Тогда она встала и  тщательно оделась, потому что была предупреждена, что бабушкины сестры любят аккуратность и точность. Девочка застегнула все  кнопки своего серого платья и причесала  волосы так гладко, как только можно было причесать эту рыжую путаницу. Поглощенная  заботами, она на некоторое  время совсем забыла о кукушке и вспомнила о ней только за завтраком, сидя за столом вместе с тетушками. О ночном происшествии ей напомнило  появление малиновок на  террасе.
-О, тетя, -  воскликнула девочка, резко остановив на полпути  ко рту ложку,  - у вас есть кукушка в клетке? 
- Кукушка в клетке? - переспросила старшая тетушка, мисс Анита. - О чем говорит этот ребенок? 
- В клетке! – эхом откликнулась мисс Табита, - кукушка в клетке!
- Где-то  в доме есть кукушка, - пояснила  Гризельда, - я слышала ее ночью. Это не могло быть на улице - там слишком холодно. 
Тетушки посмотрели  друг на друга с  улыбкой.
 - Она так походит на свою бабушку, - прошептали они друг другу.
  Потом мисс Анита сказала:
- Да, дорогая, у нас есть кукушка,  но она  живет не в клетке, и это не та кукушка, о которой ты думаешь. Эта кукушка  живет в часах.
- В часах, - повторила мисс Табита, как будто подтверждая сказанное  сестрой.
- В часах! - воскликнула Гризельда, широко открывая  свои серые  глаза.
   То, как они разговаривали,  напомнило ей  сказку о трех медведях – те тоже повторяли все друг за другом, только голос Гризельды был не таким тонким, как голосок Мишутки, наоборот, он был сейчас самым громким из трех.
- В часах! – воскликнула девочка, - но тогда она неживая? 
- Почему? - спросила мисс Анита.
- Я не знаю, - озадаченно ответила Гризельда.
- Когда-то я знала маленькую девочку, - продолжала мисс Анита, - которая верила, что  кукушка в часах была живой, и ничто не могло убедить ее в обратном. Заканчивай свой завтрак, моя дорогая, и затем, если ты хочешь, мы можем пойти и посмотреть на эту кукушку.   
- Спасибо, тетя Анита, - сказал Гризельда, доедая хлеб и допивая молоко.
- Да, - сказала мисс Табита, - Ты должна ее увидеть.
- Спасибо, тетя Табита, - сказала Гризельда.
    Это было довольно утомительно – всегда повторять дважды «спасибо» или «нет, спасибо»,  но Гризельда подумала, что так будет более вежливо, поскольку тетя Табита всегда повторяла все, что говорила тетя Анита. Можно было бы еще промолчать, если бы тетя Табита говорила все сразу после сестры, но поскольку она делала небольшую паузу, молчать было как-то неловко. Гризельда решила, что  лучше сказать «спасибо» или «нет, спасибо» дважды, чем огорчить тетю Табиту.
    После  завтрака тетя Анита сдержала  свое слово. Она повела  Гризельду через несколько  комнат, указывая на все любопытное  и рассказывая истории, связанные с этими комнатами и их обитателями.  Гризельде нравилось слушать, но в каждой комнате, через которую они проходили, она задавалась вопросом, когда же они, наконец, увидят кукушку. Тетя Табита не пошла с ними, поскольку у нее был ревматизм, но Гризельда не жалела об этом. Потребовалось бы  очень долгое время, чтобы услышать все истории дважды, и  Гризельда могла бы так устать, что, возможно, забыла бы повторить «спасибо» или «нет,  спасибо».
   Старый дом и днем выглядел так же странно, как  вечером, а может, даже и больше, так как к причудливой старомодности всего окружающего прибавился вид из окон.
- Летом здесь цветут красивые розы, - сказала мисс Анита, увидев, куда устремлены глаза  девочки.
- Мне жаль, что сейчас не лето. Я  люблю лето, - сказала Гризельда. - Но  розовый аромат чувствуется в комнатах даже теперь, тетя Анита, хотя наступила зима - или почти зима. 
Мисс Анита выглядела довольной.
-Моя ароматическая смесь, -  объяснила она.
   Они стояли в комнате, которую тетя  назвала «большим салоном» - в красивой старинной комнате с желтыми дамасскими шторами и белыми с золотом стульями, которые, должно быть, когда-то были новыми и блестящими. Трепет охватил Гризельду, когда они вошли в эту гостиную. Какие грандиозные приемы, должно быть, проходили здесь когда-то! Но что касается танцев, смеха, болтовни – такое здесь  невозможно было и представить.
   Мисс Анита прошла через комнату туда, где в  углу стоял изумительный китайский шкафчик, весь резной, черный, с позолотой. Он был сделан в форме храма или дворца - Гризельда не была уверена, чего именно. Но в любом  случае, это было просто восхитительно! Около дверей  стояли, по одному с каждой стороны, два важных мандарина; или, если быть более точными, мандарин и его жена, потому что  правая фигурка явно была леди.
  Мисс Анита легко тронула их головы. Немедленно, к удивлению Гризельды, фигурки начали торжественно кивать.
- О, тетя, как вы заставляете их делать это? -  воскликнула девочка.
 - Это совсем не сложно, дорогая; но тебе я не советовала бы заставлять их кланяться  - им это не понравится, -  ответила мисс Анита загадочно. – Всегда помни об уважении к старшим, моя дорогая, всегда. Мандарины на много лет старше тебя – и даже старше меня.
   Гризельда спросила себя, почему тогда мисс Анита позволяет себе такие вольности с ними, но вслух ничего не сказала.
- Вот моя ароматическая смесь прошлого лета, - продолжала мисс Анита, касаясь большой китайской вазы, стоящей на маленьком столике около шкафа.  – Можешь понюхать, моя дорогая. 
 Гризельда погрузила свой маленький курносый нос в ароматные лепестки.
- Прекрасный запах, -  сказала она. - Я могу нюхать это всякий раз, когда захочу, тетя  Анита?
- Посмотрим, - ответила  тетушка. - Не каждой маленькой девочке мы можем доверить ходить в большой  салон одной. 
- Конечно, нет, - согласилась Гризельда кротко.
  Мисс Анита подошла к двери, находившейся напротив той, в которую они вошли, и открыла ее. Гризельда последовала за тетей  в маленькую приемную.
- Вот-вот пробьет  десять, - сказала мисс Анита, глядя на свои часики, - сейчас, моя дорогая, ты познакомишься с нашей кукушкой.
  -Кукушка, которая живет  в часах! - Гризельда пристально и нетерпеливо глядела вокруг.   
     Где же часы? Она не  видела ничего похожего, только на стене в одном углу висело что-то, напоминающее миниатюрный домик, резной, из темно-коричневого дерева. При ближайшем рассмотрении Гризельда поняла, что это и были часы, только цифры, которые когда-то были позолоченными, с годами потускнели, как и все остальное, а стрелки на циферблате было почти невозможно разглядеть даже с  небольшого расстояния.
   Мисс Анита стояла тихо, глядя на часы, Гризельда - около нее, в напряженном ожидании. Вдруг послышался  отдаленный шум. В часах явно что-то происходило. Внезапно две небольшие дверцы над циферблатом, которые Гризельда сперва не заметила, распахнулись, оттуда, трепеща крыльями, вылетела кукушка  и нежно произнесла:  «Куку! куку! куку!»
  Мисс Анита громко считала: «семь, восемь, девять, десять».
- Да, кукушка никогда не  ошибается, -  добавила она торжествующе. – За все долгие годы – ни разу. Теперь таких часов не делают, будь уверена,  дорогая.
 - Это часы? Разве она не живая? - воскликнула Гризельда. - Она ведь посмотрела на меня и кивнула головой, прежде чем захлопала крыльями и снова спряталась в  домик! Правда, тетя, - сказала она искренне, -  кукушка как будто поздоровалась со мной.
   Снова мисс Анита улыбнулась той странной, но все же довольной улыбкой, которую Гризельда видела на ее лице за завтраком.
-Так же говорила и Сибилла, - пробормотала она. – Конечно, моя дорогая, - добавила тетя громко, - совершенно верно, она  должна была поздороваться с тобой. Тебя она видит впервые, но хорошо знала твою дорогую бабушку и твоего отца,  когда он был маленьким мальчиком. Кукушка будет тебе  хорошим другом и сможет многому научить.
- Чему, тетя Анита? - спросила Гризельда озадаченно.
- Пунктуальности, с одной стороны, и неукоснительному выполнению своих обязанностей, с другой стороны, - ответила мисс Анита.
- И я смогу приходить сюда, чтобы посмотреть на кукушку? - спросила Гризельда, которая почувствовала, что могла бы провести весь день, глядя на часы и ожидая  появления своего нового  маленького друга.
- Ты будешь часто видеть ее, - сказала  тетушка, - так как в этой маленькой комнате тебе предстоит делать уроки. Здесь хорошо и тихо, никто тебя не потревожит, и отсюда недалеко до той комнаты, где  мы с Табитой  обычно проводим время. 
    Говоря так, мисс Анита открыла вторую дверь, и Гризельда, к своему удивлению, увидела тетю Табиту, спокойно вяжущую у камина в той комнате, где они завтракали утром.
 -Какой необыкновенный дом, тетя Анита, - сказала она,  следуя за тетей вниз по ступенькам. - Каждая комната имеет так много дверей, и вы возвращаетесь туда, где только что были, когда думаете, что ушли уже очень далеко. Я никогда не смогу в этом разобраться. 
- Конечно сможешь,  дорогая, и очень скоро, - сказала тетушка ободряюще.
- Она очень любезна, - подумала Гризельда, - но я бы хотела, чтобы она не назвала мои занятия уроками: от этого они кажутся ужасно трудными. Но, все равно, я довольна, что  буду заниматься  в комнате, где живет эта чудесная  кукушка.

Глава 2
Нетерпеливая Гризельда

   Несколько дней все шло очень хорошо. Гризельда нашла, чем развлечь себя, а окружающая новизна  предотвратила ее тоску по дому,  по стайке шумных веселых братьев, которые то дразнили, то  баловали ее. Конечно, она все же скучала по ним,  но не «ужасно», и не была ни грустной, ни унылой.
    Но когда начались  уроки, дело пошло не очень гладко. Она не то чтобы не любила учиться; скорее это ей даже нравилось, но учиться в одиночку не так уж весело, а преподаватели были очень строгими. Хуже всех был учитель правописания и арифметики, забавный старик, который носил камзол, нюхал табак, и называл тетушку «Мадам», кланяясь всякий раз,  когда обращался к ней. Когда он заставил Гризельду сидеть во время письма в совершенно неестественной позе, она подумала, что никогда уже не сможет распрямиться. С арифметикой было еще хуже. О, какие ужасные примеры на сложение давал ей учитель! Гризельда всегда была равнодушна к примерам,  как, сказать по правде, и ее гувернантка. Но когда это узнал  мистер – я  не могу вспомнить имя маленького старого джентльмена, поэтому назовем его мистер Камзол, -  то добросовестно вернулся к самому началу.
  Это было просто ужасно! Мистер Камзол занимался с Гризельдой  два раза в неделю, но и те дни, когда он не приходил, были ничуть не лучше, поскольку он оставлял ей целый  ряд примеров - хотя  трудно было  назвать эти  примеры «рядом», они были слишком высокими и широкими, чтобы так именоваться, - скорее целые горные цепи этих ужасных чисел, на вершину которых Гризельда поднималась совершенно измученной. Любимым методом мистера Камзола  была ужасная вещь, которую он называл «доказательством». Я не могу объяснить это – что-то вроде того, что надо убрать верхний ряд, когда вы уже все сделали, потом сложить длинные ряды и тогда снова прибавить верхний ряд.
   -Я не возражала бы против этого доказательства, - сказала однажды бедная Гризельда, - если бы все получалось хорошо. Но видите ли, тетя Анита,  это совсем  не так. Я с такой  же вероятностью могу ошибиться в доказательстве, как и в самом ответе – и даже более вероятно, поскольку я всегда уже устаю, когда добираюсь до доказательства; а если  доказываю, что  что-то неправильно, то только ужасно злюсь.
  -Тише! - сказала  тетушка серьезно. – Так не должна говорить  маленькая девочка. Используй с толком  золотые часы своей молодости,  Гризельда; они никогда не  вернутся. 
  -Я надеюсь,  - пробормотала Гризельда, - что это не  означает решать все время примеры. 
    Мисс Анита, к счастью, была немного глуховата и не услышала этого замечания. Именно тогда  кукушка начала отсчитывать одиннадцать часов.
- Славная маленькая кукушка, - сказала мисс Анита. – Какой замечательный  пример она показывает тебе, Гризельда.  Всю свою  жизнь  она честно  выполняет свои  дела.
 С этими словами  тетя вышла из комнаты.  Кукушка все еще считала часы – Гризельде показалось,  что с одиннадцатым ударом птица повторила последние слова  тетушки: «сво-и  де-ла». 
- Противное маленькое существо! – воскликнула сердито Гризельда, - зачем ты дразнишь меня?
   Она схватила книгу, первую, какая попалась под руку, и бросила в птицу. Та исчезла с щелканьем,  не захлопав на прощанье крыльями  и не кивнув дружески, как обычно. И  немедленно все затихло.
   Гризельда немного испугалась. Что она наделала? Она посмотрела на часы. Все было как обычно, двери  кукушкиного домика были плотно закрыты. Может, ей просто показалось, что  птица скрылась в домике  более торопливо, чем раньше, чтобы наказать девочку за то, что она швырнула в нее книжкой? Гризельда решила думать, что так и было, и попробовала продолжить уроки, но бесполезно. Хотя девочка  действительно решала длинные примеры очень  внимательно  и находила,  что уже управляется с ними намного лучше, чем прежде, все же она не могла чувствовать себя счастливой и довольной. Каждые несколько минут она глядела на часы, как будто ожидая кукушку, хотя  прекрасно знала, что не было никакого шанса увидеть ее до двенадцати часов, так как куковала она только часы, а не минуты.
- Скорее бы пробило двенадцать часов, -  уже не раз повторила себе девочка.
   Если бы часы не висели так высоко на стене, она бы могла добраться до них, открыть небольшую дверцу и убедиться, что с кукушкой все в порядке. Но часы были  вне досягаемости: не было никакой возможности до них достать. Нечего делать, приходилось ждать двенадцати часов. Но Гризельда  так и не дождалась, потому что примерно в половину двенадцатого услышала голос мисс Аниты, которая велела ей быстро надеть шляпу и плащ и выйти погулять с ней по террасе.
- Сейчас прекрасная погода,  - сказала мисс Анита, - но скоро может  пойти дождь. Пока оставь свои уроки,  закончишь их позже. 
- Я закончила их, - сказала Гризельда кротко.
- Все? - спросила тетушка.
- Да, все, - ответила Гризельда.
- О, прекрасно! Тогда, если не будет дождя, мы поедем в Мерриброу Холл справиться о здоровье леди Лавандр, твоей крестной, - сказала мисс Анита.
   Бедная Гризельда! Было немного вещей, которые она  любила  меньше, чем езду с тетушками. Они поместились  в старую желтую карету с поднятыми окнами, где Гризельда, конечно, должна была сесть спиной к лошадям, что было очень неудобно; к тому же ей не хватало воздуха и надоедало долго сидеть не двигаясь.
      Мерриброу Холл был большим домом, довольно старым и намного более величественным, чем дом тетушек Гризельды, хотя и не столь замечательным. Он находился в шести милях, и надо было  долго трястись в грохочущей старой карете, поскольку старые лошади, как и их кучер, оказались толстыми и неповоротливыми.
  Леди Лавандр была старой дамой, довольно сварливой и глухой. Мисс Анита и мисс Табита очень ее уважали; она всегда называла их «Мои дорогие», словно они были еще девочками, а они внимательно слушали все, что она говорила, как будто ее слова были отлиты из золота. По какой-то таинственной причине  этой женщине  было доверено  стать крестной матерью Гризельды, но девочка  никогда не видела доказательств ее привязанности, кроме того, что леди Лавандр подарила ей молитвенник и всякий раз, когда видела ее, выражала надежду, что ее крестница  растет «приличной маленькой мисс». Поэтому Гризельда не чувствовала никакой причины для благодарности.
   Поездка в этот день оказалась еще более долгой и  унылой, чем обычно,  но Гризельда перенесла это кротко, и когда леди Лавандр, как обычно, выражала свою надежду, она скромно смотрела вниз, чувствуя, однако, что ее щеки краснеют.
- Я – плохая  маленькая мисс, - хотелось ей сказать, - я очень плохая и жестокая. Я боюсь, что  убила славную маленькую кукушку. 
   Что подумали бы три старые леди, скажи она это? А теперь леди Лавандр приласкала ее, одобрительно сказала, что любит видеть скромных молодых девушек, и угостила имбирными пряниками, которые Гризельда терпеть не могла.
  Всю обратную дорогу девочка чувствовала лихорадочное нетерпение, ей хотелось скорее добраться  до приемной и увидеть,  жива ли кукушка. Было уже поздно и  совсем темно, когда карета, наконец, остановилась у дверей старого дома, и из нее медленно вышла мисс Анита, а мисс Табита еще более медленно последовала за нею. Гризельде приходилось сдерживаться  и скромно шагать вслед за ними. 
- Поздновато для  ужина в столовой, моя дорогая, - сказала мисс Анита. - Поднимайся  сразу в свою комнату,  Доркас  принесет тебе ужин туда.
   Гризельда покорно пожелала  тетушкам доброй ночи, и пошла  наверх. Но, оказавшись вне поля их зрения, на первом этаже  она свернула налево, а не направо, к ее собственной комнате, и скорее полетела, чем побежала, к двери, ведущей в большой салон. Она открыла дверь: все было  темно. По большому салону просто невозможно было пробежать в темноте, по нему и при дневном-то свете приходилось  ходить очень осторожно. Гризельда скорее представляла, чем  видела свой путь -  мимо китайского шкафчика, мимо вазы с ароматической смесью, - пока  не добралась до двери приемной, которая была открыта. Теперь можно было  поспешить, но зачем? Все было тихо, только часы еле слышно тикали  в углу. О, если бы  кукушка выскочила  и прокуковала как обычно, какая тяжесть свалилась бы с души  Гризельды!
  Она понятия не имела, который час. Могло бы быть около часа или даже позже. Она стояла, прислушиваясь, в течение нескольких минут, но услышала только голос мисс Аниты, раздающийся издалека. Гризельда  почувствовала, что  не осмеливается оставаться дольше, и направилась  из комнаты. Как она добралась до двери, ей показалось, что кое-что мягкое коснулось  ее щеки, и  очень тихое «ку-ку» прозвучало в воздухе рядом с ней.
 Пораженная, но не испуганная, Гризельда застыла на месте. 
- Кукушка, - позвала она  мягко. Но ответа не было.
Снова раздался голос мисс Аниты, поднимающейся наверх.
 - Я должна идти, - сказала Гризельда. Она промчалась по салону, удачно минуя все хрупкие  сокровища, наполняющие его, пролетела по длинному коридору и вбежала в свою  комнату за мгновение до того,  как появилась Доркас, неся  ей ужин.
     Той ночью девочка спала плохо. Она то начинала дремать, размышляя, действительно ли  слышала голос кукушки, то просыпалась с непреодолимым желанием узнать, не показалось ли ей все это. Когда она следующим утром спустилась к завтраку, то выглядела бледной и  усталой, и  тетушка Табита, которая была одна в комнате, начала немедленно спрашивать ее, что случилось.
- Я уверена, что ты  заболела, детка, -  сказала она нервно. - Сестра Анита должна дать тебе лекарство. Интересно, что было бы лучше: чай с малиной, превосходная вещь при простуде, или… 
   Но остальную часть предложения мисс Табиты никто никогда не услышал, поскольку в этот момент в комнату поспешно вошла мисс Анита. Сдвинутая набок шляпка,  сбившаяся шаль, очень бледное лицо - никто никогда не видел ее прежде такой расстроенной.
- Табита! -  воскликнула мисс Анита, - что-то должно случиться! Часы с кукушкой остановились. 
- Часы с кукушкой остановились! - повторила мисс Табита, всплескивая руками; - это невозможно! 
- Но это так, или, вернее  сказать, кукушка остановилась. Часы продолжают идти, но кукушка не кукует, и Доркас говорит, что она сломалась уже  вчера. Что же нам делать?
- Что мы можем сделать? - спросила мисс Табита. - Послать за часовщиком? 
Мисс Анита покачала  головой.
- Это бесполезно. Даже если бы мы искали во всем мире, то не смогли бы найти того, кто справился бы с этими часами. Пятьдесят лет, Табита, пятьдесят лет - и никогда не пропустить ни  часа! Мы становимся старыми, Табита, наша жизнь подходит к концу;  возможно, это напоминание нам об этом.
     Мисс Табита не отвечала. Она тихо плакала. Старые леди, казалось, забыли о присутствии девочки, но Гризельда не могла спокойно видеть, как они горевали. Она закончила  завтрак так быстро, как  могла, и убежала из комнаты.
На  пути наверх она встретила Доркас.
- Вы слышали, что у нас случилось, маленькая мисси? - спросила старая служанка.
- Да, - ответила Гризельда.
- Мои леди так горюют, - продолжала Доркас, которая,  казалось, собиралась быть более общительной чем обычно, - и неудивительно. В течение пятидесяти лет часы никогда не шли не так, как надо. 
- Разве это нельзя исправить? – спросила девочка.
Доркас помотала головой.
- Ничего не выйдет, - сказала она. – Так, видно, должно было случиться. Удача дома  всегда зависела от этих часов. Мастер, который их сделал, посвятил этому большую часть своей жизни, и его последние слова были о том, что часы принесут удачу дому, в котором будут висеть, но когда остановятся - жди неприятностей. Лично я считаю, - добавила она торжественно, - что это волшебные часы, ни больше, ни меньше, потому что удача никогда не покидала нас. В округе нет  коров лучше наших, мисси – жирность их молока вошла в поговорку; нет  куриц лучше наших  – они несутся весь год напролет; нет  роз лучше наших. В этом доме никто не ссорится, не пререкается, не говорит грубых слов. Это нравится феям – ведь ничто так не отпугивает их так,  как плохой характер или несправедливые слова.
    Гризельда почувствовала  острый укол совести. Не она ли была виновата в той  неприятности, которая постигла  старый дом? Какое наказание за минутное проявление  плохого характера!
- Лучше бы ты не говорила так,  Доркас, -  сказала она, - это делает меня совсем несчастной. 
- Какое чувствительное сердце у ребенка! – сказала себе старая служанка, спускаясь по лестнице. - Это верно – она  очень походит на мисс Сибиллу.
  Тот день оказался очень утомительным и грустным для Гризельды. Ее угнетало чувство, которого она не понимала. Она знала, что поступила неправильно, и очень раскаивалась в этом. 
- Я надеюсь, что кукушка все же возвратится, -  думала девочка, - если она – фея, а если  нет, тогда не может быть правдой то, что рассказала Доркас.
  Ее тети совсем не говорили о кукушке  в ее присутствии и, казалось, забыли, что девочка знала об их горе. Они стали серьезными и тихими, но все остальное шло как обычно. Гризельда провела утро  за уроками, а потом поспешила уйти в сад, чтобы не слышать тиканья часов. Но увы! Ее настроение не исправилось и в саду. Ей казалось, что грачи подозревают ее в чем-то: они устроили такой гвалт, что  Гризельде захотелось снова убежать в дом.
- Я уверена, что они говорят обо мне, - сказала она себе. - Возможно они тоже феи, принявшие облик грачей. Я начинаю думать, что  не люблю фей.
   Гризельда  была довольна, когда наступило время сна, потому что не могла больше видеть тетушек  такими бледными и обеспокоенными;  и хотя она пробовала убедить себя, что они просто глупые, все же не могла избавиться от очень неприятного чувства. Девочка чувствовала себя такой усталой, когда отправилась в кровать – усталой той неприятной усталостью, которая возникает после  тяжелого безрадостного дня – что сразу заснула и спала тяжелым сном.
   Когда она внезапно пробудилась,  было еще совершенно темно – как и в первое ее пробуждение в этом старом доме. Ей показалось, что она проснулась не сама – что-то разбудило ее. Да, это было  тихое-тихое отдаленное «куку»! Не послышалось ли ей?
 - Если это возвращается кукушка, то я поймаю ее! - воскликнула Гризельда.
   Она выскочила  из кровати, подбежала к закрытой двери  и, открыв ее, впустила в комнату поток лунного света, льющийся из незашторенного окна в коридоре. Уже в следующее мгновение босые ножки девочки на полной скорости неслись по коридору по направлению к большому салону. Детство Гризельды прошло рядом с шумными братьями, поэтому она ничего не боялась и даже не знала, что  чего-нибудь можно бояться!

