Предыдущая глава http://www.proza.ru/2016/08/04/79
Глава Девятая.
– А ты оказался куда более талантливым стратегом, чем я себе могла представить,– Лилия говорила тихо и вкрадчиво, уверенно играя интонациями в голосе.– Когда Торин со своей свитой заявился во дворец, я думала, он отберет у тебя все. Ты назначил его военачальником, отдал ему армию. Казалось, обратного пути не будет. Но ты его переиграл. Дал ему власть, силу и заставил служить тебе. И теперь Торин сидит в твоей приемной и, как верный пес, ожидает, когда его призовет хозяин. Это гениально! Это изящно! Ты истинный владыка города Света!
Глеб поморщился. Артистическая натура его вызывающе красивой сестры порой раздражала. Слишком много пафоса, много лести и женских манипуляций. Красивая и лживая до кончиков волос, она была ему симпатична, и в ее обществе он всегда чувствовал себя комфортно. Он хорошо ее понимал и видел насквозь. Или она позволяла ему чувствовать себя так рядом с ней.
Но сейчас она попала в точку. Он приложил немало стараний, чтобы задвинуть старшего брата подальше, скормить ему важное занятие на вторых ролях. И теперь Торин, действительно, ожидал в приемной, а его власти ничего не угрожало. Глеб сохранил лидерство в семье, и то, о чем говорила Лилия, понимали все. Возможно, кроме самого Торина.
– Надеюсь, ты не за этим пришла,– хозяин дворца отвел глаза в сторону, чтобы сестра не прочла в них удовольствие от ее речей.– Ты встретилась с Константином?
– О да! Это была эпическая встреча!
– Я прошу тебя… Ты же не в театре.
– Я не преувеличиваю!– наигранно вспылила Лилия.– Это надо было видеть! Они стали лагерем у Северного болота. Константин за эти годы совершенно не изменился. Такой же гигант в два с половиной метра с телом минотавра. Ручищи, обнаженный торс…Жесткий взгляд. А вокруг него сотня таких же великанов, смуглых красавцев. Он наплодил по своему подобию множество детей. Все как на подбор в два с лишним метра. И хотя они молоды, это настоящее воинство.
– Лилия,– осек ее Глеб.– Я слышу впечатлительную женщину, а хочу послушать посла. Ты выяснила, с чем он явился к нам?
Константин был его давним соперником. Властный и амбициозный, он так же жаждал свершений и созидания. Если бы город Света не сотворил Глеб, это сделал бы Константин. Ему это было по плечу. А еще ему многое давалось легче. Намного легче, без труда и усилий. Он одним словом мог увлечь за собой семью, и многие братья и сестры последовали бы за ним по первому зову. У Константина была единственная слабость – он на дух не переносил людей, откровенно их презирая. И в свое время Глеб воспользовался этим, чтобы отнять у него последователей и пошатнуть трон, стоявший на всеобщем обожании.
Не случайно Лилия начала разговор с Торина. Не случайно она заговорила о власти и лидерстве.
– Конечно,– она небрежно взмахнула рукой.– Мы обо всем поговорили. Он не просто прожил эти годы отшельником. Он основал свою империю на Голубых болотах. Он создавал ее в полной изоляции. Ты знаешь, что они умеют делать из этих светящихся голубых грибов?
– Лилия!– Глеб начинал терять терпение.
– Он сказал, что всегда знал, к чему мы придем,– поспешила исправиться сестра.– И он готовился к битве с самого начала. Он привел лучших своих сынов, чтобы защищать семью. Он сказал, что город Света прекрасное творение, достойное славы. А еще просил передать, что с уважением относится к тому, кто его создал. Для него будет честью, сражаться рядом с тобой.
– Он так и сказал?!
Лилия на мгновение задумалась и кротко улыбнулась:
– Почти… Он просил передать, что тебе не о чем беспокоиться… Он будет сражаться не за тебя, а за всю семью. Потому что никто не смеет бросить вызов нашей крови. А после он уйдет. У него есть свой мир, которым он владеет. От города Света ему ничего не надо. Но город ему понравился… Как-то так.
Глеб откинулся в кресле и закрыл глаза. Это было правдой, это было похоже на Константина.
– Спасибо, Лилия,– он махнул рукой, не открывая глаз, и дал понять, что встреча окончена.
– Его дети великолепны. Я не преувеличила. И у каждого топор, размером с меня…
– Спасибо,– настойчиво повторил хозяин дворца.
Последние дни дались Глебу тяжело, и он чувствовал себя вымотанным. Непрерывная череда встреч, которые, порой, заканчивались глубокой ночью, чтобы опять возобновиться с восходом солнца. Времени не хватало не только на сон, но даже на нормальную трапезу. Ожидание неминуемого нападения держало в напряжении, подкрадывалось приступами панического страха.
Торин вошел в каминную залу с офицерами гвардии и сотниками черных рыцарей. Хозяин дворца, не открывая глаз, узнал каждого из них по походке. Он слышал эти шаги днем и ночью, десятки раз за день. Они стучали в его голове, вызывая мигрень.
– Мы думаем, они атакуют завтра.
Глеб открыл глаза на голос Торина и вопросительно на него посмотрел.
– Их разведывательные вылазки за последние дни свелись к минимуму. Это означает только одно. Они обучают молодняк,– пояснил старший брат.– Мы отправили нескольких охотников в разведку. Им не пришлось даже углубляться на юг. Если всмотреться, то отсюда видна полоса туч над горизонтом. Это их летуны роятся, отрабатывают полеты. Долго они ждать не будут.
Доминик поднял руку, запрашивая слово, и Глеб кивнул в ответ.
– Они нападут днем, когда солнце встанет в зенит. Летуны всегда заходят со стороны солнца, чтобы слепить противника. Но в первом эшелоне их не будет. Первая атака – это разведка. Они найдут самое слабое место в обороне. И тогда последуют сразу две волны…
Хозяин дворца не слушал. К своему удивлению, он испытал облегчение. Изнурительное ожидание закончилось, и завтра все свершится.
Тактические детали его не интересовали. Глеб прошел многие войны и знал цену штабным планам. Все равно что-то пойдет не так, и исход битвы решится на поле боя. Чтобы одержать победу, нужна не стратегия, а свирепость бойцов. Если новичок сражается с ветераном, победит тот, кто будет злее, а не моложе или опытнее.
Глеб поднял руку, требуя тишины.
– Вы усилили посты?
– Конечно,– фыркнул Торин.– Уже все расставлены по местам, раздали им патроны и полностью подготовились…
– Распустите всех по казармам до утра,– перебил его хозяин дворца.– Они должны в своих постелях выспаться перед завтрашним днем, а не перегореть за ночь у костров. Утром расставите их в боевые порядки. Сейчас ограничьтесь часовыми на стенах… Больше не надо их накручивать. То, чему вы успели обучить солдат, увидим завтра.
Торин гневно сверкнул глазами, но после смягчился и даже улыбнулся:
– Возможно, ты и прав. Всем лучше выдохнуть и немного успокоиться.
– Если я не путаю, в первой линии у нас стоят черные рыцари братства?
– Верно,– кивнул головой Доминик.– Без малого четыреста братьев с крупным калибром.
– Это хорошо. Завтра рядом с ними надо будет расставить великанов Константина. Пошлите за ними к Северному болоту, чтобы они успели добраться сюда до атаки. Если верить слухам, они необычные бойцы. У них крепкие кости и толстая кожа. Не знаю, как они со своими топорами будут противостоять муравьям, но один их вид способен вселить в нашу армию уверенность в победе. А это нам завтра понадобится не меньше, чем патроны.
Глеб поднялся и заглянул каждому в глаза, словно искал что-то в их взглядах:
– А теперь я попрошу прервать Совет. Нам всем тоже нужна передышка. Встретимся на рассвете. Завтрашний день будет долгим… Торин, поужинай со мной.
Офицеры и рыцари разошлись в приподнятом настроении. Для них спокойная ночь тоже была желанным подарком. Дворецкий немедленно запустил в каминную залу слуг, которые в считаные минуты разожгли камин и накрыли у огня стол.
– Мы сможем завтра победить?– спокойно спросил хозяин дворца у Торина, разливая вино в бокалы.
– Глупый вопрос! Никто не знает, что произойдет завтра. Этот враг нам неведом. Но мы идем за победой. Что ты хотел спросить на самом деле?
– Хочу знать, веришь ли ты сам в победу.
Торин отставил недопитый бокал и перегнулся через стол, приблизив лицо к брату.
– Тебе дела нет до моей веры,– процедил он сквозь зубы.– Ты беспокоишься только о своем статусе. Ты, Константин, Николай, Тереса… Вы взяли слишком много от людей из того, что их погубило. Вы увлеклись их играми. Но забываете, кто мы.
– И кто же мы?
– Ты спросил, верю ли я в победу. Я уверен в ней! Но ты и я понимаем ее по-разному. Твоя победа – сохранить свой мирок, который ты обустроил в этом городе. А моя победа в том, чтобы мы, кровь отца, выжили и воссоединились.
