В детстве нет абсолютных героев, и даже самые отчаянные мальчишки бледнеют от неожиданно выпрыгнувшей из темного угла жабы, выползшего прямо из-под ног ужа и улепетывают от полосатой осы.
Как тут не испугаться?
Я не боялась мышей, лягушек-квакушек щекотала былинкой по блестящей спинке, уносила в траву выползших после дождя на асфальт беспомощных червяков, любовалась искусной красотой паучьей сети и смело входила в темную комнату.
Но…
На свете имелось все-таки существо, которое вселяло в меня панический страх.
Оно было на четыре года меня старше, по непонятной причине люто меня ненавидело и называлось Славкой.
Завидев его мешковатую фигуру, одетую в широкие шаровары, из которых вываливался толстый живот, я замирала на месте, а потом задавала такого стрекача, что он не мог меня догнать, как ни старался.
Чаще всего спасением моим было дерево, ибо лазать по деревьям Славка не умел.
Он стоял внизу, облитый потом, вытирал мокрый лоб и грозил толстым кулаком: «Слезай добром, а то хуже будет.»
Представить, что может быть еще хуже, я не могла и потому залезала на самую верхушку, где и сидела, прижавшись к стволу.
Отдохнув на травке и перестав пыхтеть, Славка начинал обстрел моей позиции камнями.
Попадал он в меня очень редко, но метко, синяки не сходили неделями.
Он бегал вокруг дерева, чтобы попасть в меня, а я вращалась вокруг ствола, защищаясь от камней.
Устав от охоты, Славка усаживался под деревом и начинал меня стеречь.
Время от времени он подбадривал себя громкими выкриками в мой адрес и рассказывал, что сделает со мною, когда я устану держаться за ветки и, как перезрелая груша, шлепнусь на землю.
«Уууу, учительницына дочка! – грозил он мне кулаком. - Только спрыгни, я тебе ноги повыдергиваю, а потом убью.»
В искренности славкиных намерений я не сомневалась: этот выдернет!
К счастью, по нашей улице часто ходили туда-сюда люди - рабочие комбикормового комбината, и, приметив кого-то, идущего в нужную мне сторону, я спрыгивала на землю и быстро бежала к ним.
Толстый Славка шел cледом, но выполнить свои злодейские обещания не мог по причине неравнодушия взрослых, которые во времена моего детства запросто могли надрать уши незнакомому ребенку за провинность.
Особо каралось курение.
Мужчины не тратили времени на установление личности нарушителя, а просто давали пару подзатыльников и спешили на работу, а женщины тащили провинившегося к родителям и сообщали им или соседям о ненадлежащем поведении ребенка.
Я могла пожаловаться на Славку этим взрослым, он получил бы по заслугам и, возможно, отстал бы от меня.
Я могла пожаловаться на него папе или старшему брату, и те приняли бы меры достаточно быстро.
Единственный человек, от которого я не ждала помощи, была мама.
Однажды я, заплаканная, прибежала к ней и стала жаловаться на кого-то из соперников по игре, но мама резко оборвала меня и сказала, что дети свои вопросы вполне могут решить без вмешательства взрослых, тем более, что взрослые работают день и ночь, и вообще все на свете можно и нужно решать мирным путем, а точнее «словом».
Из этого длинного монолога я поняла, что никто за меня заступаться не должен, жаловаться стыдно и надо уметь защищать себя самой.
Именно по этой причине я терпела славкины нападки и героически спасала свои здоровье и жизнь от его тяжелой руки.
Самое обидное было то, что Славка жил неподалеку от моей подруги Верки, и попасть к ней в гости можно было, только пройдя мимо его двора.
Чтобы избежать расправы я, затаившись в кустах сирени, наблюдала за славкиным двором. Делала это долго и обстоятельно, но однажды оказалось, что он тоже сидел в засаде и высматривал меня, и когда я набрала нужную скорость, чтобы проскочить опасный участок, он тяжелой пулей вылетел мне наперерез.
«Аааа, - кричал он мне в лицо, - попалась, учительницына дочка! Сейчас ты у меня получишь!»
Так я впервые увидела его лицо вблизи.
По форме оно напоминало грушу, узкие губы обрамляли широкий рот, глаза были настолько прикрыты нависшими веками, что я не разглядела цвета радужки. И еще он был в крупных редких веснушках.
Весь.
Даже блестящие на солнце плечи и толстый живот.
Наверное, следовало не останавливаться, как лист перед травой, а убегать зигзагами, на что я была большая мастерица, но я безвольно стояла, пока он потирал руки.
В какой-то момент мне вдруг показалось, что он меня съест.
Вот просто подойдет поближе и откусит палец или вопьется зубами в ногу.
«Сейчас как дам тебе по шее!» - радостно сообщил он мне и стал складывать пальцы в кулаки.