Глава 3
Повиноваться распоряжениям

    Большой салон и приемная тоже были освещены лунным светом, хотя не так сильно, поскольку окна  закрывались ставнями,  но круглые  выступы  наверху оставались открытыми, и через их стекла проникало столько лунных лучей, сколько могло найти себе дорогу. Несмотря на то, что Гризельда была охвачена  нетерпением, она не могла на мгновение не остановиться, чтобы  полюбоваться  этим зрелищем.
- Так все  выглядит гораздо  более волшебным,  чем если бы ставни были открыты, - сказала она себе. – Каким серебристым кажется китайский шкафчик; и мандарины, по-моему, кивают! Интересно, это просто проявление вежливости по отношению ко мне, или тетя Анита даже ночью входит и трогает их, чтобы они продолжали кивать до утра? Я думаю, что эти мандарины - своего рода стражи дворца:  наверняка внутри полно красивых вещей. Как бы я хотела все это увидеть!
 Но в этот момент Гризельда, услышав слабое тиканье часов,  вспомнила о цели своей  полуночной экспедиции и поспешила в приемную. Комната казалась более темной, чем большой салон, поскольку в ней было лишь  одно окно, но через верхние стекла тоже проникали  блестящие лунные лучи, ярко освещавшие циферблат.
Гризельда подошла и встала под часами.
- Кукушка, - позвала она  очень мягко.
 Но ответа не было.
- Кукушка, -  повторила девочка более громко. - Почему ты не отвечаешь мне? Я знаю, что ты  там, и что ты не спишь, потому что я слышала твой голос, когда была в своей комнате. Почему ты не  выходишь, кукушка?
- Тик-так, - сказали часы, но другого ответа не последовало.
Гризельда почувствовала себя готовой заплакать.
- Кукушка, - сказала она укоризненно, - я и не думала, что ты такая жестокая. Я была настолько несчастна, и так обрадовалась, когда снова услышала твой голос, ведь я думала, что  убила тебя  или сильно ушибла. Я не хотела обижать тебя, кукушка, и сожалею о том, что  сделала – это было ужасно. Дорогая кукушка, разве ты не  простишь меня?
  Тут раздался слабый  звук,  и в лунном свете Гризельда увидела, как отворились дверцы,  и кукушка вылетела из часов. Она на мгновение замерла, оглянулась вокруг, взмахнула крыльями  и произнесла свое  обычное «ку-ку». Гризельда, которая замерла было в напряженном ожидании, от восхищения  не могла не захлопать тихонько в ладоши.
   Кукушка прочистила горлышко (вы никогда не слышали такого забавного звука, какой она при этом издала) и затем заговорила  очень ясным и чистым  голоском.
- Гризельда, -  сказала она, - ты  действительно раскаиваешься?
- Я же сказала тебе, что да, - ответила девочка. - Я не такая злая, кукушка. На меня просто что-то нашло, когда  я бросила книгу, но потом я чувствовала себя такой несчастной! А  когда ты улетела,  мои бедные тетушки ужасно горевали. Если бы ты  не возвратилась, мне пришлось  бы завтра рассказать им, что я натворила. Я сказала бы им и раньше, но боялась, что это сделает их еще более несчастными, ведь я думала, что сильно ранила  тебя.
- Ты действительно ранила меня, - подтвердила кукушка.
-  Но ты выглядишь невредимой, - удивилась Гризельда.
- Ты ранила мои  чувства, - пояснила  кукушка, - и я не могла не уйти. Я должна повиноваться распоряжениям, как и другие люди. 
  Гризельда не поняла.
- Что ты имеешь в виду? – спросила она.
- Неважно. Ты еще  не можешь этого понять, - сказала кукушка. – Но ты уже знаешь, что когда не выполняешь то, что тебе говорят, все идет не так, как надо. 
- Да, - сказала Гризельда кротко, - именно так и бывает. Но, кукушка, -  продолжала она, - дома я никогда не сердилась и не вредничала, я хорошо учила все свои уроки, и меня никогда не ругали за них.
- Что же случилось здесь? - спросила кукушка. – В этом доме нечасто что-то идет не так, как надо. 
- Так и Доркас говорит, - сказала Гризельда. – Это, должно быть, потому, что  я еще ребенок, а мои  тети и дом уже  вышли из детского возраста.   
- Им уже давно пора было это сделать,  - заметила кукушка сухо.
- Поэтому, - продолжала Гризельда, -  мне и скучно. У меня много уроков, но не это плохо. Плохо то, что мне не с кем играть.
- Похоже на правду,  - задумчиво сказала кукушка. Она сложила крылья и тихо сидела  минуту или две. - Я рассмотрю это, - проговорила  она, наконец.
- Спасибо, - ответила Гризельда, не  зная, что еще сказать.
- А тем временем, - продолжала кукушка, - ты должна повиноваться распоряжениям и немедленно вернуться в кровать.
- Я могу пожелать тебе  доброй ночи? - спросила Гризельда робко.
- Конечно,  - ответила кукушка. - Почему бы и нет? 
- Я не был уверена, хочешь ли ты этого, - возразила Гризельда, - потому что ты не походишь на человека, а мне говорили о множестве вещей, которые нравятся и не нравятся феям. 
- Кто тебе сказал, что я  фея? - спросила кукушка.
- Доркас и, конечно, мой собственный здравый смысл, - ответила Гризельда. - Ты просто должна быть феей – ты не можешь быть никем иным. 
- Я могу  быть волшебной  кукушкой, - предложила птица.
   Гризельда выглядела озадаченной.
- Я не понимаю, - сказала она, - и  не думаю, что в этом есть большое различие. Но кто бы ты ни была, я хочу, чтобы ты сказала  мне одну вещь.
- Какую? - спросила кукушка.
- Я хочу знать: теперь, когда ты простила меня за то, что я бросила в тебя книжкой, ты вернешься обратно на радость всем? 
- Конечно,  не на горе,  - ответила кукушка.
- Кукушка, ты смеешься надо мной, - сказала Гризельда. - Я подразумеваю, вернешься ли ты, чтобы остаться насовсем и сделать моих тетушек снова  счастливыми? 
- Утром увидишь, - сказала кукушка. – А теперь марш в кровать.
- Доброй ночи, - сказала Гризельда, -  спасибо -  и, пожалуйста, не забудь сказать мне свое решение!
- Куку, куку, - был ответ ее маленького друга. Гризельда подумала, что кукушка желает ей доброй ночи, но на самом деле та лишь прокуковала два часа утра.
  Девочка  вернулась в  кровать. Разговаривая с кукушкой, она стояла босиком на холодном полу, но, хотя так не следует делать в ноябре, все же  не чувствовала себя ни замерзшей, ни сонной! Она снова стала счастливой и беззаботной, и ей было жаль, что сейчас не утро, и она еще не может встать. Но в тот момент, когда  кудрявая головка девочки коснулась  подушки, она сразу заснула; и ей показалось, что  мягкое перистое крыло нежно коснулось  ее щеки и тихое «ку-ку» прозвучало над ее ухом.
  Когда она пробудилась, было яркое утро, и зимнее солнце уже озаряло золотистыми  лучами  бледное серо-синее небо.
- Должно быть, уже поздно, - подумала Гризельда, когда  открыла ставни и увидела, как светло вокруг. - Я, наверно, проспала завтрак. Теперь надо  быстро одеться – как замечательно  будет увидеть моих  тетушек снова счастливыми! Мне даже все равно, отругают они меня за опоздание или нет.
    Но, в конце концов,  проспала она не сильно; просто утро было намного ярче, чем в последнее время. Гризельда оделась очень быстро. Когда она стала спускаться  вниз, все часы, которые были в доме, пробили восемь. Эти часы, должно быть, немного забегали вперед, поскольку, когда они замолчали, из приемной раздались ясные нежные звуки - повторенное восемь  раз «ку-ку»!
    Мисс Анита и мисс Табита уже сидели за столом, но встретили опоздавшую племянницу довольно любезно. Сначала никто из них не упомянул про часы, но вскоре Гризельда, полная рвения понять, знают ли  тетушки о возвращении кукушки, не могла  себя больше сдерживать.
- Тетя Анита, - сказала она, - с кукушкой  снова все в порядке? 
- Да, моя дорогая. Я рада сказать, что это так, - ответила мисс Анита.
- Вы починили часы, тетя Анита? - спросила Гризельда хитро.
- Маленькие девочки не должны задавать так много вопросов, - ответила мисс Анита загадочно. – Часы  снова в порядке, и этого  достаточно. В течение пятидесяти лет эта кукушка не пропустила ни одного часа. Если ты,  моя дорогая, будешь работать так же в течение пятидесяти лет, то у тебя не будет никаких проблем. 
- Не будет проблем, - повторила мисс Табита.
   Но хотя старые леди таким образом попробовали использовать ситуацию для прочтения небольшой  лекции, Гризельда видела, что в глубине души они обе были настолько счастливы, что, даже если бы девочка была сегодня очень непослушной, они не смогли бы сердиться на нее.
  Но Гризельда совсем не хотела сегодня быть непослушной. Ей было о чем подумать и чего с нетерпением ждать. Это сильно изменило девочку, и даже за уроки она принялась с небывалым рвением. 
- Интересно, когда кукушка  «рассмотрит», с кем мне играть? -  спрашивала она себя, прогуливаясь  по террасе позади дома.
- Кра, кра! - крикнул грач прямо над ее  головой, как будто отвечая на вопрос.
Гризельда посмотрела на него.
 - Ваш голос и вполовину не так хорош, как голосок моей кукушки, мистер Грач, - заметила она. – Но все равно  я надеюсь подружиться с вами, хотя и не понимаю, что вы говорите.  Как забавно  бы было знать все языки птиц и животных, словно заколдованный принц в сказке! Если бы фея и мне предложила бы загадать желание, интересно, пожелала бы я именно это? Нет, не думаю. Я предпочла бы иметь волшебный ковер, который в одно мгновение может отнести меня туда, куда мне хочется. Мне хочется отправиться  в Китай, чтобы посмотреть, все ли люди там похожи на мандаринов тети Аниты, но прежде всего я побывала бы  в волшебной стране!
 - Вам пора домой, маленькая мисси, - раздался  голос Доркас. - Мисс Анита говорит, что вы уже  достаточно наигрались, а я разожгла в камине вашей комнаты огонь, чтобы вы могли учить уроки.   
- Наигралась? - повторила Гризельда с негодованием, повернувшись, чтобы следовать за старой служанкой. - Ты называешь эту  ходьбу  по террасе игрой, Доркас? Я не могла бы даже цветок сорвать, если бы он здесь был, из страха простудиться;  я не должна  бегать, чтобы не перегреться. Я объявляю, Доркас: если я не получу ничего, что сможет развлечь меня, то, наверно, сбегу.
 -Нет, нет, мисси, не говорите так. Вы никогда не сделали бы ничего подобного, ведь вы похожи на  мисс Сибиллу, а она была хорошей девочкой.
- Доркас, мне надоело, что меня все время сравнивают с «мисс Сибиллой», - сказала Гризельда нетерпеливо. – Она, конечно,была моей бабушкой, но никто не хотел бы, чтобы ему все время говорили, что он похож на свою бабушку. Это заставляет меня чувствовать себя так, как будто все мое лицо покрыто морщинами, и  я  ношу очки и парик. 
- Совсем не так выглядела мисс Сибилла, когда я увидела ее в первый раз, - сказала Доркас. - Она была моложе чем вы, мисси, и хорошенькая, как фея.
- Она была такой? - воскликнула Гризельда, внезапно остановившись.
- Да, да, она  вполне могла  быть феей - такой нежной и милой она была, и при этом всегда веселой. Все ее любили, даже животные. Она приносила в дом удачу, и для всех был очень грустным тот день, когда она уехала. 
- Я думала, что это  кукушка приносила удачу, - сказала Гризельда.
- И это правда. Кукушка и мисс Сибилла прибыли сюда в один день. Часы ей оставил дедушка, с которым она жила с рождения, а когда он умер, она приехала сюда, к сестрам. Она не была родной сестрой моим леди, мисси. Ее мать была родом из Германии, там же жил раньше дедушка, и там же были сделаны часы с кукушкой. В Германии  делают замечательные часы, я слыхала об этом,  но ни одни не сравнятся с нашей кукушкой, я уверена. 
- И я уверена, - сказала Гризельда. – Но почему мисс Сибилла не взяла часы с собой, когда  вышла замуж и уехала? 
- Она знала, что ее сестры очень любят эти часы, и оставила их, как память о себе. И  знаете, мисси, в ночь, когда она умерла – а  умерла она вскоре после рождения  вашего отца, через год после свадьбы – целый час, от двенадцати до часа ночи, кукушка продолжала без перерыва куковать, да так грустно, словно с кем-то случилась беда.  Конечно, мы не знали, что произошло, и все считали, что это какая-то неполадка, но я никогда так не думала. И…
   Здесь воспоминания Доркас были резко прерваны появлением на террасе мисс Аниты: 
- Гризельда, что ты  так долго плетешься? Доркас, ты должна была поторопить, а  не задержать мисс Гризельду. 
  Доркас побежала в  кухню, а Гризельда поспешила сесть за уроки: она любила делать уроки в приемной, под тиканье часов, думая, что, возможно, кукушка наблюдает за ней  через какой-нибудь  невидимый глазок в  закрытой дверце.
- Если она смотрит, - думала Гризельда, - если она видит, как я стараюсь хорошо сделать  уроки, то, возможно, поторопится с  «рассмотрением». 
   Поэтому девочка очень старалась, и даже не заговорила с кукушкой, когда та выскочила, чтобы прокуковать  четыре часа. Они обе были заняты. Гризельда  чувствовала, что  лучше подождать, пока кукушка сама не заговорит с ней, так как феи, даже самые очаровательные, иногда ведут себя немного странно. Они не любят, чтобы их прерывали, торопили, и требуют к себе уважительного отношения. У них свои понятия о том, как следует поступать, а как – нет.
   Может быть, от такой напряженной  работы, а может быть, от бессонной ночи, но Гризельда тем вечером почувствовала себя ужасно усталой и сонной. Ее глаза просто сами закрывались. Она попросилась лечь  спать на полчаса раньше, чем  обычно, из-за чего  мисс Табита опять испугалась, что девочка заболела.  Но так как нет ничего лучше для детей, чем лечь пораньше  спать, особенно  если они собираются заболеть, то мисс Анита  пожелала Гризельде доброй ночи и попросила Доркас принести девочке в кровать бокал горячего отвара из ягод  бузины.
   Гризельда не возражала против бузинного отвара, хотя чувствовала, что он ей совсем не нужен. И действительно, девочка заснула прежде, чем ее голова коснулась подушки, и спала хорошо и  долго, а когда снова внезапно  проснулась, то так же, как предыдущей ночью, почувствовала, будто ее что-то разбудило. И странно – ей совсем не хотелось ни потягиваться, ни зевать, ни думать о том,  что еще не время вставать, и что в кроватке хорошо и тепло, а  снаружи холодно. Она села и глядела в темноту, чувствуя себя  готовой к приключениям.
- Это ты, кукушка? – тихо спросила она.
   Ответа не последовало,  но пристально прислушивающейся Гризельде показалось, что она услышала слабый шелест и трепетание в углу комнаты за дверью. Она встала и, с трудом находя дорогу,  открыла дверь, а когда  это сделала, то услышала чуть впереди знакомые звуки - очень тихое «куку, куку».
    Звуки стали удаляться по коридору, Гризельда следовала за ними. В эту ночь луны не было, ее скрыли темные облака, дождь тяжело барабанил  по крыше и по закрытым оконным ставням. Но хотя было темно, девочка без труда шла вперед  по коридору, через большой салон, через дверь приемной, потому что раздающийся то здесь, то там нежный голосок вел ее за собой. Она остановилась  прямо перед часами и стояла так  минуту или две, терпеливо ожидая.
    Долго ждать ей не пришлось. Дверцы над циферблатом  открылись – она скорее услышала, что они открылись, потому что было слишком темно, чтобы это увидеть – и своим обычным голосом, ясным и отчетливым, птичка пропела «куку, куку», убивая сразу двух зайцев: отмечая время и приветствуя Гризельду.
- Добрый вечер, кукушка, - сказала Гризельда, когда та закончила куковать.
- Доброе утро, ты хотела сказать, - поправила ее кукушка.
- Доброе утро, кукушка, - повторила  Гризельда. - Ты рассмотрела мою просьбу?
 Кукушка прочистила  горло.
- Ты научилась повиноваться  распоряжениям, Гризельда? -  спросила она.
- Я пробую, - ответила Гризельда. - Но ты же знаешь, что у меня было мало времени, ведь  ты сказала мне об этом только вчера вечером.   
Кукушка вздохнула.
- У тебя будет еще очень много времени, чтобы всему научиться, Гризельда.
- Надеюсь, что так,  - сказала Гризельда. - Но я могу сказать тебе одну вещь, кукушка – сколько бы у меня не было уроков, нет ничего хуже примеров на сложение, которые задает мне мистер Камзол.  Я подумала об этом, потому что сегодня…
- Вчера, - поправила ее кукушка. - Всегда будь точна в своих утверждениях, Гризельда.
- Ну хорошо,  вчера, - сказала Гризельда довольно холодно, - хотя, если ты прекрасно знаешь, что  я подразумеваю, то я не вижу, зачем нужно быть настолько привередливой. Хорошо; как я уже сказала, я  старалась изо всех сил, но, тем не менее, эти примеры были просто пугающими. 
- Тебе еще многому надо  учиться, Гризельда, - повторила кукушка.
- Хотелось бы мне, чтобы ты не повторяла это так часто, - сказала Гризельда. - Я думала, что ты собираешься поиграть со мной. 
- Может быть и так, - сказала кукушка, - может быть. Я хотела бы поговорить об этом. Но мы можем разговаривать в более удобной обстановке, если ты поднимешься сюда и сядешь около меня.
- Сесть около тебя! -  воскликнула девочка. - Кукушка, разве я могу? Я гораздо, гораздо больше тебя и твоего домика.   
- Больше! - откликнулась кукушка. - Что значит  больше? Это только  вопрос воображения. Разве ты не знаешь, что весь этот мир, включая, конечно, и тебя, может поместиться в скорлупе грецкого ореха?
- Возможно, - сказала Гризельда, чувствуя себя  запутанной, -  не считая меня, конечно. 
- Ерунда, - сказал кукушка торопливо, - ты еще многому должна научиться, и в первую очередь, не спорить со старшими - это отвратительная  привычка. Забирайся сюда и садись рядом со мной. Хватайся за цепь; ты сможешь, если попытаешься. 
- Но это остановит часы, - сказала Гризельда. - Тетя Анита  сказала, что я никогда не должна касаться гирь или цепей. 
- Глупости, - сказала кукушка; - это не сможет остановить мои часы. Хватайся за цепь и раскачивайся. Ну вот, я же говорила, что у тебя получится. 