Глеб швырнул бокал в камин, но лицо его оставалось каменным и лишенным эмоций:
– Старая песня о великом замысле отца. Разве не Вал воплощает твою мечту? Почему ты не сразишься с ним? Какая разница, кто из вас победит? Все равно ведь соединитесь в одно целое. Все там будем…
– Мы попусту тратим время,– Торин обмяк, равнодушно ковыряя вилкой сложное блюдо, замысловато уложенное слоями.– Механизм воссоединения я не понимаю. Мы чего-то не видим. Раньше я полагал, что тот, кто побеждает в схватке, определяет доминанту. Последний, кто соберет в себе всю кровь отца, возродит его. Это казалось логичным и объясняло его замысел. Создать множество различных вариантов себя, чтобы в конкурентной борьбе осталась самая жизнеспособная версия… самая достойная. Новый уровень сознания.
– Теперь ты в этом усомнился. Поэтому мы все еще живы?
– Тереса тоже усомнилась. Поэтому и остановилась. Но Вал нет. Тихоня и отшельник Вал остервенело собирает кровь отца…
Торин крутил в руке бокал с вином, всматриваясь в его рубиновые глубины и то, как преломляется свет в гранях хрусталя. Когда молчание стало угнетать, Глеб достал из коробки сигару, и не спеша ее раскурил. Он очень редко обращался к табаку, предпочитая ароматные масла кальяна. Но сейчас он хотел испытать жесткий вкус этого зловонного растения:
– Гражина вернулась. Ко мне не явилась. Но ты, думаю, встречался с ней. Как ей удалось так быстро добраться из Сельбища?
– Оседлала одну из крылатых тварей Тересы,– безучастно ответил Торин.– За сутки загнала ее до смерти. Они рухнули на подступах к городу. Я послал за ней. Ничего серьезного – несколько ссадин. Она так устала, что заснула у меня на руках.
– Она что-то рассказала о том, что произошло?
– В общих чертах. Никто толком ничего не знает. Когда Вал начал метать молнии и убил бессмертного дракона Вечной стражи, они все рванули из Сельбища к нам. Только Тереса отказалась бежать. Сказала, что приберегла пару сюрпризов для Вала. Так что скоро все здесь соберутся.
– Он может метать молнии?– округлил глаза Глеб.
– Да. И теперь у него еще есть крылья Кулины...
– Но молнии! Такого не было ни у кого!
– Гражина принесла другую новость. Она для меня важнее, чем крик Вала, который мы слышали, и то, что Тереса по-прежнему жива. Думаю, их битва еще идет. Если то, что рассказывают о Вечной страже правда, Валу придется туго…
– О какой новости ты говоришь?– Глеб с нетерпением заглянул в глаза брата.
– О той, ради которой я принял твое приглашение на ужин. В прошлую Луну, к Тересе заявилась Ольга, мать Вала, со странными вопросами о том, что произошло с телом Николая, когда в нем не осталось крови отца.
– Что это значит?
– А я тебе расскажу. Тело Бартелайи расползлось у меня в руках. То же было с Николаем. Уверен, и с остальными. Без черной крови наши тела нежизнеспособны и быстро распадаются. Вал – младший из братьев, а Ольга последняя из женщин, к которой прикасался отец. По крайней мере, мы так считали.
– О чем ты говоришь?– хозяин дворца догадался, к чему клонил Торин, но отказывался в это верить.
– От Ольги отец ушел в полном здравии и после этого еще успел натворить дел. А значит, в нем еще оставалась черная кровь… Ольга уверена, что в нашей семье есть еще один наследник, о котором мы не знаем.
– Только у Вала есть способность скрывать свою кровь от нас,– напомнил Глеб.
– Вот именно. И Вал ее открыл для себя не сразу. А этот наследник с рождения оставался для нас невидимым. А теперь Вал рвется собирать кровь отца. Боюсь, замысел отца был иным.
– Ты думаешь, неизвестный нам наследник, и есть жнец, который должен собрать посеянное отцом?
– Жнец?– Торин залпом допил вино.– Отличное слово. Точное. Механизм возрождения нашего отца остается загадкой. Но, похоже, каждому в этом таинстве отведена конкретная роль.
– Неужели наш ясновидящий Казимир оказался прав…– поморщился Глеб.– Он подходил ко мне на похоронах Галины. Говорил, что война с муравьями только отвлекает нас от главного. Говорил, что все предопределено, и нам остается роль наблюдателей. Но он ничего не говорил о Жнеце. Он говорил о Вале…
– Он говорил то, что было вложено в его уста отцом,– прервал его Торин.– Мы все марионетки в этом спектакле. Так ты спрашивал, верю ли я в завтрашнюю победу? Мне и самому интересно, что будет завтра, что нам уготовано…
Он резко встал, откинув стул на мраморный пол, и тяжелой походкой направился из каминной залы.
Хозяин дворца выбросил вонючую сигару в огонь и взялся за графин с рубиновым вином:
– Если мы марионетки в этом спектакле, то для кого его разыгрывают?
*****
Мазур был в бешенстве.
Их прибытие в столицу железнодорожников отметилось чередой нелепых событий, развязку которых он не мог даже представить. Впервые в своей новой жизни он чувствовал себя бессильным и не способным влиять на ситуацию.
Он вышагивал из угла в угол и возмущенно сопел, но серые стены камеры равнодушно взирали из полумрака на его проявления протеста. Они повидали многое. Узкая полоска света от зарешеченного окна сломалась в углу, раскрыв ярким пятном фактуру кирпичной кладки. Полоска забралась уже высоко над полом – «солнечные часы» указывали на вечер.
Оррик пошевелился, и Мазур замер, всматриваясь глазами всех тел в родента. Тот глухо вздохнул и сел, тяжело опираясь на стену.
– Наконец-то ты пришел в себя,– Мазур сел напротив, заглядывая в замутненные глаза Оррика.– Что это было? Ты закричал и вырубился на два дня.
– Голова болит… Это не поезд… Мы уже доехали до столицы железных городов?
– Еще как доехали. С большим шумом.
– А где мы? Здесь холодно… Где мое оружие?
Илья поспешил снять с себя куртку и укутал родента.
– Мы в тюрьме. А здесь оружие не выдают. Тюрьма самая настоящая – служит своему назначению уже не одну сотню лет. Что в старом мире, что в новом, а тюрьмы всем нужны. Это признак цивилизации. Традиция.
Оррик молча смотрел на Мазура. И чем больше просветлялся его взгляд, чем отчетливее в нем читался вопрос.
– Я тебе все поведаю в подробностях. Времени у заключенных предостаточно. Но сначала ты мне расскажешь, что с тобой произошло.
Родент скривился в ответ, как от зубной боли:
– Это Валера. Меня просто затянуло в его сознание…
Было видно, с каким трудом ему давались слова. Словно одно упоминание о произошедшем доставляло страдания.
– Он сражался с чудовищем, и проиграл… Он испытал боль, которая способна разрушить любой разум… Его, буквально, разжевали тысячи челюстей… Вместе с ним в агонии терзаются его пленники. Я знаю их имена – Антоник и Кулина… Их разум тоже кричит… Вал находится на краю между жизнью и смертью очень долго. Наверное, как ты говоришь, два дня. Но для него время стоит, и боль длится вечность…
– Так он жив или мертв?
– Не знаю… Он кричит. В нем нет ничего, кроме этого крика и его боли.
– Где он?
– Не знаю. Он внутри чудовища, которое его повергло.
– Хочешь сказать, его сожрали?– Пятерня произнес это в пять голосов,– И он все это чувствует… Как ты к нему попал?
– Он позвал Ольгу. Позвал так сильно, что этот зов забрал меня против воли. Я успел это остановить в последний момент и коснулся лишь края его разума. Не сразу вышло разорвать с ним связь – он открыл свое сознание очень широко. Под ним была бездна боли… На меня легла лишь ее тень… Не представляю, как он способен ее выносить.
– А Ольга?– Мазур непроизвольно встряхнул Оррика за плечи, и зрачки родента расширились, словно в его тело вонзили сотню раскаленных игл. Пятерня спохватился и убрал руки.– Извини…
Оррик с трудом отдышался:
– Не делай так... Я все еще на краю, рядом с ним… Я видел ее мельком. Точнее почувствовал. Она сразу закрылась и ушла. Это утопило Валеру в горечи. Для него сейчас все большое, гигантское, без границ… Очень остро все чувствует…
– Ты знаешь, где она?– Мазур был взволнован и едва сдерживался.– Мы сможем ее найти?
– Мне тяжело. Мне страшно даже думать о них. Если бы я мог, я бы никогда больше не прикасался к их разуму. Мой дар присутствия – это проклятие…
– Погоди-погоди,– Мазур очень осторожно приложил ладонь к горячей голове родента, ощутив под шерстью жар.– Не закрывай глаза и не засыпай. Поверь, ты хорошо выспался. А что тебе может присниться, даже не представляю. Просто будь со мной… Давай я тебе расскажу, во что мы влипли. Тебя это позабавит.
