(Воля)
Воля – это как бы энергетическая сторона нашего сознания, способность реализоват наш свободный выбор и доводить начатое дело до конца.
Е.В. Золотухина-Аболина «Страна Философия»
И он, Минька, тоже испугался, когда, освежёвывая марала, вдруг увидел как из-под земли выросшую Чёрную Марфу. Будто не женщина – ведьма приближалась: высокая, чёрная, высохшая… Как завороженный он смотрел в её глаза, боясь моргнуть. Они у ней были какие-то неживые, будто умершие.
У Миньки ведь и ружьё было рядом, и во втором стволе заряд на марала. Ан нет, Марфа подошла, подняла его ружьё, легко переломила об колено, заглянула, стерва, в стволы. Они пахли гарью. И вот этот-то запах и услышал Минька и враз в себя пришёл. Нож-то в руках был… Пошёл на Марфу, уродливо озлобив лицо, разорвав рот в остервенелом, зверином крике:
- Убью, ведьма!
Марфа стояла спокойно. Ждала. Что-то такое было в её взгляде, в этом молчаливом ожидании: презрение или адская воля, граничащая с безумием, только Минька стал замедлять шаг. Чёрная Марфа как-то тихо, совсем обыденно сказала:
- Остановись, варнак, стрельну!
- Не стрельнешь! – дико засмеялся он и рванулся к ней.
Сухой выстрел расколол тайгу, коленку будто бритвой ужалило. Минька охнул, присел и уже не мог сделать вперёд ни шагу. Боль и страх сковали его тело…
Виктор Веретенников «Песня оленьего урочища»
В хорошие минуты Касатского не смущали эти мысли. Когда он вспоминал про это в хорошие минуты, он радовался, что избавился от этих соблазнов. Но были минуты, когда вдруг всё то, чем он жил, тускнело перед ним, он переставал не то что верить в то, чем жил, но переставал видеть это, не мог вызвать в себе того, чем жил, а воспоминание и – ужасно сказать – раскаяние в своём обращении охватывало его.
Спасение в этом положении было послушание – работа и весь занятый день молитвой. Он, как обыкновенно молился, но молился телом, души не было. И это продолжалось день, иногда два и потом само проходило. Но день этот или два были ужасны. Касатский чувствовал, что он не в своей и не божьей власти, а в чьей-то чужой. И всё, что он мог делать и делал в эти времена, было то, что советовал старец, чтобы держаться, ничего не предпринимать в это время и ждать. Вообще за всё это время Касатский жил не по своей воле, а по воле старца, и в этом послушании было особенное спокойствие.
Л.Н. Толстой «Отец Сергий»
…Он лежал неподвижный, беспомощный. И только глаза блестели жаром обречённого, но несломленного человека.
Я не выдержал его взгляда. Я не мог понять, какая сила заставляет работать его сердце.
Он словно читал мои мысли. Упрямо сжимал слабую руку в кулак:
- Здесь оно у меня. Полсотни лет держу в ладонях. Бывало, сорвётся, так резанёт – свет потухнет, а я кулак сожму… Стой, милое, потерпи. Не время сводить нам счёты. Ты же у меня привычное!..
Он тяжело дышал.
- Вместе вот так и вспоминаем прошлое. Войну, фронт, а потом – работу, работу…
Задумался. На лицо набежала тень.
- Как сейчас помню: влетело мне на коллегии. Крепко влетело! Сердце и сорвалось… - Он досадливо поморщился, вновь переживая давнее. – Химики тогда подвели, а мы-то сразу не перестроились.
«Он может умереть в любую минуту! – думал я. – Какая жизненная сила!»
Николай Николаевич заговорил быстрее, погружаясь в воспоминания.
- Сердце и пошло спазмами – вот-вот остановится. Слушай, говорю, родимое, а ведь мы-то с тобой не правы. Но жить надо! И выдержало…
«Какая должна быть воля у этого человека? Понимает ли он, что живёт вопреки законам медицины? При такой сердечной недостаточности люди редко переступают порог тридцати пяти лет. Здоровый человек не слышит сердца, забывает о нём, а этот постоянно с ним советуется…»
- Что же, доктор, решились на операцию?
«Не я, а он задаёт этот вопрос! Чего он ему стоит? Даже на «вы» перешёл»…
Виктор Веретенников «Добродушный»
***