Последний вагон

Дмитрий Грановский
             ПОСЛЕДНИЙ  ВАГОН

          - …да нет,  много их не будет, генерал не любит больших «сходняков» на охоте. Думаю, что он не намерен менять своих привычек. Как всегда – свита его «шестёрок», а это человек  пять, не более, ну и этот из Управления. Вот тебе его фотка…
Сашка заметил холёные пальцы с крепкими розовыми ногтями, прямо как у манекена, и взял со стола фотографию. С фотографии, словно из глубины колодца, через золотую оправу очков обожгло его колючим взглядом бездонных карих глаз, глаз, привыкших к повиновению.
-…Местечко это глухое, Чёрное Озеро называется. Сплошные леса вокруг да комары с мухоморами, озеро ржавое посредине, а более и нет ни шиша. – Уваров усмехнулся и подвинул ближе чашку с кофе. – Охотничек, мать его… Ну а нам и того лучше, есть где тебе затаиться.

В тонкую звенящую корку с хрустом вонзился нож и расколол надвое его полосатую спину. Красная живая мякоть арбуза зияла кровавой раной, а отец улыбался и манил Сашку: ну-ка, попробуй, сынок…
Сашка проснулся и закашлялся, поперхнувшись глотком свежего воздуха. Воздуха было много и даже слишком, а после прошедшей ночью грозы он был особенно чист. Несколько минут Сашка лежал неподвижно на продавленном диване, словно боялся потерять это ощущение безмятежного покоя, сдобренного свежим воздухом и робким и нежарким ещё лучиком восходящего солнца, случайно упавшего на его подушку. Вот ещё чуть-чуть, ещё немного…и это состояние благостного спокойствия уйдёт, и сколько бы он ни вспоминал тёплые майские вечера, звенящую  осоку у пруда, свой уютный маленький домик под Луганском, ничего этого больше не будет. Сашка едва не закричал от чувства тупой безысходности и до крови прикусил губу.
Всё началось ещё два года назад, там, под Дебальцево, где Сашка попал в плен к ополченцам Донбасса.  Попал вместе с такими же пацанами, в головы которых упорно вдалбливали геройские постулаты о единой Украине и необходимости уничтожения террористов Донецка и Луганска. Только там, в плену, он на многое взглянул иначе, понял то, что не мог понять раньше: вокруг него были не враги. Эти молодые ребята говорили на его же языке, пели те же песни, шутили и рассказывали знакомые ему анекдоты. И ещё они любили свою землю и никому не собирались её отдавать… При обмене пленными Сашка отказался возвращаться к себе в часть и остался у ополченцев. Ему разрешили съездить на пару дней домой, и он съездил… Домика больше не было, и ничего и никого больше у Сашки не было. Огромная воронка зияла на месте дома. И настолько неправдоподобным это казалось, что он ещё долго ходил по раздолбанной снарядами улице и всё искал, искал чего-то…               

    
С Уваровым он познакомился позже, а вернее, тот сам его нашёл, вызвал в Штаб ополчения и долго и нудно с ним беседовал. Московский ФээСБэшник готовил Сашку к секретным, как он говорил, операциям.  И отказаться Сашка не мог, и Сашка согласился. А Уваров куражился и нагонял на себя простачковатый образ  самовлюблённого идиота, на самом деле, конечно же, таковым не являясь. Плотного телосложения, седоватый, с хищным тонким носом, Уваров приветливо улыбался при встрече с Сашкой и дружески похлопывал его по плечу… А ещё через месяц Сашку с новыми документами и приличной суммой денег отправили в Москву. Пару недель Сашку не тревожили, и он отлёживался в съёмной квартире в Домодедово, не понимая,  почему ФээСБэшникам понадобился именно он. «Тоже мне, нашли спеца…правда, стреляю неплохо…»
Сашкины раздумья прервал телефонный звонок Уварова. Тот назначил место встречи в кафе на окраине, а потом отвёз Сашку к дому и передал ему на прощание тяжёлый длинный рюкзак. Что лежало в длинном рюкзаке, Сашка, конечно же, знал: винтовка там лежала, да ещё с цейсовской оптикой.
Уваров держал Сашку, что называется, на коротком поводке, особо не беспокоясь об этике предлагаемой Сашке работы, и уж тем более о его психологическом восприятии этой самой «работы».
…- чем меньше ты будешь задавать мне вопросов, лишних, заметь, вопросов, не относящихся  к делу, тем, как ты понимаешь, так или иначе сложится твоя жизнь. – Уваров цедил пиво, оставляя полоску пены на губах, и пустыми глазами наблюдал за реакцией съёжившегося под его взглядом парня…

Сашка и спустя полгода прекрасно помнил, до излишних мелочей, тот первый заказ. Сутулый человек в идеально отглаженном плаще с трубкой в зубах. Отчётливо запомнилась красивая, очевидно, дорогая, трубка и нервозно подрагивающие кончики его пальцев, листающие страницы газеты. Человечек сидел в скверике на скамейке, а Сашка совсем недалеко, в припаркованной в переулке машине… Вечером по телевизору в «Новостях» сообщили об убийстве известного журналиста, востоковеда-политолога и т.д, и т.п. Потом были ещё заказы…ещё…и ещё.
Сашка пытался не думать о близких тех, кого он убивал, но совсем не думать не получалось. А в дополнение к этому странные сновидения и тени будоражили его по ночам, и он вскакивал с дивана, мокрый от холодного пота, а потом долго сидел на кухне и давился дымом выкуренных сигарет. Да,  этот мир с самого своего основания не отличался совершенством и справедливостью, и спустя тысячи лет в нём мало что изменилось. А надежды, возлагаемые на венец творения – человека – и вовсе оказались распятыми и висели на кресте, прогибаясь под тяжестью алчности и лицемерия.