Оррик кивнул. Он был благодарен Пятерне за то, что ему не придется больше говорить, истязая свое тело.
– Когда ты вырубился, я тебя уложил на полке и дежурил в одно лицо. Раззнакомился с ребятами «Бегущей реки». Дальше мы ехали скучно. Таких приключений как в первые дни уже не было. Да и грязные города стороной объезжали. Зато железных на пути было много – мы их проскакивали без остановки. Все чистенькие, ухоженные, богатые. Сытно живут. Ничего не предвещало беды. Но их столица совсем другая. Представь, они здесь грязный город зачистили! Весь! И их здесь десятки тысяч и больше…
Мазур легонько провел рукой за ушами родента, чтобы убедиться, что тот не провалился в беспамятство. Оррик вздрогнул и поморщился в ответ.
– Так вот. Пока ехали сюда, все нормально было. Других поездов тоже повидали. Они постоянно гудят и пересвистываются. Я думал, так только корабли делают. Но у железнодорожников свои приколы. Бардак начался, когда мы под разгрузку встали. У них тут сложные правила, как добычу делить. Когда состав прибывает, целая толпа собирается, и начинают барахло распределять по своим законам. И пошла у них размолвка. Такой ор поднялся! И какие-то ребята начали команду «Бегущей реки» щемить. А потом смотрю, народ ножички достал, стволами друг в друга тычут. А ты у меня на руках еле дышишь…
Пятерня осекся, словно пожалел о сказанном и продолжил голосом Ильи:
– Я просто в толпе оказался. Черт их разберет, кто там за кого. Они как-то различают друг друга, а я нет. Короче началась свалка. Сначала морды били друг другу, а потом пошла поножовщина. Меня тоже задирать начали… Если бы город был поменьше, я бы их растолкал и ушел переулками. Но тут везде площади, открытое пространство. Угроза была реальной. Несколько человек уже мертвецами лежали. Я стал прорываться с боем. Пальнул пару раз. Несколько человек положил. И вот тогда… Они вдруг все навалились на меня. Все, даже парни с «Бегущей реки», которых я защищал…
Завидев беспокойство в глазах Оррика, Илья улыбнулся:
– Короче, меня обложили со всех сторон и наехали по полной программе. Надо было или валить всех, в мясорубку, или сдаться… Теперь сидим, ждем, чего порешат. Обещали сегодня свести со старшими.
– Ты из-за меня сдался?
– Не парься,– махнул рукой Илья.– Ты тут не при чем. Просто так сложилось.
– Ты говоришь иначе,– выдавил из себя Оррик.– Твоя речь изменилась. Слова другие.
– Это из-за Вадима,– улыбнулся Мазур.– Он был задира, и в прошлой жизни просидел пару лет в тюрьме. Нахватался словечек... Моя личность соткана из многих. В разных обстоятельствах они проявляются по-разному. Сейчас мы в тюрьме, вот ностальгия и усилила влияние Вадима. Это его стихия – ему и верховодить. Такое не только в словах проявляется, но и в действиях. Во мне доминирует тот, кто лучше с ситуацией справляется. Хотя в этот раз не особо помогло…
– У Вала по-другому. Он не может объединиться со своими пленниками. Антоник и Кулина не подчинились ему, они сопротивляются.
– С коллективным разумом все сложно. Я уже перестал задумываться над этим – можно свихнуться. Знаешь, что самое сложное для меня? Одиночество…
Пятерня на мгновение застыл во всех своих лицах, словно сказанное им шокировало его самого.
– Одиночество возможно для тебя?– Оррик выглядел изумленным.
– Одиночество – тяжелая ноша. Оно ощущается не в тот момент, когда ты один в комнате. А когда понимаешь, что ты такой один во всем мире. И тогда одиночество тебя задушит, даже если ты будешь стоять в толпе людей. Но они чужие, тебя не понимают, не принимают…
Мазур спохватился, поняв, что увел разговор в сторону, но так и не успел исправиться. Дверь камеры загремела замками, и на пороге появились вооруженные железнодорожники.
– Пошли, красавец, будешь отвечать за всех,– оскалился один из конвоиров.
Помещение, в которое привели Мазура, мало чем отличалось от камеры. Те же стены, такая же дверь и окно с решеткой. Но здесь была пара привинченных к полу стульев и потертый стол. За ним сидел средних лет железнодорожник со свирепым лицом. Если по внешности и возможно отличить убийцу от обычного человека, то перед Пятерней был настоящий душегуб.
– Чего встал? Садись!– рявкнул железнодорожник.
– Насиделся уже.
– Дерзкий? Вы что это, гаденыши, учинили на вокзале? Ветра попутали? Кто такие?
– Проездом на восток.
– Я тебя не спрашивал, куда ты собираешься! Ты кто такой?
– Саша.
– Дурака из себя строишь, Саша! Вы троих завалили. И не шваль какую,– железнодорожник ударил кулаком по столу.– Это были ребята Батяна! Ты на кого, сученок, руку поднял?
– Я здесь никого не знаю. Сказал же, проездом. Мы пассажирами на «Бегущей реке»…
– Тут нет пассажиров,– перебил его железнодорожник.– Мы никого на поездах не катаем. Если ты в поезде – ты в команде. И живешь по нашим правилам. Как на «Бегущую реку» попали?
– Мне не нужны неприятности. Я когда-то услугу большую оказал железному городу. Отстоял у мародеров. Многим жизни спас. Люди помнят – помогли сесть на «Черный лотос». Потом пересели на «Бегущую реку». Со всеми вместе вахты стояли. Свой билет отработали.
– «Черный лотос»… Неприятности ему не нужны,– задохнулся от возмущения железнодорожник.– Должны ему, видишь ли… Порядки решил свои устанавливать. Целый круиз устроил. Отработал он… У тебя большие неприятности. Здесь за меньшее вешают.
– Да ладно. Там такая свалка началась, резня пошла. Мне из нее выбраться надо было. Я ни на кого не кидался, только в ответку валил. Или мне надо было вторую щеку поставить под нож?
– Дурак,– подытожил железнодорожник, неожиданно успокоившись.– Здесь свои правила, на которых все держится. Добычу делят по закону. Можно предъявить, можно отжать, можно разобраться за старые долги. Ребята Батяна следят, чтобы его не кинули, и чтобы все за базар ответили. Никто не уходит, пока все не поделят. А ты свалить пытался и какого-то уродца дохлого выносил. Понятно, что они тебя остановить хотели. А ты их порешил. Здесь пассажиров не бывает – только свои.
– Откуда я знал?
– А тебя сюда никто не звал. Здесь и без того бездельников хватает. Короче, попал ты. И отмазаться не получиться и откупиться тебе нечем. Будет, как Ботян решит. Попадешь под настроение – отделаешься тумаками, а нет – высохнешь на солнце с петлей на шее.
Он встал и кивнул конвоиру. Мазур на мгновение замешкался, но решился добавить:
– У меня свои дела, у вас свои. Понятно, что лажа вышла. Но для всех будет лучше, если каждый останется при своем, а я тихо пойду своей дорогой.
– Ты не врубаешься, пацан. Лучше держи язык зубами. Будет так, как я сказал – Батян решит.
*****
– Где тебя носило?! Я дважды посылал за тобой! Дважды!– Батян резко вскочил с кушетки и пересел за массивный стол красного дерева, щедро заставленный вычурными канцелярскими безделушками, назначение которых их нынешний владелец знал очень приблизительно.
Он деловито расположился в высоком кресле, которое никак не подходило по оформлению к столу, и кивнул в сторону скромного стула напротив, указывая вошедшему на его место. Диссонанс статусного кресла и стола, был не единственной проблемой интерьера. Главным, что объединяло убранство нелепо оформленного кабинета, была вызывающая роскошь. Комната воплощала в себе вкус хозяина, который умел ценить изысканные рамы картин и изобилие резных и позолоченных элементов мебели. Он не стеснялся сочетать скульптуры и расписные ковры, устилавшие пол и стены, оружейные инсталляции и антикварные часы. В кабинете не было места, свободного от богатства.
Железнодорожник, имевший свирепый вид в камере для допросов, теперь выглядел ущербным и задавленным.
– Меня никто не предупредил. Я разбирался со вчерашней поножовщиной,– попытался он оправдаться, обнаружив в голосе нотки покорности и раскаяния.
– Да мне дела нет, чем ты занимался! Я тебе еще сутра сказал разобраться с «Черным лотосом». Вы тут вчера подпрыгивали, какую-то пургу мне несли, аж задыхались от восторга. А сегодня он какими-то разборками занялся…
Батян сощурился и зло посмотрел на гостя:
– Карась, если хочешь заниматься разборками или опять паровозы водить – так и скажи. Я на тебя время тратить не буду. Пойдешь, откуда пришел… Что с «Черным лотосом»?
– Виноват,– железнодорожник, сидя на неудобном стуле, держал спину струной, от чего выглядел еще более тщедушным.– Просто это дело тоже касается «Черного лотоса»…
– Каким боком?– нетерпеливо заерзал в кресле Батян.
