Это случилось однажды. В двухместном купе ехал Зощенко в Ленинград. Дверь растворилась, и вошёл новый пассажир. Представился: «Адмони Владимир Григорьевич, философ германист». «Писатель Михаил Зощенко». Ни слова больше они не произнесли. Когда поезд остановился, Зощенко сказал: «Спасибо, что мы с Вами так хорошо провели время».
Великий юморист, был очень трудным в общении человеком. Постоянные депрессии мучили его. Началось это с детства.
Михаил Михайлович Зощенко, советский писатель-сатирик, родился в 1894 году в Петербурге, в дворянской семье. Отец небогатый художник-передвижник Михаил Иванович Зощенко, мать - Елена Иосифовна Сурина, за домашними заботами успевавшая писать и печатать рассказы из жизни бедных людей в газете «Копейка».
С раннего возраста, а особенно после смерти отца (Зощенко тогда было 12 лет), когда Елена Иосифовна, страдая от унижения, обивала пороги присутственных мест с просьбой о пособии для своих восьмерых детей, будущий писатель уже отчётливо уяснил, что мир, в котором ему довелось родиться, устроен несправедливо, и при первой же возможности отправился этот мир изучать.
Контролёр поездов на железнодорожной линии Кисловодск – Минеральные воды; в окопах 1914 года – командир взвода, прапорщик, а в канун Февральской революции – командир батальона, раненый, отравленный газами, кавалер четырёх боевых орденов, штабс-капитан; при Временном правительстве – начальник почт и телеграфа, комендант Главного почтамта в Петрограде; после Октябрьской революции – пограничник в Стрельне, Кронштадте, затем доброволец, пришедший в Красную Армию, командир пулемётной команды и полковой адъютант на Нарвском фронте; после демобилизации, из-за болезни сердца, порока, приобретённого в результате отравления газами, - агент уголовного розыска в Петрограде, инструктор по кролиководству и куроводству в совхозе Маньково Смоленской губернии, милиционер в Лигово, снова в столице – сапожник, конторщик и помощник бухгалтера в Петроградском порту. Куда только не забрасывала его жизнь, прежде чем решил он писать. За несколько лет скитаний он увидел и услышал столько, сколько в спокойное, неторопливое время никогда бы не увидел и не услышал даже за пятьдесят лет.
Вот перечень того, кем был и что делал Зощенко, куда бросала его жизнь, прежде чем сел он за писательский стол. Но и писательству надо было учиться.
Он поступает в литературную студию, которой руководил Корней Иванович Чуковский. Студия находилась при издательстве «Всемирная литература». Там Зощенко проходил азы литературной науки.
Он входил в группу «Серапионовы братья». В этой группе были Л. Лунц, Вс. Иванов, В. Каверин, К. Федин, Мих. Слонимский, Е. Полонская, Н. Тихонов, Н. Никитин, В. Познер. Члены группы чуждались демагогии и тщеславной декларативности, говорили о необходимости независимости искусства от политики, в изображении реальности старались идти от фактов жизни, а не от лозунгов.
В 20-е годы Зощенко сделал предложение Вере Кербиц-Кербицкой. Она спросила его, что теперь для него самое важное в жизни? Ожидая другого ответа, она услышала:«Моя литература».
На литературных занятиях он всегда сидел в уголке, обычно помалкивая.
Когда они познакомились, Чуковскому было 37, а Зощенко не исполнилось и 24-х. Чуковский в то время был один из самых знаменитых и влиятельных русских критиков. А Зощенко - никому неведомый сотрудник угрозыска, недавно демобилизовавшийся из армии и только-только делающий первые свои шаги в литературе.
Казалось, было бы вполне естественно, если бы Чуковский в этой ситуации относился к Зощенко с некоторым оттенком снисходительности, как опытный и признанный литературный мэтр к робкому ученику. Но Чуковский был человеком, для которого не существовало никакой субординации, кроме субординации таланта. Да и Зощенко, по правде говоря, по самому складу своей личности меньше всего был приспособлен к роли покладистого, робкого ученика. Очень характерна в этом смысле история, которую К. И. Чуковский рассказывает в своих воспоминаниях.
Студийцам как-то было задано написать о Надсоне.
"Принес свою работу и Зощенко - на длинных листах, вырванных из бухгалтерской книги.
Принес и подал мне с еле заметной ухмылкой.
- Только это совсем не о Надсоне...
- О ком же?
Он помолчал.
- О вас...
Придя домой, я начал читать его рукопись и вдруг захохотал как сумасшедший. Это была меткая и убийственно злая пародия на мою старую книжку "От Чехова до наших дней". С сарказмом издевался пародист над изъянами моей тогдашней литературной манеры, очень искусно утрируя их и доводя до абсурда... Никогда еще ни один самый язвительный критик не отзывался о моих бедных писаниях с такой сосредоточенной злостью. Именно в этом лаконизме глумления и сказалось мастерство молодого писателя..».
Будучи сам великим мастером и сосредоточенной злости и лаконичного глумления, Чуковский сразу сумел по достоинству оценить силу и меткость нанесенного удара. "Он по когтям узнал его тотчас". А то обстоятельство, что удар был нанесен не кому-нибудь, а ему самому, ничуть не помешало ему испытать радостное художественное наслаждение, мгновенно растворившее всю горечь обиды, если даже таковая и была.
Однажды в студии дали задание – написать доклад о кумире того времени Александре Блоке. Зощенко написал доклад от имени Лёнька Чумелова. Когда Чуковский читал вслух эту пародию, все покатывались со смеху. Это событие подняло дух писателя.
В 1922 вышла первая книга рассказов М. Зощенко "Рассказы Назара Ильича, господина Синебрюхова". Книга мгновенно была сметена с прилавков. Вскоре книга была издана дополнительным тиражем. Затем следует целый ряд сборников рассказов.
Появление новой литературы.
Герои романа Жюля Верна, летевшие на воздушном шаре, потерпели крушение. Чтоб спастись самим, весь груз им пришлось выбросить за борт. Они оказались на необитаемом острове — без еды, почти без одежды, без оружия... Все нужно было начинать сначала. Как Робинзону. Голый человек на голой земле.
Примерно, то же самое произошло и с нами после шторма, разразившегося в октябре 1917 года.
Сначала выбросили за борт уважение к частной собственности.
Первый шаг сделан.
Теперь за борт полетят уже предметы первой необходимости: жалость, сочувствие, доброта, человечность.
Набоков и Зощенко с разных сторон двигались к истине, как роют с двух противоположных сторон тоннель в горе.
После переворота 1917 года страна совершенно изменилась.
Изменились и люди, их разговоры и действия. Для живущих тогда людей это время было временем неслыханных испытаний, голода, тифа и безработицы. Зощенко видел этих людей, варился в самой их гуще. Он хотел узнать, как живёт и чем дышит его народ, и он это узнал: он был на редкость восприимчив к чужому образу мыслей, что только помогло ему разобраться в разных точках зрения на происходящую в стране социальную ломку.
И Михаил Зощенко стал писать языком новых людей, и это была единственная реальность, основной материал, с которым ему предстояло работать.
«Обычно думают, что я искажаю «прекрасный русский язык», что я ради смеха беру слова не в том значении, какое им отпущено жизнью, что я нарочно пишу ломаным языком для того, чтобы посмешить почтеннейшую публику.
Это не верно. Я почти ничего не искажаю. Я пишу на том языке, на котором сейчас говорит и думает улица...
Я сделал это, чтобы заполнить хотя бы временно тот колоссальный разрыв, который произошел между литературой и улицей».
Об особенностях языка Зощенко, его плотности и ажурности говорили многие писатели. Писатель создал новый язык.
Иосиф Бродский: « В русской литературе двадцатого века таких случаев не больше, чем в русской литературе века минувшего. У нас их было два: Андрей Платонов и Михаил Зощенко. В девятнадцатом, видимо, только Гоголь.
Зощенко хотел научиться писать по-новому, как новые люди. Это был неизвестный литературе, а потому не имевший своего правописания язык. Он был груб, неуклюж, бестолков, но – затыкай или не затыкай уши, он существовал. Живой непридуманный, сам собой сложившийся, пусть скудный по литературным меркам, а всё-таки – тоже! – русский язык.