Глава 4
Страна кивающих мандаринов

   Как Гризельда  умудрилась сделать это, она так и не поняла; но, так или иначе, ей все удалось.  Она поднималась вверх по цепи так же легко, как обычно люди скользят вниз, только без  неприятного ожидания удара в конце поездки, и когда добралась до часов, то нашла их чудесными и восхитительными! Дверцы были открыты, и Гризельде они показались достаточно  большими, или это она стала очень маленькой? Но поскольку это был лишь вопрос воображения, то девочка решила не беспокоиться и не спрашивать, а просто пройти в них.
   Внутри оказалась очаровательная, очень уютная маленькая комнатка. Она немного напоминала  салон вагона поезда – все было покрыто коврами и обито богатым  красным бархатом; в центре стоял небольшой круглый стол, а возле него - два кресла, на одном из которых сидела кукушка («совсем как человек», - подумала Гризельда), а  другое, на которое она указала девочке кивком, было, очевидно, предназначено для нее.
- Спасибо, - сказала она, садясь в кресло.
- Тебе удобно? - спросила кукушка.
- Очень, - ответила Гризельда, с удовольствием осматриваясь вокруг. - Все часы с кукушками такие, если в них забраться? – спросила она. - Я только  не могу понять, как эта комната помещается между часами и стеной. Может быть, это углубление в стене? 
-Тише! - сказала кукушка, - мы должны поговорить о другом. Но сначала я дам тебе одну из своих накидок, чтобы ты не замерзла. 
- Сейчас мне не холодно,  - ответила Гризельда; - но, наверно,  это может случиться.   
  Она посмотрела на свои босые ноги  и удивилась, почему они еще не замерзли, ведь погода стояла морозная.
  Кукушка встала и сняла с вешалки накидку, которую Гризельда прежде не заметила, что, однако,  было неудивительно: накидка висела изнанкой вверх, и ее подкладка из красного бархата сливалась с цветом стен. Правая же сторона была столь великолепна, что ее просто нельзя было бы не заметить! Это были перья разных цветов и оттенков, красиво переливающихся так, что каждый  цвет, казалось, растворялся и плавно перетекал в следующий, и было трудно сказать, где кончается один и  начинается  другой.
- Какая прекрасная накидка! – воскликнула Гризельда, завертываясь в  нее и чувствуя себя еще более уютно, чем прежде. Тут ее внимание привлек свет  лампы под самой крышей: будуар кукушки был освещен дорогой маленькой лампой, которая сверкала на красном бархате обивки подобно жемчужине, - этот свет  мягко играл на блестящих перьях накидки.
- Вот и замечательно, - сказала кукушка деловым тоном, - вот теперь, Гризельда, нам можно и поговорить.
- Мы уже говорим довольно долго, - сказала Гризельда, - Когда ты говоришь, «давай поговорим», то я забываю все, что хотела сказать. Просто позволь мне сидеть и говорить все, что приходит в  голову. 
- Так не пойдет, - сказала кукушка; - мы должны составить план действия. 
- Что? – не поняла Гризельда.
- Вот видишь, тебе еще  многому надо учиться, - сказала кукушка торжествующе. - Ты не понимаешь, о чем  я говорю. 
- Но я  пришла сюда не  учиться, - сказала Гризельда, - это я могу делать и там, - и она кивнула  головой в направлении письменного стола. - Я хочу играть. 
- Вот об этом-то, - сказала кукушка, - об этом я и хочу поговорить. Что ты называешь «игрой» – прятки-жмурки и всякое такое?
- Нет,- сказала Гризельда, подумав. - Я уже становлюсь  слишком большой для таких игр. К тому же, только вдвоем с тобой, кукушка, мы не смогли бы играть ни в прятки, ни в жмурки. 
- О, нас может стать и больше, - сказала кукушка. - Мандарины были бы рады присоединиться. 
- Мандарины! - повторила Гризельда. - Кукушка, они же неживые! Как они могут играть? 
Кукушка серьезно посмотрела на нее и покачала  головой.
- Да, тебе многому предстоит научиться, - сказала она важно. - Разве ты не знаешь, что все вокруг живое? 
- Нет,- сказала Гризельда, -  не знаю, и не думаю, что  хочу это знать. Я хочу говорить об игре. 
- Хорошо, - сказала кукушка, - говори.
- То, что  я называю игрой, - продолжала Гризельда, - на самом деле просто  развлечение. Если ты развлечешь меня, кукушка, я буду считать, что ты играешь со мной. 
- Как я развлеку тебя? – спросила кукушка.
- О, ты можешь многое придумать! - воскликнула Гризельда. - Ты можешь рассказывать мне волшебные истории, которые знаешь. Или еще лучше – если ты фея, ты могла бы взять меня с собой в волшебную страну. 
Кукушка  покачала головой.
- Этого я не могу сделать, - сказала она. 
- Почему нет? - спросила Гризельда. - Многие дети там побывали. 
- Сомневаюсь,  - ответила кукушка. - Некоторые, возможно, только думали, что побывали там. А относительно тех, кто действительно там оказался, ты должна знать - они сами нашли туда дорогу. Невозможно взять кого-либо в волшебную страну –  в настоящую волшебную страну, я имею в виду.
- И как же  найти туда дорогу? - спросила Гризельда.
- Этого я тоже не могу тебе сказать, - ответила кукушка. – Туда ведут много дорог, и однажды ты сможешь их найти, а если найдешь – убедись, что ясно видишь их, и тогда постепенно будешь видеть все дальше и дальше. Ах, есть много дорог и много дверей в волшебную страну! 
- Двери! - закричала Гризельда. -  А в этом доме есть  двери в волшебную страну? 
- Даже несколько, - сказала кукушка,  - но не трать впустую  время, разыскивая их - это бесполезно.
- Тогда как ты развлечешь меня? - спросила Гризельда разочарованно.
- Разве ты не хочешь попасть куда-нибудь еще,  кроме  волшебной страны? - удивилась кукушка.
- О да, есть много мест, которые я не возражала бы увидеть. Не географические места – это было бы что-то вроде уроков про Индию и Африку – но те странные подземные пещеры, где гномы добывают алмазы и драгоценные камни,  или морские пещеры, где живут русалки. О, я только что подумала  - мне хотелось бы попасть в китайский дворец мандаринов в большом салоне! 
- Это можно легко устроить, - сказала кукушка, - но погоди минутку!
  Она внезапно прыгнула  вперед и исчезла, после чего  Гризельда услышала ее голос за дверцами: «Куку, куку, куку».  Было три часа. Двери открылись, чтобы впустить кукушку, которая вновь села в кресло.
 - Как я уже сказала, - продолжила она, - нет ничего  легче. Но  во дворце, как ты его  называешь, кроме парадного входа есть еще дверь с другой стороны.
- Другая дверь? – воскликнула  Гризельда. - Как забавно! Она ведет  сквозь стену? А куда? 
- Она  ведет, - ответила кукушка, -  в страну Кивающих Мандаринов. 
- Как интересно! - захлопала Гризельда в ладоши. - Кукушечка, давай пойдем туда!  Как мы можем спуститься? Ты-то можешь летать, а мне снова спускаться по цепи? 
- О, конечно  нет, - сказала кукушка, - ни в коем случае. Растяни руками свою накидку, будто это  крылья, вот так  - и она помахала своими  крыльями  – пожелай, и окажешься там, где хочешь.
- Где? - сказала Гризельда изумлено.
- Везде, куда захочешь попасть,  - сказала кукушка. – Ты готова? Тогда отправляемся. 
- Подожди минутку, - закричала Гризельда. - Где я должна пожелать оказаться? 
- Как непонятливы эти дети! - воскликнула кукушка. - Ты же сама сказала, что хочешь побывать в  Стране Кивающих Мандаринов.
- Да, но для этого мне сначала надо пожелать оказаться около дворца в большом салоне? 
- Конечно, - ответила кукушка. - Это вход в Страну Мандаринов, куда ты хочешь попасть. Теперь ты готова? 
- Мне пришла в голову еще одна мысль, - сказала Гризельда. - Как ты узнаешь, который час, чтобы возвратиться и прокуковать вовремя? Мои тетушки ужасно испугаются, если что-то снова пойдет не так! Ты уверена, что нам хватит времени побывать  в Стране Мандаринов?
- Время! - повторила кукушка, - что такое время? Ах, Гризельда, тебе еще так многому надо научиться! Что ты подразумеваешь под временем? 
- Я не знаю, - ответила девочка, чувствуя себя обиженной.  - Быть медленным или быстрым - вот что я подразумеваю.
- А что такое медленно  или быстро? - сказала кукушка. – Все дело в названиях! Если все то, что делается века, сделать за пять минут, то ты и разницы не поймешь. 
- О, кукушка, ты меня совсем запутала! - закричала бедная Гризельда.  - Ты еще хуже, чем примеры на сложение - так озадачиваешь меня. Ты уже говорила, что нет разницы между маленьким и большим, но это еще хуже. Зачем нужны дни и часы, если можно обойтись минутами? О, кукушка, ты сказала, что развлечешь меня, а сама только озадачиваешь.
- Это твоя вина -  ты не подготовилась, - сказала кукушка. – А теперь идем! Взмахни крыльями и пожелай. 
  Гризельда так и сделала. Она почувствовала лишь шелест воздуха – и уже оказалась рядом с кукушкой перед китайским шкафчиком, дверь которого была открыта, а по обе стороны от нее вежливо кивали мандарины, словно приглашая гостей войти. Гризельда колебалась.
- Вперед! - сказала кукушка покровительственно.
   Гризельда вошла. К ее удивлению, в шкафчике было довольно светло, хотя откуда шел свет, освещающий все укромные  углы и  мандаринов, стоящих у входа, она так и не могла понять. Внутри «дворец» был совсем не так интересен, как она ожидала. Много маленьких комнат, выходящих на балкончики, откуда, без сомнения, открывался роскошный вид на большой салон; много  лестниц, ведущих к этим комнатам и балкончикам -  но все казалось пустым и покинутым.
 - Как здесь пусто! - сказала Гризельда, резко остановившись. - Здесь совершенно не на что посмотреть. Я-то думала, что мои тетушки хранят здесь много удивительных и красивых  вещей, но здесь  ничего нет. 
- Иди вперед, - сказала кукушка. - Я не ожидала, что тебе интересен дворец, как ты его назвала. Давай пойдем другим путем. 
    Она запрыгала вниз по небольшой лестнице, а Гризельда охотно последовала за ней. Спустившись, они  оказались в вестибюле, который был намного красивее, чем вход со стороны салона. Кукушка  пересекла его и,  подняв  коготок, коснулась пружины в стене. Медленно отворились большие двери, открывая самый причудливый и любопытный ландшафт, который девочка когда-либо видела.
    Множество широких и невысоких ступенек спускалось вниз от дверного проема на длинную-длинную аллею, обсаженную деревьями, с ветвей которых свисали бесчисленные фонарики всевозможных  цветов, создавая блестящую  сеть.
- О, как красиво! - закричала Гризельда, хлопая в ладоши. - Это будет походить на хождение по радуге. Кукушка, пойдем  быстрей. 
- Остановись, - сказала кукушка, - у нас есть более удобный способ передвижения. Паланкин! 
  Она захлопала крыльями, и немедленно в шаге от них появился паланкин. Он  был сделан из резной слоновой кости, и его несли четыре китайца  с косичками, в ярких цветных жакетах. Гризельде показалось, что она прежде где-то уже видела этот паланкин. Она задумалась, но внезапно вспомнила.
- Я знаю, - воскликнула девочка. - Он точно походит на тот, который стоит под стеклянным колпаком  на каминной доске в гостиной леди Лавандр. Интересно, это тот самый? И мы сможем сесть в него? 
Она посмотрела на четырех китайцев. Они все разом кивнули.
- Что они подразумевают? - спросила Гризельда, поворачиваясь к кукушке.
- «Садитесь», -  ответила она.
- А почему они этого не говорят? – не понимала Гризельда, забираясь в паланкин.
- Гризельда, тебе еще очень многому…  - начала кукушка, но Гризельда прервала ее.
- Кукушка, - воскликнула она, - если ты скажешь это еще раз, я выпрыгну из паланкина и  убегу домой, в кровать. Конечно, мне многому надо научиться,  поэтому я и задаю вопросы обо всем, что  вижу. Теперь скажи мне, куда мы направляемся.
- Сначала скажи, - потребовала  кукушка, - тебе удобно? 
- Очень, - ответила Гризельда, устраиваясь на  подушках.
   В паланкине не было никаких стульев или сидений, только множество очень, очень мягких подушек из зеленого шелка. Вокруг были зеленые шелковые занавески,  которые можно было отдернуть или задернуть – как вам нравилось. Гризельда погладила шелк – по мягкости он напоминал  лепестки роз или анютиных глазок.
-Какой чудесный шелк! - сказала Гризельда. – Вот бы сшить из него платье! Я никогда не думала, что паланкин такой красивый, -  продолжала она. - Он взят с каминной доски леди Лавандр? Не может же быть два таких похожих паланкина.
Кукушка присвистнула.
- Какая ты все же гусыня, моя дорогая! – воскликнула она. - Извини меня, - продолжала она, видя, что Гризельда выглядит оскорбленной, - я не хотела задевать твои чувства, но ты не должна была так говорить. Подумать только, паланкин с каминной полки леди Лавандр! Надеюсь, что нет. С таким же успехом можно было  перепутать одну из тех ужасных бумажных роз, что Доркас всовывает в свои вазы, с розой сорта «Слава Дижона», выращенной твоей тетушкой! Паланкин леди Лавандр - неуклюжая  имитация, не стоящая того, чтобы на нее смотрели!
- Я не знала, - сказала Гризельда кротко. - Такие красивые вещи  делают в Стране  Мандаринов? 
- Конечно, - подтвердила кукушка.
Минуту или две Гризельда сидела тихо, но очень скоро хорошее настроение вернулось к ней.
- Не скажешь ли ты мне, куда мы едем? -  спросила она.
- Скоро сама увидишь, - сказала кукушка. -  Сегодня вечером состоится  великий прием в одном из дворцов, и я подумала, что ты захочешь на нем побывать. Ты танцевать умеешь? 
- Немного, - ответила Гризельда.
- Тогда я думаю, что ты справишься. Я заказала тебе придворное платье. Оно будет  готово, когда мы туда приедем.
- Спасибо, - сказала Гризельда.
   Через несколько минут паланкин  остановился. Кукушка выпорхнула из него, Гризельда последовала за ней. Они оказались у входа в огромный великолепный дворец. Ступени, ведущие к  дверям, покрывал шитый золотом ковер, который босым ножкам девочки напомнил  мягкий мох.
  По обе стороны ковра на каждой ступеньке стояли рядами мандарины. Все они были намного  великолепнее, чем пара в шкафчике ее тети. Когда кукушка запрыгала вверх по лестнице, а Гризельда начала подниматься вслед за нею, все мандарины, ряд за рядом, принялись торжественно  кивать. Они напоминали гнущуюся под ветром  высокую траву.
- Что они хотят сказать? - прошептала Гризельда.
- Это - королевское приветствие, - сказала кукушка.
- Приветствие! – удивилась  Гризельда. - Я думала, что при этом должны палить из пушек. 
- Тише! – прошептала кукушка, которая уже стояла  наверху лестницы, - теперь тебе надо одеться. 
  Две  молодые китайские девушки, с фарфоровыми личиками и треугольными  головными уборами выступили вперед и повели Гризельду в маленькую приемную, где ее ожидало самое великолепное платье, какое вы когда-либо видели.
  Как, вы думаете, они одевали ее? Конечно, кивая при этом. Они кивнули синему с серебряной вышивкой  жакету, и тот в одно мгновение оказался надетым на девочку.  Они кивнули  роскошной юбке из алого атласа, очень короткой спереди и очень длинной сзади, и, прежде чем Гризельда поняла что-то, юбка уже прекрасно на ней сидела. Они кивали  головному убору, поясам,  ожерельям и браслетам - и все это немедленно оказывалось на Гризельде. Напоследок они кивнули дорогой и изящной паре маленьких туфелек  на высоких каблуках, переливающейся  невозможными цветами –  серебряным,  синим,  золотым и алым в одно время. Хотя туфельки были очень узкими в носке, они нигде не жали, и босые ножки Гризельды чувствовали себя в них неожиданно удобно.
  - Они мне нисколько не жмут, -  сказала она громко, - хотя выглядят  маленькими и узкими.   
  Ее помощницы только кивнули. Повернувшись, Гризельда увидела, что кукушка уже ждет ее. Девочка  проследовала вслед за ней  через одну огромную залу  за другой до самой великолепной  из всех, где уже готов был начаться бал. И всюду были мандарины, которые при появлении Гризельды усердно кивали.
  Она начала уже уставать от королевских приветствий и была довольна, когда наконец процессия, состоящая из нее, кукушки и приблизительно полдюжины мандаринов, в глубокой тишине остановилась  перед возвышением в конце зала. Здесь стоял трон, на котором сидел самый важный и самый серьезный персонаж из всех присутствующих.
- Это король  мандаринов? -  прошептала девочка. Но кукушка не отвечала. Прежде, чем Гризельда смогла  повторить вопрос, эта очень высокая и важная фигура  спустилась со своего места и, подойдя к девочке, протянула ей руку, кивая при этом один, потом два, потом три раза, и еще один раз. Гризельда, казалось, поняла, что король имел в виду: он приглашал ее танцевать.
- Спасибо, - сказала она. - Я танцую не очень хорошо, но, возможно, Вы не будете обращать на это внимание.
   Король, если таков был его титул, в ответ кивнул снова – один, два,  три, один – так же, как прежде. Гризельда не знала, как поступить, когда внезапно  почувствовала, что кто-то легко клюнул ее в голову. Это была кукушка – она пыталась показать, что Гризельда должна сделать поклон. Девочка  кивнула – один, два, один – ей показалось, что этого будет достаточно. Король кивнул еще раз, невидимый оркестр  внезапно заиграл странную  музыку, и они заняли почетные места в центре залы, где уже собрались все мандарины.
  Ах, что это был за танец! Он начался подобно менуэту и закончился тем, что все стали широко размахивать руками, словно косили сено. Гризельда никогда не училась фигурам и шагам этого странного танца, но это не имело значения – ее туфельки все прекрасно знали.
   Музыка была очень красивой.
- Мандарины не могут быть глухими, хотя иногда такими кажутся, - подумала Гризельда, - и это  хорошо.
    Король, казалось,наслаждался танцем так  же, как и она, хотя ни разу не улыбнулся и не засмеялся;  это было видно по тому, с каким  удовольствием он кружился и вращался. Когда они остановились немного передохнуть, Гризельда прекрасно поддерживала беседу кивками. Она кивала и кланялась,  хотя  не знала, что означают ее поклоны, но король, казалось, понимал ее и был весьма доволен. Когда оба накивались достаточно, музыка началась снова, и они опять пустились танцевать. 
    Время от времени появлялись крошечные китайские мальчики с подносами, наполненными самыми восхитительными фруктами и сладостями. Гризельда никогда не была жадной, но сегодня в первый раз почувствовала себя такой. Я не смогу описать все эти восхитительные вещи; лучше вспомните самое вкусное, что вы ели в жизни, и представьте, что все было еще вкуснее. Гризельду беспокоило только то, что кукушка ничего не ела, хотя гуляла среди танцующих, чувствуя себя как  дома. Казалось, мандарины совсем не удивлялись при  виде птицы, выглядевшей довольно странно, будучи  такой же большой, как любой из них. Гризельда надеялась, что кукушке здесь нравится, но  чувствовала себя обеспокоенной, когда  видела, что та ничего не ест.
 - Кукушка, - прошептала она, не осмеливаясь говорить громко,  – кукушка, почему ты ничего не ешь? Ты устанешь и проголодаешься. 
- Нет, спасибо, - сказала кукушка, и Гризельде было приятно услышать хоть чей-то голос. - Это  не в моем обычае. Я надеюсь, что ты наслаждаешься? 
- О, конечно, - ответила Гризельда. – Я…
- Тише! – прошептала кукушка. Повернувшись, Гризельда увидела процессию мандаринов, направляющихся прямо к ним. Они подошли к кукушке и принялись кивать еще более энергично, чем обычно, а когда остановились, кукушка закивала в ответ и затем выпорхнула на середину залы.
- Они очень любят хорошую музыку, - шепнула она девочке, - но не часто ее слышат.


Глава 5
Картины
 
 Выйдя на середину залы, кукушка прочистила  горлышко, покачала крыльями  и… запела. Гризельда очень удивилась. Она понятия не имела о таком умении своей спутницы, которая теперь уже не куковала, а  пела, подобно  соловью или дрозду. Музыка заставила Гризельду думать о летнем лесе, о звенящих ручьях, в которых поблескивают темные камешки; потом она вспомнила о чем-то грустном –  хотя не знала, о чем, и снова через мгновение пение зазвучало так, как будто все веселые эльфы и лесные духи волшебной страны веселились, звеня  удивительным смехом. Кончилось пение внезапно.
 -Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку! - прозвучало три раза, ясно и пронзительно. Кукушка захлопала  крыльями, сделала поклон  мандаринам и удалилась на прежнее место.
  После окончания  выступления не раздалось никакого гула голосов, как это было принято, но все усердно кивали, и Гризельда, желавшая похвалить кукушку, тоже закивала, как и остальные.  Кукушка выглядела немного смущенной,  получая такие аплодисменты. Через минуту или две снова заиграла  музыка, и начался танец: раз-два-три, раз-два-три: что-то вроде  мазурки, которая очень подходила  мандаринам, позволяя им киванием отмечать такт.
  Гризельда когда-то училась танцевать мазурку, поэтому преуспела еще больше, чем прежде – правда, ей хотелось бы, чтобы ее туфли позволяли лучше вытягивать носок.  Все равно, это было очень весело, и она с неудовольствием ощутила около своего уха небольшой острый клюв  кукушки  и услышала ее шепот:
- Гризельда, нам пора  идти. 
- Уже так скоро? Почему? -  спросила девочка. - Я совсем не устала. Почему мы должны идти?
- Слушайся распоряжений, - сказала кукушка, и после этого Гризельда не осмелилась  больше ничего сказать. Это было почти столь же плохо,  как слова кукушки о том, что ей еще многому надо учиться. 
- Я должна попрощаться с королем и мандаринами? – спросила она, но прежде, чем кукушка смогла ответить, девочка взвизгнула:
- О, кукушка, ты наступила мне на ногу! 
- Прошу прощения, - сказала кукушка.
- Я должна снять  обувь, она мне мешает, - продолжала Гризельда.
- Конечно, - сказала кукушка.
Гризельда наклонилась, чтобы снять  туфли.
 - Мы поедем  домой в пал.. -  начала она,  но не успела закончить предложение, поскольку почувствовала, что кукушка набросила ей на плечи накидку из перьев.
  Больше Гризельда ничего не помнила, пока следующим утром не открыла глаза и не увидела, что первые ранние лучи солнца заглядывают в щель закрытых ставней ее небольшой спальни.
Она протерла глаза и села в кровати. Это  был сон?
- Почему я так внезапно заснула? – подумала она. – На балу у мандаринов мне совсем не хотелось спать. Как там было весело! Я полагаю,  кукушка нарочно заставила меня заснуть, чтобы заставить думать, что это сон. А может, это действительно  был только сон?
  Она было начала уже сомневаться, когда внезапно почувствовала, что под ее рукой что-то мешает, и на кровати образовалась какая-то небольшая кочка. Гризельда провела рукой, чтобы расправить простыню, и… вытянула одну из туфелек, в которых была на балу! Наверно, она еще держала ее в руке в то время, когда кукушка перенесла ее в кровать.
- Ах, кукушка, - воскликнула девочка, - ты хотела сыграть со мной шутку, но у тебя не получилось.
   Гризельда  выпрыгнула из кровати и открыла один ставень, затем снова забралась в постель, чтобы  полюбоваться маленькой туфелькой, которая казалась еще более симпатичной, чем на балу. Девочка разглядывала ее во все глаза: туфелька была размером с половину ее мизинца.
- Как странно думать, что прошлой ночью я  танцевала в тебе на балу! – сказала она туфельке. - И все же, кукушка говорит, что быть большим или маленьким  - только вопрос воображения. Интересно,  чем она будет  развлекать меня дальше? 
   Гризельда все еще держала туфельку в руке и восхищалась ею, когда вошла Доркас с кувшином горячей воды.
- Взгляни, Доркас, - сказала девочка.
- Боже мой, это же одна из туфель китайских болванчиков из салона, - воскликнула старая служанка. - Как она оказалась у вас, мисси? Вашим тетушкам это не понравится.   
- Это совсем не туфелька  китайских кукол, и если не веришь, то можешь пойти и посмотреть сама, - сказала Гризельда. - Это моя  собственная туфелька, ее дали именно мне. 
   Доркас посмотрела на девочку с любопытством, но не сказала больше ничего, только когда служанка  выходила из комнаты, до слуха Гризельды долетели слова о «невероятном сходстве с мисс Сибиллой». 
- Интересно, какой она была, «мисс Сибилла»? - подумала Гризельда. – Пожалуй, надо спросить кукушку. Она, кажется, знала ее очень хорошо.