Делал он это медленно, палец за пальцем, поглядывая на меня, стоявшую в оцепенении.
Он понимал, что торопиться не стоит, жертва подавлена и никуда не денется.
На мое счастье из соседнего двора вышла бабуля и заковыляла к колонке за водой.
«Здравствуйте, бабушка!» - автоматически поздоровалась я.
«Здравствуй, дитё! – посмотрела в мою сторону пожилая женщина и сделала руку козырьком. - Это ж ты чия? А? Лукьяновича внучка? А? От же ж хороший человек твой дид! И бабушка була добрая… Ну, иды сюды, на тоби яблучко…»
И она достала из кармана передника яблоко.
Я сделала несколько шагов в сторону бабушки и, только взяв из ее рук плод, пришла в себя.
«Ты чего такая? Чего спугалася? Часом, не Славочку нашего? Так не бойся, он хороший, добрый, всегда подсобит. Донесешь мне водички, дитё?» - обратилась она уже к Славке.
Я обернулась в его сторону.
Славка был страшно растерян.
Почти так же, как и я несколько минут назад.
Отказать бабушке негоже: она соседка и старенькая, но и меня отпустить нельзя.
Я тут же воспользовалась его нерешительностью, попрощалась с бабушкой и метнулась к веркиному двору.
Наигравшаяся досыта, я, совсем забыв о страшном Cлавке, выскочила на улицу и вприпрыжку поскакала к дому по шоссе.
Асфальтированная дорога такая ровная и гладенькая, что скакать по ней - одно удовольствие, а скопившаяся по обочинам мягкая мелкая бархатная пыль быстренько охладит разгоряченные пятки, после дождя в больших и малых впадинах образовываются лужи почти горячей небесной воды. Шлепать по ним босиком просто радость!
Особенно, когда поблизости нет мальчишек, больших любителей прыгать в лужу со всего разбегу, отчего грязные капли разлетаются веером и пачкают и платье, и лицо…
Иногда на обочине можно найти обертку от конфеты, цветную стекляшку или даже, если крупно повезет, монетку.
Я скакала, увлеченно уставившись под ноги, и со всего маху врезалась в нечто.
На моем пути толстой скалой стоял страшный Славка.
Глаза его были привычно сощурены, узкие губы плотно сжаты, а кулаки готовы к бою.
«Ну что, попалась? – спросил он тихим и злым голосом. – Теперь точно не убежишь. Вот сейчас я тебе ноги повыдергиваю, а потом убью.»
Мне ни разу не выдергивали ноги. Меня ни разу не убивали.
Но я знала: это очень больно и страшно.
В жаркий полдень улица была пустынна, никаких прохожих – все на работе, никаких бабушек с ведрами - в жару бабушки отдыхают в своих хатах, занавесив окна плотной тканью.
«Попалась!» - торжествовал Славка.
Он был так счастлив, что вдруг расхохотался, запрокинув налысо стриженную голову.
Жертва была в его руках, безвольная и беспомощная.
«Ура!» - крикнул он и вдруг закружился на месте волчком.
Словно порывом ветра меня снесло с места и погнало по дороге к моему дому.
Я неслась, спасая свои ноги и жизнь, горячий асфальт жег ступни, солнце пекло изо всех сил, но мне надо было добежать до дома.
«Только бы калитка не была заперта на крючок!» - прыгало у меня в голове.
Я еще не умела открывать тяжелый крючок и, если он будет закрыт, то Славка настигнет меня у самой калитки и убьет!
Славка бежал за мною следом, пыхтя как паровоз.
«Подожди, по-до-жди, стой, хуже будет!» - прерывисто выкрикивал он.
Шлепанье Славкиных сандалий удалялось, и вдруг мимо меня просвистел камень, а потом посыпался каменный град. Это обстреливал меня враг Славка, стараясь попасть как можно точнее.
Пара камней настигла меня, больно ударив в спину и голову, а последний попал в висок, когда я свернула к своему дому.
Калитка была открыта, я влетела во двор и пронеслась к кухне.
Во дворе было тихо, горячий воздух едва колыхался, я остановилась, пытаясь отдышаться. Во рту было сухо и горько, а по лицу, щекоча кожу, сползала струйка крови.
Я впервые в жизни пережила настоящий страх.
Дрожали руки, ноги, сердце стучало в груди и молоточки в висках, я села прямо на землю и заплакала в голос.
Я не сдерживалась, потому что была уверена, что дома никого нет.
В это время дня папа всегда был на работе, а мама в огороде.
Я сидела на траве, закрыв лицо руками, и выплакивала весь свой страх, что рвал меня изнутри.
«Ты чего, Пудик?» - прозвучавший в абсолютной сонной горячей тиши голос заставил меня резко оборвать рыдания.
Голос принадлежал моему старшему брату, который в очередной раз провинился, но считал себя правым, в отличие от родителей.