Зощенко был наделён абсолютным слухом и блестящей памятью. За годы, проведённые в гуще бедных людей, он сумел проникнуть в тайну их разговорной конструкции, обороты, словечки – он до тонкости изучил этот язык и уже с первых шагов в литературе стал пользоваться им легко и непринуждённо. В его языке запросто могли встретиться такие выражения, как "плитуар", "окромя", "хресь", "етот", "в ем", "брунеточка", "вкапалась", "для скусу", "хучь плачь", "эта пудель", "животная бессловесная", "у плите" и т.д. Отчасти именно этим он и добивался комического эффекта и небывалой популярности среди обычных людей. Комические ситуации, в которые попадали его герои, добавляли эффект.
Произошёл в жизни такой случай.
Два с половиной года назад ленинградский шофер Мартынов похитил из тужурки своего товарища, шофера Тихонравова, его шоферскую книжку. В отсутствие Тихонравова взял его машину и выехал в город. Затем Мартынов напился. Напившись, он взял знакомых девушек, начал их катать и наехал на молочницу. Во время протокола Мартынов назвал себя Тихонравовым и, вернувшись, тихонько поставил машину на место. Когда эта история выяснилась и преступление Мартынова раскрылось, в гараже было общее собрание. Одна часть собравшихся требовала немедленно выгнать Мартынова с работы и исключить его из профсоюза. Другая часть требовала не только выгнать с работы и исключить из профсоюза, но и арестовать. Третья, самая кровожадная часть собрания требовала: «Надо его, Мартынова, отвести к писателю Зощенко, и пусть он с него напишет рассказ». (Смех, аплодисменты.)
(Речь Михаила Кольцова на Первом Всесоюзном съезде советских писателей)
Популярность книг Зощенко была безгранична. Она была несравнима с популярностью какого-либо другого писателя.
Рассказы Зощенко под гомерический хохот тысяч зрителей читали с эстрады знаменитейшие артисты. Журналы дрались за право печатать его рассказы. Уже через десять лет после выхода первой книги, были изданы два шеститомных собрания сочинений писателя. Его читали с эстрады, снимали фильмы, посторонние люди выступали по стране, выдавая себя за писателя. Однажды он получил письмо от дамы, с которой будто бы познакомился на пароходе. Пришлось послать своё фото, чтоб разоблачить обман.
Слава, успех — все это вещи чрезвычайно приятные. Но больше, чем слава, больше, чем успех, больше, чем признание современников, даже больше, чем сознание полезности своего труда, художнику необходимо понимание. Потому что понимание, как было сказано еще в давние-давние времена, это — отблеск творения.
При всей огромной славе, которая была у Зощенко в двадцатые и тридцатые годы, при всей его неслыханной популярности, настоящим пониманием смысла и значения своего труда он и тогда избалован не был.
Зощенко собирал письма читателей. Любимой его книгой была книга «Письма писателю».
Письмо из этой книги.
Уважаемая гражданка, зачитайте это письмо и примите от заинтересованного вами это подношение. Не побрезгуйте, не погнушайтесь.
Желательно с вами познакомиться всурьез. Не покажется это вам за предмет любопытства, а желательно с целью сердечной, потому что с каких пор вас увидел, то сгораю любовью.
Замечательный ваш талант, а пуще всего игривость забрали меня за живое и как слышал, что вы лицо, причастное к медицине, то понять должны, что кровь во мне играет и весь я не в себе.
Если вам не противно, то буду ждать Вас у входу в буфет...
Остаюсь в ожидании
Имя скажу при свидании...
(«Письма к писателю»)
Поместив это письмо в своей книге, Зощенко замечает: «Любопытное письмо. Оно написано, как будто бы я его писал. Оно несомненно написано „моим героем"». И далее он комментирует его так:
Так называемый «народный» язык стоит того, чтобы к нему приглядеться.
Какие прекрасные, замечательные слова: «Зачитайте письмо». Не прочитайте, а зачитайте... Как уличный торговец яблоками говорит: «Вы закушайте этот товар». Не скушайте (т.е. целиком), не откусите (т.е. кусочек), а именно закушайте, то есть запробуйте, откусите столько раз, сколько нужно для того, чтобы почувствовать прелестные качества товара.
Для Зощенко язык «его героя» сам по себе — выразителен и художественно ярок.
«Если я искажаю иногда язык, то условно, поскольку мне хочется передать нужный мне тип. Тип, который почти что не фигурировал раньше в русской литературе».
(О себе, о критиках и о своей работе»)
Вот один из характерных рассказов писателя.
«Это было в самый разгар, в самый наивысший момент ихнего чувства, когда Былинкин с барышней уходили за город и до ночи бродили в лесу. И там, слушая стрекот букашек или пение соловья, подолгу стояли в неподвижных позах. И тогда Лизочка, заламывая руки, не раз спрашивала:
— Вася, как вы думаете, о чем поет этот соловей?
На что Вася Былинкин обычно отвечал сдержанно:
— Жрать хочет, оттого и поет».
(О чем пел соловей)
Читатель чувствовал Зощенко иначе, чем критики. Он воспринял все эти комические истории всерьез. Не как казусы и курьезы, а как маленькие драмы и трагедии, как поучительные и грустные «случаи из жизни», какими они, в сущности, и являлись. Он воспринял Зощенко как «пролетарского писателя». Огромное количество писем, вопросы, волнующие читателей, предложения различных сюжетов - это почта писателя.
Письмо читательницы.
Товарищ Зощенко.
Простите, что беспокою, но нужда, честное слово, крайняя... Меня мучит целая уйма вопросов, которые не хватает храбрости разрешить самой и под давлением которых я нахожусь... Для большей ясности начну с начала: детство я провела на попечении немок, которые, кроме немецкой азбуки, пичкали меня «религиозным дурманом». Годам к девяти я была уже посвящена во все похождения Иисуса Христа и, в знак любви великой, называла его не иначе, чем Исуся Христуся...
Когда мне было одиннадцать лет, умерла моя мама, материальное наше положение больше чем пошатнулось, и немки улетели в трубу. Тут-то я стала «пролетаризироваться»: дни проводила во дворе, играла с разношерстнейшими ребятами и, конечно, читала Мопассана. Вот. Так отошли в предание бонны и «Исуся Христуся». Годам к 14 я знала наизусть добрую половину Есенина и не меньше Блока.
Позже пришли Маяковский, Асеев, Сельвинский — всех не счесть. О том, можно ли совместить Блока и Маяковского, — я тогда не думала. Это теперь меня смущает то, что я в одинаковой степени увлекаюсь как «Прекрасной дамой», так и Маяковским. Ведь это же разные полюсы — почему же я так? Сейчас мне 17 лет. Я поступила в этом году в Фабзавуч. И тут-то самое главное: если на теории у меня почти никаких расхождений с рабочим классом не было, то на практике оказалось, что ничего общего у меня с этими ребятами нету... В нашем ФЗУ ребята сморкаются под ноги, носят под ногтями траур и такие вещи говорят, какие «приличные люди» лишь на стенках уборных пишут. Когда начинается урок, то я молю бога (по инерции), чтоб он подольше продолжался, т. к. на переменке я себя совсем потерянной чувствую. И вот мне очень больно — я не привыкла себя чувствовать ижицей затерявшейся... Я и так иду на компромисс: если дома говорю — девочки, то в ФЗУ — девчата. Дома, когда ко мне цепляются, говорю — «как не стыдно», а в школе приходится говорить — «уйди, а то съешь по морде». Иначе не помогает. Возможно, что это просто условности — у каждой среды свой прием изъяснения, во всяком разе мне мой больше нравится. Меня эта имитация, подделыванье под кого-то здорово мучит. Такое впечатление, будто я примазываюсь к ребятам, а уж это — ни за какие коврижки. Или в самом деле соединиться, или удаляться восвояси... Не подумайте — интеллигентка в кавычках. Честное слово, что нет. Неужели в том, что между нами оказалась такая бездна, виноваты немки и «Исуся Христуся». Но ведь я давно с ними покончила... Товарищ Зощенко. Может, Вы мне поясните, как мне искать путь к рабочей аудитории. Или, может быть, совсем уйти из ФЗУ... Как бы Вы поступили, находясь на моем месте...
(Письма к писателю)
Письмо это — едва ли не самое интересное в книге. Русская литература, по мнению Зощенко, должна была поступить так же, как должна была поступить его корреспондентка. Ей следовало «пролетаризироваться», навсегда забыть о своих «аристократических» замашках. И если многие считали всё, что происходит в России явлением временным, то Зощенко был уверен, что это навсегда.