   Но в течение нескольких дней у  Гризельды не было возможности что-нибудь выяснить у кукушки. Она не видела ее и не слышала, то есть кроме тех моментов, когда кукушка  появлялась для того, чтобы прокуковать время.
- Наверно, - предположила  Гризельда, - она думает, что бал у мандаринов был достаточно забавным,  чтобы мне хватило развлечений на несколько дней. Было мило с ее стороны взять меня туда, и я не должна ворчать. 
  Спустя несколько дней после этого путешествия бедная Гризельда простудилась. Простуда  была не очень сильной, но тетушки подняли ужасный переполох. Они хотели, чтобы она оставалась в кровати, но  Гризельда так возражала, что они не стали  настаивать.
- Это так скучно, -  говорила девочка жалобно. – Пожалуйста, позвольте мне оставаться в приемной, поскольку все мои вещи там,  и там есть кукушка. 
  Тетя Анита улыбнулась и разрешила. Но даже в приемной было довольно уныло. Мисс Аните и мисс Табите  пришлось отправиться в Мериброу Холл, поскольку леди Лавандр послала сообщение,  что у нее грипп, и пожелала видеть своих подруг. Мисс Табита, получив такое известие, начала плакать – она была ужасно добросердечной.
- Беда не приходит одна, - сказала мисс Анита в утешение.
- Да, не приходит одна,  - подтвердила мисс Табита, качая головой и вытирая  глаза.
 И они уехали, а Гризельда осталась сидеть в кресле у камина, со  странными старомодными книгами ее тетушек, которые она уже прочитала дюжину раз, и чувствовала, что было лишь одно утешение  в ее неприятностях – она избежала длинного и утомительного путешествия к своей крестной. Но все же ей было очень скучно. Гризельда вертелась в кресле и жалела, что не может пойти спать. Она чувствовала, что не заснет, поскольку встала в это утро намного позже обычного. Девочка посмотрела на часы.
- Я не знаю даже, что пожелать, - сказала она себе. - Я совсем не хочу ни во что играть и  не хочу идти в гости к мандаринам. О, кукушка, кукушка, мне так одиноко; разве ты не можешь придумать что-нибудь, чтобы развлечь меня? 
 Тут она услышала тихий неопределенный  звук, который всегда предшествовал появлению кукушки. И действительно, раздалось обычное кукушкино приветствие: «куку, куку»!
-О, кукушка! -  воскликнула Гризельда, - я так рада, что ты появилась! Мне скучно, у меня сильный насморк, и  голова болит, а читать я  уже устала. 
- Чем  бы ты хотела заняться? - спросила кукушка. – Не хочешь снова пойти к  мандаринам? 
- О нет; сегодня я не могу танцевать. 
- Или к русалкам в подводное царство?
- О,  нет, - сказала Гризельда, вздрогнув, - это будет слишком холодно. Я была бы рада остаться там, где сижу, если бы кто-то рассказывал мне истории. Хотя я даже не уверена, смогу ли  их слушать. Ты можешь  развлечь меня, кукушка? 
- Хочешь посмотреть «картины»? - сказала кукушка. - Я могу показать их, совершенно тебя не беспокоя. 
   Гризельда закрыла глаза, и кукушка начала петь песню. Это было что-то похожее на то, что она пела во дворце мандаринов, только еще более красивое. Голос кукушки звучал  мягко и мечтательно, и Гризельда почувствовала, что может бесконечно  сидеть  и слушать его. Первые ноты были тихими и журчащими, они заставили Гризельду думать о  летних ручейках и о жуках, гудящих в теплом, нагретом солнцем воздухе. Жужжание постепенно увеличилось,  все закружилось вокруг девочки, и  она  заснула.
   Когда Гризельда открыла глаза, приемная и все в ней, кроме кресла, на котором она все еще сидела, исчезло, растаяло в туманном облаке, которое вскоре тоже рассеялось, и девочка увидела первую из кукушкиных  «картин».

  Ее глазам предстала причудливая  старинная комната с высокой резной каминной доской и ярким огнем, пылающим за решеткой камина. Это была не просто комната – она скорее напоминала какой-то цех, но там было очень любопытно и интересно. Повсюду по стенам висели  часы и странные механические игрушки. Здесь были медленно играющий на скрипке скрипач; дама с кавалером, танцующие менуэт; маленький человечек, зачерпывающий ковшом воду  из стеклянной вазы, в которой плавали золотые рыбки; и другие такие же странные фигурки. Часы были еще более странными: одни представляли солнце, луну и планеты, с отдельными циферблатами для солнца и для луны, вокруг которых медленно кружились золотые и серебряные звезды; другие часы были увенчаны крошечным трубачом, взобравшимся на выступ над циферблатом и отмечающим время звуком своей трубы. Я не смогу описать вам и половину всех странных  замечательных вещей, которые увидела девочка. 
   Гризельда так заинтересовалась рассматриванием этих механизмов, что какое-то время не замечала  хозяина комнаты. И неудивительно; он неподвижно сидел перед небольшим столом – еще более неподвижно, чем все неживые фигуры вокруг него - и пристально исследовал при помощи  лупы что-то очень маленькое, что он держал в руке. Гризельда, забыв, что она смотрит всего лишь на «картину», даже задержала  дыхание, чтобы не  потревожить мастера. Он был очень стар, его пальто было изношено и порвано в нескольких местах, но бедным он не выглядел, и  лицо его, когда он, наконец,  поднял голову, оказалось  умным и очень серьезным.
   Пока Гризельда пристально разглядывала мастера, в дверь негромко постучали, и в комнату вошла маленькая девочка, очень миловидная и довольно странно одетая. Ее густые каштановые волосы, немного светлее, чем у Гризельды, свисали вдоль спины двумя длинными косами. Одета девочка была в  короткую красную юбку с серебряным шнуром, в черный корсаж, шитый серебром, и белую рубашку  с красивым кружевом на воротнике и запястьях. А сколько у ней было разных украшений: и ожерелья, и браслеты, и сережки, и небольшая серебряная диадема; нет, даже не диадема, а лента с нашитыми на нее серебряными квадратами. Девочка вся звенела, когда  вошла в комнату, и старик посмотрел на нее с довольной улыбкой.
- Ну что, дорогая, ты готова к празднику? – сказал он. Хотя язык, на котором он говорил, был весьма странен, Гризельда все прекрасно поняла.
- Да, дорогой дедушка. Разве это платье не чудесное? – воскликнула девочка. - Я  была бы совсем  счастлива, если бы и вы пошли со мною, и если бы у вас было красивое бархатное пальто, как у минхеера ван Хойтена. 
  Старик покачал головой.
- Я слишком занят для этого, дорогая, -  ответил он, - и, кроме того, слишком стар. Я должен упорно трудиться, чтобы заработать  деньги для моей малышки. Когда я покину ее, она не должна зависеть от щедрости своих английских сестер. 
- Разве я смогу думать о деньгах, когда вы покинете меня, дедушка? – сказала девочка, и ее глаза наполнились слезами. - Я предпочитаю жить в этом небольшом домике, и уверена, что соседи давали бы мне кое-что поесть, а я бы  слушала тиканье часов и думала о вас. Я не хочу, чтобы вы из-за меня продавали все ваши замечательные вещи, дедушка. Они будут напоминать мне о вас, а деньги не будут.
- Я продам не все, Сибилла, не все, - сказал старик. - Лучшее из всех, шедевр всей моей жизни, не должно быть продано. Это будет твое, ты будешь обладательницей часов, которые коронованные особы напрасно бы  стремились купить. 
Его тусклые старые глаза прояснились, и на мгновение он сделался прямым и сильным.
- Вы говорите о часах с кукушкой? – тихо спросила  Сибилла.
- Да, моя любимая, часы с кукушкой, работа, венчающая мою жизнь, часы, которые проживут дольше, чем я, и возможно, даже дольше тебя, мое обожаемое дитя. Эти часы расскажут моим правнукам, что они не должны презирать своего предка, старого голландского механика.
 Сибилла обняла его. 
- Вы не должны говорить так, дедушка, - воскликнула она. - Я буду учить моих детей и моих внуков  гордиться вами - о, как гордиться! - так же, как я горжусь вами, дедушка. 
- Конечно, моя любимая, - сказал старик, осторожно ставя на стол хрупкую часть механизма, который он держал в его руке, и нежно обнимая девочку. - Поцелуй меня еще раз, дитя, и иди - твои маленькие друзья ждут тебя.
   Когда  он произнес эти слова, все перед глазами Гризельды вновь заволокло туманом, и первая из кукушкиных «картин»  исчезла из виду.

   Когда туман рассеялся, место действия  изменилось, но на сей раз оно показалось Гризельде немного знакомым, хотя она не сразу узнала его и пристально разглядывала в течение нескольких мгновений. Это был большой салон, но он очень отличался от того, который она видела. Сорок лет так же меняют облик комнат, как и облик людей!
   Выцветшие желтые шелковые портьеры еще были богатыми и блестящими. Букеты прекрасных цветов стояли на столах; сияли восковые свечи;  в креслах сидели дамы  и господа в старинных одеждах. Среди них Гризельда отметила двух дам, не очень молодых, но все еще красивых и величественных, и кое-что шепнуло ей, что это были ее  тети, мисс Анита и мисс Табита.
- Бедные тетушки, - она сказала себе тихо, - как же они постарели с того времени! 
  Но Гризельда недолго разглядывала их: ее внимание было привлечено  более молодой леди, почти девочкой, но такой милой и симпатичной! Она танцевала с джентльменом, глаза которого смотрели на нее, как будто не видели ничего вокруг, и сама она казалась переполненной  юностью и счастьем. Каждый  шаг выдавал ее радость.
  - Ну что,  Гризельда, - прошептал голос, который, как она знала, был голосом кукушки, - тебе все еще не хочется, чтобы говорили, что ты похожа на свою бабушку? 
  Гризельда  резко обернулась, чтобы увидеть говорящего, но никого не увидела, а когда повернулась обратно, изображение большого салона исчезла, а на его месте появилась еще одна «картина». Гризельда  видела перед собою проселочную дорогу в летнее время. Сияло солнце, пели птицы, деревья были покрыты яркими зелеными листьями – все казалось счастливым и радостным. Но в отдалении на скамье сидел одетый в траур очень печальный молодой человек, который в прошлой картине танцевал с девушкой. Гризельда поняла, что Сибиллы больше нет с ним.
  Когда и эта «картина» исчезла, уха девочки коснулись звуки сладкой музыки, более прекрасной, чем все, что она слышала прежде, более прекрасной, чем самые прекрасные песни волшебной кукушки - и в этой музыке звучали одновременно очарование детского голоса  и мягкие ноты голоса женского. 
- Это поет Сибилла, -  мечтательно подумала Гризельда, и с этой мыслью снова заснула.
    Когда она пробудилась, то обнаружила себя по-прежнему сидящей в кресле  у камина. Все вокруг было таким же, как обычно, часы с кукушкой тикали спокойно и ритмично. Это был сон? Гризельда не могла решить.
- В конце концов, совсем неважно, что это было, -  сказала она себе. - Если это был сон, то его послала мне кукушка. Спасибо, кукушка, -  продолжала она, глядя на часы. - Последняя картина была довольно грустна, но  я рада, что все это увидела - теперь я никогда не буду возражать, когда говорят, что я похожа на мою дорогую бабушку. 
   Кукушка не обратила никакого внимания на слова девочки, но Гризельда уже к этому привыкла.
- Не сомневаюсь, что она прекрасно меня слышала, - подумала она, - а если нет, то это не повод забыть поблагодарить ее.
 Гризельда некоторое время сидела не двигаясь, обдумывая то, что  видела, и пытаясь разглядеть еще что-нибудь в огне камина. Постепенно ее слух различил стук колес экипажа, шум открывающихся и закрывающихся дверей,  суматоху прибытия.
 - Должно быть, тетушки вернулись, - подумала Гризельда. Так оно и было. Через несколько минут мисс Анита, сопровождаемая мисс Табитой, появилась в дверях приемной.
- Ну, моя дорогая, как твои дела? - спросила мисс Анита с тревогой. - Время тянулось не очень долго, пока мы были в отъезде? 
- О нет, спасибо, тетя Анита, -  ответила Гризельда, - совсем не долго. Мне было хорошо, моя простуда проходит, и голова перестала болеть.
- Это  хорошие новости, - сказала мисс Анита. – Но я не очень удивлена, -  продолжала она, поворачиваясь к мисс Табите, - мой чай способен вылечить любую простуду.  Нет ничего лучше этого средства.
- Нет ничего, - отозвалась мисс Табита; - действительно нет ничего лучше. 
-Тетя Анита, - сказала Гризельда после паузы, -  моя бабушка умерла совсем молодой? 
- Да, моя дорогая, очень молодой, - ответила мисс Анита дрогнувшим голосом.
- И ее муж очень горевал? - продолжала Гризельда.
- Он был просто убит горем, - сказала мисс Анита, -  и прожил после этого совсем недолго, а потом, как ты знаешь, моя дорогая, твоего отца доверили нашим заботам. А теперь он послал сюда тебя   – третье поколение детей  растет в этом доме.
- Моя бабушка умерла летом, когда все цвело, и была похоронена в очень красивом  месте? – снова спросила Гризельда.
- Да, - изумленно подтвердила  мисс Анита.
- А когда она была маленькой девочкой, то жила со своим дедушкой, старым голландским механиком? - продолжала Гризельда, подсознательно используя  те самые слова, которые слышала в своем  видении. - Он был хорошим старичком: сделал часы с кукушкой и много других милых и замечательных вещей. Я не удивляюсь, что маленькая Сибилла любила его; он был так добр к ней. Но, тетя Анита, какой она тогда была красавицей, когда  танцевала с моим дедушкой в большом салоне! И как мило тогда выглядели вы и тетя Табита!
   Мисс Анита задержала дыхание от удивления; и без сомнения если бы мисс Табита знала это, то  сделала бы то же самое. Но Гризельда лежала неподвижно, пристально глядя в огонь и совсем не замечая удивления  тетушек.
- Это твой  папа рассказал тебе эти старые истории, моя дорогая? – спросила наконец мисс Анита.
- О нет, - мечтательно ответила Гризельда. - Папа никогда не говорил мне ничего подобного. Кое-что рассказала мне Доркас; по крайней мере, она заставила меня захотеть все узнать, и я попросила кукушку показать мне это все. Это было очень интересно.
  Мисс Анита  поглядела на ее сестру.
- Табита,  дорогая, -  сказала она тихо, - ты слышала? 
      И мисс Табита, которая вовсе не была  глухой и прекрасно слышала, когда хотела, безмолвно закивала в ответ.
- Табита, - продолжала мисс Анита  тем же тоном, - это замечательно! Как верно сказано, Табита, что «есть многое на свете, что и не снилось нашим мудрецам» (как видите, мисс Анита была начитанной старой леди)! С самого начала, Табита, мы  чувствовали, что этот ребенок странно похож на Сибиллу. 
- Похож на Сибиллу, - повторила мисс Табита.
- Может, девочка вырастет такой же хорошей, как Сибилла, если и не такой красивой – что мы вряд ли можем ожидать; и, надеюсь, она дольше пробудет рядом с теми, кто ее любит, - добавила мисс Анита, склоняясь над Гризельдой, и слеза медленно покатилась по ее щеке. – Смотри, Табита, наша дорогая девочка уже крепко спит. Я думаю, завтра утром она будет совсем в порядке, ее простуда проходит.

Глава 6
Неверный путь

   «Завтра утром» Гризельде, действительно, стало намного лучше. Можно было сказать, что она уже совсем поправилась. Но сама Гризельда еще чувствовала себя не вполне здоровой, хотя все же заметила перемену к лучшему. Ей хотелось, чтобы ее баловали, кормили крепким бульоном,  желе и бисквитами с  чаем, и  все так и было в течение дня или двух: ее баловали, давали много крепкого бульона,  желе, фруктов и бисквитов, поскольку тетушки, как вы, должно быть, уже поняли, были очень, очень добры к ней и старались ей во всем угодить.
   Но через несколько дней балования  и крепкого бульона  в голову мисс Аниты, которая обладала достаточной долей здравого смысла, пришла мысль, что они, возможно, в этом немного переусердствовали.
-Табита, - сказала она сестре, когда они сидели вместе вечером после того, как Гризельда легла спать, - Табита, моя дорогая, я думаю, что девочка уже вполне здорова. Мне кажется, что уже можно известить мистера Камзола, что она сможет послезавтра возобновить  занятия.
- Послезавтра, - повторила мисс Табита. - Послезавтра  она сможет возобновить  занятия – послезавтра, да, конечно. Обязательно надо известить доброго мистера Камзола, дорогая Анита. 
- Я так и думала, что ты согласишься со мной, - сказала мисс Анита со вздохом облегчения (как будто бедная мисс Табита в течение всех прошлых пятидесяти лет когда-нибудь пыталась поступить как-то еще), вставая, чтобы принести письменные принадлежности. - Это  так хорошо, что мы всегда можем посоветоваться друг с другом, как лучше поступить. Я немного боялась, не сильно ли я  требовательна к девочке,  но поскольку ты соглашаешься со мной, я больше не имею опасений.
- Опасения, моя дорогая? О нет! - сказала мисс Табита. – У тебя нет никаких оснований для опасений, я уверена, дорогая Анита!   
   Итак, письмо было написано и отослано, и следующим утром, когда около двенадцати часов Гризельда, выглядевшая слишком румяной и веселой для больной, появилась в небольшой гостиной, где  обычно сидели тетушки, мисс Анита сказала ей:
- Я написала мистеру Камзолу и попросила завтра возобновить занятия, - сказала она спокойно. - Я думаю, что ты уже совсем поправилась, поэтому завтра Доркас разбудит тебя как обычно. 
  Гризельда только что удобно расположилась в углу дивана. В комнате ее ждала  очень интересная книжка, которую отец, узнав о ее  болезни, прислал по почте, а здесь - тарелка желе, которую Доркас приносила ей для завтрака каждый день, с тех пор как она была больна. Тетушкины слова были подобны  внезапному холодному ливню  или порыву восточного ветра.
  Она выпрямилась на диване и воскликнула раздраженно:
- О, тетя Анита!
- Что, моя дорогая? - спросила мисс Анита  спокойно.
- Не заставляйте  меня начинать уроки. Я могу снова заболеть, потому что мистер Камзол  будет груб со мной, а он такой неприятный, когда бывает грубым. 
-Тише! - сказала мисс Анита, повелительно поднимая  руку, и ее жест напомнил Гризельде любимое выражение кукушки – «повинуйся распоряжениям».  Именно в это время  часы в приемной прокуковали двенадцать: «Куку! Куку! Куку!» Гризельда что-то недовольно пробормотала, свернулась на диване, открыла книгу и начала читать. Но книга почему-то стала совсем  неинтересной. Прочитав несколько страниц, девочка начала зевать, поэтому была рада, что ее прервала Доркас, принесшая желе. Но и желе было не таким вкусным, как раньше. Гризельда подумала, что оно слишком сладкое; а когда попробовала еще раз, то ей показалось, что в нем слишком много  корицы;  третий же раз совсем разочаровал ее.  Она положила  ложку и недовольно отвернулась.
- Что случилось, моя дорогая? - спросила мисс Анита. - Разве ты не любишь желе?
- Не знаю, - коротко ответила  Гризельда. Она съела несколько ложек и затем снова взяла  книгу. Мисс Анита больше ничего не сказала, но подумала, не поторопилась ли она вызвать учителя. 
   Так продолжалось целый день. Ничто, казалось, не радовало Гризельду. Это был унылый, холодный день; такой, который заставляет мир казаться мертвым, лишая надежды на то, что когда-либо наступит тепло, зазвучат песни птиц и расцветут цветы.
   Вечером  Гризельда прокралась в приемную  и села у окна. На улице  было почти совсем темно, да и в комнате  ненамного  веселее –  огонь в камине почти погас, а лампы не были зажжены; только часы с кукушкой продолжали, как всегда, оживленно тикать.
- Ненавижу зиму, - сказала Гризельда, прижимаясь  холодным  личиком к еще более холодному оконному стеклу, - ненавижу зиму, и  ненавижу уроки. Я  бы тут же перестала быть человеком, если бы могла  стать…  кем  бы я хотела стать? О да, я знаю - бабочкой. Бабочки никогда не видят зимы, и у них, конечно, нет никаких уроков или другой работы. Я ненавижу, когда должна что-нибудь делать.
 «Ку-ку», - прозвучало внезапно над ее  головой. Прокуковав  четыре часа, кукушка немедленно скрылась в своем домике. В этом не было ничего, что могло бы заставить Гризельду почувствовать себя оскорбленной, но тем не менее она рассердилась.
- Мне все равно, что ты думаешь, кукушка! - воскликнула она вызывающе. - Я действительно ненавижу зиму,  действительно ненавижу уроки,  действительно думаю, что мне было бы лучше быть бабочкой, чем маленькой девочкой!
     В глубине сердца Гризельда надеялась, что кукушка выйдет и поговорит с нею об этом. Даже если бы та отругала ее, это было бы лучше, чем сидеть  в одиночестве и не иметь возможности ни с кем поговорить – это тяжелее самой скучной работы. Совесть шептала девочке, что она должна просмотреть свои последние уроки с мистером Камзолом  и освежить память для следующего дня, но увы! Знать свои обязанности и выполнять их – это разные вещи, и Гризельда просидела целый день у  окна, ничего не делая, только ворча и заставляя себя поверить, что она - самая  несчастная  девочка во всем мире. К тому времени, когда пришла Доркас, чтобы позвать ее к чаю, у девочки не осталось ни одной приятной мысли в голове и ни одного приятного чувства в душе.
   Но после чая ничего не изменилось, и вскоре Гризельда спросила, можно ли ей  лечь спать. Она сказала тетушкам, что очень устала, и выглядела она  именно так: ведь плохое настроение  и безделье очень утомляют, у детей пропадает румянец и перестают блестеть глаза. Гризельда подставила тетушкам щеку  для  поцелуя так кротко и укоризненно, что заставила старых леди чувствовать себя весьма неудобно.
 - Я не уверена, что мы не поторопились позвать мистера Камзола, Табита, - заметила мисс Анита тревожно, когда Гризельда вышла из комнаты. Но мисс Табита была занята, считая стежки, и не уделила должного внимания  наблюдениям мисс Аниты, лишь повторила спокойно:
 - Сестра, конечно, мы не поторопились позвать мистера Камзола. 
- Хорошо, что ты так думаешь, - сказала мисс Анита со вздохом облегчения. - Я  беспокоюсь, когда вижу ребенка таким бледным и утомленным. 
  Наверху Гризельда поспешно забралась в кровать. В камине горел веселый огонь, но даже это девочку не радовало! Она была слишком раздражена, чтобы быть довольной чем-нибудь, слишком расстроена, чтобы вымыть лицо и руки и позволить Доркас расчесать, как обычно, ее волосы, слишком раздосадована, чтобы прочитать вечернюю молитву!
  Гризельда забралась в кровать, оставив в душе такой же беспорядок, как в одежде, которую свалила на пол непривлекательной кучей. Она не хотела ни о чем думать, потому что ее глупое сердечко целый день терзали самые неприятные чувства, и теперь она стремилась  скорее заснуть  и забыть  обо всем.
   Уснула Гризельда действительно  очень быстро, ведь она так  утомилась от раздражительности и безделья. Проснувшись, девочка почувствовала себя неожиданно  свежей и отдохнувшей и  предположила, что уже наступило  утро. Было темно, как это и должно было быть зимним утром, тем более что ставни были закрыты.
- Интересно, - подумала  Гризельда, - интересно,  утро ли это. Я хотела бы встать рано – я так  рано легла в кровать. Пожалуй, я выпрыгну из кровати и приоткрою ставни – тогда  сразу увижу, взглянув на небо, утро это или нет. 
    Она вскочила, пробежала через всю комнату  к окну, без большого труда  нашла крючок ставней, откинула его и открыла  одну створку. Но нет, на утро это нисколько не было похоже. Светила луна, хоть и не очень ярко, облака торопливо пробегали мимо «лика лунной девы», поэтому  свет был больше похож на множество бледных вспышек, чем на ровное холодное сияние луны в морозную ночь. Погода начинала  меняться, облака собирались в целые флотилии, все  выглядело диким и бурным, и девочка даже задрожала немного, частично от холода, частично от какого-то необъяснимого страха.
 - Лучше вернусь  в кровать, - решила она,  - хотя совсем не хочу спать. 
    Она только собралась снова закрыть  ставень, когда вдруг остановилась в удивлении. Снаружи на подоконнике сидела птица – крошечная птичка, прижимающаяся  к холодному стеклу. Доброе сердце Гризельды сразу же охватила жалость.  Она придвинула  стул к окну и  сумела открыть его – это  было не очень тяжело – и открыть  достаточно широко, чтобы осторожно протянуть  руку к птице. Та  не двигалась.
- Может быть, она замерзла? - подумала Гризельда с тревогой. Но нет, птичка не погибла. Она позволила  руке девочки обхватить ее и втянуть в комнату, а когда почувствовала ласку и тепло, то  нежно клюнула девочку в большой палец.
- Бедная маленькая птичка, как ты замерзла, -  сказала Гризельда. Но  к ее изумлению, лишь только  птица благополучно оказалась  в комнате, как вырвалась  из  руки девочки,  вспорхнула ей на плечо  и пропела нежно и ясно: «Ку-ку, ку-ку, замерзла? Не очень, спасибо».
  Гризельда  отступила от окна.
- Так это ты, кукушка? -  спросила она довольно  сердито.
- Конечно, это я, почему бы нет? Обычно ты встречаешь меня более любезно.  В чем дело?
- Ни в чем, - ответила Гризельда, при этих словах кукушки чувствуя себя немного виноватой, - только если бы я знала, что это ты…   
Девочка замялась.
- Ты не лезла бы на стул  и  не открывала  окно, рискуя повредить свои пальчики, если бы знала, что это  я - так, да? - спросила кукушка.
После этого  Гризельда была просто обязана сказать то, что  думала.
- Тогда мне не нужно было бы  открывать окно, -  сказала она, и негодование прозвучало в ее голосе. - Ты же можешь войти или выйти когда захочешь; ты ведь не настоящая птица. Конечно, ты только хотела обмануть меня, сидя там и притворяясь умирающей от голода птичкой.
 - Вот это да, вот это да! - воскликнула кукушка. – Есть на что пожаловаться, да, Гризельда?  Ты, значит, очень дорого ценишь свое время и силу, раз так сожалеешь о том, что впустую потратила их на меня!
  Гризельда почувствовала, что краснеет. Что кукушка имела в виду? Она узнала про вчерашний вечер? Девочка  ничего не ответила, только наклонила голову, и  слезинки медленно поползли по ее щекам.
- Дитя, - сказала кукушка, внезапно изменяя  тон, - ты еще очень глупа. Разве доброе дело или добрая мысль могут быть напрасными? Доброта имеет крылья, которые никогда не устают, и корни, которые никогда не умирают. Для чего я прилетела сюда и села под твоим окном, как ты полагаешь? 
- Кукушка, - сказала Гризельда кротко, - я очень сожалею.
- Очень хорошо, - сказала кукушка, -  пока оставим это. У нас есть чем заняться. Тебе холодно, Гризельда?
- Очень, - призналась та. - Я хотела бы вернуться в кровать,  если можно; тебя я тоже приглашаю  погреться. 
- Кроме лежания в кровати есть и другие способы согреться, - сказала кукушка. - Хорошая оживленная прогулка, например. Я собиралась пригласить тебя выйти со мной в сад.
  Гризельда застонала.
- В сад! О, кукушка! -  воскликнула она.  - Как ты можешь даже думать об этом в такую ужасно холодную ночь? О нет,  кукушка, ни за что!
- Очень хорошо, Гризельда, - сказала кукушка, - если ты все еще не научилась доверять мне, то и говорить не о чем. Доброй ночи.
  Она захлопала  крыльями, крикнула «ку-ку», пролетела через  комнату и исчезла,  прежде чем Гризельда успела что-то понять. Девочка торопливо последовала за нею, натыкаясь в полутьме на  мебель. Дверь была закрыта, но кукушка пролетела сквозь нее («наверно, в замочную скважину, - решила  Гризельда, - ведь она может выбирать  любой путь»), и  слабое «куку» уже  слышалось по другую сторону двери, которую девочка тут же мгновение открыла и устремилась по длинному коридору  в темноту, ведомая только голосом, время от времени раздававшимся где-то впереди: «ку-ку, ку-ку».
  Она забыла про холод, или скорее, не чувствовала его, хотя старый дубовый  пол не был покрыт ковром, и его полированная поверхность казалась ледяной босым ножкам девочки. Длинный коридор сегодня вечером стал еще длиннее, чем обычно. Гризельда предположила, что пробежала по нему уже полмили или больше, когда наконец остановилась, увидев, что дальше бежать некуда. Где же  она оказалась? Она не могла понять, но решила, что это та часть дома, которую она никогда не исследовала днем. Перед девочкой была небольшая лестница, ведущая вниз и заканчивающаяся  дверцей. Все это Гризельда смогла разглядеть, потому что лучи света вдруг вырвались из замочной скважины и из щелей вокруг  двери –   свет  был такой яркий, что  девочка замигала, на мгновение почувствовав себя  ослепленной.
 - Свет вспыхнул  так внезапно, -  сказала она себе, - кто-то, должно быть, зажег лампу, хотя на лампу это не  похоже  - слишком ярко. Это больше походит на солнечный свет, но как солнце может сиять в комнате в середине ночи? Открою-ка дверь и загляну туда.
 - Ку-ку, ку-ку, - тихо, но отчетливо  раздалось в ответ.
 - Может быть, это уловка кукушки, чтобы выманить меня в сад? - подумала Гризельда. Впервые с того времени, как  она выбежала из комнаты,  дрожь охватила  ее и заставила застучать зубами, а по  коже побежали мурашки.
- Куку, куку, - прозвучало снова, на этот раз ближе.
- Кукушка ждет меня. Я должна доверять ей, -  сказала девочка решительно. - Она всегда была добра ко мне, и как ужасно с моей стороны думать, что она может меня обмануть.
  Гризельда сбежала по лестнице и схватилась за ручку двери, та легко повернулась, дверь открылась и снова бесшумно закрылась позади девочки.
- Закрой глаза на минутку, Гризельда, - прозвучал над ее головой голос кукушки, - непривычно яркий свет может ослепить тебя. Закрой глаза, а я помажу их росой маргаритки, чтобы сделать более сильными и зоркими.
  Гризельда сделала так, как ей было велено, и почувствовала, как мягкое  перышко кукушки  трижды  нежно коснулось ее век, и восхитительный аромат поплыл в воздухе.
-Я и не знала, что маргаритки так сильно пахнут, - заметила она.
- Конечно, не знала. Ты забываешь, Гризельда, что тебе еще многому …
 -О, пожалуйста,  не надо, кукушка, только не это,  -  воскликнула девочка, умоляюще сложив руки, но не открывая при этом глаза.  - Не говори этого, а я пообещаю верить всему, что ты  мне скажешь. Когда я смогу открыть глаза?
- Медленно повернись три раза. Это даст время росе вступить в силу, - сказала кукушка. – Начинай: раз, два, три. Теперь открывай!
   И Гризельда открыла глаза.