– Там оно как вышло. Ребята с «Бегущей реки» уперлись, когда пришло время дележа. Они ходили по наводке. Привезли два танка и сталь. С наводки им полагается десятина. А со свободной добычи половина. И тут вышло, что они только заказной груз привезли. Ходка тяжелая была. Понятно, с танков им никто ничего не отдаст, а сталь им тоже не упала. Вот они и завязались, чтобы им десятину со складов пайкой выдали, причем весом от заказного груза. Все бы порешалось, и их бы додавили. Но там пассажиры встряли в разборку. Они не в курсах были. В итоге семь жмуров и много шума.
– Какие еще пассажиры?!¬– гневно зашипел Батян.– Вы там что за перевозки устроили?!
– Эти пассажиры на «Бегущую реку» с «Черного лотоса» пересели,– засуетился Карась.– Я по тому туда и полез. Хорошо этих пассажиров не порубали, а просто закрыли. Побазарить смог.
– И что за они?– смягчился хозяин, выказывая интерес.
– Пятеро крепких ребят и мелкий уродец, мутант с крысиной рожей. Я наших с «Реки» поспрошал. Они подписались, что те толковые, даже просили за них. А по виду военные, с нормальной подготовкой, бывалые. Их признали за одну свалку пару лет назад. Они тогда за наших впряглись. Почитай целый город в Заброшенных землях отстояли. Теперь куда-то на восток двигают. Вот их «Черный лотос» и принял. А потом на «Бегущую реку» передал…
– И что думаешь?
– Не знаю. Тебе решать. Я бы им пендалей навешал и отправил дальше. Они вчера просто слажали по незнанке.
– Может и так…– Батян задумчиво откинулся в кресле.– «Черный лотос», говоришь, подобрал. Что-то все вокруг него крутится. Кто там сейчас начальником?
– А черт его помнит. Они сейчас меняются чуть ли не на каждую ходку. Новенький кто-то, не скажу точно…
– Так ты с ними связывался сегодня?
– Конечно. Завтра в это время уже здесь будут. Мы как вчера поговорили, я с ними сразу связался, сказал, чтобы сюда летели. Порожняком возвращаются, идут быстро, без ночевок, без остановок, в города не заходят.
– А про этих ученых, что выяснил?– Батян окончательно успокоился и теперь выглядел сосредоточенным и внимательным.
– Толком ничего не понятно. С ними только начальник поезда общается. Остальных не подпускает. Говорит, проблемы есть с людьми. Поэтому ничего нового не скажу. Робот реально продвинутый, разговаривает как живой, машинка у них нулевая, оборудование всякое. По координатам я перепроверил. Как и полагали, они дали тот склад, на который шесть недель назад от Братства наводка была. Все сошлось. Даже коды на замки совпали, а это у нас только трое знали, проверенные. Так что пока все сходится. По всему видно, они реальные. В разговоре упоминали, что знают еще три таких же схрона – это им в экспедицию обеспечением было.
Батян выждал заметную паузу, когда Карась закончил говорить, пристально в него вглядываясь:
– Чего замолк? Я тебя просил мысли по этому поводу прикинуть. Что надумал?
– Если бы наводка на тот склад пришла от них, не пришлось бы Братству половину добычи отгружать. Если получим с них еще три склада, подъем выйдет не детский. Это больше чем мы за год свободными ходками собираем.
– Это я без тебя могу сообразить. А ты не думал, что это подстава? Ты же переговоры с Братством ведешь, знаешь их.
– Братство? А какой им резон?– потупился Карась.– Мы их, типа, им должны были сдать? Или в чем подвох?
– Не знаю. Ты мне скажи. Если бы мы тогда с Белым братством не завязались, сейчас бы, голодные и драные, гоняли на своих поездах по грязным городам или уже лежали в канаве. Тогда меня чуйка не подвела. Почитай отчеты. Один из десяти составов идет в свободную ходку. Остальные строго по маршрутам и по их наводкам. С них живем и растем. Убери нашу торговлю с Братством, и опять мордой в дерьмо. Думаешь, они этого не понимают? Меня эта ситуация стремает… Откуда они эти схроны берут? Ты же видел склады. Они запечатаны, спрятаны не на шутку. Их не Братство прятало… Там все серьезно.
– Думаешь, проверяют, как мы себя поведем, когда замаячит выход на их источник?
– Не знаю… Не надо большого ума, чтобы понять, что хозяева складов на большой земле обитают. Это их барахло попрятано. Как братья эту информацию оттуда подтягивают, не понятно. Но как-то лихо все складывается… Нам на голову валятся лохи, координатами светят, куда-то на восток прутся, через земли Братства и в город Света.
– А может это и не Братство нас пробивает,– вдруг округлил глаза Карась.– Может, это их источник на нас выходит? Я слышал там проблемы. Братья реальную войну ведут. Оружие гребут составами. Нам про муравьев байки травят. С танками против муравьев воюют... И к городу Света за десять лет нам так доступа и не дали… Сходится! И бабы эти за город Света говорят…
– Соображаешь… Что-то есть в этом городе Света. И не только там. Тут мне одну бумажку составили,– Батян извлек из стола инкрустированную папку с подшивкой документов, но открывать не стал, посчитав, что один ее вид служит убедительным доказательством.– Тут анализ отгрузок Братству за последние пять лет. Если все до кучи собрать и проанализировать, то кое-что в глаза бросается.
Он многозначительно замолчал, всматриваясь в то, как Карась жадно хватает взглядом каждое его движение.
– Они уже тогда начали потихоньку с барахла пересаживаться на сырье для технологичного производства,– продолжил он разоблачительным тоном.– Не какое-то там ремесленничество... А сейчас они заказывают этого даже больше чем оружия. Чувствуешь?
Батян резко вскочил из-за стола и возбужденно прошелся по комнате, непроизвольными жестами касаясь дорогих украшений. Это были очень нежные и трепетные касания, которые выдавали долгую практику тактильных контактов с элементами роскоши.
– Но все эти странные вещи не едут на восток. Они не для города Света. Что ты знаешь о западном Форпосте Братства?
Карась щурился от напряжения, но в итоге только решился пожать плечами:
– Ну… у них несколько точек приема, куда мы возим. Западный Форпост остался у них со старых времен где-то в центре Заброшенных земель.
– Ага, конечно! На кой им филиал за несколько тысяч километров от их границ с нами? Где земля братства и где Западный форпост. Чего они там ловят? Между этим форпостом и их территорией мы целиком уместились и еще Заброшенные земли. Так вот все это сырье идет в Западный Форпост. И больше ничего… И оттуда ничего не идет. А этот форпост никто в глаза не видел. Мы сгружаем все на каком-то мертвом полустанке. Они типа вдали от путей обосновались.
– Я помню, ребята судачили про Западный Форпост,– вспомнил Карась.– Там еще черные рыцари какие-то не такие. Тоже в черной броне, но и выглядят иначе и ведут себя странно. Сказывали дисциплина у них там вообще невероятная.
– Я тебе больше скажу,– Батян быстро подошел к гостю и вплотную приблизил к нему лицо.– Я туда человечка глазастого два месяца назад отправил с очередным составом. Присмотреться. Так не вернулся он… Туда как в прорву грузы идут, а оттуда ничего. Кого мы снабжаем? Мы за последние пять лет туда такую гору перевезли, что можно два города Света отстроить…
Он вернулся за стол и откинулся в кресле:
– Они от нас не только город Света прячут… Слишком много тайн у нашего Братства. А мне не нравится, когда меня за нос водят… Что-то они там интересное мутят. Мне человечек, который эти бумажки собрал, пару интересных мыслей подбросил. Толковый паренек. Вопрос, как мы сами на это внимание не обращали…
– Что за паренек?
– А тебе какое дело?– вспыхнул Батян.– Не наигрался еще в разборки? Из всего, что я тебе сказал, ты только на паренька повелся?
Карась втянул голову в плечи и растерянно округлил глаза.
– Что-то назревает,– резко сменил настроение хозяин роскошного кабинета.– Меня чуйка никогда не подводила. А сейчас она просто кричит, что пришло время вскрыть тайны Братства. Ты говорил, ребята на «Черном лотосе» ерепенятся?
– Начальник поезда жаловался. Ходка началась плохо. Людей уже порядком полегло, две платформы потеряли. У них в заказе по наводке четыре грузовика было. Теперь их везти не на чем. По городам сунулись – облом вышел. Железный город нашли весь разоренный. А теперь мы их назад завернули. Не помню, когда составы пустыми возвращались последний раз… Вот они там голос и подают. На ученых этих глаз положили. Подозревают, что у них наводки жирные есть. Начальник дергается, чтобы на ножи его не поставили…
– Видишь, как все складывается?– странно улыбнулся Батян.– Мыслишка у меня одна есть. И масть прямо в руку идет. Скажи, Карась, что бы ты отдал, чтобы до города Света добраться?
– В каком смысле?– заподозрил тот неладное.
– В прямом! Стоят тайны братства наводки на три схрона? Готов эту цену заплатить?
– Ну, смотря, что они скрывают...
