Борис Бызалов
Москва
2016г.
ЛЮДИ, КНИГИ И ПРУЖИНЫ
Задумали мы с женой провести этим летом генеральную уборку нашей квартиры. И правильно сделали! Ведь с тех пор, как почти сорок лет назад мы соединили наши судьбы, в доме накопилось много предметов, которые оказались уже не нужными, а выбрасывать их было некогда и некуда, да и если уж говорить откровенно, то и жалко.
Среди этого мусора попадались старые письма однокашников, сослуживцев и друг другу, пожелтевшие газеты, отражающие исторические события, коллективные фотографии с полузабытыми и ставшими уже не интересными персонажами, бобины с магнитофонными лентами вышедших из моды бардов.
Все это было безжалостно измельчено, расфасовано по пакетам и сумкам, оставшимся от продовольственных покупок и вынесено к мусорным контейнерам, установленным под навесом на задворках нашего дома.
Незадача произошла только с книгами, которых в нашей домашней библиотеке насчитывалось более двух тысяч. Среди них были технические книги, принадлежащие главе семейства, медицинские его дражайшей половине и собрания сочинений классиков отечественной и мировой литературы. Два десятка наименований изданий повторялись, потому что невеста в качестве приданного принесла в дом жениха книги, которые у него уже имелись.
В то время книги представляли большую ценность и их наличие показывало интеллектуальную состоятельность их обладателя и являлось престижным занятием. На подписку сочинений известных авторов у книжных магазинов с ночи выстраивались длинные очереди с перекличкой подписантов и проверкой их номеров, записанных на ладонях. Некоторые дефицитные издания продавались только в обмен на макулатуру, а вручение на твоем юбилее подарочного издания считалось лучшей наградой.
А позже, еще совсем недавно, в конце лихих девяностых годов у мусорных контейнеров в московских дворах можно было увидеть выброшенные собрания сочинений классиков литературы и отдельные, даже раритетные книги. После контрреволюции девяносто первого года, когда средства производства снова передали частным лицам, произошла деградация населения? Или молодежь в квартирах, доставшихся им по наследству от вымирающего поколения своих отцов, сделала евроремонт и книги оказались им не нужными?
А может быть просто в нынешний век электроники происходит историческая смена носителя информации? Ведь писали же шумеры на глиняных дощечках, а древние новгородцы на бересте. Потом появилась бумага, которая в качестве носителя информации и дожила до наших дней. Так может быть пришел и ее черед?
Только кто из читателей будущих поколений ощутит восхитительный запах новой, только что отпечатанной книги или таинственный запах столетнего раритета?
Выбросить на помойку наши повторные комплекты книг у нас не поднялась рука и поздно вечером, таясь от соседей мы сложили их на лестничном подоконнике. Надо отметить, что деградация к нашему вящему удовольствию не коснулась жильцов нашего подъезда, потому что собрания сочинений Антона Павловича Чехова и Андрэ Моруа смели с подоконника в ту же ночь.
А вот великим продолжателям дела Маркса и Энгельса не повезло. Их сочинения никто не хотел брать! Да и действительно, сочинения Владимира Ильича и Иосифа Виссарионовича составляли, в основном, речи, статьи по борьбе с ревизионистами и проблемам, с чего начать и что делать. Из сочинений вождя мирового пролетариата мы оставили себе только интересный "Материализм и эмпириокритицизм", а из сочинений Отца народов, друга физкультурников и детей только четкое и доходчивое Евангелие коммунистов: "О диалектическом и историческом материализме".
Сочинения вождей пролежали на подоконнике больше недели и нам пришлось везти их к мусорным контейнерам, где их с удовольствием забрали подпольные сборщики макулатуры. Оказывается такие тоже есть.
Та же участь постигла и некоторые технические книги. "Учебник водителя третьего класса", "Руководство по логарифмической линейке", "Таблицы быстрого счета" и другие, такие же устаревшие книги, изданные еще в середине прошлого века.
Среди них завалялась в закоулках книжного шкафа неприметная серая книжица в картонном переплете, которая никак не хотела убираться на помойку. Она выскальзывала из рук, не лезла в мусорный пакет, а на помойке сваливалась с контейнера обратно в домашнюю корзинку. Мистика какая-то! Я взял ее в руки, перелистал страницы и все вспомнил.
В 1951 году, после окончания института, я вместе с тремя своими однокашниками был направлен на работу в специальное конструкторское бюро. Тогда молодые специалисты в отличие от нынешних были обязаны в течение трех лет отрабатывать бюджетные деньги, потраченные государством на их обучение.
