- Да, не переживай ты, Эндрю! – утешал меня друг Леша. – Порисуем пару дней петухов в цеху, да и в шконки, до самого Роттердама, завалимся! А у боцманят-то – сам знаешь: работы, как на барском дворе.
В ответ я кивал согласно и грустно: очень уж хотелось тогда, в пору морской юности моей, поднатореть поскорей в матросском своем ремесле. «Насобачиться». Чтоб быть уже настоящим матросом – без купюр! И боцман в этом рейсе, кстати, рвение мое очень поощрял: «Меня самого, когда первый только раз я на судно взошел, боцман взял под руку, и по всей верхней палубе, для начала, провел: «Это – клюз… Это – шпиль».
Боцман был убежденный, на словах, сталинист, хоть злые языки и наговаривали, что на мавританском берегу, у которого судно много лет работало, ему уже поставили памятник из хозяйственного мыла судовых запасов, выкрашенный семью слоями корабельного сурика. Так что, дело свое боцманское ветеран знал крепко, а и меня бы в матросском за те две недели здорово натаскал.
Он и в список из шести матросов, что должны были работать в боцманской команде перехода до Роттердама («Как, подзабыл, твоя фамилия?»), меня вписал первым. Но… Товарищ мой – Витя, - с которым, вместе с Лешей, мы в четырехместной каюте жили, и которого я уже второй рейс подряд другом числил, «подсидел» меня втихаря. Прослышал, что рвусь я в боцкоманду на переход, и «стул спилил». По своему складу ума и смекнул по-своему: если друг Андрюха куда-то «ломится», значит, там ему «обвалится». Витя, он такой был: залезть через чью-то голову обязательно, а уж надо то ему было, или не надо?!. Как Скарлетт О'Хара в «Унесенные ветром»: «Я подумаю об этом завтра».
Сноровым Витя на такие вещи был. Это в работе у него без стенаний-причитаний, а то и крика истошного, редко когда, и что обходилось. Рыба в блокформы его морозильного аппарата шла не как у всех – другая: то живая, то, наоборот – уже из чанов подмороженная «дубовая». Так что, нормальной возможности работать ему не представлялось здесь никакой, вот на чаны бы (там Леша всю жизнь стоял) – там, говорят, «шара»!
Вот и со мной получилось: слышал звон!..
На переход, по окончании рейса, меня отправили в рыбцех, и если в первый день я еще старался обить ржавчину с поверхностей, что не успел еще Леха бордово-красным суриком замалевать шикарно, то на второй сдался, и тоже принялся «петухов рисовать» - высокохудожественно. А и что там тот рыбцех, когда согнанного народа на его квадратный метр оказалось, как мурашей! В два дня недолга и была окончена. Теперь оставалось, загрузившись литературой в судовой библиотеке, на оставшееся время «залечь в дрейф».
А конец витиной работы маячил только на причале Роттердама. До которого было еще идти и идти… А пока, бывало, заскакивал наш труженик в каюту – перекурить, присаживался хоть чайка впопыхах хлебнуть , пот вытирая. А мы с Лехой, книжицы по такому случаю отложив – глазам тоже отдых нужен, - начинали из своих коек неторопливый диалог:
- Блин, достало уже это все: лежишь и лежишь!
- И не говори!.. Уж кто бы с бока на бок перевернул – чтоб пролежней не было.
- Да, уж думаешь: пошёл бы, по порталам отважно полазил…
- Надстройку бы щеткой душевно пошкрябал…
- Да с порошочком!..
- И с ветром лихим в лицо!
С треском захлопывалась за жертвой чужого (моего!) недоговора дверь – как ветром его сдувало - уносило. Так он, бедолага, до самого Роттердама и «кочегарил». Ну а я «Унесённые ветром» во второй раз перечитал - вдумчиво и с душою: когда еще возможность законного такого безделья выдастся?
Однако, ничто под Небом не проходит даром! Не канули, не пропали и труды те Вити праведные. И волею судьбы в следующем же рейсе попал товарищ наш, наконец, на вожделенные чаны. О чем Леша мне при нашей с ним встрече не преминул, конечно, поведать красочно:
- Стоим в цеху всей толпой у «Иры»( рыборазделочная машина) – рыбу ждем. Пустая лента мимо шурует: чух, чух, чух! «Ну, чё – будет сегодня рыба, или нет?» Из-под чанов откуда-то там, чуть не со слезой в голосе: «Да щас, щас, задолбали вы уже!» Плюх! Полтонны рыбы на метре ленты едет: разгребайтесь, ребята! И опять – километр ленты пустой: чух, чух... Так до конца ничерта и не научился! Поймал опять шару!.. Выгадал!
В очередной-то раз…
А мне в последующие годы матросской работы хватило с лихвой. Так в ней поднаторел, что порой и отлынивать начал.