– Что бы они не скрывали, есть кто-то еще, покруче Братства. Крышует их кто-то конкретный. Они столько земли под себя подмяли не байками про очищение… и не долей от нашей добычи… Говоришь, завтра «Черный лотос» прибывает с бунтарями? Я тебе поручу кое-что важное. И не дай бог тебе отвлечься на какую-нибудь ерунду... Соберешь две сотни надежных ребят и подготовишь «Змея» к дальней ходке. А начнешь с того, что утром виселицу поставишь на вокзале для твоих пассажиров с «Бегущей реки»…
*****
Глеб так и не заснул в ту ночь. Он больше не переживал за предстоящую битву – развязка была близка, и это несло облегчение. Но из головы не выходили мысли о семье и разговор с Торином.
Вспоминались эпизоды юности, которые теперь наполнились новым смыслом. Дети общего отца, они были разными и имели яркие характеры. Если кто-то был безумен, то до самого края, если жаждал власти, то абсолютной – никаких полумер. А теперь появился еще кто-то. Настолько скрытный и таинственный, что о его существовании никто не подозревал. Если Торин не ошибался, для каждого была с самого начала уготована своя судьба.
Это была даже не шахматная партия с разнокалиберными фигурами. Это был единственный заранее просчитанный удар по бильярдным шарам – толкались, бились о стену, но каждый упадет в свою лунку. Гадать о замысле отца, было напрасной тратой времени. Важно понять, с кем отец задумал сыграть эту партию.
На протяжении всей истории люди устремлялись к пониманию своего естества, пытались постичь Творца. А когда они отвернулись от него, возомнив себя хозяевами судьбы, их мир рухнул. И для его семьи центром мироздания был отец, немой, непознанный, но щедро одаривший их величием. Единственным, ради кого ему стоило все это затевать, мог быть только его создатель.
Глеб понял это еще в разговоре с Торином. А еще он понял, что ничего не знает о рождении отца, кроме бессвязных рассказов теток и невнятной истории Ольги. Отец был создан в лаборатории, но кем и для чего, осталось загадкой. А потом отец бежал и скрылся от своего создателя. Знал ли он сам историю своего рождения, и почему бежал?
Глеб вышел на парадную террасу дворца, уже облачившись в доспехи. Они не были такими прочными, как броня черных рыцарей, но выглядели более эстетично. По ним можно было безошибочно определить, что это хозяин дворца.
Солнце уже встало, и заполнило город Света красками рассвета. Таким прекрасным он лежал у его ног последний раз. Когда битва закончится, кто бы ни одержал победу, таким город уже не останется.
На край террасы вспорхнула небольшая птица и замерла на мраморе подоконника. Птица была уродлива – у нее было лицо, гротескно напоминавшее человеческое. Близко посаженные глаза, нос, приоткрытый рот с частоколом мелких зубов. Во всем остальном, кроме лица, это была обычная пернатая тварь.
Галина говорила, что птицы, залетающие в окна, предвещают беду и скорую смерть. Уродливая птица должна нести весть о такой же неприглядной кончине. Но больше его забавляло то, что именно сходство с человеком делало крылатую бестию такой отвратительной.
На этот раз дворецкий не мешкал – облаченный в доспехи гвардейца, он решительно встал перед хозяином:
– Дозорные подняли красные флаги! Они приближаются...
В его голосе было слишком много торжественности и трагизма, словно это был Армагеддон, а не суетливая возня земных тварей, которые копошатся в пыли, пожирая друг друга.
Глеб усомнился в своем стремлении к победе. Не потому ли он так беспокоился последние дни, и не по той ли причине передал право возглавить сражение Торину? Ему с самого начала был безразличен исход битвы. Что-то коренным образом уже давно изменилось в его отношении к происходящему. Хозяин дворца ощущал себя обманутым: он увлекся песчаными замками, забыв, что волны прилива необратимо сотрут их с лица земли. А он продолжал тратить на них время, даже когда ветер надвигающегося шторма предупредил его об этом.
– И зачем ты мне это говоришь?– перенес он свое раздражение на дворецкого.
– Мы уязвимы здесь при нападении… Ваши гвардейцы ждут… чтобы сопроводить в нижний город… под защиту укреплений…
Слуга поздно понял, что перешел грань и не ко времени проявил заботу о хозяине. Глеб ухватился за нагрудник его доспеха и легко поднял слугу на вытянутой руке. Он так же легко мог зашвырнуть его с террасы к подножию горы, но не определился, чего больше заслужил этот подданный: благодарности за долгие годы раболепного прислуживания или казни за ущербность. Дворецкий вызывал противоречивые чувства, в которых соседствовали симпатия и презрение.
– По-твоему, горстка гвардейцев способна защитить меня лучше, чем я сам?– с угрозой спросил он.– Или они хотят спрятаться за моей спиной, чтобы не сражаться?
Слуга молчал, покорно приняв судьбу, и только испуганно вращал глазами.
– Отведешь гвардейцев на передний край и встанешь рядом с ними, черными рыцарями и великанами,– наконец определился Глеб и бросил дворецкого на мраморный пол террасы.– Живой или мертвый, ты отстоишь свое право ходить по земле. Мы не можем выбирать только свое рождение. Это дар родителей. Но все остальное… Свою жизнь и свою смерть мы вправе выбирать сами. Очень расточительно доверять это другим.
Последние слова он произнес резко, вложив в них всю злобу, которая клокотала внутри. Но вряд ли дворецкий понял, что эти слова были адресованы не ему.
Оставшись один, Глеб перевел взгляд на юг.
Если бы он не знал, что происходит, могло показаться, что на город надвигается ураган, который застилает небо тучами и гонит перед собой волну грязевого потока, смешавшего красную глину и обломки деревьев. Но туча гудела тысячами крыльев, а красный поток топтал землю тысячами муравьиных ног. Их было бесконечно много…
Глеб удивился, каким хрупким и безнадежно малым выглядел его город перед лицом врага. Гремучая казалась мелким ручьем, через который муравьи переступят, не сбавив скорость. Зрелище этого нашествия завораживало. Счастье защитников города, расположившихся в нижнем городе, заключалось в их неведении – они не видели масштаб бедствия. Иначе страх сковал бы их души. Но хозяин дворца не ведал страха – его переполнял гнев.
Глеб отвернулся и уверенно направился по извилистой дороге к подножию Белой горы, где в нижнем городе уже закипала битва.
Крылатые муравьи собрались в плотные ленты, которые из огромной бесформенной тучи потянулись к городским постройкам. Волна пеших муравьев докатилась до берега Гремучей и вздыбилась волной, когда насекомые начали взбираться друг на друга, мгновенно выстраивая сразу несколько живых башен. Их колонны, покачиваясь, быстро выросли и накренились к реке, готовые живыми мостами дотянуться до противоположного берега.
Глеб не обернулся на атакующих и не ускорил шаг, даже когда тень заслонила город. Но он услышал защитников: загрохотали пулеметы и застучали затворы автоматов. Битва началась.
Один из живых мостов переломился и упал в реку, не дотянувшись до берега, а муравьи, упавшие в воду, мгновенно скрылись под водой. Насекомые были неспособны держаться на воде и сразу тонули. Они судорожно цеплялись за бревна, но это лишь продлевало их агонию. Гремучая поглотила принесенную ей жертву.
Доминик на заседаниях совета много рассказывал о повадках муравьев. В последнее время они таскали с собой бревна. Раньше они строили живые мосты только собственными телами, но крупнокалиберные пулеметы легко разрушали эту конструкцию, разрывая пулями муравьиные тела на куски. Теперь они несли бревна, которые выступали не только щитами от пуль, но и плавучей основой переправы. Даже горстка уцелевших муравьев, упавшего на воду моста, была способна удержать его наплаву и открыть авангарду путь на другой берег.
В нос ударил резкий маслянистый запах, и клубы дыма высоко поднялись от горящих котлов, закрывая небо. Это было изобретение Торина. Он изготовил на основе тюленьего жира горючее масло, которое жарко полыхало, поднимая в небо тонны густых и горячих испарений, смешанных с сажей. Попав в дымовую завесу, крылатые муравьи теряли способность летать. Их тонкие крылья или сгорали от жара или покрывались тяжелым маслом, слипаясь и ломаясь.
Тысячи скорченных и обожженных муравьев сыпались с неба как старая черепица с прохудившейся крыши. Затихший ветер покровительствовал защитникам города, поставив на пути крылатых муравьев непреодолимую преграду. А те продолжали упорно атаковать, бросаясь в черное пекло дымовой завесы. Иным счастливчикам удавалось прорваться сквозь редкие разрывы маслянистой тучи, висящей над городом, и тогда пулеметные очереди черных рыцарей разрывали их, разбрызгивая хитиновые осколки над крышами зданий. Единицы добирались до поверхности целыми, чтобы вступить в короткий рукопашный бой.
Воздушная атака захлебнулась.