Это сейчас детеныш одного моего знакомого, имея в кармане два диплома, один из которых получен на бюджетные деньги, вот уже второй год не может устроиться на работу по специальности, постепенно забывая все, чему учили.
А тогда мы, отнюдь не круглые отличники, по неведомым нам причинам попали в конструкторское бюро, занимавшееся проектированием военной техники. Наверное, из-за чистоты наших анкет. Надо сказать, что мы не подвели старших товарищей, а полученные на экзаменах отметки не всегда объективно отражают личность их обладателя. Один из нас позднее стал руководителем этого бюро, другой его заместителем, третий начальником отдела испытаний и профсоюзным лидером, а четвертый занял не ординарную должность в нашем профильном министерстве.
В те годы в стране шло бурное развитие нового вида вооружения - ракетной техники. Еще не были освоены пороховые твердые топлива и пороховые двигатели для зенитных и баллистических ракет и они летали на жидких топливах, состоящих, как правило из двух компонентов: окислителя на основе концентрированной азотной кипящей кислоты и горючего на нефтяной основе.
Для подготовки ракет к пуску, содержания их в боевой готовности, обслуживания и хранения требовалась многономенклатурная техника, в том числе и автозаправщики азотной кислотой и горючим. Ведь азотную кислоту просто так, ведрами, в баки ракеты не нальешь!
Обучившись азам конструирования и поучаствовав в проектировании такого заправщика, я был командирован на Свердловский (ныне Екатеринбургский) завод "Пневмостроймашина", который решением правительства был назначен изготовителем автозаправщиков азотной кислотой. Все было в новинку и нам конструкторам, и заводчанам изготовителям.
Все детали заправщика, соприкасающиеся с кислотой, были запроектированы нами из нержавеющей конструкционной, не закаливаемой хромоникелевой стали, которая поставлялась металлургами в виде листового проката, труб и прутков. В конструкции заправщика было предусмотрено два десятка пневмоклапанов, возвратные пружины которых омывались кислотой и поэтому должны были быть изготовлены из закаливаемой нержавеющей стали марок 2Х13 или 4Х13, широко используемых в отечественной химической отрасли.
Нержавеющая проволока из хромоникелевой стали в наших конструкциях не применялась и была нам просто не нужна, тем более что для изготовления пружин она вообще не годилась.
Но в реальности, когда заправщики были уже почти изготовлены и мы залили кислоту в арматуру, пружины в клапанах покрылись бурой ржавчиной и оказались негодными для применения.
Положение сложилось отчаянное. Войска ПВО страны, и в первую очередь Московского военного округа, остро нуждались в зенитной системе С-25, в комплектацию которой входили автозаправщики азотной кислотой.
Мне в помощь прислали из КБ еще трех конструкторов. Но чем они могли помочь? Снабженцы сообщили, что нержавеющую проволоку выпускает только Белорецкий металлургический комбинат, но и ту только хромоникелевую. Ну что из этого? Для пружин она все равно не годилась.
На заводе и в КБ не находили решения. Директор завода Иван Иванович Семененко начал подумывать об уходе на пенсию и понимал, что просто так это ему не удастся. Его секретарша Роза Петровна провожала и встречала нас, конструкторов, ненавидящим взглядом, главный инженер Герман Николаевич Пермяков и главный конструктор завода Владимир Иванович Матвеев заболели комплексом неполноценности, начальник спецпроизводства Олег Сутягин приобрел нервный тик, военпред Дмитрий Федорович Смирягин ходил чернее ночи и выкуривал за сутки полторы пачки "Беломора", а начальник сборочного участка Алик Горштейн приходил в конструкторский отдел, садился верхом на стул и молча смотрел на нас укоризненными глазами, в которых застыла вся мировая скорбь.
Из Москвы прибыл Главный конструктор проекта, мой наставник
Леонид Иванович Полтев, почесал, как ныне говорят, репу и сказал: "А не смотаться ли тебе, Боба, в Белорецк и посмотреть вживую, что за проволоку волокут там уральские умельцы?"
Ну я и смотался! Тем более что от Свердловска до Белорецка всего-то каких-то четыре сотни километров!
Путешествие было удивительным! Пришлось проехать по Белорецкой узкоколейной железной дороге. Маленький паровозик с огромной трубой, сверкая начищенной до блеска медью, тащил за собой состав из трех миниатюрных вагончиков и открытую платформу. С торцов вагончиков находились открытые площадки, огражденные витой кованной лентой с чугунной литой вязью. Для перехода из одного вагончика в другой были предусмотрены откидные рифленые мостки, защищающие пассажиров от падения металлическими перилами. Купе внутри спального вагончика было обустроено красным деревом.