Среди героев Зощенко встречаются и крестьяне, и рабочие, и интеллигенты — представители самых разных социальных групп и слоев. Но разговаривают они все совершенно одинаково.
Вот один из известнейших рассказов «Аристократка».
Так, герой "Аристократки" (1923) увлекся одной особой в фильдекосовых чулках и шляпке. Пока он "как лицо официальное" наведывался в квартиру, а затем гулял по улице, испытывая неудобство оттого, что приходилось принимать даму под руку и "волочиться, что щука", все было относительно благополучно. Но стоило герою пригласить аристократку в театр, "она и развернула свою идеологию во всем объеме". Увидев в антракте пирожные, аристократка "подходит развратной походкой к блюду и цоп с кремом и жрет". Дама съела три пирожных и тянется за четвертым.
Тут ударила мне кровь в голову.
Ложи, - говорю, - взад!
После этой кульминации события развертываются лавинообразно, вовлекая в свою орбиту все большее число действующих лиц. Как правило, в первой половине зощенковской новеллы представлены один-два, много - три персонажа. И только тогда, когда развитие сюжета проходит высшую точку, когда возникает потребность и необходимость типизировать описываемое явление, сатирически его заострить, появляется более или менее выписанная группа людей, порою толпа.
Так и в "Аристократке". Чем ближе к финалу, тем большее число лиц выводит автор на сцену. Сперва возникает фигура буфетчика, который на все уверения героя, жарко доказывающего, что съедено только три штуки, поскольку четвертое пирожное находится на блюде, "держится индифферентно".
- Нету, - отвечает, - хотя оно и в блюде находится, но надкус на ём сделан и пальцем смято".
Тут и любители-эксперты, одни из которых "говорят - надкус сделан, другие - нету". И, наконец, привлеченная скандалом толпа, которая смеется при виде незадачливого театрала, судорожно выворачивающего на ее глазах карманы со всевозможным барахлом.
В финале опять остаются только два действующих лица, окончательно выясняющих свои отношения. Диалогом между оскорбленной дамой и недовольным ее поведением героем завершается рассказ.
А у дома она мне и говорит своим буржуйским тоном:
- Довольно свинство с вашей стороны. Которые без денег - не ездют с дамами.
А я говорю:
- Не в деньгах, гражданка, счастье. Извините за выражение.
Как видим, обе стороны обижены. Причем и та, и другая сторона верит только в свою правду, будучи твердо убеждена, что не права именно противная сторона. Герой зощенковского рассказа неизменно почитает себя непогрешимым, "уважаемым гражданином", хотя на самом деле выступает чванным обывателем.
Язык одинаков у всех героев рассказов. Он однороден у всей массы.
В селе Усачи, Калужской губернии, на днях состоялись перевыборы председателя.
Городской товарищ Ведерников, посланный ячейкой в подшефное село, стоял на свежеструганных бревнах и говорил собранию:
— Международное положение, граждане, яснее ясного. Задерживаться на этом, к сожалению, не приходится. Перейдем поэтому к текущему моменту дня, к выбору председателя заместо Костылева Ивана. Этот паразит не может быть облечен всей полнотой государственной власти, а потому сменяется...
Представитель сельской бедноты, мужик Бобров, Михайло Васильевич, стоял на бревнах подле городского товарища и, крайне беспокоясь, что городские слова мало доступны пониманию крестьян, тут же, по доброй своей охоте, разъяснял неясный смысл речи.
— Одним словом, — сказал Михайло Бобров, — этот паразит, распроязви его душу, Костылев, Иван Максимович, — не могит быть облегчен и потому сменяется...
— И заместо указанного Ивана Костылева, — продолжал городской оратор, — предлагается избрать человека, потому как нам паразитов не надобно.
— И заместо паразита, — пояснил Бобров, — и этого, язви его душу, самогонщика, хоша он мне и родственник со стороны жены, предлагается изменить и наметить.
— Предлагается, — сказал городской товарищ, — выставить кандидатуру лиц.
Михайло Бобров скинул с себя от полноты чувств шапку и сделал жест, приглашая немедленно выставить кандидатуру лиц.
(Столичная штучка)
Оперируя русскими словами, они тоже то и дело выражают мысль прямо противоположную той, какую хотели высказать:
Я, говорю, беспорядков не нарушаю...
И теперь благодаря фашистам он остался без папы и мамы...
Отвезши мою помершую бабушку в крематорий и попросив заведующего в ударном порядке сжечь ее остатки, я являюсь на другой день за результатом...
Ой, думает, мать честная, пресвятая богородица дево, радуйся...
В прежние годы малейшая неясность слога могла привести людей в ярость, ибо свидетельствовала о ненавистной им неясности мысли.
«— По какому делу вы пришли ко мне? Говорите как можно скорее, я сейчас иду обедать.
— Мы управление дома, — с ненавистью заговорил Швондер, — пришли к вам после общего собрания жильцов нашего дома, на котором стоял вопрос об уплотнении квартир дома...
— Кто на ком стоял? — крикнул Филипп Филиппович. — Потрудитесь излагать ваши мысли яснее.
(Михаил Булгаков).
«Письма к писателю»:
Худая ветхая избушка
И как тюрьма темна
Слепа мать старушка
Как полотно бледна...
А у ней девчонка там в углу сидить.
Бедная рыдает, в холоду дрожить
Голод донимает
Есть она хотит
Руки не согреет
И дрожа сидит...
Бедная девчонка
Рано она встает
И дрожа по улече
Бедная снует...
Чтобы не прозябнуть
Чтобы не простыть
Чтобы не остатся
И как мать не быть.
Так называемый язык Зощенко зафиксировал процесс возникновения и становления новой русской нации.
«Язык Зощенко» — это и есть язык этой вот самой сплошной, однородной массы.
На одном и том же языке объясняются у Зощенко друг с другом даже те его персонажи, которые являются своего рода социальными антагонистами. И даже в тех именно случаях, когда этот социальный антагонизм вырастает в конфликт, образующий самую сюжетную основу рассказа.
У Зощенко был свой способ «ломиться наружу», искать связь с миром. Его безумие бредило на том языке, который звучал вокруг него.
Был ли этот язык русским?
Зощенко не то чтобы «не брезговал» советским говорком. Он решил рассматривать этот «говорок» как единственную реальность. Как основной материал, с которым ему предстоит работать.
А здесь перед нами нечто принципиально иное. Собеседники говорят на одном языке. И оба его не понимают. Обмен фразами не превращается в диалог, а становится как бы имитацией диалога:
— Я, прямо скажу, последнее время отношусь довольно перманентно к этим собраниям...
— Если, конечно, посмотреть с точки зрения. Вступить, так сказать, на точку зрения и оттеда, с точки зрения, то да — индустрия конкретно.
— Конкретно фактически, — строго поправил второй.
— Пожалуй, — согласился собеседник. — Это я тоже допущаю. Конкретно фактически. Хотя как когда...
Идиотизм этой имитации диалога, где собеседники якобы спорят и якобы убеждают друг друга в чем-то, особо подчеркивается совершенно не идущими к делу ремарками: «строго поправил», «согласился».
Он не смеялся над этим языком. В действительности у Зощенко были более сложные намерения. Он хотел писать и для этих новых людей на их языке. И он был искренне убежден, что это ему удается. Вот почему в предисловии к «Письмам к писателю» он с таким глубоким удовлетворением отмечал, что читатель воспринимает его совсем не так, как критика.
Для критики Зощенко как был, так и остался — сатириком, комиком, пародистом. Критики дружно уверяли, что все своеобразие созданной им художественной речи бьет только в одну цель: разоблачить, высмеять, заклеймить, припечатать.
Но Зощенко далеко не всегда смеется над своими героями. Сплошь и рядом у него не только нет ни малейшего желания издеваться над ними, даже, наоборот: в его отношении к ним явно преобладает сочувствие, интерес, а порой и самое искреннее восхищение.
Всю жизнь Зощенко честно пытался писать настоящую художественную прозу на том, пусть «плохом», но единственно живом, общепонятном языке, на котором сейчас говорит и думает новая русская нация.