Глава 7
Страна бабочек

       Итак, Гризельда открыла глаза. Что же она увидела? Самый прекрасный  сад, который могли увидеть глаза маленькой девочки! У меня не хватит слов, чтобы  его описать, и мне придется обратиться к вашему воображению. Скажу только, что это был восхитительный сад: лужайки, похожие на зеленый бархат; маленький ручей, журчащий и играющий в прятки среди кустов; деревья – и, конечно, цветы,  цветы всевозможных оттенков и форм. Но этой окружающей ее красоте Гризельда сначала не уделила должного  внимания, пораженная более необычным зрелищем. 
   Вокруг порхали бабочки! Конечно, сами по себе бабочки не были чем-то необыкновенным, но таких бабочек, каких увидела Гризельда, никто никогда не видел. Их было невероятно много, а  разнообразие их расцветок и размеров казалось  просто невероятным! Они трепетали повсюду, от движений их маленьких крыльев весь сад казался  живым.
   Гризельда на мгновение замерла в восхищении, устремив глаза на прекрасные создания, порхающие перед нею, и наслаждаясь ласковым  светом, который согревал  ее босые ножки и окутывал ее всю теплом. Потом  она обратилась к своей маленькой подружке.
- Кукушка, -  сказала она, - я так тебе благодарна. Ведь это - волшебная страна!
Кукушка улыбнулась, если можно так выразиться, и покачала головой.
- Нет, Гризельда, - сказала она мягко, - это  только страна бабочек.
- Страна бабочек! - повторила Гризельда несколько разочарованным  тоном.
- Хорошо, - сказала кукушка, - а кем ты вчера хотела стать?
  Гризельде не понравился этот намек на «вчера». Она решила сменить тему разговора.
- Это прекрасное место, как бы оно не называлось, - сказала она, - и я очень благодарна тебе, кукушка, что ты привела меня сюда. Могу я теперь побегать и все рассмотреть? Как восхитительно снова чувствовать тепло! Я и не знала, что так замерзла. Взгляни, кукушка, даже пальцы на руках и ногах у меня посинели и только теперь начинают согреваться. Я думаю, что солнце сияет здесь всегда!  Как  хорошо  быть бабочкой, правда,  кукушка? Можно ничего не делать, только летать и порхать.
  Тут она, запыхавшись, остановилась.
- Гризельда, - сказала строго кукушка, - если ты хочешь, чтобы я ответила на твои вопросы, то должна задавать  их по одному. Ты можешь бегать вокруг и все смотреть, если тебе это нравится, но не надо так суетиться. Ты сделаешь очень много ошибок, если будешь суетиться – и уже некоторые совершила.
- Какие? - спросила Гризельда.
- Разве бабочки ничего не делают, только летают? Понаблюдай-ка за ними.
Гризельда стала наблюдать.
- Они, действительно что-то делают, -  признала  она, наконец, - но я не могу понять, что. Они копошатся в цветах, а затем улетают  подобно пчелам, собирающим мед. Но, кукушка, ведь  бабочки не собирают мед?
- Нет,- сказала кукушка. - Они пополняют свои наборы красок.
- О чем ты говоришь?  - спросила  Гризельда.
- Пойдем посмотрим, - предложила  кукушка.
    Она полетела впереди, выбирая путь по самым красивым дорожкам этого чудесного сада. Дорожки отличались друг от друга тем, что цветы, растущие по обе стороны от них, были расположены в определенном порядке, составляя гамму оттенков одного цвета: от  бледно-розового к глубокому темно-алому;  от мягкого зеленовато-синего цвета  маленькой незабудки к богатому густо-синему оттенку царственного  василька. Там были все возможные  цвета, тончайшим оттенкам которых  Гризельда даже не знала названия, хотя различала их, потому что роса маргаритки обострила ее зрение и позволила видеть то, что она никогда не могла бы увидеть  прежде.
- Как красиво посажены здесь цветы, -  сказала девочка кукушке. - Это  только для красоты или для чего-то еще?
- Это экономит время, - ответила кукушка. – Бабочки-собиратели точно  знают, куда лететь за  оттенком, который нужен здешним умелым художникам, рисующим цветы.
- Кто такие бабочки-собиратели и кто рисует цветы? - спросила Гризельда.
- Немного подожди и увидишь все своими глазами,  - ответила кукушка. – Да и языку надо давать  отдых время от времени.
   Гризельда решила последовать  совету, хотя ей не очень понравилась манера, в которой он был дан.  Она действительно увидела все своими глазами: когда они с кукушкой шли по цветочной аллее,  девочка заметила, что все бабочки заняты делом.  Они прилетали по две и по три, садились на цветки одного цвета, но разного оттенка, и добывали краску. Первой улетала бабочка, несущая самый бледный оттенок, за ней следовала вторая с оттенком поярче, а последней была бабочка с самым глубоким и ярким цветом.
  Гризельда вздохнула.
- В чем дело? - сказала кукушка.
- У них такая трудная работа,  -  ответила девочка печально.
- Зима  - занятое время года, - сказала кукушка сухо.
  Через некоторое время они вышли в центр сада. Здесь стоял огромный стеклянный дом с бесчисленными дверями, в которые постоянно влетали и вылетали бабочки, что напомнило  Гризельде  пчел и улей. Но она решила молчать, пока кукушка сама не заговорит.
- Входи, - наконец сказала кукушка.
   Гризельде пришлось сильно наклониться,  чтобы  она смогла войти, не стукнувшись  головой и не ничего не повредив.  Внутри все было заполнено бабочками. Приглядевшись, девочка увидела, что беспорядок и суета были только кажущимися. Бабочки сидели рядами на длинных, узких, белых столах, и перед каждой был крошечный цветок размером с булавочную головку, который бабочка  тщательно раскрашивала одним из своих усиков, набирая краску с крылышка другой бабочки, которая стояла рядом. Время от времени бабочка-помощник улетала, и ее место занимала другая. 
 - Улетела наполнить свою коробочку краской, - заметила кукушка, словно  читая мысли Гризельды.
- Но что они красят, кукушка? -  спросила девочка нетерпеливо.
- Все цветы мира, - ответила кукушка. - Осенью, зимой и весной  они напряженно работают. Только в течение трех летних месяцев у них отпуск, тогда некоторые из них путешествуют в мир людей, а те называют их «праздными бабочками»! Но даже и в мире людей бабочки не отдыхают. Они смотрят за цветами, проверяют, хорошо ли сделана  их работа, восстанавливают поврежденные лепестки или исправляют выцветший  оттенок, хотя никто этого не знает.
- А я теперь знаю, - сказала Гризельда. - Я никогда не буду говорить о праздных бабочках. Но, кукушка, неужели они должны покрасить каждый цветок в мире? Какую огромную работу им приходится проделывать! 
- Нет,- сказала кукушка, - цветы здесь волшебные. Они никогда не исчезают и не умирают, всегда остаются такими же, какими ты их видишь. Цветы в мире людей сделаны по их образцу, но там они лишь слабые и не очень красивые создания, гибнущие в самом расцвете. Полевые цветы более живучи, пока люди не добираются  до них. 
- Но как  цветы оказываются в нашем мире? - спросила Гризельда.
- Бабочки пересылают их ночью, когда вы все  спите, - ответила  кукушка. – Цветы окрашены особой краской, поверхность которой увеличивается вместе с их ростом. Поэтому если бы твои глаза остались обычными, Гризельда, ты даже не смогла бы разглядеть лепестки, которые бабочки сейчас красят. 
- А упаковку, - спросила  Гризельда – тоже делают бабочки? 
- Нет,- сказала кукушка, - об этом заботятся феи.
- Как замечательно! - воскликнула Гризельда. Но прежде, чем кукушка успела что-то сказать, в воздухе зашумело бесчисленное множество маленьких крыльев. У бабочек наступило обеденное время.
- Хочешь есть, Гризельда? - спросила кукушка.
- Не  очень, - ответила Гризельда.
- Возможно, это к лучшему, - сказала кукушка, - поскольку я не знаю, понравилось бы тебе  здесь обедать.
- Почему нет? - спросила Гризельда с любопытством. - Что едят на обед бабочки? Мед? Я люблю его намазывать на хлеб. 
- Тебе не предложат  никакого меда, - начала кукушка, но ее прервали. Две красивые бабочки влетели в большой стеклянный зал  и приблизились к ним, сев на кукушкино плечо. Они потрепетали  в течение минуты, словно возбужденно о чем-то говорили, а затем улетели снова так же внезапно, как и появились.
- Это были королевские посыльные, - сказала кукушка, поворачиваясь к Гризельде. - Они прибыли  от имени короля и королевы, чтобы пригласить нас на пир в честь нашего посещения. 
- Как  забавно! - закричала Гризельда. – Давай  сразу пойдем туда! О нет, - вдруг  продолжила она  печально, - я забыла, кукушка, что  не могу идти на королевский пир в  ночной рубашке. Я совсем забыла об этом. 
- Не волнуйся, - сказала кукушка, - я все устрою. 
  Она  улетела и вскоре вернулась, сопровождаемая целым облаком бабочек, которые были меньше тех, что видела Гризельда, и только двух цветов: половина бабочек была синяя, половина - желтая. Они подлетели к Гризельде и принялись ее одевать. И как, вы думаете, они одевали ее? Собой!
   Синие бабочки уселись по низу ее белой длинной ночной рубашки, создав широкую кайму,  затем поместились два или три узких желтых ряда, а потом снова синий. Вокруг ее талии еще несколько десятков бабочек  создали прекрасный сине-желтый пояс, а остальные украсили собой рукава и вырез горловины с таким мастерством и выдумкой, словно были великолепными модельерами.
  Но самым великолепным украшением была диадема в виде венка, который бабочки образовали на ее голове, рассыпавшись  по  вьющимся каштановым волосам, и, когда девочка двигалась, росинки на их крыльях дрожали, словно маленькие бриллианты.  Никто не узнал бы теперь Гризельду; она напоминала волшебную королеву или, по крайней мере, принцессу, ведь даже на ее босых ножках бабочки создали что-то вроде цветочных туфелек, хотя и без подошв.
  -Теперь, - сказала кукушка, когда наконец все бабочки, синие и   желтые, замерли на своих местах, - теперь, Гризельда, взгляни на себя.   
  Кукушка важно прошествовала  к мраморному бассейну, в который лилась вода одного из звенящих ручьев, тут и там журчащих в саду, и предложила Гризельде посмотреться в  водное зеркало. По воде бежала легкая рябь, но, тем не менее, девочка смогла увидеть свое отражение. Она глядела на себя с большим удовлетворением, поворачиваясь, чтобы увидеть себя со всех сторон. 
-Это прекрасно, - сказала она наконец. - Но, кукушка,  ведь я даже сесть не смогу, чтобы их не раздавить!
 - Не беспокойся об этом, - сказала кукушка; - бабочки  способны позаботиться о себе сами. Ты думаешь, что ты - первая девочка, для которой они  сделали платье? 
  Гризельда больше ничего не сказала и последовала за кукушкой, двигаясь все же довольно осторожно, несмотря на совет не заботиться о бабочках. Наконец кукушка остановилась перед  террасой, в центре которой росло странное растение с большими гладкими и раскидистыми  листьями. На двух самых верхних листьях, блестя на солнце роскошными крыльями,  сидели две великолепных бабочки.
  Они были во много раз больше, чем те бабочки, которых Гризельда  видела раньше (даже сама кукушка казалась маленькой по сравнению с ними), и настолько красивы, что девочка почувствовала благоговение. Было невозможно определить цвет их крыльев, потому что даже при самом слабом движении они переливались и сверкали всевозможными оттенками. Скорее они походили на живые радуги.
- Это король и королева? - спросила Гризельда шепотом.
- Да, - ответила  кукушка.- Не правда ли, восхитительно?
- Конечно,  - сказала Гризельда, - но, кукушка, неужели они никогда ничего не делают, кроме того, что греются там на солнышке? 
- О, глупая девочка, - воскликнула кукушка, - всегда ты торопишься с выводами. Нет, страной бабочек управляют не так. Король и королева работают еще больше,  чем любые другие бабочки.    Время от времени из всех бабочек выбирают самых трудолюбивых и наиболее умелых, а затем им позволяют отдыхать и питаться самым прекрасным нектаром, чтобы они стали такими  роскошными, как сейчас. Но даже теперь они не бездельничают; они управляют всей работой  и создают новые цвета. 
- Вот это да! - сказала Гризельда, - какими умными они должны быть! 
   Именно в это мгновение король  и королева взмахнули великолепными крыльями и с достоинством  поднялись в воздух.
- Они улетают? - спросила Гризельда разочарованно.
- О, нет, - сказала кукушка, - они приветствуют тебя. Протяни руки. 
Гризельда вытянула руки вперед и стояла, пристально глядя в небо. Через минуту или две королевские бабочки появились снова. Они медленно, величественно снижались, пока не опустились на маленькие руки девочки -  король справа, королева слева, почти закрывая ее пальцы  большими великолепными крыльями.
 - Вот теперь ты выглядишь просто по-королевски,  - сказала кукушка, отскочив на несколько шагов и  одобрительно рассматривая девочку, - но празднику пора  начаться, а нам не подобает опаздывать.   
    Король и королева, казалось, поняли ее слова. Они взлетели с рук Гризельды и устроились на красивой лужайке прямо под  террасой со странным  растением. Здесь была, очевидно,  их парадная гостиная, и едва  король с королевой заняли свои места, как со всех сторон начали слетаться бабочки всевозможных видов и расцветок: бабочки маленькие и бабочки большие; бабочки светлые  и бабочки темные; бабочки синие, розовые, темно-красные, зеленые, золотые -  гораздо больше цветов и оттенков, чем вы можете вообразить.
  Они все устроились вокруг обеденного стола, и сразу появилось множество маленьких белых бабочек, осторожно несущих  лепестки цветков, в каждом из которых блестела капля. Один лепесток бережно подали  королю, другой - королеве, которые,  наклонившись к лепесткам  на мгновение,  передали их сидящим рядом бабочкам, после чего их величествам вручили свежие лепестки,  которые они снова передали дальше.
-  Что они делают, кукушка? - спросила Гризельда, - это ведь не еда!
- Так уж они едят, - ответила кукушка. – Им не нужна пища, они только вдыхают аромат; эти ароматы добываются из каждого цветка, какой только есть в стране, поэтому можешь себе представить  разнообразие блюд.
- Гм-м - сказала Гризельда, - наверно, так и есть. Но все равно, кукушка,  очень хорошо, что я не голодна. Могу я полить немного этих духов на мой носовой платок, когда лепесток дойдет до меня? Как славно, что я взяла с собой носовой платок! Я обернула им руку, чтобы открыть ставень, поскольку раньше уже поцарапалась о крючок. 
- Ты можешь налить на свой платок одну каплю, - сказала кукушка, - но не больше. Я не хочу, чтобы бабочки подумали, что ты  жадная.
  Гризельда быстро устала от этого ароматного пира.  Духи были очень хороши,  но их оказалось слишком  много – двойные порции  в честь гостей! Девочка аккуратно подставила свой носовой платок под плотную круглую каплю, стараясь не пролить, а затем  начала торопливо нюхать ее, пока наконец кукушка не спросила ее, как она себя чувствует.
- Я так устала от этого пира, - ответила Гризельда. – Давай займемся чем-нибудь другим,  кукушка. 
- Уже поздно, - сказала кукушка. - Но смотри, Гризельда, они собираются исполнить воздушный танец. 
- Что это такое? - спросила Гризельда.
- Взгляни и увидишь, -  ответила кукушка.
    Группы  бабочек взмывали в воздух и там составляли цветные ряды.
-  Заберись на этот пригорок,  - сказала кукушка Гризельде, - тогда тебе будет лучше видно. 
   Гризельда взобралась на пригорок и оттуда стала наблюдать за танцем бабочек. Это было очень красиво. Длинные вереницы бабочек то закручивались и раскручивались в воздухе, словно длинные разноцветные ленты, то образовывали цветок, вокруг которого вились, переливаясь, блестящие круги.
-Это походит на калейдоскоп, - сказала Гризельда, - на его крутящееся узоры, которые однажды  показывал мне папа. Очень походит. Как красиво! Кукушка, они делают все это, чтобы доставить мне удовольствие? 
- Конечно, - сказала кукушка. - Встань и хлопни громко три раза в ладоши, чтобы показать им, как ты довольна.
  Гризельда повиновалась. Один хлопок – и все бабочки взмыли вверх, словно  облако; второй хлопок  – они все затрепетали и загудели, как будто в большом волнении; третий хлопок – все устремились  к Гризельде.
-Они собираются поцеловать тебя, - закричала кукушка.
Гризельда перестала дышать: прямо на нее неслось огромное  трепещущее облако бабочек!
- Кукушка, кукушка, - закричала она, - они задушат меня. О, кукушка! 
- Закрой глаза и хлопни в ладоши громко, очень громко, - крикнула в ответ  кукушка.
 Гризельда хлопнула в ладоши, держа драгоценный носовой платок в зубах
- Хлоп! – где они все?
   Гризельда открыла  глаза:  бабочки, кукушка - все исчезли. Она лежала в кровати, а в дверь стучала Доркас, принесшая  горячую воду.
- Мисс Анита  сказала, что я должна разбудить вас в обычное время этим утром, мисси, - сказала она. - Надеюсь,  вы не чувствуете себя слишком утомленной, чтобы встать. 
- Утомленной! Конечно, нет! – воскликнула Гризельда. - Я проснулась очень рано, Доркас. Подойди  сюда на минутку,  пожалуйста, -  попросила она. – Понюхай  мой носовой платок! Что скажешь?
- Очень мило пахнет, - сказала Доркас. - Это ароматическая смесь  из большой синей китайской  вазы на столе вашей тетушки, да, мисси? 
- Чушь  и ерунда, - ответила Гризельда, - это мой собственный аромат, Доркас. У тети Аниты  в жизни  не было ничего подобного! Пожалуйста, дай мне  шлепанцы, я хочу встать и повторить  урок, прежде чем придет мистер Камзол.
- И все же, - сказала себе девочка, надевая шлепанцы, - как мило смотрелись  мои ноги в  туфельках из синих бабочек! Очень хорошо, что кукушка взяла меня туда, и  я вряд ли снова когда-нибудь захочу стать бабочкой - теперь я знаю, как много они работают! Но я постараюсь хорошо ответить сегодня свой урок: это порадует мою дорогую старую кукушку!

