Юмористический взгляд на превратности жизни помогает сохранить в нас человеческий облик, иначе человечество носило бы на своём лице кабаньи клыки.
(отрывок из автобиографического произведения «Слюни Искариота или Абдукции сине-белого воротничка)
Далёкий Сахалин. Незабываемый (для наших героев) 1958 -ой год. Закончился выпускной вечер. Два парня и одна девушка , сердечно , попрощавшись с бывшими одноклассниками поспешили на железнодорожный вокзал к, вот-вот уходящему, поезду. Спешить было легко. На крыльях напутственных добрых слов про светлое будущее по полуосвещённой, спускающейся к морю (и вокзалу), пустынной улице, успели к лязгу буферов вагонов от рывка пыхтящего паровоза.
Слегка отдышавшись, на деревянных сиденьях общего вагона, чуть-чуть приоткрыв, зажмуренные от надвигающегося вечного блаженства, глаза, не поднимая опрокинутых на спинки сидений затылков, троица завершила тему, начатую в начале спуска к новой жизни. Если начать перекличку от окна вагона, - на скамейке расположились: Юрка Берестюк, Генка Рыжаков и его тайная любовь Нинка Кезина.
Покинутый город назывался Макаров. Следующая и конечная остановка для двоих была в посёлке Поречье, через 15 минут. Все трое из интерната, а вот девушка жила дальше (на границе района) и купила билет заранее. До посёлка было всего 6 км, всегда ходили пешком, но сейчас была ночь и уважительная причина: - кортеж дамы сердца. Едва завершили тему разговора, забрезжили огоньки родного посёлка.
Начался процесс напутствий перед расставанием надолго. До начала прощального целования (так в советское время у школьников называлось скорострельное чмоканье в щёчку) оставалось 25 секунд, когда появилась группа товарищей в составе:- породистый хряк (190 см. на 110 кг) и две плотные бабёнки с фонарями — все в железнодорожной форме.
Оставшиеся секунды мы использовали на изображение сцены три в одном: 1) прощальный чмок-поцелуй, 2)речь Геракла:- «Ваши билетики» и 3)моё несвязное бормотание: - « …..С выпускного вечера... Не успели купить... Уже приехали...Простите дяденька». Воспользовавшись тем, что все три должностных лица сосредоточились на моей персоне, мой Юрка и ещё два (надо полагать безбилетных) земляка, совершили побег на рывок. Рванувший за ними супертяж, в надежде сорвать ботинок с улепётывающего безбилетника, осознав тщетность своих стяжательских помыслов, внести существенный вклад во всенародное дело - «Борьба с преступностью», притормозил в дверях.
Глянув на дверной проём в комбинации с туловищем этого борова, через который не просвечивалась ни одна звезда , висящая над моей малой родиной, в моей голове «брызнула» светом как сгоревшая лампа, идиотская мысль: - «Это ж «скока» надо спилить южно-сахалинского дерева на его гроб?!». Ещё не успела доискрить моя кощунственная эпитафия, как сзади на меня налетели две орлицы из этого железнодорожного сообщества, больше напоминавшего мне «Гришку Распутина с двумя девицами» двигавшегося из Тобольска в Санкт-Петербург, так они были духовно (я ещё представил и телесно) связаны. Этот вурдалак радостно облапал меня своими клешнями - ладонями размером с пацирь пятилетнего морского краба. Прижатый к животу, я слышал как надо мной в грудной клетке этого троюродного дедушки Николая Валуева, радостно билось могучее сердце.
Я понял, что моё тело представленное в железнодорожное отделение Министерства внутренних дел, было для него последней надеждой получить денежную награду за поимку злостного нарушителя «Правил поведения пассажира».
А в это время по моей спине и голове как цепом ( простейшее с.-х. орудие для обмолота зерновых культур), работали своими фонарями две застоявшиеся кобылицы. Работали сосредоточенно, били с оттяжкой, с разбегом и отскоком на 2-3 шага. Их односложные выкрики из репертуара ненормативной лексики , живо напомнило мне гиканье и улюлюканье малоазиатских амазонок без лошадей, образ которых с лихвой восполняло их скакание по тамбуру в четыре ноги. Имея весовую категорию - полулёгкий вес (57кг, рост 164см), в сомкнутых «граблях» блюстителя железнодорожного правопорядка, я мог лишь подавать признаки жизни, изображая тренировочную грушу. Генеральная стратегическая линия хозяина прайда и двух разбередённых львиц - оттеснить меня от дыры на перрон. Постепенно этот клубок необузданных страстей, со мной в центре, переместился из тамбура в коридор соседнего вагона. Мой «толкач» пыхтел в унисон с паровозом в начале состава.