Но еще больше поражает другое. Героя зощенковской «Возвращенной молодости» удивительным образом роднит с героем Набокова какая-то повышенная чувствительность, обостренная, поистине необыкновенная душевная тонкость. У обоих нежность к близким, страх за них развиты в такой сильной степени, что это, пожалуй, слегка даже переходит границы нормы.
Профессор Волосатов-герой повести.
Скорее всего, мы бы решили, что Зощенко нарочно выбрал себе в герои человека слабого и ничтожного. (На то ведь он и сатирик!) И немудрено, что этот слабый и ничтожный человек, живя с волками, так легко научился выть по-волчьи, так быстро приспособился к новой жизни, так прочно вцепился корнями в ее жесткую почву.
Но герой «Возвращенной молодости» вовсе не такое уж ничтожество, он не какой-нибудь там злостный отщепенец, предатель. Он самый обыкновенный человек. Такой же, как все. Конечно, нельзя недооценивать и ту страшную историческую мясорубку, в которую он попал волею обстоятельств.
В одной главе писатель рассказывает о том, как автор однажды летом на Кавказе забрел в зоологический сад. И остановился перед клеткой с обезьянами.
И тут произошел такой случай.
Один посетитель зверинца, какой-то, по-видимому, перс, долго и любовно следивший за обезьянами, схватив без слов мою палку, ударил ею одну из обезьян по морде, не очень, правда, сильно, но чрезвычайно обидно и коварно, хотя бы с точки зрения остального человечества.
Обезьяна ужасно завизжала, начала кидаться, царапаться и грызть железные прутья. Ее злоба была столь же велика, как и ее могучее здоровье.
А какая-то сострадательная дама, сожалея о случившемся, подала пострадавшей обезьянке ветку винограда. Тотчас обезьянка мирно заулыбалась, начала торопливо жрать виноград, запихивая его за обе щеки. Довольство и счастье светились на ее мордочке. Обезьяна, позабыв обиду и боль, позволила даже коварному персу погладить себя по лапке.
«Ну-те, — подумал автор, — ударьте меня палкой по морде. Навряд ли, я так скоро отойду. Пожалуй, виноград я сразу кушать не стану. Да и спать, пожалуй, не лягу. А буду на кровати ворочаться до утра, вспоминая оскорбление действием. А утром, небось, встану серый, ужасный, больной и постаревший — такой, которого как раз надо поскорей омолаживать при помощи тех же обезьян».
(Возвращенная молодость)
Секрет вечной молодости, стало быть, заключается в том, чтобы избавиться от воспоминаний.
Именно так, собственно, и поступил Василий Петрович Волосатов.
Узнав, что женщина, которую он любил, с которой был счастлив, с которой прожил большую часть жизни, — узнав, что, оскорбленная его уходом, она предприняла попытку самоубийства, он — «пожав плечами, сказал, что завтра непременно зайдет объясниться с ней и что подобного взрыва дурацкой романтики он не ожидал увидеть». Но ни завтра, ни послезавтра он к своей бывшей жене так и не зашел, а просто забыл о ее существовании. А несколько дней спустя с омолодившимся профессором произошло примерно, то же, что с обезьянкой, описанной в главе «Не надо иметь воспоминаний». Когда любимая дочь, к которой он еще недавно относился так трепетно и нежно, съездила его по морде — «не очень, правда, сильно, но чрезвычайно обидно», — он реагировал на это «оскорбление действием» совершенно по-обезьяньи. Он посмотрел на нее, как говорит автор, «скорее равнодушно, чем злобно, улыбнулся ей какой-то нехорошей улыбкой, а затем, приподняв фуражку, круто повернулся на каблуках и проследовал дальше». И не ворочался потом до утра на своей постели, а как ни в чем не бывало, продолжал «кушать свой виноград»: достал путевки и стал собираться со своей Тулей на юг, в Крым.
Может быть, совершив титанические усилия, мы в конце концов и научимся обходиться совсем без воспоминаний. Но тогда мы просто-напросто перестанем быть людьми. Потому что, скорее всего, именно воспоминания и делают человека человеком.
Ни один народ не выходит из революционной катастрофы таким, каким он вошел в нее. Зачеркивается целая историческая эпоха, с ее опытом, традицией, культурой. Переворачивается новая страница жизни. В России жестокость революционного обвала связана была к тому же с сознательным истреблением старого культурного класса и заменой его новой, из низов поднявшейся интеллигенцией. Отменив Бога и упразднив царя, власть незаметно отняла у народа сознание осмысленности и прочности бытия.
К тому же в тоталитарном государстве с детского сада ведётся особое воспитание.
Однажды кто-то из друзей прислал мне темы сочинений для детей младших классов гимназии. Не вчитываясь серьёзно, я переслала темы автору, который занимается этой проблемой. Но случайно запомнила одну тему: «Опишите приключения птички, улетевшей на зиму в тёплые края». Не простое сочинение для ребёнка младших классов.
А вот пример воспитания в советском детском саду.
И тетя Надя, их педолог,
Сказала: «Надо полагать,
Что выход есть, и он недолог,
И надо горю помогать.
Мы наших кукол, между прочим,
Посадим там, посадим тут.
Они — буржуи, мы — рабочие,
А революции грядут.
Возьмите все, ребята, палки,
Буржуи платят нам гроши;
Организованно, без свалки
Буржуазию сокрушим».
Сначала кукол били чинно,
И тех не били, кто упал,
Но пафос бойни беспричинной
Уже под сердце подступал.
И били в бога и в апостола,
И в Христофор-Колумба мать,
И невзначай лупили по столу,
Чтоб просто что-нибудь сломать.
Володя тоже бил. Он кукле
С размаху выбил правый глаз,
И вдруг ему под сердце стукнула
Кривая ржавая игла.
И показалось, что у куклы
Из глаз, как студень, мозг ползет,
И кровью набухают букли,
И мертвечиною несет,
И рушит черепа и блюдца,
И лупит в темя топором
Не маленькая революция,
А приуменьшенный погром.
И стало стыдно так, что с глаз бы,
Совсем не слышать и не быть,
Как будто ты такой, и грязный,
И надо долго мылом мыть.
Он бросил палку, и заплакал,
И отошел в сторонку, сел
И не мешал совсем. Однако
Сказала тетя Надя всем,
Что он неважный октябренок
И просто лживый эгоист,
Что он испорченный ребенок
И буржуазный гуманист.
(Павел Коган
1 февраля 1939 года вышел указ Президиума Верховного Совета СССР «О награждении советских писателей». Орденом Трудового Красного Знамени был награждён Михаил Зощенко.
В 1940 году Зощенко пишет книгу детей «Рассказы о Ленине. Среди них есть рассказ о том, как часовой не пропускает без пропуска посетителя- тот не может отыскать пропуск. Проходящий человек с бородкой и усами велит пропустить человека: «Это же Ленин!» Зощенко сказали, что проходящий человек похож на Калинина. Писатель убрал бородку, оставив усы. Позже он и усы убрал из текста, но не раз вспоминал этот рассказ.
Сразу после начала войны Зощенко идёт в военкомат и подаёт заявление с просьбой отправить его на фронт, как имеющего боевой опыт. Получает отказ: «К военной службе не годен». Зощенко с первых дней войны поступает в группу противопожарной обороны (основная цель — борьба с зажигательными бомбами) и со своим сыном дежурит на крыше дома во время бомбёжек.
Выполняет работу, необходимую для фронта, и как писатель — пишет антифашистские фельетоны для публикации в газетах и на радио. По предложению главного режиссёра Ленинградского театра комедии Зощенко и Шварц берутся за написание пьесы «Под липами Берлина» — пьеса о взятии советскими войсками Берлина шла на сцене театра в то время, когда немцы держали в блокаде Ленинград.
В сентябре 1941 года Зощенко в приказном порядке эвакуируют сначала в Москву, а после в Алма -Ату.
Вес позволенного багажа не должен был превышать 12 кг, и Зощенко собрал в чемодан 20 тетрадей-заготовок будущей книги «Перед восходом солнца». Чтоб груз весил меньше, содрал коленкоровые обложки. В итоге на всё прочее осталось только четыре килограмма.