И хотя дымовая завеса заметно поредела и опустилась на город хлопьями сажи, отбирая кашлем дыхание людей, крылатым муравьям не удалось нанести сколько-нибудь заметного ущерба. Почти половина их крылатого облака растаяла, осыпавшись трупами на мостовые. Но главное, им не удалось поддержать переправы, которые рушились под плотным огнем автоматического оружия. Одна за другой колонны живых мостов падали в реку, едва дотянувшись до ее середины.
Глеб вышел на смотровую площадку нижнего города и встал рядом с Торином как раз в тот момент, когда волна атакующих муравьев разом схлынула. Это было не бегство и не беспорядочное отступление, а организованный и уверенный шаг назад. Словно под давлением ветра облако летающих муравьев сместилось на юг, а пешие отпрянули от берега Гремучей, оставив на нем тела мертвых и покалеченных.
– Плохо,– обернулся к брату Торин.– Их очень много. Мы сожгли почти все масло, а наши новобранцы расстреляли половину боекомплекта… Мы обучили их стрелять, но не приучили беречь патроны. Рукопашной не избежать. А муравьев слишком много. Это была их разведка боем. Сейчас начнется настоящий ад.
Глеб молча кивнул.
Со смотровой, расположенной над городскими воротами, открывалась панорама на северный берег Гремучей. Все пространство от городской стены до набережной было заполнено солдатами. Они образовали сложный узор, сложенный из тел, доспехов и штандартов. Цветные линии изгибались, повторяя русло реки, и напоминали упавшую на землю радугу.
– Я пойду к братьям,– Доминик обратился к Торину, лишь мельком кивнув хозяину дворца.
Этот жест вызвал у Глеба короткую вспышку ревности, но она быстро угасла. Черный рыцарь радовал глаз. Его доспехи, которые обычно ограничивались пластинами брони, теперь выглядели более угрожающими. На предплечьях громоздились тупорылые пулеметы, из-за спины выглядывал раструб гранатомета, а у пояса висел тяжелый двуручный меч. В такой оснастке он сам был похож на грозное насекомое. Но ни оружие и ни броня вызывали в нем восхищение, а спокойный взгляд под забралом угловатого шлема.
Доминик был на своем месте, в родной стихии. Он не только мог уверенно заглянуть в глаза Смерти, он был ее родным братом.
– Помни, Торин, у нас десять орудийных залпов, по одному на пушку. Для второго они не успеют набрать заряд. Времени не хватит. Перерыва между волнами больше не будет. Эти твари теперь полезут сплошным потоком. Летуны уже сместились на запад. Сейчас они перестроятся,– Черный рыцарь указал на облако крылатых муравьев, которые роились далеко в стороне.– Пойдут низко над рекой, закрывая телами переправу. Их целью будут орудия. Пока они их не видят, нападать не станут. Не тратьте и вы патроны напрасно: главное разрушить переправы.
Он развернулся и молча покинул смотровую площадку.
– Ты видишь Константина?– спросил Торин у Глеба, не оборачиваясь.
– Нет.
– Смотри среди великанов в первой линии,– он вытянул руку к реке.– Рядом с ним и все остальные, даже тщедушный Казимир и красотка Лилия. Я только теток туда не пустил. Они с пикинерами в защите орудий. Не это ли семейное единение?
Передовая линия у самой кромки воды, действительно, отличалась от остального воинства. Там стояли гиганты с обнаженными торсами и соперничающие с ними в размерах черные рыцари. Среди них Глеб рассмотрел Гражину с огромной алебардой в руке и одутловатого Власа с тяжелым шипастым молотом. Он не успел отметить остальных, как не успел понять до конца и слов Торина. Хотел ли старший брат похвастать или укорял его за то, что сам хозяин дворца остался на смотровой площадке?
Атака муравьев началась…
Рой летунов полз с запада над самой водой, как гигантская змея, извиваясь по руслу. А на противоположном берегу муравьи начали громоздиться друг на друга, быстро собирая пирамиду. На этот раз колонна для переправы была одна, но ее размеры были потрясающими – не меньше пятидесяти метров в диаметре.
Пулеметы черных рыцарей забарабанили трассирующими пулями по колонне, вырывая из нее целые куски и размалывая в клочья муравьев, но колонна продолжала подниматься в небо, а бреши в ней быстро заполнялись новыми насекомыми. Основание колонны уже плотно закрылось бревнами, которые поднимались вверх, образуя непроницаемый для пуль кожух.
Рой крылатых муравьев плотной стеной завис над рекой между защитниками и растущей колонной переправы. Пулеметы черных рыцарей замолкли, и тишину нарушали лишь гул крыльев и доносившийся с противоположного берега хруст бревен. Колонна живого моста, шевелясь телами муравьев, поднялась уже на несколько сотен метров и стала медленно крениться к Гремучей.
– Сейчас!– взревел Торин сигнальщику и тот взмахнул цветными флажками, отдавая приказ.
Глеб не видел, где была расположена батарея, а поэтому выстрел стал для него полной неожиданностью. Откуда-то из-за спины протянулась полоса яркого света, вокруг которого воздух гудел и плавился мутными разводами. Луч уперся в основание колонны и вспыхнул, налившись ослепительным светом. Жар обдал лицо хозяина дворца, и колонна переправы вспыхнула алым пламенем. Переправа рухнула в реку, а в том месте, где луч коснулся берега, чернела длинная дымящаяся борозда, уходившая далеко на юг.
Глеб обернулся к скверу за спиной, где солдаты торопливо восстанавливали камуфляж из деревянных щитов. Антенна энергетической пушки была раскалена до яркого красного цвета и казалась прозрачной. Теперь он рассмотрел старательно спрятанную батарею из трех орудий. Мощь оружия была впечатляющей. Стало понятным, почему Торин донимал его расспросами о Братстве и источнике их технологий. О таком вооружении людей ему слышать не приходилось.
Глеб перевел вопросительный взгляд на Осипа, который стоял рядом с Торином, и посол Братства поклонился ему в ответ, пряча хитроватую улыбку.
Но восхищение оружием недолго занимало мысли. Он услышал крики и обернулся к реке. Глеб не сразу понял, на что так отреагировали солдаты, и какое-то время всматривался в пирамиду второй колонны, которая потянулась к небу. Гигантских жуков он заметил, только когда они выстрелили.
Три струи голубой слизи, выпущенной жуками, высоко взвились над рекой и упали точно на сквер, где скрывалась батарея. Слизь еще не успела расплескаться, а деревья, которых он коснулась, уже окутались паром и растаяли прямо на глазах. Они чернели и рассыпались в пепел с невероятной скоростью. Люди, орудия и сооружения, покрытые голубой массой, исчезли мгновенно и беззвучно, словно провалившись в болото. А образовавшаяся на их месте лужа продолжала кипеть и пузыриться, постепенно проседая в землю, пока на месте сквера не осталась выжженная воронка в несколько метров глубиной.
Все произошло в считанные секунды и закончилось еще до того, как едкий запах докатился до смотровой площадки.
Пулеметы черных рыцарей заработали, нащупывая очередями на противоположном берегу трех огромных жуков. Каждый был размером с дом и едва мог передвигаться на кривых коротких лапах. Муравьи подхватили их и торопливо понесли дальше от берега, заслоняя своими телами.
– Что это за чертовщина?– Торин грубо схватил посла за шиворот и встряхнул его.
– Такого мы раньше не видели...– завопил Осип.– Это даже не муравьи…
– Как такое возможно?!– глаза военачальника налились кровью.– Кто, черт возьми, ими управляет?
Зная характер брата, Глеб готов был уже проститься с послом, но в этот момент со стороны городских казарм ударила сразу пара энергетических орудий, превратив двух гигантских жуков в пепел. Черные рыцари на берегу загромыхали заплечными гранатометами, утопив третьего жука в пламени взрывов.
– Что это?– взревел Торин, обернувшись к казармам.– Как они посмели?
Словно по сигналу, рой крылатых муравьев сорвался с места и устремился к берегу. Они летели низко, над самыми головами солдат. Очереди автоматического оружия лишь незначительно проредили их ряды – подстреленные летуны валились прямо на боевые порядки. А колонна переправы на противоположном берегу уже поднялась и кренилась к реке.
– Сигналь им залп! И зажгите масло!
Офицеры суетились вокруг военачальника, отдавая приказы сигнальщикам и чутко реагируя на его команды. А брошенный на пол Осип так и остался лежать, держась за горло и выдавливая из груди хрипы. Он был напуган и в ужасе переводил взгляд с Торина на Глеба. Хозяин дворца почувствовал его страх. И к своему удовольствию, понял, что этот страх вызвала ни атака муравьев, и ни его старший брат, едва не задушивший служку. Осип испытывал ужас перед ним, владыкой, который спокойно и безучастно наблюдал за разгаром битвы из самого ее центра.
Люди боятся того, чего не понимают, а Глеб и сам с трудом себя понимал. Он подмигнул Осипу и улыбнулся краешками губ, чем поверг того в ступор.