Возникало полное ощущение, что такой же паровозик возил императора и его венценосную семью из Петербурга в Царское Село.
Паровозик тащил свою ношу по серпантинам южноуральских гор. Мимо нас в синеватой дымке проплывали их вершины, окрашенные сочным зеленым цветом еще нетронутой человеком тайги. А внизу в ущельях искрились на каменистых водостоках быстрые ручьи и не великие речушки с безупречно прозрачной водой.
Пожилой проводник в гражданском прикиде, но в обязательной форменной железнодорожной фуражке с кокардой из двух скрещенных молоточков, увлеченно рассказывал мне о достопримечательностях и красотах его малой родины, где ему пришлось повоевать еще в Гражданскую и где он осел на всю оставшуюся жизнь.
Прибыв в Белорецк, я обратился к Главному на комбинате, все ему рассказал, не смотря на строгие режимные секреты и он сразу вникнув, оказал мне товарищескую помощь, попросив только предоставить ему сортамент нужной проволоки, эскизы пружин и приспособлений для их испытаний. Спасибо ему! В наше время и в другом месте сказали бы: "Плати!" Но платить мне и тогда было бы нечем, да и были мы советскими людьми и этим все объяснялось!
А вот нарисовать эскизы для меня составило большую трудность. В институтском курсе сопромата этой задачки не было и я побежал в городскую библиотеку и к своему счастью нашел книгу по расчету, изготовлению и испытаниям пружин, правда опять же из обычных пружинных сталей. Но это было уже кое-что. И на утро, рассчитав пружины по доступным для практического инженера формулам, я принес в цех все, что обещал Главному.
А это "все" состояло из эскизов самих пружин, оправок для их испытаний и гирь для нагружения. Оправки представляли собой вертикальные штырьки, на которые насаживались пружины, а гирями служили тестированные диски с отверстиям в центре, через которые они надевались на штырьки и нагружали своим весом испытываемые пружины.
На следующий день мне навили все пружины, изготовили оправки и гирьки и мы, собрав все пакеты, оставили пружины под нагрузкой на двадцать четыре часа. Оказалось, что все они проседали от первоначального размера, но сохраняли упругость и возвращались в свое новое исходное состояние после снятия нагрузки.
В моем воспаленном сознании забрезжило предчувствие удачи и на мгновение я ощутил себя Исааком Ньютоном, которому на голову упало яблоко! Проверили еще раз, и еще раз. Все оказалось именно так!
А объяснялось это тем, что в процессе волочения проволоки через многократные отверстия(филенки) до получения нужного диаметра, ее поверхность уплотняется, происходит так называемая "нагартовка" и проволока приобретает упругость, достаточную для изготовления пружин, без их последующей закалки.
Не веря себе я позвонил в Свердловск дяде Лене Полтеву, сообщил, что решение найдено и тут же получил приказ немедленно возвращаться, прихватив с собой проволоку в количестве и размерах, необходимых для изготовления первого образца заправщика.
В предотъездной суматохе я ненароком приватизировал библиотечную книгу. Представляю, что обо мне подумали на комбинате, если бы библиотека объявила меня во всесоюзный розыск. Пусть нашим общим утешением будет то, что эта книга еще не раз помогала нам в Свердловске.
Обратный путь проходил по той же Белорецкой узкоколейке. Только теперь я был обременен кроме чемоданчика с провизией, личными предметами и ворованной книгой, еще и мотками проволоки с мешком, в котором находились искомые пружины.
И тем не менее очарование от ауры Южного Урала и его старинной железной дороги никуда не улетучилось. Того и жди, что из-за поворота выйдет на тебя Маша Миронова - капитанская дочка, а на открывшейся части проезжей дороги махнет тебе из кибитки рукой бородатый черноглазый царский самозванец.
Разрушать Белорецкую узкоколейку начали еще при советской власти. Рельсы отправили на переплавку, подвижной парк, насчитывавший более сорока единиц, сломали и разграбили после развала Союза, а станционные постройки сгнили сами собой. Зачем?
Магистральная узкоколейка имела несколько ответвлений на рудники и к жилым поселкам. Вместо того, чтобы сделать из нее и уральской экзотики туристическую Мекку и собирать не малую прибыль, разрушили все! Краеведы рассказывают, что сохранили только ветку, по которой на современных тепловозах, переделанных под узкую колею, возят на Пугачевское болото приезжее начальство вволю расслабиться и порыбачить. Вот это по-русски! Это наше! Но зачем?
