Приключилась со мной история. Вернее, не со мной, а с моей собакой. Но я в этой истории принимал активное участие.
Так вот, пошли мы с собакой на охоту в лес. Находили деревья с пчелиными гнёздами и начинали охотиться. После этого мы развели костёр и стали варить кашу с тушёнкой. Я слежу за костром, а собака пошла за хворостом. Принесла три охапки и уселась с трубкой напротив меня.
- И вот я полез на дерево, - начал рассказывать пёс. - Осторожно добираюсь к дуплу с дымовухой и начинаю окуривать пчёл. Тут ко мне с белым платком подлетает пчела-парламентарий и просит на общем языке прекратить военные действия и лезть в дупло для переговоров. А что мне оставалось делать? Переговоры - это святое во всех концах галактики. Я надавил на клапан основного тела, сдулся до размеров шмеля и влетел через мёртвую петлю прямо в дупло. Там я покружил над потолком, затушив ветром от крыльев несколько свечек, и приземлился прямо на стул напротив матки Феодосии. Мне тут же налили в кубок медовухи и не начинали переговоров, пока я не выпил 12 с половиной кубков. Половину кубка я и потягивал во время разговора. Матка Феодосия попросила отсрочить войну под предлогом своей беременности. Но я ответил, что пчелиная матка всегда беременна. Далее матка зачитывала из всеобщего кодекса военных действий длинный список причин, по которым войну нельзя начинать. Одной из такой причин был фурункул на заднице главкома. Так как он не смог бы сидеть на коне. Были и другие курьёзные причины. Но дело не в этом. Дело в том, как стала вести себя Феодосия. Она тышком - не могу перевести на русский это слово - стала кокетничать со мной, покачивая яйцекладом. Это был запрещённый приём. Ты, Василий, знаешь, как действуют на собак заигрывания пчелиных маток. Через полчаса флирта матка приблизилась ко мне в плотную и накрыла меня сверху прямо при всех лордах и фрейлинах. Я попал на небеса! Я окунался в облака страсти, пока не оказался выжатым, как лайм (прости за иностранное словцо). Так вот, хозяин, я переспал с Маткой и сделался её фаворитом. А это значит, что, как написано в Кодексе, я не имею право на долю общинного мёда в ближайшие 33 года... Теперь ты, Василий, понимаешь, почему мы сейчас едим кашу, а не наслаждаемся мёдом. И вот ещё что, хозяин. Я прошу у тебя отпуск. Мне нужно время, чтобы воспитать моих общих с Феодосией детей. А это 33 года. Я всё сказал, хозяин. Не соврал и ничего не приукрасил. Теперь твой суд.
- Я, Василий, сын Ивана, выслушал твою историю, Барс. Ничего в ней кумэдного нет. Ты вёл себя по правилам, всем правилам и правилам ближнего боя. Никто не мог подумать, что ты вляпаешься в историю. Но это произошло. Мне жаль расставаться с тобой, пусть даже на время. Ты мне, как сын, как собутыльник, сотрапезник и сожитель - в хорошем смысле этого слова. Я, конечно, тебя отпускаю, но с условием... хотя нет. Никаких условий. Выпьем и иди.
Костёр догорел. Мы с Барсом обнялись на прощание и разошлись в разные стороны...
Прошло 33 года, и Барс ко мне вернулся с роем своих детей, для которых я приготовил просторный улей.