Третье орудие дало залп за мгновение до того, как рой обрушился на казармы, и переправа рухнула огненным столбом в ненасытную прорву Гремучей. На месте батареи теперь копошилась живая масса насекомых, которые перемалывали своими челюстями не только тела людей, но и все, что попадалось на пути. Эту массу расстреливали автоматчики, которых Торин бросил с берега реки на защиту батарей, но крылатые твари продолжали выгрызать даже камень вокруг орудий, не отвлекаясь ни на что иное.
Новая колонна переправы уже поднималась на противоположном берегу, как памятник упрямству неутомимых насекомых.
– Все убирайтесь отсюда,– взревел Торин на снующих рядом офицеров.– Остается только сигнальщик. Заберите с набережной всех пикинеров и снимите автоматчиков со стен. Бегом на террасу к третьей батарее. У нас осталось только четыре залпа, уроды! Защитите батарею! Орудия должны стрелять только по переправе и только по моему сигналу. Если этого не произойдет, я уничтожу не только вас и ваши семьи! И живьем сожгу и тех, кто знает ваши имена!
Его вид был убедительным, и ни у кого не возникло сомнений в том, что обещание будет исполнено. Глеб протянул руку растерявшемуся послу и помог ему подняться:
– Лучше увидеть все это стоя.
Летуны схлынули назад к реке, пытаясь заслонить телами переправу, но они дорого заплатили за уничтожение батареи, и теперь их рой выглядел намного меньше. Защитники города расчехлили луки и стали методично расстреливать крылатых муравьев. Это оружие было менее эффективным, но достигало цели. Облако насекомых просыпалось дождем поверженных.
На этот раз колонна живого моста успела не только накрениться, но и упасть поперек реки, достав своим верхним краем до северного берега. Удар по воде был настолько сильным, что заставил Гремучую встать течением и выйти волной на берег. И только в этот момент яркий луч разрезал переправу.
Крылатые муравьи отчаянно сорвались с места и устремились к нижней террасе Белой горы, на которой расположилась последняя, третья батарея. Им навстречу полетели горящие жала трассирующих пуль – защитники батареи расстреливали оставшийся боекомплект.
– Там наши тетки,– кивнул на террасу Торин.– Думаю, выстоят…
Часть муравьев упавшего моста оказалась на северном берегу Гремучей, и даже оглушенные ударом падения, они бросились в атаку. Муравьи-солдаты в отличие от мелких летунов были размером с лошадь, а их жвала не уступали топорам великанов. Удары железа о хитин были слышны даже на смотровой. Атакующие неистовым напором потеснили черных рыцарей и великанов, сминая их своими телами. И хотя схватка была недолгой, им удалось разорвать цепочку первой линии и ворваться в ряды мечников.
Торин разочарованно вздохнул, наблюдая, как муравьи раскусывали гвардейцев пополам, разбрасывая их тела по сторонам. От места разрыва первой линии обороны, где остались лежать несколько мертвых рыцарей, в боевые порядки защитников города протянулись длинные кровавые борозды. Каждый муравей успевал пройти несколько десятков метров и сразить многих солдат, прежде чем его останавливали. Доспехи, щиты и мечи не были пригодными для этой войны.
Братья переглянулись, но промолчали. Только Осип часто дышал и что-то бормотал под нос. Глеб подумал, что настало подходящее время для его молитвы.
Ряды рыцарей едва успели сомкнуться после короткой стычки с малочисленным авангардом, а над рекой уже навис следующих живой мост. Еще трижды защитникам города удавалось разрушить переправу, и один раз это получилось сделать даже без энергетических пушек – рыцари расстреляли колонну гранатометами, обрушив ее в реку.
Развязка была уже совсем рядом, когда сигнальщик окрикнул Торина:
– С террасы сообщают, что они отбились от летунов. И еще говорят, что больших муравьев осталось совсем мало. Их хватит, чтобы поднять еще две или три переправы. А остальные – рабочие муравьи…
– Отлично,– зло процедил Торин.– Остался только один выстрел. Им хватит единственной переправы, чтобы завершить начатое.
– Впусти их,– тихо произнес Глеб.
– Что?
– Впусти на наш берег.
– Зачем?– Торин удивленно поднял брови, а стоявший рядом Осип в ужасе отпрянул от хозяина дворца.
– Дай их солдатам перейти реку. И когда последний из них взойдет на мост, сожги переправу. Это их разделит. Рабочие муравьи не станут строить больше переправу.
– Откуда ты знаешь?
– Это стратегия,– уклончиво ответил хозяин дворца.– Слишком большой риск потерять все. Кто бы ни управлял этими тварями, он будет ждать. Если его ударная сила, солдаты, оказавшись на нашем берегу, сомнут оборону и войдут в город, он продолжит. Но если атака захлебнется, он отведет рабочих муравьев. Риск поставить на карту все будет не оправданным.
Торин долго смотрел на брата, прежде чем заговорить.
– Ты видел, на что способны муравьи-солдаты… И что сделали несколько десятков этих тварей с нашей обороной? Ты понимаешь, какая здесь будет мясорубка в рукопашной… Мы впустим даже не сотню, а несколько тысяч этих солдат.
Глеб молчал, безучастно рассматривая, как кренится очередная колонна переправы.
– Ты прав,– обмяк Торин.– Это единственный шанс для нас.
– Не прогадай момент для выстрела. Если сделаешь его рано, они поднимут следующую переправу. Промедлишь – их авангард нас сомнет.
Глеб отстегнул расшитую золотом накидку и бросил ее Осипу:
– Принесешь ее мне во дворец, когда все закончится.
Хозяин дворца обнажил меч и не спеша спустился со смотровой площадки. Торин за его спиной что-то кричал сигнальщику, но Глеб не вслушивался. Он больше ни на что не обращал внимания. Кровь жгла его вены и заполняла тело возбуждением. Сдержанность, которая сковывала его годами, отступила, обнажив гнев и жгучую ярость. Он жаждал испить из чаши насилия сполна, искупаться в крови врагов, на острие меча принести им имя убитой матери.
Мечники и пикинеры расступались перед ним, перешептываясь за спиной. Он шел сквозь боевые порядки и выстроившихся в линию солдат к берегу, на который уже опускалась махина живой переправы. К месту прорыва муравьев помимо него устремились братья и сестры, великаны и черные рыцари. Но Глеб не замечал никого – он выбрал свою судьбу и шел к ней сам. Если бы у него был выбор, он бы предпочел сражаться в полном одиночестве.
Земля глухо вздрогнула, когда масса из муравьиных тел и бревен ударилась о берег. Большинство атакующих были покалечены и раздавлены ударом, но по их телам уже карабкались другие. Переправа сомкнула берега, и насекомые хлынули навстречу защитникам города.
Голова муравья-солдата была вровень с его шлемом. Расставленные широко жвала челюстей обещали объятия смерти. Тварь двигалась очень проворно, но Глеб был быстрее. Он легко прыгнул и наотмашь ударил в полете мечом по панцирю, который закрывал холку насекомого. Сталь жалобно взвизгнула, встретившись с прочным хитином, но проломила его, и отсеченная голова с глухим стуком запрыгала по земле.
Глеб едва успел подумать, что стоит поберечь меч, как азарт сражения захватил его, отбросил лишние мысли в сторону. Он сражался один, не замечая рядом размашистых топоров великанов, которые крошили врагов, и тяжелых мечей черных рыцарей, легко перерубавших гигантских насекомых пополам. Рядом с ним иногда сверкала алебарда Гражины, которая сначала подрубала уязвимые конечности, а потом раскалывала черепа между выпученными фасетчатыми глазами. Долгое время его спину прикрывал рыцарь Доминик, методичный и скупой в движениях. Оглядывался на него и гигант Константин.
Глеб сражался один. Он был неистовым и одержимым битвой. Если бы его враги были способны испытывать страх, они бы обратились в бегство. Сокрушая врагов, он вселял ужас даже в тех, кто сражался рядом с ним плечом к плечу.
Муравьи толпились у края переправы, забираясь на спины друг друга, чтобы добраться до берега, где им преградил путь рассвирепевший хозяин дворца, размахивающий мечом с невероятной скоростью. Осколки хитиновых панцирей, отрубленные конечности насекомых и липкая розовая кровь разлетались и брызгали от него во все стороны. Он топтался по поверженным и искалеченным врагам, которые в несколько слоев покрыли землю под его ногами.
Глеб не чувствовал насыщения и не испытывал боли. Панцирь его доспеха был смят и проколот в нескольких местах, запястье левой руки было отсечено, а левая нога не слушалась и кровоточила, окрасив наколенник ярко красными потеками. Он часто оступался, стоя на телах мертвых муравьев и пропускал опасные удары атакующих, но продолжал напирать, разбивая строй прибывающих с переправы солдат.
А за его спиной плотным клином выстроились браться и сестры, черные рыцари и великаны, размалывая тех, кому удавалось обойти живыми острие этого клина. Рассеченный надвое поток муравьев достигал и менее сильных противников – мечников, пикинеров, гвардейцев. Но только единицам удавалось достичь стен города, с которых на них сыпался град камней и стрел.
Время остановилось для Глеба, собравшись в один бесконечно долгий момент. Он понял это в момент яркой вспышки, которая не просто залила переправу белым светом, а ударила обжигающим ветром. Он вспомнил, что Торин должен был сжечь переправу.