Тогда же вылетал Михаил Лозинский, обшивший шубу бумагами, шубы не взвешивали, «Из записной книжки»http://www.proza.ru/2016/05/05/1171 ,
последние машины вывозили артистов, с которыми ехала вдова скончавшегося в психушке Даниила Хармса, «Дурново Марина. Мой муж Даниил Хармс» -http://www.proza.ru/2014/04/23/1682
а по хрупкому льду Ладожского озера на грузовиках с открытыми дверьми вывозили ленинградских детей, среди которых был Саша Городницкий. Недавно читатель Артём Кресин написал рецензию на эссе о Городницком, он тоже ехал на этих машинах, а двери не закрывались, чтоб в случае, если машина провалится, дети смогли бы выбраться. ГОРОДНИЦКИЙ Александр http://www.proza.ru/2015/06/29/1188
В эти тяжкие дни жили в Ленинграде жена и двое маленьких детей Николая Зоболоцкого. Он был заключенный, а семей заключённых не вывозили.
ЗАБОЛОЦКИЙ НИКОЛАЙ-http://www.proza.ru/2015/08/11/771
"Смерть хозяйничает в городе. Люди умирают и умирают. Сегодня, когда я проходила по улице, передо мной шёл человек. Он еле передвигал ноги. Обгоняя его, я невольно обратила внимание на жуткое синее лицо. Подумала про себя: наверное, скоро умрёт. Тут действительно можно было сказать, что на лице человека лежала печать смерти. Через несколько шагов я обернулась, остановилась, следила за ним. Он опустился на тумбу, глаза закатились, потом он медленно стал сползать на землю. Когда я подошла к нему, он был уже мёртв. Люди от голода настолько ослабели, что не сопротивляются смерти. Умирают так, как будто засыпают. А окружающие полуживые люди не обращают на них никакого внимания. Смерть стала явлением, наблюдаемым на каждом шагу. К ней привыкли, появилось полное равнодушие: ведь не сегодня – завтра такая участь ожидает каждого. Когда утром выходишь из дому, натыкаешься на трупы, лежащие в подворотне, на улице. Трупы долго лежат, так как некому их убирать".
Е. А. Скрябина, суббота, 15 ноября 1941 год
Это здесь через глыбы снега пробиралась к радиокомитету Ольга Берггольц,её ждали.
Она всё записывала в блокадный дневник,за которым бесполезно охотились органы КГБ
БЕРГГОЛЬЦ Ольга -http://www.proza.ru/2014/04/11/1023.
И в эти страшные дни, когда мертвых не могли собрать, затеяли в Ленинграде дело против учёных.
http://argumentua.com/stati/delo-leningradskikh-uchenykh.
Применяя пытки, их заставляли сознаться в несовершенных ими преступлениях.
В эвакуации Зощенко продолжает работать над повестью «Перед восходом солнца» (рабочее название — «Ключи счастья»). Писатель признаёт, что именно к ней он шёл на протяжении всей своей творческой жизни.
Материалы для будущей книги он собирал с середины 1930-х годов, и в тех материалах, что Зощенко «эвакуировал», уже содержался значительный «задел» книги. Основную мысль повести можно выразить так: «Сила разума способна победить страх, отчаяние и уныние». Как говорил сам Зощенко, Это и есть контроль высшего уровня психики человека над низшим.
Однажды он пошёл на приём к врачу и пожаловался на постоянные депрессии. На вопрос, как с этим бороться, врач посоветовал почитать смешные рассказы. Ну, Зощенко, например. Доктор, но ведь я и есть Зощенко.
"Зощенко проникал в глубины своей памяти, отыскивал там тот импульс, что стал первым толчком к заболеванию, отыскивал причину своих бед и несчастий. К определенному моменту он уже верил, что в дотошном изучении «игр организма» есть какой-то смысл. Считал, что вот-вот и ему откроется секрет недуга, так надоевшего ему. И после того, как секрет тот ему станет известен, он сможет переступить через мучившую его болезнь"... Ю.В. Томашевский.
«Перед восходом солнца» — автобиографическая и научная повесть, исповедальный рассказ о том, как автор пытался победить свою меланхолию и страх жизни. Он считал этот страх своей душевной болезнью, а вовсе не особенностью таланта, и пытался побороть себя, внушить себе детски-жизнерадостное мировосприятие. Для этого (как он полагал, начитавшись Павлова и Фрейда) следовало изжить детские страхи, побороть мрачные воспоминания молодости. И Зощенко, вспоминая свою жизнь, обнаруживает, что почти вся она состояла из впечатлений мрачных и тяжёлых, трагических и уязвляющих.
Из книги читатель узнаёт о жизни писателя в очень тонких деталях. Все новеллы, написанные для неё, предназначены лишь для того, чтобы отыскать первопричину болезни, мучавшей автора. Зощенко основывается на теории условных рефлексов Павлова, а также на психоанализе З. Фрейда.
Начиная с августа 1943 года журнал «Октябрь» успел опубликовать первые главы «Перед восходом солнца». Продолжение публикации журналу было строго запрещено, над Зощенко «сгустились тучи». Удар последовал через три года.
Повесть «Перед восходом солнца» была впервые полностью опубликована только в 1968 году в США, на родине автора — в 1987 году.
В апреле 1946 года Зощенко в числе других писателей был награждён медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг»,
а через три месяца, после перепечатки без разрешения автора журналом «Звезда» его рассказа для детей «Приключения обезьяны», совершенно безобидного рассказа (опубликован в 1945 году в «Мурзилке»), оказалось, что «окопавшийся в тылу Зощенко ничем не помог советскому народу в борьбе против немецких захватчиков». Отныне «хорошо известно недостойное поведение его во время войны».
14 августа 1946 года выходит Постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград», в котором за «предоставление литературной трибуны писателю Зощенко» подверглись жесточайшей разгромной критике редакции обоих журналов — журнал «Ленинград» вообще был закрыт навсегда.
Грубой ошибкой «Звезды» является предоставление литературной трибуны писателю Зощенко, произведения которого чужды советской литературе. Редакции «Звезды» известно, что Зощенко давно специализировался на писании пустых, бессодержательных и пошлых вещей, на проповеди гнилой безыдейности, пошлости и аполитичности, рассчитанных на то, чтобы дезориентировать нашу молодежь и отравить её сознание.
Последний из опубликованных рассказов Зощенко «Приключения обезьяны» («Звезда», № 5—6 за 1946 г.) представляет пошлый пасквиль на советский быт и на советских людей. Зощенко изображает советские порядки и советских людей в уродливо карикатурной форме, клеветнически представляя советских людей примитивными, малокультурными, глупыми, с обывательскими вкусами и нравами.
Злостно хулиганское изображение Зощенко нашей действительности сопровождается антисоветскими выпадами.
Предоставление страниц «Звезды» таким пошлякам и подонкам литературы, как Зощенко, тем более недопустимо, что редакции «Звезда» хорошо известна физиономия Зощенко и недостойное поведение его во время войны, когда Зощенко, ничем не помогая советскому народу в его борьбе против немецких захватчиков, написал такую омерзительную вещь как «Перед восходом солнца», оценка которой, как и оценка всего литературного «творчества» Зощенко, была дана на страницах журнала «Большевик».
— Постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) от 14.08.1946 № 274
Вслед за постановлением на Зощенко и Ахматову обрушился секретарь ЦК ВКП(б) А. Жданов. Его доклад изобиловал оскорблениями: «окопавшийся в тылу Зощенко» (об эвакуации во время войны), «Зощенко выворачивает наизнанку свою подлую и низкую душонку» (о повести «Перед восходом солнца») и т. д. ЗОЩЕНКО исключён
из Союза писателей, лишён средств к существованию.
Писателя не только перестали печатать — Зощенко был полностью вычеркнут: его имя не упоминалось в прессе, даже издатели переведённых им произведений не указывали имя переводчика. Почти все из знакомых литераторов прекратили с ним отношения.
В 1946—1953 гг. Зощенко вынужден был заниматься переводческой работой (нашедшейся благодаря поддержке сотрудников Госиздата Карело-Финской ССР) и подрабатывать освоенным в молодости сапожным ремеслом. В его переводе вышли книги Антти Тимоиена «От Карелии до Карпат», М. Цагараева «Повесть о колхозном плотнике Саго» и две виртуозно переведённые повести финского писателя Майю Лассила — «За спичками» и «Воскресший из мертвых».
В июне 1953 года Зощенко был заново принят в Союз писателей. Бойкот ненадолго прекратился.
