Римма, двоюродная сестра жены, работала инженером-электриком в
одном из проектных институтов города. Институт размещался в новом
здании на холме над Днепром, в трёх сотнях метров от реки. К реке
вела узенькая улочка, пролегающая между частными строениями. Её
недавно заасфальтировали, но после продолжительного ливня асфальт
местами вздулся и был покрыт грязными, глинистыми подтёками.
Март 1989 только начинался. Кое-где ещё лежали снежные сугробы,
но небо было ясно, ярко светило солнце, которому хотелось подставить
лицо и понежиться после сырой и снежной зимы.
Столовая института имела, дополнительно к основному залу, летнюю
террасу, на которой и проходили поминки по скончавшейся от рака
матери Риммы.
За восемь лет работы для Риммы это были уже третьи похороны. Ранее
этот мир покинули её отец и бабушка. Римма стала первой в нашей
компании, полностью лишившейся родителей.
В мрачном расположении духа я сидел один за столиком и не спешил
уходить. Гости уже наполовину разошлись, но за большим столом ещё
держалась группа из 15-20женщин.
- Иди к нам! - махнула рукой Римма. - Что ты там один сидишь?
У края стола, с рюмкой водки в руке, в центре внимания находилась
Людмила, председатель профкома института.
Лицо её было мне знакомо по двум предыдущим похоронам, но встретив-
шись где-либо на улице, мы не стали бы раскланиваться.
Людмиле было около пятидесяти, но выглядела она лет на 6-7 моложе.
Светловолосая, зеленоглазая, остроносая, подвижная Людмила ждала, пока
оставшиеся гости соберутся за одним столом, чтобы начать свой рассказ:
- Я не знаю, кто я...
Лица у многих гостей вытянулись — уж не хватила ли Людмила лишку?
- Не удивляйтесь, послушайте сначала!
Осенью сорок четвёртого, когда Советская Армия освободила от
фашистов небольшой шахтёрский посёлок, к старшему лейтенанту,
командиру группы разведчиков, обратился кто-то из уцелевших жителей.
Он сообщил, что из одного заброшенного колодца, в который отступающие
немцы сбросили трупы своих жертв, доносится то ли детский плач, то ли
мяукание...
«Старлей» на верёвке с помощью товарищей спустился в колодец, а
когда они подняли его снова наверх, то на руках у офицера была
закутанная в розовое одеяльце годовалая девчушка.
Разведчики немедля отвезли её в ближайший детский дом. Девочку у
офицера приняла молоденькая, симпатичная медсестра-еврейка.
- Береги ребёнка! - наказал ей «старлей». Это — мой талисман! А я,
если останусь жив, вернусь и девочка будет моей дочерью!
Людмила выпила, чтобы унять волнение и продолжила свой рассказ:
- Хотите знать, что дальше было? Офицер вернулся капитаном, целым
и невредимым, но медсестра так привязалась за прошедшие месяцы к
ребёнку, что ни в какую не желала расставаться с ним. Капитан и
медсестра поженились и вырастили дочь, дали ей высшее образование,
помогли создать свою семью. Общих детей у них не было.
В течение жизни я всегда говорила, что у меня папа — русский,
а мама — еврейка. Ненавижу, когда кто-то начинает кичиться своим
происхождением! Неизвестно, кто ты ещё на самом деле!
С того памятного дня минуло без малого 25лет, а у меня в ушах до
сих пор звучат слова Людмилы: «Я не знаю, кто я...»
27.09.2013.