Глава 8
Маленький Фил

    В этот день мистер Камзол не мог пожаловаться на свою ученицу. Мисс Анита  поздравила себя с тем, как мудро она управляется с девочкой, а мисс Табита подтвердила, что сестра вполне может себя поздравить. Гризельда же постепенно начала понимать, что единственный путь справиться с трудной задачей состоит в том, чтобы приняться за работу и решить ее; что глупо ворчать на то, что в мире есть не совсем приятные вещи; что плохого ребенка труднее любить, чем хорошего; и наконец, что если ждать достаточно долго, то зима пройдет, и наступит весна.
    Так было и в этом году. Весна была еще такой ленивой и сонной, что бедной старушке-зиме ничего не оставалось делать, как занимать свободное место до ее прибытия. Я действительно не понимаю, почему бедную зиму нужно ругать и оскорблять за ее искренние старания, но к счастью все наши несправедливые слова ее не обижают, и на следующий год она приходит снова,  независимо от того, что мы о ней говорим и думаем. Я полагаю, что ее чувства давно замерзли – иначе она уже давно на нас рассердилась бы!
   Невозможно передать, как обрадовалась Гризельда весне, когда та все же пришла! Для девочки словно настала новая жизнь, так же, как для растений, цветов, птиц и насекомых. До сих пор она почти не видела сада, окружающего дом ее тетушек; и если сам дом был замечательным, то сад оказался просто великолепным. Там не было конца  дорожкам и аллеям, живописным скамеечкам в тени причудливых деревьев; в небольшой сосновый лесок  вела извилистая тропинка, а вокруг нее пестрели подснежники и первоцветы, фиалки и барвинки, анемоны и те яркие, похожие на звездочки  белые цветы, о  названии которых постоянно спорят ученые. Эта тропинка и была любимым местом  Гризельды.
   Конечно, восхитительны были и лужайка для игры в шары, и терраса, где росли знаменитые тетушкины розы, но даже прекрасными розами (конечно не сейчас, а летом, когда они уже пышно цвели) Гризельда не могла наслаждаться так же, как полевыми цветами, поскольку ей запрещали даже касаться их!
- Ты можешь вдыхать их аромат, моя дорогая, - сказала мисс Анита, которая почему-то считала неприличным слово «запах», - но больше ничего я не могу тебе позволить. 
   И Гризельда с удовольствием «вдыхала аромат». Она погружала в большие цветки почти все лицо, но делала это осторожно, поскольку не хотела повредить их – и из уважения к тетушке, и потому, что теперь она знала тайну того, как эти цветы были окрашены, и как заботятся бабочки о каждом цветке.
  Но через некоторое время человеку надоедает наслаждаться розами, и даже игра, состоящая в том, чтобы идти с закрытыми глазами через лужайку для игры в шары от дерева на одной стороне к дереву на другой стороне, стоящему точно напротив, становилась глупой, хотя без сомнения это было бы очень весело, будь рядом товарищ по играм, который мог бы похвалить тебя или вместе с тобой посмеяться. Лето шло, и девочка все больше мечтала о товарище по играм. Уроков у нее было не меньше, чем  зимой, но с наступлением долгих летних дней свободное время увеличивалось, и Гризельда порой не знала, что с ним делать. Она давно уже не видела и не слышала  кукушки, кроме, конечно, исправного кукования  ею каждого часа.
- Наверно, - думала девочка, - она думает, что теперь, когда наступили прекрасные летние дни, меня не надо развлекать, и я могу просто играть в саду;  конечно, если бы у меня было с кем поиграть, сад был бы просто замечательным.   
  Но, не имея друзей, она развлекала себя сама, и поэтому так любила дорожку в сосновый  лес. Эта дорожка, казалось, скрывала какую-то тайну: может быть, она вела к дому бабушки Красной Шапочки, а может быть, и в волшебную страну. Там слышались странные звуки – особенно в любимом месте Гризельды, где она соорудила себе сиденье из нескольких поросших мхом камней и куда  приходила так  часто, что уже знала все небольшие цветы, растущие  вокруг, и всех птиц, гнезда которых были рядом.
   Она любила  сидеть там и фантазировать,  что  слышит  эльфов, живущих на деревьях и болтающих без передышки, или маленьких подземных гномов, стучащих на своих маленьких наковальнях. Журчание бегущего рядом ручья было похоже на  звон очаровательных колокольчиков на шеях волшебных коров, вышедших  пастись в мир людей. Мысли  Гризельды были переполнены всем волшебным: страна мандаринов и земля бабочек были так же реальны для нее,  как и обычный  мир вокруг.
    Но кукушка вовсе не забыла о девочке, как это могло той показаться.
  Однажды Гризельда сидела в своем любимом гнездышке, чувствуя себя одинокой и грустной, несмотря на солнечный свет, цветы,  мягкий сладкий воздух и приятные звуки. Хотя  был только май, день выдался весьма жаркий. Гризельда все утро провела за уроками, очень старалась, сделала их  хорошо и теперь  чувствовала, что заслужила награду. Внезапно в отдалении она услышала знакомый  звук: «куку, куку».
- Неужели это моя  кукушка? – не поверила она своим ушам, но вспомнила тут же, что в этих местах живые кукушки почему-то не водятся. Приблизительно в двадцати милях к югу их уже можно было встретить, но всю эту весну Гризельда ни разу не слышала милых ее сердцу звуков. Поэтому она и сказала себе: «Это, должно быть, моя кукушка, она хочет поговорить  со мной. Как забавно! Я никогда не видела ее днем!»
  Девочка снова прислушалась. Да, «куку, куку» раздавалось яснее и ближе, чем прежде.
- Кукушка, - закричала Гризельда, - прилетай и поговори  со мной. Я тебя так давно не видела, и мне совсем не с кем играть.   
  Но ответа не было. Гризельда долго  слушала, затаив дыхание, но ответа не было.
- Недобрая кукушка! – воскликнула она. – Она всегда обманывает меня, даже сегодня, когда мне так грустно и одиноко.
    Слезы навернулись ей на глаза, и она уже было подумала, что с ней не очень-то хорошо обращаются, когда внезапно шелест в кустарнике заставил ее повернуться. Девочка  ожидала увидеть  кукушку,  но из кустарника никто не появлялся; да и, правду говоря, этот кустарник был настолько густым, что желающему пробраться сквозь него пришлось бы изрядно поработать, чтобы проложить себе путь.
   Кто же производил весь этот шелест, качал ветви и заставил так взволноваться Гризельду? Она застыла на месте, боясь потревожить малейшим движением белку, кролика или любое другое существо. И наконец – не белка, не кролик: розовое круглое лицо, всклокоченные светлые волосы, падающие на живые синие глаза, -  появился крепкий, очень веселый, очень растрепанный маленький мальчик!
  -Где же кукушка? Вы ее не видели? – это были  первые слова, которые он произнес, переводя дыхание и отряхивая то, что осталось от его одежды после путешествия сквозь кустарник, во время которого он лишился  многих кусочков  жакета и брюк, не говоря уже об одном ботинке и половине  шляпы.
   Гризельда молча уставилась на него. Она была очень удивлена: месяцы миновали с тех пор, как  она говорила с кем-либо, кроме взрослых, а о детях моложе себя она вообще знала очень немного,  будучи младшей в своей семье и играя  только со старшими братьями. 
- Кто ты? - сказала она, наконец. - Как тебя  зовут, и что ты хочешь? 
- Меня зовут  Фил, и я хочу увидеть  кукушку, - ответил маленький мальчик. – Она полетела сюда, я уверен: она звала меня за собой всю дорогу.
- Ее здесь нет, - сказала Гризельда, покачав головой, - к тому же это сад моих тетушек. Они никому не разрешают  сюда ходить, только  своим друзьям. Ты должен идти домой. Смотри, ты изорвал всю свою одежду.
- Это - не сад, - неустрашимо ответил маленький гость, оглядываясь вокруг, - это - лес. Здесь есть колокольчики и первоцветы, значит,  это не сад –  ведь чей-то сад, я думаю, был бы огорожен стенами, чтобы  никто не мог войти.
- Но это сад,-  сердито возразила Гризельда,  – а если даже и не сад, то частное владение, и никто не должен приходить сюда без разрешения. Эта дорожка ведет в лесок,  а там - дверь в стене, чтобы выйти в переулок. Никто не приходит сюда тем путем, каким пришел ты.
- Но я хочу найти кукушку, - сказал маленький мальчик. - Я очень  хочу найти кукушку. 
   Его голос звучал так, как будто он собирался заплакать, и его симпатичное, взмокшее и раскрасневшееся  личико сморщилось. Сердце Гризельды сжалось; в конце концов, он был только маленьким мальчиком, и ей не хотелось быть с ним грубой.
- Сколько тебе лет? – спросила она.
- Пять и еще немножко. Мой день рождения был в конце прошлого лета, и няня говорит, что если я буду хорошо себя вести, то в конце этого лета у меня будет еще один день рождения. У вас есть  день рождения? – продолжал он, глядя на Гризельду. - Няня говорит, что у нее раньше тоже был день рождения, а теперь нет.
- У тебя есть няня? - спросила Гризельда удивленно.
- Конечно, у меня есть няня, и мама тоже есть, - сказал Фил, широко открывая глаза от неожиданного вопроса. – А у вас нет? Возможно, вы уже слишком большая. У взрослых нет няни и мамы, не так ли? Как и дней рождения. Но я  никогда не расстанусь со своей мамочкой, даже когда вырасту, и у меня не будет больше няни, дней рождения и бумажного змея! А вы расстались со своей мамой, когда выросли? 
- Я рассталась с ней не потому, что выросла, - сказала Гризельда печально. – Я  была еще меньше, чем ты, когда моя мама умерла.
- Мне ужасно жаль, - сказал Фил; он сказал это с таким сочувствием, что сразу растопил  недружелюбие Гризельды. – Но, возможно, у вас есть хорошая няня?  Моя няня довольно хорошая, хотя сегодня она будет, наверно, ругать меня, -  добавил он, смеясь и указывая на ужасные лохмотья, в которые превратилась его  одежда. – Это очень старые вещи, но они еще неплохие, правда? Няня говорит, что в них я не похож на мастера Фила, а в своем синем бархатном костюмчике похож. Я надену его, когда приедет моя мама.
- Твоя мама  уехала? - спросила Гризельда.
- О да, ее очень  долго не было, поэтому приехала  няня, чтобы заботиться обо мне, пока я буду жить в сельском доме. Мама была больна, но теперь ей  лучше, и скоро она приедет.
- Тебе нравится жить в сельском доме? С кем ты играешь? -  спросила Гризельда.
Фил опустил свою кудрявую голову.
- Мне совсем не с кем играть, - ответил он. - Я хотел бы играть с вами, если вы не  слишком большая. Вы могли бы  помочь мне найти кукушку? 
- Что ты знаешь о кукушке? - сказала Гризельда.
- Она звала меня, - сказал Фил, - она звала меня много раз, а сегодня няня была занята, поэтому я и пришел. Вы знаете, -  добавил он таинственно, - я  верю, что кукушка - это фея, и когда я найду ее, то попрошу, чтобы она показала мне путь к волшебной стране. 
- Она говорит, что мы должны  найти путь туда самостоятельно, - сказала Гризельда, забывая о том, кто ее собеседник.
- Она так говорит? - закричал Фил в большом волнении. – Значит, вы видели ее? И вы спросили ее? О,  скажите мне. 
Гризельда опомнилась.
 - Ты не  поймешь, - сказала она. – Но однажды, возможно, я объясню  тебе – если конечно, увижу тебя снова.
- Но я ведь смогу видеть вас, - сказал Фил,  удобно усаживаясь около девочки  на ее мшистом камне. - Вы позволите мне приходить, правда? Я люблю говорить о феях, а няня меня не понимает. И если кукушка знает вас, может быть, она позвала меня, чтобы я пришел и поиграл с вами.
- Как она звала тебя? - спросила Гризельда.
- В первый раз это было ночью, - сказал Фил серьезно. - Я не спал  и думал, что мне не с кем играть, а потом  задремал, и мне приснилась кукушка – такой хороший сон!  И когда я проснулся, то услышал, как она меня зовет, и тогда я уже не спал. А потом, когда я гулял в поле, она опять звала меня, но я не мог найти ее, а няня сказала: «Ерунда». Сегодня кукушка позвала меня снова, и я пробрался через кустарник. Разве я не могу придти  снова? Возможно,  мы могли бы найти дорогу в волшебную страну. Как вы думаете, у нас бы получилось?
- Не знаю, - сказала Гризельда мечтательно. – Сначала надо  многому научиться, так говорит кукушка. 
- Вы много учились? - спросил Фил, глядя на  Гризельду с уважением. – Я-то не знаю почти ничего. Мама долго болела, прежде чем уехать, и не успела научить меня читать книги. А няня слишком стара, чтобы кого-нибудь учить.
- Хочешь, я научу тебя? – предложила  Гризельда. - Я могу приносить  мои детские книжки и учить тебя  после того, как сделаю свои  уроки. 
- А потом вернется мама и очень удивится, - сказал  Фил, хлопая в ладоши. – Давайте так и сделаем!  Как вы думаете,  когда я научусь хорошо читать, кукушка покажет нам путь к волшебной стране?
- Вряд ли кукушка имела в виду именно это знание, - сказала Гризельда, - но, думаю, и оно может помочь.  Я думаю, -  продолжала она, понижая  голос и  серьезно глядя в широко распахнутые глаза Фила, - я думаю, что она хотела, чтобы мы главным образом научились быть очень хорошими - очень, очень хорошими! 
- Лучше,  чем вы? - спросил Фил.
- Конечно, намного-намного лучше,  чем я, - ответила Гризельда.
- Я думаю, что вы очень хорошая, - заметил  Фил и продолжил допрос: - Лучше, чем мама? 
- Я не знакома с твоей мамой;  как я могу сказать,  хорошая ли она? 
- Я могу сказать, - ответил Фил с важностью. - Она так же хороша… так хороша, как… хороша как самая хорошая! Вот какая она. 
- Ты хочешь сказать, что  она не могла бы быть лучше, - сказала Гризельда, улыбаясь.
- Да, именно так. Мы тоже должны стать такими, как вы думаете? 
- Надо спросить кукушку, - ответила девочка. - Но я уверена, что тебе не помешало бы все же научиться читать. Попроси няню, чтобы она позволила тебе приходить сюда каждый день, а я спрошу позволения у своей тети. 
- Я не должен просить няню, - сказал Фил сдержанно, - она никогда не знает, где я хожу, а я не хочу говорить  ей. Она не заботится о том, что я делаю, она заботится только о моей одежде, и если даже  ругает меня, то мне  все равно. 
- Это нехорошо,  Фил, - сказала Гризельда серьезно. - Ты никогда не сможешь быть хорошим, если будешь так говорить.
- А как  я должен говорить? Скажите мне, - покорно попросил мальчик.
- Ты должен попросить няню, чтобы она позволила тебе приходить сюда и играть со мной, и скажи, что я намного старше тебя и  не буду позволять тебе рвать одежду. Ты должен сказать ей, что очень сожалеешь, что  порвал ее  сегодня. 
- Очень хорошо, - сказал Фил, - я скажу это. Но  смотрите! – воскликнул он, бросаясь в сторону, - здесь полевая мышь! Если только я мог бы поймать ее!
    Конечно, он не смог поймать мышь, не смогла и Гризельда, хоть и очень старалась. Но это все равно было  забавно, и дети весело смеялись, а когда устали, то стали собирать  цветы. Гризельда была удивлена,  как хорошо Фил разбирался в этом: он намного быстрее нее находил  самые красивые цветы, скрытые в тени деревьев, камней или кустов, рассказывал ей о тех местах, где растут самые крупные  первоцветы и самые ароматные  фиалки, чем очень  удивил ее.
- Ты еще маленький мальчик, - сказала она, - откуда ты столько знаешь о цветах? 
- Мне совсем не с кем было  играть, - ответил Фил. - И потом, вы знаете, феи так любят цветы! 
  Когда Гризельда подумала, что пришло время идти домой, она повела маленького Фила вниз по лесной  дорожке к двери в стене, выходящей в переулок.
-Теперь ты можешь найти дорогу домой, не продираясь  больше через кустарник, не так ли, Фил? – сказала она.
- Да, спасибо. Я снова приду сюда завтра днем, можно? - спросил Фил. - Я  знаю, когда: после того, как я пообедаю, три  раза обегу вокруг большого поля - так, как  было сегодня. 
- Я  думаю, что лучше  бы ты просто обошел три раза – или дважды, если хочешь – вокруг этого поля. Нехорошо бегать сразу после обеда, - посоветовала  Гризельда мудро. - И  не приходи, если погода не будет ясной:  тетушки не  позволят мне выходить в дождь, даже ненадолго. И конечно, ты должен спросить разрешения у няни.
- Очень хорошо, - крикнул маленький Фил, убегая. - Я попробую все это запомнить. Я так рад, что вы будете играть со мной; а если увидите кукушку, то, пожалуйста, поблагодарите ее.