А тогда я возвращался в Свердловск по все еще существующей Белорецкой узкоколейной железной дороге.
"Вагоны шли привычной линией, подрагивали и скрипели. Молчали желтые и синие, в зеленых плакали и пели....". Это у Блока. А у нас в соседнем вагончике, действительно, пели, шумели и смеялись.
И я, обремененный ответственностью за свой драгоценный багаж спросил уже знакомого мне проводника, что там такое? А он ответил: " Да это же ворошиловцы, освобожденные из лагерей, возвращаются. Тебе они не сделают ничего плохого, но и ты к им не ходи". В тот год Председатель президиума Верховного Совета подписал указ о широкой амнистии уголовникам. Помните "Холодное лето пятьдесят третьего года" с Приемыховым и Папановым?
Я послушался старого проводника и благополучно довез свое "железо" до уральской столицы без ненужных приключений. Привезенной проволоки хватило на комплектацию всех пневмоклапанов первого опытного образца заправщика и на проведение дополнительных ресурсных испытаний пружин, которые показали их полную работоспособность и долговечность.
А привезенная из Белорецкой библиотеки книга пошла по рукам. Первым в нее внедрился военпред, а последующими читателями стали заводские конструкторы и технологи, значительно расширив тем самым свой инженерный кругозор.
На второй образец заправщика снабженцы заказали и привезли проволоку уже сами, а в дальнейшем между ее поставщиком и потребителем установились обычные, принятые в народном хозяйстве страны производственные взаимоотношения.
Руководство завода стало ходить на работу, как на праздник. Директор перестал вздыхать и вновь показал себя крепким хозяйственником, Роза Петровна встречала нас обворожительной улыбкой и обращалась к нам только по имени. Главный инженер и начальник заводского КБ снова приобрели уверенность. Военпред посветлел лицом, перешел на дорогой "Казбек" и напевал себе под нос что то вроде "Пусть солдаты немного поспят...". У Алика Горштейна взгляд снова стал требовательным и жестким, а начальник отдела снабжения завода Иван Семенович Горьков пригласил нас конструкторов в самый фешенебельный ресторан города при гостинице "Большой Урал".
О пружинах вскоре все забыли, они превратились в обычное производство и не вызывали никаких проблем при их изготовлении. А мы продолжали заниматься своей обычной повседневной работой и даже написали с Борей Мартыновым - конструктором заводского КБ, статью, в которой обобщили весь опыт по созданию нержавеющих пружин, приведя в таблице их конкретные технические характеристики и чертежные номера. Порекомендовали мы и поправочные коэффициенты к расчетным формулам, приведенным в белорецкой библиотечной книге, ставшей руководством для заводских инженеров.
Написали мы эту статью и послали ее в редакцию уважаемого журнала "Машиностроитель" не для рубля, а потому что сочли нужным сообщить о нашем опыте тем, кто в химической промышленности страны мог столкнуться с аналогичными проблемами.
Редакция послала нашу статью на рецензию ученым людям и те в своем отзыве написали, что такого не может быть потому, что этого быть не может. Тем не менее , вопреки мнению ученых людей, пневмоклапаны с нержавеющими пружинами продолжали устанавливать на последующие модификации кислотных заправщиков ЗАК-21, а в дальнейшем и на усовершенствованную перекачивающую дозирующую станцию ЗАК-32М, которая входила в состав серийно выпускаемого зенитно-ракетного комплекса С-75, принятого на вооружение Советской армии и даже экспортируемого в дружественные нам страны.
Именно ракетами этого комплекса 1-го мая 1960 года был сбит американский высотный разведывательный самолет У-2. Пилот чудом остался жив и был подвергнут советскому суду. Хрущев ликовал! Еще бы! Ему это давало бесценные козыри в неустанной борьбе с агрессивным и неуязвимым мировым империализмом. Но это, действительно, было событием, повлиявшим на сложившуюся в то время военно-политическую и дипломатическую международную обстановку.
Давно это было. Одна из пружин, подаренных мне токарем Павлом Петровичем Булановым сразу после ее навивки до сих пор стоит у меня в секретере среди прочих сувениров. И книга из Белорецкой библиотеки тоже сохранилась. Ну разве можно было после всего этого выбросить ее на помойку? Конечно нет!
И мы решили отправить ее бандеролью туда, где она и хранилась изначально, в Белорецкую городскую библиотеку. Пусть еще послужит людям, несмотря на победоносное шествие нового, молодого, прагматичного электронного носителя.
Спасибо ей!