В мае 1954 года Зощенко и Ахматову приглашают в Дом писателя, где проходила встреча с группой студентов из Англии. Английские студенты настаивали на том, чтобы им показали могилы Зощенко и Ахматовой, на что им ответили, что обоих писателей им предъявят живьём.
Можно сказать, что насильно немолодых писателей привезли на встречу.
На встрече один из студентов задал вопрос: как Зощенко и Ахматова относятся к губительному для них постановлению 1946 года. Смысл ответа Зощенко сводился к тому, что с оскорблениями в свой адрес он не может согласиться, он русский офицер, имеющий боевые награды, в литературе работал с чистой совестью, его рассказы считать клеветой нельзя, сатира была направлена против дореволюционного мещанства, а не против советского народа. Англичане ему аплодировали.
Ахматова на вопрос ответила холодно: «С постановлением партии я согласна». Её сын, Лев Николаевич Гумилёв, был в заключении.
После этой встречи начинается новый виток травли.
Мучительно писатель ищет причину внезапного нападения на него. То он вспоминает детский рассказ о Ленине, думает, что Сталин узнал себя, Л.К. Чуковская не отрицает эту возможность.
То приходит на память рассказ из из «Голубой книги».Про римского папу Сикста Пятого.
Это ему такое имя дали при восшествии на папский престол. А так-то, до этого, его звали Перетта. И он был не папа, а простой кардиналишка из монахов.
И вот он находится в положении обыкновенного кардинала, и это ему все мало. Он еще непременно хочет быть папой...
А там у них это было не так-то просто — папой быть. Другие, может быть, тоже к этому стремятся. А наш герой — из простых монахов и не имеет особой протекции.
Только что он не дурак.
Ясно ведь, что не какой-то там занюханный кардиналишка по имени Перетта интересует тут нашего автора, а совсем другой исторический персонаж. Уж слишком велико сходство ситуаций, чтобы совпадение могло оказаться простой случайностью.
Сталин ведь тоже — совершенно как будущий Сикст Пятый — не имел особых шансов стать «папой». Были другие, куда более перспективные кандидаты. Скажем, Троцкий, имя которого с первых дней Октября гремело рядом с именем только что умершего вождя. Или Зиновьев, который прятался вместе с вождем в легендарном шалаше, считался ближайшим его другом и соратником...
Да, пожалуй, можно предположить, что Зощенко не без задней мысли решил ввести в свою «Голубую книгу» историю возвышения кардинала Перетты и превращения его в папу Сикста Пятого.
Однако пока это все-таки предположение.
Читаем дальше.
И вот тут, как нарочно, умирает у них прежний римский папа. Может быть, Сикст Четвертый... И вот у них начинаются перевыборы. Может быть, пленум. Или там конференция специалистов по священному писанию.
«Пленум», «конференция»... Это уже не кукиш в кармане, а довольно-таки откровенный и даже нахальный кукиш, поднесенный к самому сталинскому носу.
Тем более что история возвышения кардинала Перетты чем дальше, тем больше напоминает обстоятельства, при которых тихий и скромный Коба («с лицом простого рабочего, в одежде простого солдата») стал «папой».
Другие кардиналы думают:
«Вот бы хорошо, в самом деле, такого слабенького папу выбрать... Очень будет милый и застенчивый папа. И он навряд ли будет во все входить и всех подтягивать. А то, ей-богу, другого выберешь, он тебе навернет. Нет, непременно надо этого выбрать». И с этими словами они его выбирают.
Совершенно так же рассуждали Каменев, Зиновьев и все «другие кардиналы», от которых на первых порах после смерти Ленина зависело, кому стать будущим «папой».
Выберешь этого бешеного Троцкого, он тебе навернет, опасливо прикидывали они.
А этот — двух слов связать не может. Ни тебе теоретик, ни полководец, ни оратор, ни любимец партии. Очень будет милый и застенчивый вождь.
А если к этому добавить, что в народе Сталина частенько называли папой (с различными модификациями, от официального «отец народов» до зэковского «пахан»), все сомнения отпадут окончательно. Тем более что дальше сходство становится еще более поразительным:
Историки говорят, что сразу после избрания, почти немедленно, произошла чудовищная перемена. Кардинал выпрямил стан и заговорил с собравшимися таким резким и суровым тоном, что привел всех в трепет... И он весьма сурово вел дела. Он во все вникал и всех тянул. И даже казнил двух кардиналов... Так что все вскоре убедились, что он их чертовски надул.
В общем, когда он умер, обозлившиеся церковники сбросили его статую с пьедестала и разбили ее в мелкие дребезги. И это, говорят, был в некотором роде единственный случай, что разбили статую.
Ну, случай, положим, не единственный. Вот еще один.
А случилось дело так:
Как-то ночью странною
Заявился к нам в барак
Кум со всей охраною.
Я подумал, что конец,
Распрощался матерно...
Малосольный огурец
Кум жевал внимательно.
Скажет слово и поест,
Морда вся в апатии.
«Был, — сказал он, — говны, съезд
Славной нашей партии.
Про Китай и про Лаос
Говорили прения,
Но особо встал вопрос
Про Отца и Гения».
Кум докушал огурец
И закончил с мукою:
«Оказался наш Отец
Не отцом, а сукою...»
Полный, братцы, ататуй!
Панихида с танцами!
И приказано статуй
За ночь снять со станции.
Ты представь — метет метель,
Темень, стужа адская,
А на нем одна шинель,
Грубая, солдатская.
И стоит он напролом,
И летит, как конница,
Я сапог его кайлом,
А сапог не колется...
Но тут шарахнули запал,
Применили санкции, —
Я упал, и он упал,
Завалил полстанции...
(Александр Галич)
Вот и говори после этого, что Зощенко — не Эзоп. Ведь все, решительно все совпадает!
Да, но Сталин умер в 1953 году. Статуи же его стали скидывать с пьедесталов и того позже — после XXII съезда партии, то есть в 60-е годы.
А «Голубая книга» писалась в 1934–1935 годах. Нострадамус!
И решает писатель написать письмо Сталину.
ПИСЬМО К Сталину
25 ноября из номера гостиницы «Москва» отсылает свое первое письмо:
Дорогой Иосиф Виссарионович!
Только крайние обстоятельства позволили мне обратиться к Вам.
Мною написана книга «Перед восходом солнца».
Это — антифашистская книга. Она написана в защиту разума и его прав; .
Помимо художественного описания жизни, в книге заключена научная тема об условных рефлексах Павлова. Эта теория основным образом была проверена на животных. Мне, видимо, удалось доказать полезную применимость ее и к человеческой жизни.
При этом с очевидностью обнаружены грубейшие идеалистические ошибки Фрейда. И это еще в большей степени доказало огромную правду и значение теории Павлова — простой, точной и достоверной.
Редакция журнала «Октябрь» не раз давала мою книгу на отзыв академику А. Д. Сперанскому и в период, когда я писал эту книгу, и по окончании работы. Ученый признал, что книга написана в соответствии с данными современной науки и заслуживает печати и внимания; .
Книгу начали печатать. Однако, не подождав конца, критика отнеслась к ней отрицательно; . И печатанье было прекращено.
Мне кажется несправедливым оценивать работу по первой ее половине, ибо в первой половине нет разрешения вопроса. Там приведены лишь материалы, поставлены задачи и отчасти показан метод. И только во второй половине развернута художественная и научная часть исследования, а также сделаны соответствующие выводы.
Дорогой Иосиф Виссарионович, я не посмел бы тревожить Вас, если б не имел глубокого убеждения, что книга моя, доказывающая могущество разума и его торжество над низшими силами, нужна в наши дни. Она, может быть, нужна и советской науке.
Ради научной темы я позволил себе писать, быть может, более откровенно, чем обычно принято. Но это было необходимо для моих доказательств. Мне думается, что эта моя откровенность только усилила сатирическую сторону — книга осмеивает лживость, пошлость, безнравственность.
Я беру на себя смелость просить Вас ознакомиться с моей работой либо дать распоряжение проверить ее более обстоятельно и, во всяком случае, проверить ее целиком; .
Все указания, какие при этом могут быть сделаны, я с благодарностью учту.
Сердечно пожелаю Вам здоровья.
Мих. Зощенко
Москва, гостиница «Москва»
Второе письмо И.В.Сталину.
27 августа 1946 года.
Дорогой Иосиф Виссарионович!