Однажды, при очередной встрече с Уваровым,  Сашка всё же не выдержал и спросил:
- Почему всё вот так? Почему?
- Как «так»? – резанул его взглядом тот. -  О чём ты, Сашка? Может, тебе мало «бабла», которое я тебе плачу? Ты так и скажи, не стесняйся, можем обсудить, хотя… - Уваров перевёл взгляд на уборщика, подметающего листву неподалёку от «кафешки».  - Может, ты хочешь поменяться с ним местами? – Он усмехнулся. – А что, труд облагораживает, так сказать, духовно развивает… Так ты скажи.
- Я не об этом, - буркнул Сашка. – Хотя ничего зазорного в работе дворника не вижу. Но не об этом. Чего вам, людям, не хватает? Сколько денег, власти… Чего-то ещё?
- А ты повзрослел, Сашка, - ответил Уваров и вдруг рассмеялся: - Брось, слышишь, брось свои дурацкие размышления по этому поводу! – Он  снова стал серьёзным. – Просто делай своё дело и ни о чём не рассуждай. Это же так просто, когда за тебя думают другие и решения принимают тоже другие. Да и поздно ты, дружок, спохватился, ушёл поезд, совсем ушёл, и тебе его уже не догнать.
Сашка посмотрел на Уварова и, наконец, увидел его настоящее лицо. Впрочем, никакого лица не было, лишь глаза – колючие, безжалостные и равнодушные.
Той же ночью Сашке приснился сон. В туманной утренней дымке он пробирался к станции, туда, где стоял его поезд, и в  последнем вагоне того поезда его ждали дорогие ему и близкие люди. Он не должен был опоздать, но опоздал, и поезд тронулся, унося в неизвестность его мать и отца. А он всё бежал и бежал за ним по шпалам и не мог его догнать… Об горящую под потолком лампочку бился глупый маленький мотылёк, словно пытался изменить свою судьбу. Обжигая тонкие крылышки, он снова и снова таранил горячее стекло, и ему было больно, но он не собирался сдаваться.

А Уваров всё понял. Он прекрасно понял Сашкины сомнения и решил подстраховаться. Если вдруг в самый последний момент этот недоумок передумает стрелять, за него это сделают другие. На охоте у озера неподалёку от Сашки спрячется ещё один стрелок,  осечки не будет, не должно быть!
Ранним сентябрьским утром  Сашка, промокший от росы, занял свою позицию, откуда ему хорошо была видна и поляна, и край тёмного озера. Ждать пришлось  долго, и  лишь ближе к вечеру на поляну выехали три «внедорожника», и вскоре сонный лес разбудили всполошенные сороки и звуки бухающей музыки, доносящиеся из открытых дверец  машин.
Среди смеющихся и то и дело выпивающих спиртное людей на поляне, Сашка вдруг заметил Уварова. Странно, но тот не предупреждал его о том, что тоже будет в этой компании… Или что-то изменилось в последнюю минуту?
В перекрестие оптического прицела хорошо было видно жующее лицо полковника из Управления, того самого, жить которому оставалось лишь несколько секунд. И  уже указательный Сашкин палец нежно обнял курок, но он упрямо тряхнул головой, и его винтовка качнулась в сторону. Жующее лицо полковника сменилось лицом Уварова, и тот, словно предчувствуя свою смерть, посмотрел прямо на Сашку. Хлёстко прозвучал выстрел, и Уваров упал. А затем щёлкнуло ещё раз…
Что-то тупое и горячее вонзилось в Сашкину грудь. На мгновение обрушилась боль и тут же пропала, а Сашка бросил винтовку и побежал.

Неподалёку в низине уже скопился вечерний туман, и Сашка прыгнул в него. А когда выбрался, то увидел совсем рядом перед собой заросшую сорняками и молодой порослью ветку железной дороги, а  впереди, буквально в ста метрах, и вагон поезда. Нет, состава не было, был лишь один вагон, и Сашка, легко открыв дверь этого вагона, шагнул внутрь. Странно, но боли он совсем не чувствовал, да и крови в зияющей сбоку ране не было вовсе. Вагон качнуло, он начал набирать ход. Застучали на стыках его колёса, и в открытое окно у титана ворвался свежий ветер, и такой манящий с детства запах железной дороги проник вслед за ветром. А где-то в глубине полутёмного коридора открылась дверь купе, и навстречу Сашке вышла мама и улыбающийся отец…



Д. Грановский