Волна живых и мертвых муравьев накатила на него, подхватила и унесла прочь.
Глеба отбросило взрывной волной и завалило телами, которые, наконец, сковали его руки и ноги неподвижностью. Он попытался вздохнуть, но панцирь лишь сильнее сдавил грудь. Он выгнул спину, но болью откликнулись только многочисленные раны. Он потянул к себе меч, но сломанные пальцы хрустнули в ответ.
Глеб закрыл глаза и отпустил свое тело.
Он почувствовал насыщение. Его голод был утолен, и следом пришла заслуженная усталость. Он, наконец, мог ни о чем не думать, не беспокоиться. Он выбрал свою судьбу и принял ее дары.
*****
Глеб открыл глаза, и яркий свет обжег болью. Он поднял руку, чтобы заслониться от света, но обрубок предплечья, лишенный кисти, лишь описал ломаную дугу в воздухе. Было странным ощущать руку целиком и не видеть ее продолжения. Он сжал пальцы отсутствующей ладони в кулак, но ничего не произошло – культя предплечья конвульсивно вздрогнула.
– Тише,– услышал он обеспокоенный женский голос, и перед ним появилось размытое лицо Лилии.– Не стоит так дергаться… Тебе нужно поберечься. Я рядом…
Глеб вспомнил битву с муравьями, многочисленные ранения и вспышку света, которая закончила для него бой. Он поморщился и закрыл глаза.
– Где Торин?
Хозяин дворца не узнал свой голос, тихий и слабый, лишенный величия и уверенности.
– Он сказал никого к тебе не пускать.
– Позови Торина,– Глеб требовал, повелевал, но в голосе звучали истеричные нотки.
– Он запретил…
– Просто позови,– он перешел на шепот, не в силах выносить визгливую слабость голоса.
Лилия исчезла, но через мгновение вернулась. Она порывисто наклонилась к нему и быстро зашептала. Впервые он слышал ее настоящий голос, лишенный манерности и игры. Это был голос искренности, глубокий и незнакомый.
– Я восхищаюсь тобой… Ты был прекрасен! Я это видела… Мы все это видели! Ты истинный владыка! Ты спас город Света и всех нас. Ты один победил их всех! Даже Константин не ушел после битвы: сказал, что будет ждать твоего выздоровления. Он признал тебя! Все тебя признали… Никто не сравнится с тобой!
Она прижалась к его щеке мокрым от слез лицом и поцеловала, оставив на его коже жаркое и неведомое ранее ощущение. Он поморщился он неожиданности и вздрогнул всем телом.
– Спасибо тебе,– прошептала Лилия и исчезла.
Через несколько минут растерянный Глеб услышал шаги Торина. Тот не подошел к его кровати, устроившись где-то поодаль.
– Пришел в себя,– скорее утверждал, чем спрашивал старший брат.
– Как долго я был без сознания?
– И не рассчитывай… Прошло чуть больше часа. Тебя только принесли во дворец. Скоро врачей приведут. Это тебя служки Братства забинтовали прямо на набережной. Но, я вижу, ты быстро идешь на поправку.
– Все получилось?
– Как ты и рассказывал,– понизил голос Торин.– Они снялись и ушли, едва переправа вспыхнула. Оставшиеся на нашем берегу муравьи обмякли и вели себя как обычные насекомые – только огрызались. Ни один не вошел в город. Их как выключили. Сейчас гвардейцы зачищают горд и округу. Я отправил разведчиков на юг. К вечеру будем знать, что они дальше замышляют… Ты произвел впечатление … Семья в восторге, черные рыцари молятся на тебя… Ты даже меня удивил.
Глеб хотел улыбнуться, но ни один мускул не дрогнул на его лице:
– Всегда считал меня трусом?
– Не трусом…– признался Торин.– А уродом, который ценит только себя и скорее пожертвует тысячами жизней, чем поступится своими амбициями.
– Так и есть,– выдохнул хозяин дворца.– Ты видел моего дворецкого?
– Нет. Мы еще не считали потери. Или мертв, или сбежал. Дезертиров хватает. Хотя сейчас многие уже возвращаются.
Глеб попытался вспомнить лицо дворецкого и понял, что не узнает его при встрече. Он никогда не смотрел на слугу – для этого не было ни надобности, ни желания. Если и видел его, то только со склоненной в поклоне головой. Теперь это казалось странным – не знать лица человека, который на протяжении многих лет был всегда рядом и чаще других попадался на глаза.
– Ты возьмешь мою кровь?
– Ты спятил?!– возмутился Торин.– За кого ты меня принимаешь?
– Я не спрашивал о твоих намерениях,– Глеб сделал ударение на «твоих».
– Ты просишь меня об этом?– опешил старший брат.
– Не воспринимай это как просьбу.
– Я тебя не понимаю… Тебе в голову муравьиная моча ударила.
– Ты все понимаешь. Ты меня знаешь лучше других,– Глеб привстал, облокотившись на здоровый локоть, и повернулся к Торину. Он игнорировал сопротивление тела, которое кричало множеством ран, требуя покоя.– Посмотри, что от меня осталось.
– О чем ты говоришь? На тебе все как на собаке заживет. Кисть регенерирует за месяц. Ты уже через два дня будешь галопом бегать по дворцу.
Глеб с трудом мог рассмотреть силуэт брата, сидящего в его любимом кресле. Зрение возвращалось медленно:
– Я не об этом… Я растратил уйму времени напрасно. Построил воздушные замки, посвятил жизнь созданию утопии. Неужели ты думаешь, я способен это продолжать дальше?
Торин долго молчал, прежде чем заговорить, и Глеб уронил голову на подушку, не дождавшись. Он закрыл глаза и слушал голос брата в полной темноте.
– У каждого из нас свой дар,– неторопливо подбирал слова Торин.– И свое предназначение. Раньше я думал, что тебе даровано властвовать умами и сердцами, строить новое общество, править. Но это ерунда… Ты ничего такого не сотворил. Твой дар – это твоя воля. Сила духа, способная преодолеть любую преграду, добиться любой цели. Сегодня я это увидел. Город Света ты создал от безделья… У тебя не было цели, достойной твоей силы. Вот ты и тратил ее на забавы. Но все равно твоя воля починяет себе, заставляет следовать за тобой… Я не приму твоей слабости и сомнений. Это точно не твое… Тем более сейчас, когда это стало очевидным не только для семьи, но и для каждого жителя твоего города.
Глеб закашлялся, пытаясь сдержать смех, который вырывался из легких вместе с кровавыми брызгами.
– Я же говорил, ты все понимаешь. Ты понимаешь, что это должно произойти. По отдельности мы убоги и никчемны, как моя рука, оторванная от тела… Один чувствует, другой думает, третий хочет… Все это обретет смысл, когда мы объединимся в одно целое. Не тебе ли с рождения даровано это понимание?
– Нет! Это бред. Мы уже говорили на эту тему… Замысел отца нам не понять!
– Мне плевать на его замыслы! Я никогда не стану служить его целям или чьим-то еще. Я не способен на это! Возьми мою кровь и обрети силу добиться того, во что веришь. Иначе тебя сожрут твои сомнения, а я разрушу все, что создано.
– Нет,– прошептал Торин.– Я не смогу этого сделать…
– Об этом и речь! Боишься, что тебя не поймет семья? Убийцу, который забрал кровь всеобщего любимца. Не сможешь смотреть в глаза, тем, кто видел мой триумф на поле боя? Не сможешь объяснить им свой поступок? Это и делает тебя слабым. А я сотни раз принимал решения, за которые меня осуждали и ненавидели, чтобы добиться того, на что другие не были способны. Если оглядываться на других – потеряешь себя. Так возьми эту силу и сделай то, что должен! И найди Жнеца…
Торин решительно встал и навис над братом. На его лице была печать мучений, а глаза горели ужасом, словно ему предстояло прыгнуть в бездну. Превозмогая себя, Торин опустил руки на шею Глеба и сомкнул их, физически ощущая боль, которую испытывал брат.
Раны Глеба вспыхнули яркими пятнами крови, и она начала сочиться сквозь бинты и повязки, пузыриться и собираться в тонкие ручейки. Но ручейки не стекали вниз, а, игнорируя силу тяготения, змейками поползли по вздрагивающему телу к рукам Торина. Кровь быстро темнела и к ладоням старшего брата подобралась уже черной маслянистой жидкостью. Она взбиралась вверх по его рукам вдоль вен, впитываясь в кожу, как вода в песок.
Торин разжал руки и отпрянул от бездыханного тела. Глеб разом осунулся, его лицо стало серым, а глаза ввалились темными пятнами. Он выглядел хрупким и мертвым. Резкий запах гнилой плоти ударил в ноздри. Рвущаяся кожа ран затрещала под бинтами, выталкивая наружу следы разложения.
Торин вскрикнул и отступил…
Глеб смотрел на собственное лицо.
Ссылка на следующую главу http://www.proza.ru/2016/08/29/586