Последние дни я очень плохо спал: ворочался и даже вскрикивал, просыпаясь от радости и от печалей. Мне снился бесконечный сон – будто бы мы живем вновь при социализме и, я вдруг отчётливо понимал, что мы так много потеряли и, что так мало приобрели. И этот непрерывный и длительный сон был необыкновенно содержательным – хоть роман пиши.
Я отчётливо понял, что при социализме мы - всех знали гуртом – Петька знал Серёжку, а Серёжка Димку. И все из одного и того же а также разных подъездов и даже домов. В результате Петька узнавал, через некоторое время Димку, и цепь знакомств быстро росла. При капитализме цепь обрывалась, обрывалась и связь людей вследствие строительства клетей, искусственно разграничивающих пространство настолько, что оно фактически становится недоступным во всех точках. И недоступным становились люди. А это большая беда. Как можно соединить эти две противоположности – разных людей? Мы стали жить угрюмо и не весело, а веселье это, знаем, сильное лекарство. Человек умирающий вдруг чувствует силы для веселья, или для сарказма.
Просыпался я многократно и тут же засыпал, но никогда не терял нить возникшего юмора или, наоборот, печали. «Бодрость» стала уделом только олимпийцев, особенно тех, которых выбросили за пределы игр, объяснив самим себе причину карательной операции.
Были добры: тебе нужен мой велосипед на неделю? – возьми. И только потом спрашивается, зачем велосипед Володе. Были страшно добры, могли отдать всё, кроме того, чем сами пользовались, что нужно в собственном хозяйстве сегодня. Это, видимо происходило вследствие общей бедности. Когда человек богатеет он, с очевидностью, жаднеет. У меня в друзьях в Кишинёве ходил Зяма (Зигмунд) Тополь. Так у него, в гардеробе всего было по одному: одна майка, одни трусы, одни носки и т.д. Но какой он был щедрый! Если он ломал краюху хлеба – то пополам. Зато и моим велосипедом он пользовался – когда хотел. А жили мы в комнатушке 9 м2 с глиняными полами и вмазанным круглым окошком. Соседи – баба Дынэ, баба Лойкэ и баба Норэ – в таких же у них хоромах. И мы на жизнь не жаловались, а много, много смеялись.
Когда мы переехали из Кишинёва в Сталинград, комнаты стали с деревянными полами, которые побольше. Почти пятиэтажный единственный дом на «улице» Баррикадной, построенный после войны, и пожарка (что тушить?!) – это наш квартал и наши квартиры. Теперь уже эти клетки (подъезды) – способ разделения людей, даже дома в руинах, но уже разница сказывается. Тот живёт трёхэтажке, а тот вылезает из руин – и между ними уже чувствуется социальное различие.
Но вот прошли года и город - красавец возник из руин, и вновь большие различия не вне домов, а внутри них и рад тот, кто живет в пятнадцатом доме – он для избранных. Вот где отчётливо проявляются различия в социальном положении людей. Тут опять люди не стесняются друг друга, а хотят показать что-то один другому. Это баре.