Тестирование перед первым классом, насколько ребёнок готов к школе, Саша прошёл успешно, и мы могли записать его в любую начальную школу.
Школа была хорошая, в десяти минутах ходьбы от дома. В классе двадцать восемь учеников, из них примерно половина иностранцев.
Саша очень хотел ходить в школу и ждал этого с нетерпением. Теперь он читал мне сказку на русском языке перед сном, затем я рассказывала свою, сочинённую для него сказку, он их по-прежнему очень любил, и я тихонечко сидела, гладила его, пока он не уснёт
Засыпать без качания головой всё ещё не получалось, но теперь мы уже осознанно, сообща пытались это преодолеть.
Немецкие буквы ребёнок запомнил быстро и даже пытался читать, хотя я не советовала, говорила, что в школе учительница этому научит лучше, правильно и без акцента.
Запретный плод сладок, и Саша стал с книгой закрываться в туалете и там тайно (думая, что я не слышу) читать. Звучало это примерно так: с-це-х-у-ле, и затем догадывался: «шуле» (школа). Характер!
В школе практически с первых дней начались проблемы. Сын очень хотел иметь друзей, а дети с ним не играли, как считал он.
При первом разговоре с учительницей, конечно, было отмечено, что ребёнок читает и считает хорошо, единственный в классе может концентрироваться все четыре урока, но постоянно хочет быть первым, чтобы его спрашивали, требует к себе много внимания, и они с детьми вынуждены его «воспитывать».
Мне это было хорошо известно, что Саша нуждается в постоянной похвале, внимании и очень хочет быть хорошим. Дефицит недополученного в раннем детстве продолжал сказываться.
В те годы я выучила наизусть, сколько сосательных движений нужно ребёнку, прикосновений в день и...
Сосать по ночам он перестал к пяти годам, до этого спит и громко так «чмокает» губами всю ночь. Природа!
Учительница объяснила такое поведение сына тем, что он единственный ребёнок, избалован, и посоветовала обратить на это внимание.
У меня всё разрывалось внутри от возмущения и несправедливости. Ребёнок столько лет уже так старается наверстать и научиться тому, что не смог раньше, столько сил, терпения и времени в это инвестирует, огромные успехи имеет и вот тебе приговор!
Со мной учительница разговаривает надменным, поучающим голосом. Я в её глазах мать, совершенно неправильно воспитывающая ребёнка.
С этой неприязнью к сыну и нашей семье нужно что-то делать и я решаюсь объяснить ситуацию:
– Ребёнок усыновлённый, хочет внимания, быть хорошим...
Тон разговора меняется. Она меня спрашивает:
– Он знает?
– Нет, – отвечаю я.
– Почему? Он должен знать. Он имеет право знать правду. Он должен жить в реальной ситуации, а не той, которую вы придумали. Сейчас вы ему врёте и он это чувствует. Позже он будет врать вам, так как будет считать, если родители так делают, значит это правильно.
И она рассказывает, что у неё тоже приёмный сын, которого они усыновили в возрасте одного года. Ему сейчас двадцать. Он всегда всё знал. Она сможет помочь нашему сыну только тогда, когда он будет знать правду.
Этот разговор с учительницей произвёл на меня сильное впечатление. Во мне начали борьбу два противоречивых чувства: она права, но как сказать сыну?
Я даже представить не могла, как на эти детские плечики можно взвалить такое! Сейчас он бегает беззаботно, как все дети, как мне тогда казалось, а потом? С таким грузом? Я готова была принести любые жертвы, чтобы он не знал этого и не страдал.
Страдал он постоянно – возбуждённый, подвижный, не такой как все. Из-за этого чувствовал себя виноватым и плохим. Что делать?
В эти минуты я ненавидела ту женщину, его кровную мать, обрёкшую его на такие страдания. Я осуждала и презирала её.
Продолжение http://www.proza.ru/2016/09/03/744