Я никогда не был антисоветским человеком; . В 1918 году я добровольцем пошел в ряды Красной армии и полгода пробыл на фронте, сражаясь против белогвардейских войск. Я происходил из дворянской семьи, но никогда у меня не было двух мнений — с кем мне надо идти — с народом или с помещиками. Я всегда шел с народом. И этого никто от меня не отнимет.
Мою литературную работу я начал в 1921 г. И стал писать с горячим желанием принести пользу народу, осмеивая все то, что подлежало осмеянию в человеческом характере, сформированном прошлой жизнью;
Нет сомнения, я делал ошибки, впадая иной раз в карикатуру, каковая в двадцатых годах требовалась для сатирических листков. И если речь идет о моих молодых рассказах, то следует сделать поправку на время. За четверть столетия изменилось даже отношение к слову. Я работал в советском журнале «Бузотер», каковое название в то время не казалось ни пошлым, ни вульгарным.
Меня никогда не удовлетворяла моя работа в области сатиры. Я всегда стремился к изображению положительных сторон жизни. Но это сделать было нелегко, так же трудно, как комическому актеру играть героические роли.
Однако шаг за шагом я стал избегать сатиры, и, начиная с 30 года, у меня было все меньше и меньше сатирических рассказов.
Я это сделал еще и потому, что увидел, насколько сатира опасное оружие. Белогвардейские издания нередко печатали мои рассказы, иной раз искажая их, а подчас и приписывая мне то, что я не писал. И к тому же не датировали рассказы, тогда как наш быт весьма менялся на протяжении 25 лет.
Все это заставило меня быть осмотрительней, и, начиная с 35-го года, я сатирических рассказов не писал, за исключением газетных фельетонов, сделанных на конкретном материале.
В годы Отечественной войны с первых же дней я активно работал в журналах и газетах. И мои антифашистские фельетоны нередко читались по радио. И мое сатирическое антифашистское обозрение «Под липами Берлина» играли на сцене Ленинградского театра «Комедия» в сентябре 1941 года В дальнейшем же я был эвакуирован в Среднюю Азию, где не было журналов и издательств, и я поневоле стал писать киносценарии для студии, находящейся там.
Что касается моей книги «Перед восходом солнца» (начатой в эвакуации), то мне казалось, что книга эта нужна и полезна в дни войны, ибо она вскрывала истоки фашистской «философии» и обнаруживала одно из слагаемых в той сложной сумме, которая иной раз толкала людей к отказу от цивилизации, к отказу от высокого сознания и разума;
Я не один так думал. Десятки людей обсуждали начатую мной книгу. В июне 43-го года я был вызван в ЦК, и мне было указано продолжать эту мою работу, получившую высокие отзывы ученых и авторитетных людей.
Эти люди в дальнейшем отказались от своего мнения, и поэтому я не сосчитал возможным усиливать их трусость или сомнения своими жалобами. А если я сейчас и сообщаю об этом, то отнюдь не в плане жалобы, а с единственным желанием показать, какова была обстановка, приведшая меня к ошибке, вызванной, вероятно, каким-то моим отрывом от реальной жизни.
После резкой критики, которая была в «Большевике», я решил писать для детей и для театров, к чему всегда у меня была склонность.
Этот маленький шуточный рассказ «Приключения обезьяны» был написан в начале 45-го года для детского журнала «Мурзилка». И там же он и был напечатан.
А в журнал «Звезда» я этого рассказа не давал. И там он был перепечатан без моего ведома;
Конечно, в толстом журнале я бы никогда не поместил этот рассказ. Оторванный от детских и юмористических рассказов, этот рассказ в толстом журнале несомненно вызывает нелепое впечатление, как и любая шутка или карикатура для ребят, помещенная среди серьезного текста.
Однако в этом моем рассказе нет никакого эзоповского языка и нет никакого подтекста. Это лишь потешная картинка для ребят без малейшего моего злого умысла. И я даю в этом честное слово.
А если бы я хотел сатирически изобразить то, в чем меня обвиняют, так я бы мог это сделать более остроумно. И уж во всяком случае не воспользовался таким порочным методом завуалированной сатиры, методом, который вполне был исчерпан еще в 19 столетии.
В одинаковой мере и в других моих рассказах, в коих усматривался этот метод — я не применял сатирической направленности. А если иной раз люди стремились увидеть в моем тексте какие-либо якобы затушеванные зарисовки, то это могло быть только лишь случайным совпадением, в котором никакого моего злого умысла или намерения не было.
Я ничего не ищу и не прошу никаких улучшений в моей судьбе. А если и пишу Вам, то с единственной целью несколько облегчить свою боль; Мне весьма тяжело быть в Ваших глазах литературным пройдохой, низким человеком или человеком, который отдавал свой труд на благо помещиков и банкиров. Это ошибка. Уверяю Вас.
Мих. Зощенко.
На письма Сталин не ответил.
"Я могу сказать — моя литературная жизнь и судьба при такой ситуации закончены. У меня нет выхода. Сатирик должен быть морально чистым человеком, а я унижен, как последний сукин сын… У меня нет ничего в дальнейшем. Ничего. Я не собираюсь ничего просить. Не надо мне вашего снисхождения — ни вашего Друзина, ни вашей брани и криков. Я больше чем устал. Я приму любую иную судьбу, чем ту, которую имею."
По достижении пенсионного возраста, в середине августа 1955 г. (официальным годом рождения Зощенко в то время считался 1895 г.), писатель подает в Ленинградское отделение СП заявление о предоставлении пенсии. Однако лишь в июле 1958 года, незадолго до смерти, после долгих хлопот Зощенко получает извещение о назначении персональной пенсии республиканского значения (1200 руб.)
Последние годы жизни писатель провёл на даче в Сестрорецке.
Весной 1958 года Зощенко получил отравление никотином, что повлекло за собой кратковременный спазм сосудов мозга; затруднилась речь, он перестал узнавать окружающих; 22 июля 1958 года в 0:45 Михаил Зощенко умер от острой сердечной недостаточности. Умер Михаил Михайлович, как чеховский чиновник. Пошел справиться в домоуправление о пенсии. А его просили принести справку о последней зарплате. Разволновавшись, что могут отнять пенсию, он ночью умер. Похоронить его на «Литературных мостках» Волковского кладбища не разрешили.
Писатель был похоронен на городском кладбище Сестрорецка(участок № 10)
По свидетельству очевидца, мрачный в жизни Зощенко улыбался в гробу..
Библиография
Произведения М. М. Зощенко были переведены на многие языки, в том числе в 2011 году на японский, с иллюстрациями Георгия Ковенчука
Зощенко М. Собрание сочинений в 3 тт. / Сост., подг. текста, предисл., примеч. Ю. В. Томашевского. — М., 1986. Репринтное изд.: М., 1994
Зощенко М. Парусиновый портфель: рассказы разных лет. Сентиментальные повести.
Мишель Синягин: Повести и рассказы. — М.: Дом, 1994.
Зощенко М. М. Голубая книга. Рассказы. — М.: Правда, 1989.
Зощенко М. Рассказы / Сост. А. Старкова. — М.: Художественная литература, 1987.
Зощенко М. Возвращенная молодость; Голубая книга; Перед восходом солнца: Повести / Сост., примеч. Ю. Томашевского; Послесл. А. Гулыги. — Л.: Художественная литература, 1988.
Зощенко М. М. Повесть о разуме. — М.: Педагогика, 1990.
Зощенко М. Собрание сочинений в 7 тт. / Сост. и примеч. И. Н. Сухих. — М.: Время, 2008 (самое полное и авторитетное собрание сочинений).
Экранизации
Фильм «Преступление и наказание» 1940 г.
По произведениям Зощенко снято несколько художественных фильмов, в том числе знаменитая комедия Леонида Гайдая «Не может быть!» (1975) по рассказу и пьесам «Преступление и наказание», «Забавное приключение», «Свадебное происшествие».
Преступление и наказание (1940).
Серенада (1968).
На ясный огонь (1975).
Не может быть! (1975).
По страницам «Голубой книги» (телеспектакль) (1977).
Безумный день инженера Баркасова (1983).
Золотая рыбка (телеспектакль) (1985).
Долой коммерцию на любовном фронте, или Услуги по взаимности (1988).
Золотые слова (1989).
Собачий нюх (1989).
Тюк! (1990).
Истинные происшествия (2000).