Глава 9
Вверх и вниз по трубе

  Гризельда почувствовала, что проголодалась, и побежала домой, мечтая о чашке чая с бисквитом. Она была счастлива: как замечательно иметь товарища по играм!
- Хорошо, что я не заставила Фила убежать прежде, чем узнала, какой он  милый мальчик, - сказала она себе. - Просмотрю-ка я сегодня вечером свои старые книжки. Я с удовольствием буду учить бедного  малыша, да  и кукушка, я уверена, будет довольна, что я делаю что-то полезное.
   Чай был уже был готов и ждал ее прихода. Его Доркас приносила на подносе в маленькую гостиную и там ждала девочку. Иногда, когда Гризельда была в особенно хорошем настроении, она предлагала Доркас сесть и выпить чашечку чая - старая служанка была  слишком почтительна, чтобы сделать это без специального позволения. Этим вечером, как вы знаете, Гризельда была в  особенно хорошем настроении и так переполнена впечатлениями от своих приключений, что  удовольствовалась бы и менее внимательным  слушателем, чем Доркас.
- Сядь, Доркас, и выпей чаю,  сказала она ласково. – Все выглядит таким аппетитным, что я уверена – ты можешь выпить еще чашечку, даже если ты уже пила чай в кухне. Я жутко хочу есть! Тебе придется отрезать мне более толстые куски хлеба с маслом, а не эти «дамские ломтики». 
- Ваш язык всегда знает, что сказать,  мисс Гризельда, - сказала Доркас, улыбаясь и устраиваясь  на стуле, который девочка придвинула для нее.
- Почему бы и нет? - спросила Гризельда вызывающе. - Это не так уж и плохо. Но послушай, Доркас, я сегодня так весело провела время в саду! Угадай, что я делала?
- Боюсь, не смогу угадать, мисси, - сказала Доркас.
- Но хоть пробуй предположить! Хотя не надо – угадывание занимает столько времени, я лучше сама тебе скажу. Только вообрази, Доркас, я играла в саду с маленьким мальчиком!
 - Играли с маленьким мальчиком, мисс Гризельда? - воскликнула Доркас ошеломленно.
 - Да, и он придет снова завтра, и послезавтра, и, я надеюсь, будет приходить каждый день, - сказала Гризельда. - Он - такой милый мальчик. 
- Но, мисси, - начала Доркас.
- В чем дело? Не смотри так, как будто я сделала что-то плохое, - сказала Гризельда резко.
- Но вы расскажете об этом вашей тете, мисси?
- Конечно, - сказала Гризельда,  бесстрашно глядя в лицо Доркас  ясными серыми глазами. - Конечно; почему я не должна? Я хочу попросить, чтобы она разрешила  этому мальчику заходить в наш сад, а мальчику я велела обязательно спросить разрешения у его няни.
-Его няни, - повторила Доркас с облегчением. - Тогда он должен быть действительно маленьким. Возможно, мисс Анита в этом случае  не будет возражать. 
- Почему она вообще должна возражать? Она могла бы знать, что я не стану играть с непослушным и грубым мальчиком, - сказала Гризельда.
- Боюсь, она думает, что все мальчики грубые и непослушные, мисси, - сказала Доркас. - То есть  за исключением вашего дорогого папы, конечно.
- Все равно я обязательно спрошу ее, - сказала Гризельда, - и если она скажет, что я не должна играть с ним, я подумаю, что… все равно, что я подумаю, лишь бы не сказать этого вслух.
   И прежнее недовольное и упрямое выражение снова появилось на ее румяном личике.
- Будьте осторожны, мисси, будьте хорошей девочкой, - сказала Доркас с тревогой, когда  час спустя Гризельда, одетая, как обычно,  в  белое платье, была готова присоединиться к  тетям.
   Но Гризельда не снизошла до ответа.
- Тетя Анита, -  сказала она внезапно, когда съела апельсин, три бисквита и выпила полстакана напитка из ягод бузины, - тетя  Анита, когда я гуляла в саду, то на лесной дорожке встретила маленького мальчика. Мы с ним играли, и я хочу знать, может ли он приходить ко мне  каждый день.
  Гризельда знала, что высказывает свою просьбу неподобающим тоном,  и была почти уверена, что ей откажут. Хотя она действительно очень стремилась получить разрешение играть с маленьким Филом, но все же испытывала какое-то злое удовольствие, пытаясь вывести тетю из себя. Какими глупыми  делает нас плохой характер! Гризельда позволила себе уже заранее рассердиться, и если бы тетя сразу сказала спокойно: «О да, конечно, маленький мальчик может приходить и  играть с тобой в любое время», она была бы даже, как ни странно, разочарована.
   Но, конечно, мисс Анита так  не ответила. Только чудо могло заставить ее ответить по-другому.  Подобно Доркас, на мгновение она была крайне изумлена, ведь она была весьма чувствительной старой леди,  и расстроить ее можно было гораздо легче, чем в молодости. Непослушная Гризельда видела ее беспокойство, и наслаждалась этим.
- Играть с мальчиком! - воскликнула мисс Анита. - Мальчик в моих владениях, а ты, моя племянница, играешь с ним!
- Да, - сказала Гризельда прохладно, - и  хочу, чтобы он пришел снова. 
- Гризельда, - сказала тетя, - я слишком удивлена, если не сказать больше. Отправляйся в кровать. 
- Почему я должна отправляться в кровать? Еще не время сна, - закричала Гризельда, вспыхивая. - Что я сделала, чтобы меня отправляли в кровать, как будто я наказана? 
- Ложись спать, - повторила мисс Анита. - Я поговорю с тобой завтра. 
- Вы очень несправедливы, - сказала Гризельда, вставая  со стула. – Вот и  вся польза от того, чтобы быть честной и все рассказывать. Я могла бы играть с этим мальчиком каждый день, и вы никогда бы ничего не узнали, если бы я сама вам не сказала!
   Она промчалась через  комнату и грубо хлопнула за собой дверью. Наверх она взлетела как  вихрь, но, оказавшись в своей комнате,  села на пол и разрыдалась. Когда полчаса спустя пришла Доркас, девочка все еще сидела, горько плача, на том же самом месте.
- О, мисси, мисси, - покачала головой Доркас, - этого-то я и боялась!
  Когда  Гризельда выскочила  из комнаты, мисс Анита откинулась в кресле  и глубоко  вздохнула.
- Она никогда не была так рассержена прежде, - тихо сказала она. – Может, игра с этим мальчишкой за один день заразила ее грубостью и непослушанием? Могло ли такое произойти, Табита? 
- Увы, - сказала мисс Табита, мягко качая головой и став похожей на старую кошку. Сходство усиливалось тем, что в этот прохладный вечер она надела пушистую серую шаль, а на ее воротнике и запястьях пенились белые оборки.
– Увы, - повторила она.
- Все же, - сказала мисс Анита, - верно и то, что она сказала – она могла бы обмануть нас. Я была несправедлива с ней,  Табита? 
- Несправедлива!  - воскликнула  мисс Табита энергичнее, чем обычно; - нет, конечно нет!  На этот раз, сестра, я не могу согласиться с тобой. Несправедлива! Конечно, нет! 
    Но мисс Анита  не почувствовала себя успокоенной.
   Когда вечером она подошла к своей  комнате, то очень  удивилась, найдя здесь Доркас, ждущую ее вместо младшей горничной.
- Я подумала, что вы не будете возражать, если я помогу вам вместо Марты сегодня вечером, госпожа, - сказала она, - потому что  я  хочу сказать вам два словечка о мисс Гризельде. Бедняжка легла спать такой несчастной.
- Но ты ведь знаешь, что она сделала, Доркас, - сказала мисс Анита. – Она играла с мальчишкой, грубым, дерзким мальчишкой  в моем саду   – с мальчишкой, Доркас!
- Да, госпожа, - сказала Доркас. - Я знаю все об этом, госпожа. Мисс Гризельда рассказала мне все. Но если вы позволите сказать, в этом не было ничего плохого. Он совсем маленький мальчик, госпожа, ему лет  пять-шесть – в том же возрасте, в котором отец мисс Гризельды впервые приехал к нам, и как я  слышала, этот мальчик - маленький джентльмен.
- Маленький джентльмен, - повторила мисс Анита, - лет пять-шесть! Это менее ужасно, чем я ожидала. Как его зовут, раз уж ты так все хорошо знаешь, Доркас? 
- Мастер Фил, - ответила Доркас. - Именно так он сказал мисс Гризельде, а она  не догадалась расспросить его побольше. Но я скажу вам, как мы можем узнать  о нем, госпожа. Из того, что рассказала мисс Гризельда, я поняла, что малыш живет  на ферме Кроуча, а эта ферма принадлежит миледи Лавандр, хотя это довольно далеко от Мерриброу Холла. Миледи наверняка знает этого ребенка, поскольку она знает все, что  делается  среди ее арендаторов, а я помню, что слышала что-то о приезде маленького джентльмена и его няни на ферму Кроуча месяцев шесть назад. 
   Мисс Анита  слушала внимательно.
- Спасибо, Доркас, - сказала она, когда старая  служанка закончила  говорить. - Ты вела себя разумно, как обычно. Завтра я поеду в Мерриброу и постараюсь все разузнать. Можешь сказать мисс Гризельде об этом утром; но скажи ей также, что в наказание за ее грубость и плохой характер она должна завтракать в своей комнате и не спускаться вниз, пока я не пошлю за нею. Если бы она спокойно объяснила мне все, этой неприятности могло не быть.
  Доркас не стала дожидаться завтрашнего утра: она не могла перенести мысли о том, что Гризельда несчастна. Из комнаты хозяйки она отправилась прямо к девочке, войдя очень тихо, чтобы не нарушить ее сон.
- Вы не спите, мисси? -  ласково спросила она.
Гризельда не спала.
- Это ты, кукушка?   -  воскликнула она.   
- Боже, благослови ребенка, - сказала Доркас про себя, - опять она думает о кукушке  мисс Сибиллы. Это поразительно - есть что-то большее в таких вещах, чем  люди могут себе представить. 
   Но вслух она  только ответила:
-Это Доркас, мисси. Не фея, просто старая Доркас. Я пришла, чтобы успокоить вас немного. Слушайте, мисси. Ваша тетушка завтра едет в Мериброу Холл, чтобы расспросить об этом маленьком  Филе  миледи Лавандр, поскольку мы думаем, что он с няней живет на одной  из ферм ее светлости, и если тетушка услышит, что он - маленький джентльмен с хорошими манерами  и из хорошей семьи, то вам, конечно, разрешат играть с ним столько, сколько вы хотите.
- Но завтра я уже не успею, Доркас, - сказала Гризельда. - Тетя Анита вернется поздно, и я не успею встретиться с Филом.
-Не завтра, так на следующий день, - сказала Доркас.
- О, но так не пойдет, - сказала Гризельда, снова начиная плакать. – Если бедный маленький Фил завтра не встретит  меня, то очень огорчится и, возможно, никогда больше не придет.
  Доркас видела, что  девочка была  возбуждена,  расстроена, и еще не могла спокойно смотреть на вещи.
- Сейчас вам лучше поспать, мисси, - сказала она ласково, - и не думать  обо всем этом до завтра. Все  будет в порядке, вот увидите.
   Ее терпение тронуло Гризельду.
- Ты так добра ко мне, Доркас, -  сказала она. - Я не хочу тебя обижать, но я не могу перестать  думать о бедном маленьком Филе. Наверно, он сядет на мшистый камень и заплачет. Бедный маленький Фил!
   Но, несмотря на свое огорчение, после ухода Доркас девочка действительно почувствовала, что на сердце у нее стало  немного легче, и  вскоре  заснула.
    Проснулась она внезапно, словно что-то ее потревожило. Минуту или две она лежала совершенно неподвижно и слушала, пока вскоре не различила наяву этот легкий, слабый шелест, который  знала так хорошо.
- Кукушка, -  спросила она мягко, - это ты?
После паузы в ответ раздалось знакомое  мелодичное приветствие:
- Ку-ку, ку-ку! Как дела, Гризельда? Давно мы с тобой не веселились  вместе.
- Это не моя вина, - резко ответила Гризельда. Она опять была не очень-то любезна, как видите.  – Это не моя вина.
- Я этого и не сказала, - ответила кукушка. - Почему ты так скора на  заключения? Это  очень плохая привычка, которая может завести тебя очень далеко в твоих рассуждениях. Нужно всегда приближаться к заключениям  медленно и равномерно: сначала правая нога, затем левая, одна за другой –  вот верный способ добраться туда, куда хочешь, и не потерять почву под ногами. 
- Я не собираюсь говорить с тобой, если ты будешь продолжать в том же духе. Как ты  можешь  читать мне лекции, когда я так  несчастна!
- Почему ты несчастна?
- Из-за Фила, конечно. Я не буду рассказывать тебе все с начала -  полагаю, что ты и так знаешь, - сказала Гризельда. - Разве это не ты послала его поиграть со мной? Я была так рада и  думала, что это  очень любезно с твоей стороны, но теперь все пропало. 
- Но я слышала, как Доркас говорила, что завтра твоя тетя поедет  поговорить об этом с миледи  Лавандр, - попыталась успокоить ее кукушка. – Все  будет в порядке, ты не должна так переживать.
 - Ты была в это время в комнате?- сказала Гризельда. – Какая ты смешная, кукушка. Но не все, не все в порядке. Бедный маленький Фил  прибежит  завтра днем, чтобы встретить меня, а меня не будет! Я не могу даже думать об этом.
- И только-то? - сказала кукушка. - Поразительно, как некоторые люди делают неприятности из ничего! Мы можем легко сказать Филу, чтобы он не приходил завтра. Пойдем.
- Что ты имеешь в виду?
- О, я забыла, - сказала кукушка, -  ты не понимаешь. Вытяни руку и коснись меня. Можешь?
- Да, - ответила  Гризельда, поглаживая  мягкие перья, которые, оказалось, были совсем рядом с ее рукой.
- Хорошо, - одобрила кукушка, - тогда обхвати  руками мою шею, и держись крепче. Я подниму тебя.
- Как ты можешь говорить такую ерунду, кукушка? – обиженно спросила Гризельда. – Я могу обхватить твою шею  одним пальцем.
- Пробуй, - усмехнулась  кукушка.
   Гризельда  попробовала. Она вытянула  руки в направлении кукушки и к своему  удивлению почувствовала, что ее шея  стала размером с шею пони или большой собаки! Это была хорошая, удобная, покрытая перьями шея, такая мягкая, что девочка  не могла не положить на нее  голову, словно  птенец.
- Вот и хорошо,  - сказала кукушка.
   Гризельда  удобно устроилась  на  спине птицы и чувствовала себя там надежно и мягко. Кукушка пустилась в путь, спрашивая время от времени: 
- Тебе удобно? Ты не боишься?
- О нет,- отвечала  Гризельда, - совсем нет.
- Ты и не должна, - сказала кукушка. - Ты не сможешь упасть, даже если попытаешься сделать это.  Летим дальше.
- Куда? -  спросила Гризельда.
- Сначала к дымоходу, - сказала кукушка.
- Но как мы поднимемся по нему?  - удивилась девочка. - Я еще могла бы влезть наверх, опираясь о стенки  рукам и коленями, но лежа мне по дымоходу не подняться.
- Не сможешь? - сказала кукушка. - Посмотрим. Лично я все же собираюсь подняться по нему и  взять тебя с собой. Закрой глаза - один, два, три – и мы будем на трубе прежде, чем ты поймешь это.
 Так все и было. Гризельда плотно зажмурила глаза и почувствовала, как они взлетают. Потом  она услышала голос кукушки, говорившей:
- Вот и все. Неплохо получилось!  Открой глаза и посмотри вокруг.
      Гризельда так и сделала. Где же они оказались?
  Далеко внизу Гризельда увидела крышу дома, темного и большого, и почувствовала себя смущенной и изумленной
- Кукушка, - она сказала, - я не понимаю. Это я стала маленькой, или ты  стала большой?
- Это как тебе будет угодно, - сказал кукушка. - Ты забыла, что я говорила тебе - это лишь вопрос воображения.
- Да, если бы все вокруг тоже уменьшилось, - согласилась Гризельда; - но ведь все осталось, как раньше. Изменились только или ты, или я, или мы обе. Нет, это не можем быть мы обе. И я не думаю, что это  я, поскольку все вокруг осталось таким же, как раньше, и только ты стала намного больше. Мои глаза не могли бы остаться прежними, если бы я уменьшилась – ведь луна в небе осталась такого же размера. Но если мы смогли пролететь в дымоход, то я все же должна была стать меньше! О, кукушка, ты меня совсем запутала!
- Ничего, - сказала кукушка. – Я покажу тебе, что такое большое, и что такое маленькое. Тебе удобно? Держись крепче и закрой глаза, если хочешь. Я полечу довольно быстро. 
- Куда? - спросила Гризельда.
- К Филу, конечно, - сказала кукушка. - Какая у тебя плохая память! Тебе действительно  удобно? 
- Спасибо, очень удобно, - ответила Гризельда, нежно обнимая  шею кукушки.
- Только не задуши  меня, если можно, - попросила  кукушка. – Полетели - раз, два, три, - и  она снова пустилась в путь.
    Гризельда закрыла глаза и лежала неподвижно. Это было восхитительно - скольжение,  стремительное движение - ничего подобного она никогда  не испытывала  прежде. Ею овладела легкая сонливость, и совсем не хотелось открывать глаза; да она и не различила бы почти ничего в темноте.
  Внезапно девочка почувствовала, что  воздух вокруг нее изменился, что-то прошелестело мимо, и кукушка  остановилась.
- Где  мы? -  спросила девочка.
- Мы только что  спустились по другому  дымоходу, - сказала кукушка. - Открой глаза и слезай с моей спины, но не говори так громко, не то разбудишь его, а этого не надо делать. Лунный свет проникает в окно – ты сможешь все разглядеть. 
    Гризельда оказалась в небольшой спальне, и по виду простой мебели и решетчатого окна она поняла, что это сельский дом. Но все выглядело очень опрятным и милым, а на маленькой  кроватке  спал маленький мальчик. Это был Фил! Он выглядел таким симпатичным –  кудряшки рассыпались по подушке,  розовый ротик полуоткрылся, как будто в улыбке, одна  ручка была закинута за голову, другая  напряженно сжимала маленькую  корзинку, которую он  взял с собой в кровать, собираясь утром сразу побежать в поле и наполнить ее  цветами для  девочки, с которой он подружился.
  Гризельда на цыпочках подошла к кровати. Кукушка исчезла, но Гризельда слышала ее голос со стороны   дымохода.
- Не разбуди его, -  говорила  кукушка, - просто шепни ему на ушко все, что хочешь сказать, как только я вызову его. Он поймет; он приучен к этому. 
    Потом прозвучало ее  мягкое  мелодичное приветствие:
-Ку-ку, ку-ку, ку-ку. Слушай, Фил!
 Лицо мальчика изменилось, хоть он и не открыл глаз, и Гризельда поняла, что он слышит ее.
- Он думает, что все это ему снится, - она сказала себе с улыбкой и прошептала – Фил, дорогой, не приходи  играть со мной завтра, я не смогу выйти к тебе. Приходи через  день - я буду ждать тебя на лесной тропинке. 
- Хорошо-хорошо, - пробормотал Фил, не открывая глаз. Гризельда нагнулась и поцеловала его в розовую щечку.
- Фил очень хочет спать, - прошептал мальчик совсем по-детски, потом повернулся на другой бок и заснул еще крепче,  чем прежде.
- Вот и все, - сказала кукушка. - Пойдем, Гризельда.
Гризельда покорно пошла туда, где раздавался  голос кукушки.
- Закрой глаза и  снова обними меня за шею,  - сказала кукушка.
  На этот раз девочка  не колебалась. Все было так же, как в первый раз – воздух зашелестел, как ветер в тростнике, потом кукушка остановилась, и Гризельда открыла  глаза. Они снова летели над землей, и довольно высоко, так как огромные  старые вязы, которые стояли около сельского дома, мягко махали  самыми верхними ветвями далеко внизу.
- Куда  теперь? – спросила кукушка. - Домой? Ты устала?
- Устала! - воскликнула Гризельда. – Конечно, нет! Как я могу устать, кукушка?
- Очень хорошо, но не надо так нервничать, - успокоила ее  кукушка. - Скажи, куда бы ты хотела отправиться?
- Куда? - переспросила Гризельда. - Ты знаешь  более интересные места, чем я.
- Ты, конечно, не хочешь снова  к мандаринам или бабочкам? - спросила кукушка.
- Нет, спасибо, - ответила девочка, - я хотела бы посмотреть что-нибудь  новое. А не могла бы ты отнести меня в волшебную страну?
 - Не могу, ты же знаешь, - сказала кукушка.
 Тогда слабый шуршащий звук в ветвях вязов подсказал Гризельде  другую идею.
- Кукушка,- воскликнула она, - отнеси меня  к морю. Я так давно не видела моря, хотя часто представляю, как оно шумит. Отнеси меня к морю!