Когда поезд тронулся, все сразу обмякли, а я не сразу осознал, почему во мне заворошилось какое - то двойственное чувство. Плохо что меня этот ограниченный контингент спецназа будет конвоировать до отдела железнодорожной милиции в п.Восточном, но не плохо, что туда же едет и предмет моих тайных воздыханий. Но общения не получилось, т. к. её приводили ненадолго, только для идентификации мой гангстерской личности.
По всем правилам оперативной работы, ко мне приставили охранниц из числа «ублажавших» меня фонарями — обеих, тем самым оголив тылы и фланги всего оперативного простора, равного длине железнодорожного состава. Похоже в ихнем учреждении в «Положении о премировании за поимку хулиганов» отсутствовала прогрессивная шкала премирования в зависимости от количества и качества отловленных злодеев. Им хватало одного меня. Огорченный невозможностью пообщаться с моей Дульсинеей Сахалинской (в конечном счёте, всем в школе было известно, что объектом её предпочтений был точно не я) и, чисто из вредности характера, у меня созрела мысль лишить этот аморальный коллектив премии на все 100 процентов.
Следующая станция называлась Гребенская и за ней сразу начинался тягун , на вершине которого состав сильно замедляет ход. Там же по обеим сторонам были насыпаны длинные холмы щебёнки для «штопания» шпал. На этом участке между 9-ым и 10-ым классами я подрабатывал рытьём «профилей» для сточных вод. В памяти остался кисло-горький остаток странной логики оплаты труда. Нам платили за погонный метр -70 коп., а бригадам взрослых, состоящим в основном из корейцев — 3 рубля. Вот откуда у меня появилась стойкая тяга к дележу заработка у людей труда.
В расчётный момент, когда поезд начал подъём, я произнёс:- «Уважаемые дамы! Я не знаю, как Вы будите делить между собой эту почётную обязанность, но кому-то из Вас придётся эскортировать меня в конец вагона. Из принципиальных соображений, не желая осквернять Ваш слух железнодорожной лексикой, поясню свою мысль на, так импонирующем мне, дальневосточном морском диалекте - Сходить со мной в гальюн!». Или мою речь поняли дословно, или обидевшись, исходя из корпоративной солидарности, на пренебрежение к их профессиональному сленгу, или прочитав мой коварный замысел, одна из фурий молча вышла. Когда через несколько минут появился, известный уже нам амбал, и, кивнув мне головой, двинулся в конец вагона, а оставшаяся девица прикрыла своим, ни чем не выдающимся, из-за противной мне спецодежды, телом, другой конец вагона, я понял - какую я для них представляю бесценную ценность.
Неожиданно, я поймал себя на том, что самым натуральным образом обращаюсь к, так опороченному учительницей биологии, всевышнему, со словами - «Господи! Ниспошли на меня благодать, а на идущего впереди сухопутного тюленя, лёгкое помутнение рассудка. И, ещё самую малость - сделай так чтобы окно в туалете было открыто». Когда мы вошли в туалет, я сразу понял — в базе данных «небесной канцелярии» за мной не числится ни каких грехов. Окно было открыто на максимально доступную, сообразно моей упитанности, высоту. Завораживал вид, манящего своей красотой и свежестью, всегда таинственного моря. Выжидая, когда поезд наберёт максимально тихий ход, демонстрируя усердное ( с сопением и шмыганьем носом, да перетаптыванием ногами) приготовление к отправлению естественных надобностей, вслух сетуя на советскую брючную промышленность, прикрепившую на гульфике неоправданно большое количество пуговиц да ещё с тугими прорехами. Улучив момент, когда мой потучневший бывший центровой из сборной баскетбольной команды Министерства путей сообщения, увлёкся пересчитыванием мух на потолке я, не перекрещиваясь из-за дефицита времени, сиганул в объятия волшебной сахалинской природы. По своей зловредной привычке, после пересечения подошвами ботинок линии зловонной оконной рамы, соблюдая ехидные интонации, прокричал - Прощайся с прогрессивкой Sack mit Dreck (что в моём переводе с немецкого означало - «мешок с дерьмом»). Пари;ть мне в горно-морском воздухе пришлось недолго. Приземлился я в, соответствии с моими расчётами, в упругую щебёнку по всем правилам спортивного искусства не имея ни одного вывиха.
Это была моя первая игра в рулетку с жизнью.