В такие нередкие периоды жизни он, отважный странник, независимый мятежник и неслух, переселялся из своей комнаты на крышу сарая или дома, спал под открытым небом, гордо отказывался возвращаться в дом, принципиально не ел, и я, проявляя чудеса героизма и изворотливости, таскала ему на крышу оладьи, вареники или намазанный вареньем хлеб.
В такие дни между нами устанавливалась крепкая дружба, и он называл меня по имени или Пудик.
Пудик – главный герой рассказа «Воробьишко», тот самый, который утверждал, что ветер происходит оттого, что деревья качаются, и с этим его утверждением я была согласна длительное время.
В те редчайшие дни дружбы брат показал мне, как посредством лупы можно выжигать буквы и рисунки на предметах. Среди предметов оказалась моя любимая резиновая кукла-пищалка, на животе которой он и выжег начальную букву моего имени «Н».
«Теперь никто и никогда не украдет твою куклу, - сообщил он мне. - Я тебе ее подписал.»
Мне было жаль чистенькое голубенькое пальтишко куклы, на котором зарыжела большая буква, но доверительность общения с братом, столь редкая с его стороны, считавшего меня, младшую сестру, досадной обузой для себя, затмевала грусть от испорченной любимой игрушки.
«Ты чего ревешь? Обидел кто?» - второй раз за день прозвучал вопрос, и я, напуганная и побитая камнями, вдруг сразу, путаясь и сбиваясь, рассказала ему и о своих страхах по поводу вырванных ног, и о славкиных громадных кулаках, и об обещании меня убить.
Брат смотрел на меня сверху, свесившись с крыши сарая, а я вещала, задрав голову, торопясь, глотая слова и слезы, и чувствовала горечь во рту, боль от ударов камней и то, как сильно щиплет разбитый висок от попавших в ранку слез.
Потом брат вдруг резко поднялся и прыгнул вниз!
Прямо с крыши!
Я с трудом забиралась на нее по перекладинам старой лестницы, а он в один прыжок преодолел такую высотищу!
Не скрою, я сжалась от ожидания подзатыльника, который был не редкостью в нашем с ним общении.
Я заслужила наказание лишь только тем, что наябедничала.
Но…
Брат действительно протянул ко мне руку и… не ударил.
Он отодвинул мои волосы со лба, рассмотрел ранку и вздохнул.
«Ты можешь больше не бояться Славку! – сказал он мне. - Я с ним поговорю, и он уже никогда не будет тебя обижать. Я обещаю!»
Эти слова вызвали во мне ужас: я представила, как мой брат подходит к страшному Славке, а тот бьет его своим толстым кулаком, а потом забрасывает камнями.
«Не надо! Он и тебя убьет!» - заплакала я.
Теперь я еще и брата подвергаю опасности. Теперь Славка и на него ополчится, ведь мой брат – тоже учительницын. Только не дочь, а сын.
«Ничего не бойся! – сказал брат. – С завтрашнего дня все изменится, а Славка будет теперь с тобой здороваться первым. Хочешь?»
Брат открыл калитку, прыгнул на велосипедное сидение и умчался с сумасшедшей скоростью в только ему ведомом направлении в свою взрослую жизнь, а я побежала следом и долго всматривалась: не бросается ли камнями в сторону моего брата страшный третьеклассник Славка.
Через пару дней во время непримиримого боя, где с одной стороны были мы с Катюшкой, защищавшие ее личных жуков-солдатиков, поселившихся под толстенным бревном перед домом, а с другой - сосед Вовка, которому эти жуки почему-то не нравились, и он намеревался раздавить их ногой, когда наша победа была близка и мы почти оттеснили Вовку от многочисленного войска красно-черных солдатиков, к нам неожиданно подошел Славка.
Я увидела его, стоявшего в нескольких шагах от меня, и поняла, что не успею залезть на дерево: до дерева слишком далеко, а до страшного злодея рукой подать.
Славка вытер мокрый лоб и сказал: «И чего ты, Вовка, с девчонками дерешься? Они же слабые, их защищать надо. И жуков не трогай, а то – во!» и показал свой громадный кулак.
Когда мы с Катюшкой обернулись в сторону Вовки, то увидели лишь следы его босых ног на горячей пыли.
Убежал боец.
«Здравствуй, Наташа! – сказал Славка мне. – Жарко сегодня, правда?»
И пошел купаться под кран.
Мы с Катюшкой еще немного поохраняли наших солдатиков и побежали кататься на качелях.
Осенью мой брат уехал учиться в институт, а Славка продолжал здороваться со мною первым.
Потом мы выросли, и я перестала бояться уже совсем нестрашного Славку.
И только малюсенький шрамик на виске напоминает о том, как однажды меня хотели убить.
За то, что я –дочь учительницы.
Которая никогда не учила страшного Славку.