 Глава 10
Другая сторона луны

- Прекрасно, - сказала кукушка. – Хочешь смотреть по сторонам, пока мы будем лететь? Нам больше не грозит путешествие по дымоходам, по крайней мере, сейчас.
- Пожалуй, мне хочется посмотреть, - согласилась Гризельда. – К тому же я устала все время закрывать глаза, а к полету уже привыкла.
- Повернись немного, - посоветовала  кукушка, - тогда тебе не надо будет крутить головой, чтобы увидеть что-нибудь из-за моего плеча. Так удобнее? Если  станет холодно, то  под моим левым крылом ты найдешь накидку из перьев, которую я тебе уже однажды давала. Завернись в нее. Я прихватила ее в последний  момент, подумав, что ты можешь замерзнуть.
- О, моя дорогая, добрая кукушка! - закричала Гризельда. - Да, я нашла ее. Завернусь  поплотнее - вот теперь мне очень тепло!
- Тогда летим, - сказала кукушка, и  они полетели. Разве кто-нибудь из маленьких девочек когда-либо совершал такой полет? Спуски, подъемы, скольжение, парение  – никакие слова не могут описать это. Гризельда лежала неподвижно, в восхищении разглядывая все вокруг.
- Как прекрасны звезды, кукушка! – говорила она. - Верно, что они -  большие-большие солнца? Хотелось бы думать, что нет. Я люблю думать о них как о  милых и забавных маленьких созданиях.
- Они  не все солнца, - сказала кукушка. - Не все, что ты сейчас видишь.
- Мне больше всего нравятся мерцающие звезды, - сказала Гризельда. - Они выглядят такими добродушными. Неужели все звезды вращаются? Так сказал мистер Камзол, который  несколько дней назад  начал преподавать мне астрономию, но я  не уверена, что он хорошо в этом разбирается.
- Однако он совершенно прав,- ответила кукушка.
- Вот это да! Как они, должно быть, устают! – воскликнула  Гризельда. - Они никогда не отдыхают?
- Никогда.
- Почему?
- Повинуются распоряжениям, - ответила кукушка.
Гризельда немного подумала.
- Ничего бы не случилось – сказала она потом,– если бы они могла останавливаться  время от времени.
- Ничего? - сказала кукушка. - Я знаю кого-то, кто очень разозлился бы, если бы это произошло. Что бы ты сказала, если бы не было ни весны, ни лета, ни дня, ни ночи, ничего бы не росло, и поэтому нечего бы было есть? Вот что случилось бы, если б они остановились, потому что…
- Спасибо, кукушка, - прервала Гризельда. – Это все очень хорошо, то есть, конечно, об этом  страшно и подумать, но я не хочу, чтобы ты объясняла. Я спрошу мистера Камзола на уроке. Но одну вещь можешь мне объяснить: что находится на другой стороне луны?
- Есть разные мнения на этот счет, - сказала кукушка.
- Какие? Расскажи самые интересные.
- Некоторые говорят, что туда отправляются все несделанные дела, - сказала кукушка.
- Это не забавно, - сказала Гризельда. – Какое тогда это грязное место! Только мои незаконченные дела могут составить  настоящую кучу. Мне это  мнение не нравится, кукушка.
 - Я слышала также, - сказала кукушка, - что там находится страна уныния, или страна черных собак. Ты знаешь, что это за  существа?
- Да, думаю, что знаю, - сказала Гризельда неохотно.
- Их  много и в нашем мире,  - продолжала кукушка. - Но там они намного хуже, чем здесь. Если  ребенок  много хнычет и жалуется, то ночью,  когда  родители и няня думают, что он спокойно спит  в своей кроватке, он попадает на луну и  трудится всю ночь с  черным псом на спине. И это ужасно тяжело –  каждый раз, когда он берет пса на спину, тот тяжелеет на килограмм – так что к утру ребенок очень устает. Обрати внимание, с каким трудом просыпаются утром  недовольные всем дети, и ты будешь знать причину.
- Спасибо, кукушка, - поблагодарила  Гризельда снова, - но я не могу сказать, что это мнение о другой стороне луны понравилось мне больше  первого.
- О, это все же неплохая идея,  - продолжала  кукушка. - Много детей, говорят, излечились так от  уныния. Конечно, были дети, которых ничто не могло вылечить. Что случилось с ними, я не могу сказать. Очень вероятно, они были однажды раздавлены ужасно потяжелевшими  собаками, и  никто больше  о них не слышал.
- Ужасно! - сказала Гризельда с дрожью. – Давай не будем больше говорить  об этом. Кукушка, а как ты сама думаешь, что находится на другой стороне луны? 
  Кукушка  на мгновение притихла, а потом  внезапно резко остановилась на середине  полета.
- Хочешь увидеть все своими глазами, Гризельда? – спросила она. – Наверно, пришло  время, - добавила она про себя, - к тому же это выполнит и другое ее желание. 
- Самой увидеть  луну? - закричала Гризельда, хлопая в ладоши. – Конечно, хочу! Ты  действительно возьмешь меня на луну, дорогая кукушка?
- На другую  сторону луны, - уточнила  кукушка. – На эту сторону я тебя взять не могу.   
- Почему? Не то чтобы я больше хотела посмотреть эту сторону, чем  другую;  мы можем видеть ее и отсюда. Но я хотела бы знать, почему ты не можешь взять меня туда. 
- На это есть причины, - сказала кукушка сухо. - Я назову тебе одну, если хочешь. Если бы я взяла тебя на эту сторону луны, то, попав туда, ты  уже не была бы собой. 
- Кем я была бы?
- Гризельда, - сказала кукушка, - я уже говорила тебе, что есть очень много вещей, которых ты не знаешь. Теперь я скажу тебе еще кое-что. Есть очень много вещей, которые ты и не должна знать. 
- Очень хорошо, - согласилась Гризельда. - Но скажи, когда мы продолжим полет, и куда ты собираешься  меня везти. Это-то мне можно узнать? 
- Да,- сказала кукушка. – Полет мы продолжим немедленно, и я собираюсь отнести тебя туда, куда ты так хотела попасть, только ты должна снова закрыть глаза и лежать неподвижно и молча, поскольку я должна постараться – очень постараться – и  не смогу говорить с тобой. Хорошо? 
- Хорошо, - сказала Гризельда.
  Едва она сказала это, как почувствовала, что засыпает. Проносящийся мимо воздух засвистел в ушах  так сильно, что она ничего больше не ощущала. Девочка пробовала вспомнить, где она и куда направляется - но  бесполезно. Она забыла все,  не помнила ничего о прошлом  – пока  не раздался голос  кукушки.
- Ку-ку, ку-ку, проснись, Гризельда, - позвала она.
Гризельда проснулась. 
Где же  она оказалась?
  Конечно же, не там, где она заснула, не на спине кукушки, потому что та стояла около нее, крошечная, как обычно. Или кукушка снова уменьшилась, или Гризельда стала большой – но она предположила, что  это, как всегда, не имеет значения. Просто все  очень странно!
- Где  я, кукушка? – спросила она.
- Там, где ты и хотела побывать, -  ответила она. - Посмотри вокруг, и увидишь.
    Гризельда посмотрела вокруг. Что  она увидела,  я, наверно, не смогу вам описать, дорогие читатели: все это было так не похоже на то, что она  видела прежде! Только во сне вы сможете увидеть то, что Гризельда увидела наяву. Вот если бы словами можно было рисовать картинки, я нарисовала бы их для вас, но  не умею. 
   Она увидела море. Оно было бескрайнее, странное и тихое; совсем не заметно было никаких волн. Гризельда сидела на берегу, у самой воды, но к ее ногам не ласкался, шелестя, прибой, как на земном море. Легкая рябь пробегала по воде от слабого ветерка, овевавшего лицо девочки, - и все! Гризельда  глядела во все глаза. Внезапно она вздрогнула.
- В чем дело? - спросила кукушка. – Ты замерзла? Ты же в накидке!   
- Нет,- прошептала  Гризельда, - мне не холодно; я просто немного испугалась. Море здесь такое  необычное и такое ужасно большое, а свет какой-то странный. Что это за  свет, кукушка? Это  ведь не лунный свет, правда?
- Конечно, нет, - сказала кукушка. - Ты не можешь одновременно и любоваться  пирогом и есть его, Гризельда. Посмотри-ка  в небо. Есть там луна?
- Нет,- ответила Гризельда, - но как там много звезд, кукушка! Свет идет от них? А где солнце, кукушка? Оно скоро взойдет? Ведь здесь не всегда так? 
- Конечно, нет, - подтвердила  кукушка. – Здесь достаточно солнца, иногда здесь его даже многовато, я бы сказала.  Как бы тебе понравился день длиной в две недели и такая же ночь?  Если бы сейчас был день, я не смогла бы доставить тебя сюда. Сейчас  примерно середина ночи, и  приблизительно через земную  неделю  солнце начнет вставать, потому что…
- О, дорогая кукушка, пожалуйста не объясняй! - закричала Гризельда. - Я обещаю обо всем спросить мистера Камзола. Он говорил мне что-то вроде этого сегодня - или вчера, как лучше  сказать? - на уроке астрономии. И это так странно, что именно сегодня вечером ты отвезла меня сюда, чтобы я смогла сама все увидеть. Правда, странно, кукушка?   
- Простое совпадение, - сказала кукушка.
- Что подумает мистер Камзол, если я скажу ему, где я была? - продолжала Гризельда. - Только, видишь ли, кукушка, я никогда не говорю никому о том, что  вижу, когда путешествую с тобой. 
- Пожалуй, и не надо,- согласилась кукушка, - лучше не говори. Теперь ты больше не боишься? 
- Нет,  - ответила девочка. - Но, кукушка,  это море действительно такое  огромное?
- Изрядно, - сказала кукушка. – Оно занимает почти  половину луны. Без сомнения, мистер Камзол говорил тебе, что диаметр луны и ее окружность  являются…
- О, не надо, кукушка! – взмолилась  Гризельда. - Я хочу развлекаться, а не слушать лекции. Скажи  мне лучше, есть ли в этом лунном море русалки? 
- Не совсем, - сказала кукушка.
- Какой глупый  ответ, - пожала плечами  Гризельда. – В нем нет смысла: там или есть русалки, или их нет. Не может быть  русалок наполовину. 
- Кто знает, - ответила кукушка. - Они, возможно, раньше были здесь, но, уйдя, забыли забрать с собой свои хвосты, и когда-нибудь вернутся за ними снова. Будет ли это означать «не совсем»?   
- Кукушка, ты смеешься надо мной, - сказала Гризельда. - Скажи мне, есть ли здесь русалки,  феи, водные эльфы или другие  подобные существа?
- Я должна снова повторить свое «не совсем»,  - сказала кукушка. – Здесь есть существа или, скорее, были, и может быть, будут снова, но ты, Гризельда, никогда об этом не узнаешь. 
    Его тон был довольно торжественный, и Гризельде снова стало  немного жутко.
- Это  ужасно далеко от дома, - сказала она дрогнувшим голосом. – Мне даже кажется, как будто я  возвращусь и обнаружу, что отсутствовала лет пятьдесят, подобно маленькому мальчику из волшебной сказки. Кукушка, мне что-то захотелось  домой. Могу я снова сесть тебе на спину? 
- Сядешь, когда придет время, - сказала кукушка. - Не торопи события, Гризельда. Возможно, мы вернемся  домой коротким путем.
- Бывали ли раньше здесь другие дети? - спросила Гризельда после небольшой паузы.
- Да, - сказала кукушка.
- И все они возвращались домой невредимыми? 
- Конечно, - сказала кукушка. - Так глупо с твоей стороны, Гризельда, думать обо всех этих «близком и далеком», «большом и маленьком», «длинном и коротком» после всего, чему я пыталась тебя научить. 
- Я очень сожалею, - сказала Гризельда кротко, - но, видишь ли, кукушка, я ничего не могу с этим поделать. Наверно, я так устроена. 
- Возможно, - сказала кукушка задумчиво.
Она притихла на несколько минут, а потом заговорила снова.
- Взгляни-ка, Гризельда, -  взмахнула она крылом. – Вот короткий путь. 
  Гризельда посмотрела туда, куда указала кукушка. Далеко-далеко в море она увидела крошечное пятнышко света. Оно было очень маленьким, но от него по слабо мерцающей глади воды к ногам Гризельды протянулась тонкая ниточка света. И пока Гризельда смотрела, нить, казалось, все расширялась и становилась более яркой и четкой, пока, наконец, не превратилась в  дорожку из пылающего света.
- Я должна идти по ней? – тихо спросила девочка  кукушку.
- Нет,- ответила та, - подожди.
  Гризельда ждала и, наконец, увидела, как что-то медленно плывет прямо по светлой полосе, приближаясь к ним. Вскоре Гризельда уже могла разглядеть, что это было. По морю плыла  небольшая красивая лодочка, а управляла ею маленькая фигурка, сначала показавшаяся  Гризельде феей  со светлыми  волосами и серебристыми крыльями, которые при каждом движении искрились и сияли, подобно тысяче алмазов.
   Гризельда запрыгала и захлопала в ладоши с восхищением. При этом звуке фея в лодке повернулась и посмотрела на нее. Тогда Гризельда с изумлением увидела, что это совсем не фея, а один очень знакомый маленький мальчик. Она воскликнула радостно:
- Это же Фил! О, кукушка, это  Фил!  Ты превратился в фею, Фил?
   Но, увы, когда она сказала это, светлая полоса погасла, фигура мальчика исчезла, море, берег и небо стали такими же, какими были прежде, освещаемые  только слабым, странным блеском звезд. Но лодочка осталась. Гризельда видела ее стоящей  совсем рядом, на  мелководье.
- Кукушка, - она воскликнула тоном упрека и разочарования, - куда исчез  Фил? Почему ты отослала его?
- Я не отсылала его, - сказала кукушка. - Ты не понимаешь. Не думай об этом, а садись в лодку. Все будет в порядке, вот увидишь. 
- Разве мы должны уйти и оставить Фила здесь, в полном одиночестве, на  другой стороне луны? - сказала Гризельда, чувствуя себя готовой заплакать.
- О, глупая девочка! - сказала кукушка. – У Фила будет все хорошо, он, пожалуй, разумнее тебя. Садись  в лодку и устраивайся поудобнее, а лучше ляг и укройся накидкой. Не бойся, если твои ноги немного промокнут -  лунная вода совсем не  холодная. Ну, вперед!
  Гризельда сделала так, как велела  кукушка. Она уже начала чувствовать  усталость и  удобно улеглась на дно  лодки,  укрывшись теплой накидкой из  перьев и подвернув ее под себя. 
- Кто будет грести? -  спросила она сонно. – Ты же, кукушка, не сможешь крыльями держать весла, а я… 
-Тише! - сказала кукушка. Гребла она или нет, Гризельда так  никогда и не узнала. Лодочка скользила по водной глади, и кто-то, наверно, все же греб, потому что Гризельда слышала мягкие всплески весел. Она начала считать эти всплески – раз, два, три – и когда добралась до ста, то…

Глава 11
До свидания, кукушка!

… То забыла все и крепко заснула, чтобы, как обычно,  пробудиться в собственной кроватке!
- Снова один из ваших фокусов, госпожа Кукушка, -  сказала она  с улыбкой. – Но я не возражаю. Это действительно был короткий путь домой, и в лодочке было очень удобно; я видела много интересного вчера вечером и очень благодарна тебе, что мы предупредили Фила не приходить сегодня. Ах! Я вспомнила,  что  наказана! Интересно, тетя Анита действительно заставит меня оставаться в  комнате весь день? Как это будет скучно! И что подумает мистер Камзол?  Но я это заслужила. Я была очень груба и упряма.
   В дверь постучали. Это  Доркас принесла  горячую воду.
- Доброе утро, мисси, - она сказала неуверенно, не зная, в каком настроении проснулась «мисси» сегодня утром.  - Я надеюсь, что вы спали хорошо. 
- Просто замечательно, спасибо, Доркас. Я провела восхитительную ночь, - ответила Гризельда дружелюбно, улыбаясь при мысли о том, что бы сказала Доркас, знай она, где девочка  была этой ночью и что видела.
- Это  хорошие новости, - сказала Доркас с облегчением, - а у меня тоже есть хорошие новости для вас, мисси. По крайней мере, я надеюсь, что они хорошие. Ваша тетя рано утром заказала экипаж -  видите, она действительно хочет доставить вам удовольствие, мисси, и разрешить играть с маленьким мастером Филом. Если завтра будет ясный день, мы как-нибудь дадим ему знать об этом, и он придет. 
- Спасибо, Доркас. Я надеюсь, что все будет в порядке, и леди Лавандр не будет возражать. Я очень надеюсь, что не будет. Доркас, мне очень жаль, что я была грубой с тетей Анитой: я знаю, что должна слушаться ее. 
- Правильно, мисси, - сказала Доркас одобрительно.
- Мне кажется, Доркас, - сказала  Гризельда мечтательно, когда, несколько минут спустя,  стояла  у окна, а старая служанка тщательно расчесывала  ее густые  волнистые волосы, - мне кажется, Доркас, что  все повинуется чьим-то распоряжениям. И солнце, что встает сейчас, и луна, отправляющаяся утром  в кровать – они всегда повинуются, не так ли? Интересно, почему это  настолько трудно для людей – для детей, по крайней мере?
- Мисси, вы говорите как-то странно, - ответила Доркас, несколько растерянная, - но я понимаю, что вы хотели сказать, и думаю, что это  верно. Это трудный урок для многих.   
- Я хочу усвоить его хорошо, Доркас, - сказала Гризельда решительно. – Пожалуйста, передай тете Аните, что я очень сожалею о прошлом вечере и буду в наказание сидеть весь день в своей комнате. Но если бы она позволила, я хотела бы спуститься вниз и позаниматься с мистером Камзолом.  Я не буду выходить в сад; но мне хотелось бы сделать приятное тетушкам, хорошо ответив все уроки. 
   Доркас была восхищена и удивлена. Никогда не видела она свою «мисси» такой покорной и разумной.
- Я только надеюсь, что этот ребенок не собирается заболеть, -  сказала она себе.
    Из Доркас получился прекрасный посол, и в результате переговоров заключение Гризельды ограничилось границами дома и прогулкой по террасе. Девочке  не пришлось сидеть взаперти в  четырех стенах маленькой комнаты, как она боялась.
   Уроки в этот день были выучены прекрасно и заслужили более чем одобрительный отзыв мистера Камзола. 
- Особенно я удовлетворен, - заметил он мисс Аните, - интересом мисс Гризельды к изучению астрономии, о которой я лишь недавно начал ей рассказывать, но уже почти не вижу ошибок в выполненных ею заданиях. 
- Я чрезвычайно рада  слышать это, - ответила мисс Анита  любезно, и поцелуй, которым она ответила на просьбу Гризельды о прощении, был очень сердечным.
   И с Филом было все в порядке. Леди Лавандр знала о нем все: его отец и мать были ее друзьями, и  она просила, чтобы маленький мальчик иногда проводил время и в Мерриброу Холле, и был представлен ее крестнице Гризельде. Конечно, поскольку леди Лавандр знала эту семью, не могло быть никакого возражения против пребывания Фила в саду мисс Аниты!
  И наступившее наконец «завтра» оказалось прекрасным днем. Какой счастливой и беззаботной  чувствовала себя Гризельда, когда бежала по лесной дорожке, чтобы встретить своего маленького друга!
 -Что ты делал вчера, Фил? - спросила девочка. – Ты не огорчился, что не смог поиграть  со мной? 
- Нет,- сказал Фил загадочно, - я искал дорогу в волшебную страну, чтобы показать ее вам, и думаю, что  нашел. О, это такая замечательная дорога! 
Гризельда улыбнулась.
- Я боюсь, что путь к волшебной стране не так легко найти, - сказала она. - Но я хотела бы услышать о том, где ты был. Это  далеко? 
- Недалеко. Если вы пойдете со мной, - сказал Фил,  - то я покажу вам этот путь. Он находится в лесу. Я могу показать его вам, и мы успеем обратно к чаю.   
- Очень хорошо, - сказала Гризельда, и  они пошли.
   Было ли это дорогой в волшебную страну или нет, но неудивительно, что маленький Фил думал так. Он вел Гризельду прямо через лес, туда, где девочка никогда не была прежде. Идти оказалось довольно трудно, приходилось бороться с зарослями ежевики; то здесь, то там надо было пробираться на четвереньках. Гризельда не раз напоминала Филу, что они обещали няне бережно относиться к  одежде, и чтобы он не лез в особо густой кустарник с риском оставить на цепких ветвях клочки своих штанишек.
   Но когда, наконец, они достигли любимого места Фила, то  все неприятности сразу были забыты. О, как здесь было красиво! В самой чаще леса их взглядам  вдруг открылась крошечная полянка, маленькое зеленое гнездышко, заботливо окруженное  деревьями. По полянке бежал веселый ручей, то пропадая в траве, то снова сияя на солнце. Самые красивые и самые ароматные из цветов, казалось, были собраны здесь во всем своем разнообразии.
- Правда, здесь так красиво? – спросил  Фил, устроившись на мягкой густой  траве у ног  Гризельды. - Это, должно быть, раньше был сад фей. Я думаю, что где-то здесь есть потайная дверца  в волшебную страну, нам только надо ее найти. 
- Если бы! - сказала Гризельда. - Я не думаю, что мы найдем ее, Фил, но все равно – ты нашел прекрасное место, и мне хотелось бы иногда приходить сюда.   
   По предложению Фила они решили сделать себе домик прямо на этой волшебной полянке и принялись за дело. Они управились со строительством довольно быстро, сложив дом из веток и  больших камней, заполнив отверстия  папоротником и дроком.
- И если феи придут сюда, - гордо сказал Фил, - они будут очень довольны, найдя совсем готовый дом! 
 Дети собрали цветы и  украсили дом внутри, а сухие листья и веточки сложили в одном углу, чтобы можно было развести огонь. Это было нелегко, и когда они закончили работу, то вспотели и устали.  Внезапно  Гризельда остановилась.
- Фил, - встревоженно сказала она, - должно быть, уже поздно. 
- Позже чая? – спросил равнодушно Фил.
- Мне кажется, что да. Взгляни, как низко находится солнце. Ну, Фил, мы должны поторопиться. Куда нам идти, чтобы выйти из леса? 
- Сюда, - сказал Фил, нырнув в кусты. Гризельда последовала за ним. Фил раньше всегда был хорошим проводником, и она, конечно, сама не нашла бы дороги обратно. Они  шли, пока на заметили, что кустарник поредел.
- Фил, - сказала Гризельда, - это  не тот путь, которым мы пришли.
- Нет?- спросил Фил, испуганно оглядываясь. - Тогда мы, наверно, заблудились.
- Боюсь, что так, - сказала Гризельда, - и к тому же, уже поздно. Я так сожалею, поскольку тетушки будут волноваться, а я  хотела не огорчать их больше. Твоя няня тоже будет волноваться, Фил? 
- Мне все равно,  - ответил Фил.
- Ты не должен так говорить. Мы сами виноваты, что так задержались.
- Ну и что, - сказал Фил. – Вот если бы это была мама, то мне не было бы все равно. Моя мамочка такая хорошая!  Она никогда не сердится на  меня, даже если я не слушаюсь. 
- Она не хотела бы, чтобы ты опаздывал, я уверена, - сказала расстроено Гризельда, - и это  моя вина, потому что  я старшая. Куда же нам теперь идти?
   Они пошли по еле видной тропинке, пока не дошли до развилки, или, вернее, до того места, где тропинка встречалась с дорогой, по которой шли две грубые колеи.  Направо  или налево, куда идти? Гризельда остановилась в недоумении. Вокруг уже смеркалось, луна начала слабо мерцать сквозь ветви. Гризельда посмотрела на небо.
- Подумать только, - сказала она себе –  я не знаю дороги из какого-то лесочка, а ведь вчера  была на другой стороне луны! 
   Воспоминание об этом заставило ее подумать о другом.
- Кукушка, кукушка, - позвала она, - не могла бы ты помочь нам? 
    Потом  она остановилась и стала прислушиваться, держа холодную руку Фила в своей руке. И ее надежда не была напрасной. Откуда-то издалека послышалось знакомое «куку, куку»! Фил захлопал в ладоши.
- Она зовет нас, - закричал  он радостно. - Она собирается показывать нам путь. Так она зовет меня всегда. Кукушка, мы идем! - и, потянув за руку Гризельду, он бросился бежать по дороге направо - туда, откуда послышался крик.
  Всякий раз, когда дорога поворачивала или делилась на несколько дорог, снова слышалось «куку», и дети смело следовали за ним, пока, наконец, не вышли прямо к воротам фермы Кроуча.
- Теперь я знаю дорогу, добрая кукушка, - воскликнул Фил. – Гризельда, я могу дойти  до дома один,  если ваши тетушки волнуются. 
- Нет, - сказала Гризельда, - я должна привести тебя домой, дорогой Фил. Я обещала заботиться о тебе, и если няня будет сердиться, то пусть лучше ругает меня, а не тебя.   
 Когда усталые дети добрели до дома, то услышали, как мистер Кроуч и няня что-то взволнованно говорят  мужчинам, стоящим у крыльца. Няня первая заметила потерявшихся.
- Здесь он, здесь, мистер  Кроуч! – закричала она. – Не надо посылать никого на поиски! О, мастер Фил, как вы могли так задержаться? И именно сегодня, когда – ой, я забыла, что не должна говорить. Быстро идите в комнату – а кто эта  девочка? 
-Она  не  девочка, она - молодая леди, - сказал мастер Фил, принимая  важный вид, - она пойдет и поужинает со мной, а затем кто-то должен отвести ее к дому ее тетушек. Вы поняли? 
  Гризельда позволила мальчику провести ее в комнату только для того, чтобы его не огорчать. Ужинать ей совсем не хотелось, к тому же  она представляла, как волнуются ее тетушки. Но когда дети вошли в комнату, раздалось взволнованное восклицание. Около окна стояла дама и вглядывалась в темноту, хотя вряд ли могла что-то различить.  Шум открывающейся двери заставил ее обернуться. 
- Фил, - воскликнула она, - мой  маленький Фил, где ты был? Разве ты не знал, что я жду тебя здесь?
- Мамочка, мамочка! - закричал Фил, бросаясь в объятия  матери.
   Гризельда отодвинулась  в тень коридора, и слезы навернулись на ее глаза.  Несколько минут она слушала ласковые слова, которыми обменивались  мать и сын.
  Но это продолжалось лишь несколько минут, и вскоре  Фил вспомнил о девочке.
- Мамочка, - закричал он снова, - ты должна поцеловать и Гризельду! Она такая добрая, она играет со мной, и у нее совсем нет мамы, - добавил он тише.
 Дама обняла Гризельду  и поцеловала ее. Она совсем не казалась удивленной.
- Я думаю, что знаю Гризельду, -  сказала она очень любезно, изучая  лицо девочки нежным взглядом ясных синих глаз, очень похожих на глаза  Фила.
   Тогда Гризельда осмелилась сказать, как угнетает ее то, что она заставила тетушек переживать и волноваться. Тотчас к тетушкам был отправлен верховой с известием, что Гризельда, целая и невредимая, находится на ферме Кроуча.  Саму же Гризельду  не отпустили, пока она не поужинала вместе с Филом, не согрелась и не отдохнула.
- Как же случилось,  что вы  заблудились? - спросила мама Фила. 
-Я повел  Гризельду в лес, чтобы показать ей  дорогу в волшебную страну, потом мы стали строить дом для фей, на тот случай, если они захотят отдохнуть, а потом пошли домой, но заблудились, потому что стало темно,  - объяснил Фил.
- Это  действительно была дорога  в волшебную страну? - спросила дама, улыбаясь.
   Гризельда покачала  головой.
- Фил еще многого не понимает, -  сказала она мягко. - Он еще так мал. Дорогу в настоящую  волшебную страну трудно найти, и  каждый должен искать его сам.   
 Она вгляделась в лицо дамы  и увидела, что та  поняла ее.
- Да, дорогое дитя, - ответила мать Фила ласково  и  немного печально. – Но вы с Филом можете помочь друг другу, а я попытаюсь помочь вам обоим. 
- Вы ведь не собираетесь увезти  Фила? – прошептала Гризельда.
- Нет, теперь мы останемся  здесь, - ответила дама, - а вскоре приедет  отец Фила, и мы поселимся в большом доме на  другой стороне леса, на пути к Мерриброу.  Вы рады, дети?

                * * * * *
   Гризельде приснился странный сон - просто сон, и ничего больше. Ей приснилось,  что кукушка снова прилетела -  на этот раз, как она объяснила, чтобы попрощаться с девочкой. 
- Я тебе уже не нужна, - сказала она. - Я оставляю тебя в хороших руках, Гризельда. У тебя есть  друзья, которые понимают тебя, друзья, которые помогут тебе и работать, и играть. Эти  друзья намного лучше, чем  мандарины или бабочки, или даже  старая кукушка.
  Но когда Гризельда пробовала заговорить с ней, поблагодарить ее за доброту, попросить ее иногда прилетать, кукушка улетела прочь. «Куку, куку, куку» - пела она,  и последнее «куку» очень походило на «до свидания».
 Утром, когда Гризельда проснулась, ее подушка была влажна от слез. Так кончаются многие  истории. Девочка была счастлива, очень счастлива, думая о добрых новых друзьях; но слезы предназначались тому другу, который только что попрощался с ней  - несмотря на то, что этим другом была всего лишь  живущая в часах кукушка.




Перевод с английского Екатерины Гладких