Рассказы Зощенко из цикла «Лёля и Минька» («Ёлка», «Калоши и мороженое», «Тридцать лет спустя», частично пересказан рассказ «Не надо врать») были инсценированы в одном из выпусков детской телепередачи «Будильник», вышедшем в 1984 году.
Рассказы читали Наталья Назарова и Юрий Богатырёв
Литература
Поэтика Михаила Зощенко. — М.: Наука, 1979.
Лицо и маска Михаила Зощенко / Сост. Ю. В. Томашевский. — М.: Олимп-ППП, 1994.
Жолковский А. Михаил Зощенко: поэтика недоверия. Изд. 2, испр. — М.: ЛКИ, 2007. ISBN 978-5-382-00369-6.
Воспоминания о Михаиле Зощенко / Сост. и предисл. Ю. В. Томашевского. — СПб.: Художественная литература, 1995. См. предыдущее издание: Вспоминая Михаила Зощенко / Сост. и предисл. Ю. В. Томашевского. — Л.: Художественная литература, 1990.
Томашевский Ю. В. «Литература — производство опасное…» (М. Зощенко: жизнь, творчество, судьба). — М.: Индрик, 2004.ISBN 5-85759-285-2.
Рубен Б. Михаил Зощенко. — М.: Молодая гвардия, 2006.
Сарнов Б. Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко. — М.: Культура, 1993. ISBN 5-699-12415-2, 978-5-699-12415-2.
«…Писатель с перепуганной душой — это уже потеря квалификации». М. М. Зощенко: письма, выступление, документы 1943—1958 годов // Дружба народов. — 1988. — № 3.
Linda H. Scatton. Mikhail Zoshchenko: Evolution of a Writer. — Cambridge University Press, 1993. ISBN 0-521-11497-7
ISBN 978-0-521-11497-4.
Награды
Боевые награды Зощенко (без ордена Св. Владимира 4-й ст., Анна 4-й ст. на шашке).
Боевые:
17 ноября 1915 — Орден Святого Станислава III ст. с мечами и бантом.
11 февраля 1916 — Орден Святой Анны IV ст. с надписью «За храбрость».
13 сентября 1916 — Орден Святого Станислава II ст. с мечами.
9 ноября 1916 — Орден Святой Анны III ст. с мечами и бантом.
Январь 1917 — Орден Святого Владимира IV ст. с мечами и бантом (объявлен в приказе).
За литературную работу:
31 января 1939 — Орден Трудового Красного Знамени.
Апрель 1946 — Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
Память
В 1987 году в последней квартире Зощенко организован музей.
В Сестрорецке, где на даче жил писатель, ежегодно в августе в библиотеке у памятника Зощенко проводятся праздники, посвящённые его творчеству[32].
Имя Зощенко носит Центральная библиотека Курортного района Санкт-Петербурга[33].
В честь М. М. Зощенко назван астероид (5759) Zoshchenko, открытый астрономом Людмилой Карачкиной в Крымской Астрофизической Обсерватории 22 января 1980 года.
Примечания
Имя Зощенко носит улица в поселке Горная Поляна в Волгоградской области.
; Перейти к:1 2 Лицо и маска Михаила Зощенко / Сост. Томашевский Ю. В. — М., 1994.
; Михаил Зощенко. "Избранное" / Б.Г. Друян. — Петрозаводск: "Карелия", 1988. — 510 с. — ISBN ISBN 5-7545-0054-8.
; Метрическая запись о крещении
; Кирцидели Ю. И., Левина Н. Р. Мой город Санкт-Петербург. — СПб., 1996. — С. 200.
; От звука к цвету (музыка и живопись в произведениях М. Зощенко)
; Русские писатели XX века. Биографический словарь. — М.: Большая Российская энциклопедия: Рандеву-АМ, 2000. — С. 292—295.
; Клех И. Зощенко: от восхода до заката // Октябрь. — 2008. — № 9.
; Зощенко М. М. Перед восходом солнца / Сост. и примеч. И. Н. Сухих. Собр. соч. — М.: Время, 2008. — С. 45.
; См.: Карасёв А. Клюква / Дорога в облака // Октябрь. — 2008. — № 7.
; Зощенко М. М. Перед восходом солнца / Сост. и примеч. И. Н. Сухих. Собр. соч. — М.: Время, 2008. — С. 67.
; Перейти к:1 2 3 Хроника жизни и творчества М. Зощенко / Лицо и маска Михаила Зощенко. Сост. Ю. В. Томашевский. — М.: Олимп-ППП, 1994; М. Зощенко: жизнь, творчество, судьба / Литература — производство опасное… Сост. Ю. В. Томашевский. — М.: Индрик, 2004.
; Ковенчук Г. Из записок художника // Звезда. — 2009. — № 6.
; Сарнов Б Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко. — М.: Культура, 1993.
; Беломорско-Балтийский канал имени Сталина : история строительства, 1931—1934 / под. ред. М. Горького, Л. Авербаха, С. Фирина. — М. : История фабрик и заводов, 1934.
; Чуковский К. Дневник 1901—1929. — М., 1991.
; Прилепин З. Леонид Леонов. «Игра его была огромна». Главы из книги. Окончание // Новый мир. — 2009. — № 8.
; Томашевский Ю. В. Литература — производство опасное… / М. Зощенко: жизнь, творчество, судьба. — М.: Индрик, 2004.
; Брифли: «Перед восходом солнца» Зощенко в кратком изложении
; Россия Вне России // Университет Северной Каролины в Чапел-Хилл
; Сухих И. Н. Примечания / Зощенко М. М. Перед восходом солнца. Собр. соч. — М.: Время, 2008. — С. 714.
; Постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года № 274 «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“».
; Бабиченко Д. Жданов, Маленков и дело ленинградских журналов // Вопросы литературы. — 1993. — № 3. — С. 201—214.
; Перейти к:1 2 3 Сарнов Б., Чуковская Е. Случай Зощенко (Повесть в письмах и документах с прологом и эпилогом, 1946—1958) // Юность. — 1988. — № 8.
; См.: Огрызко В. Кто и почему противился восстановлению Михаила Зощенко в союзе писателей // Литературная Россия. — 2015. — № 38.
; Об этом см., например, Радзишевский В. Байки старой «литературки» (глава «Зощенко отдыхает») // Знамя. — 2008. — № 1
; Томашевский Ю. В. Хронологическая канва жизни и творчества Михаила Зощенко // Лицо и маска Михаила Зощенко. — М.: Олимп-ППП, 1994. — С. 364—365. См. также: Рубен Б.Михаил Зощенко. — М.: Молодая гвардия, 2006
; Малышев В. Драма «короля смеха». Петербургский Дневник №22(388) 7 Июня 2012. Проверено 7 июня 2012. Архивировано из первоисточника 23 июня 2012.
; «Реабилитация» Зощенко // Музей Зощенко.
; В России отмечают 115-летие писателя Михаила Зощенко — Российская газета
; Телеканал Культура. В Японии готовится новое издание рассказов Михаила Зощенко
; Передача «Будильник» (1984) // YouTube.
; Сестрорецкие берега. 16—22.08.2008.
; Центральная библиотека им. М. М. Зощенко // СПб ГБУК Централизованная библиотечная система Курортного административного района.
Государственный литературный музей «ХХ век» (бывший Литературно-мемориальный музей М. М. Зощенко)
Библиотека «ImWerden». Единственная запись голоса Зощенко: «Расписка»
М. М. Зощенко в электронной библиотеке Александра Белоусенко
Справка МГБ СССР о Михаиле Зощенко (10 августа 1946 г.)
Михаил Зощенко: «Я стою за перестройку читателя…» Журнал «Кругозор» (№ 2, 1988)
Алма-атинские дни магистра смеха (Михаил Зощенко в Алма-Ате)
К 120-летию со дня рождения М.Зощенко
ИСПОЛЬЗУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА :
Зощенко М. Собрание сочинений в 3-х томах. 1994 г.
Томашевский Ю. В. «Литература — производство опасное…» (М. Зощенко: жизнь, творчество, судьба). — М.: Индрик, 2004.ISBN 5-85759-285-2.
Чуковский К. И. Дневники.
Сарнов Б. Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко. — М.: Культура, 1993. ISBN
«…Писатель с перепуганной душой — это уже потеря квалификации». М. М. Зощенко: письма, выступление, документы 1943—1958 годов // Дружба народов. — 1988. — № 3.