Раковчанин в Париже

Василий Мохов
- Что ты хочешь получить в подарок ко дню рождения? – спросил я жену за несколько месяцев до её юбилея.
- Давай просто посидим вдвоём в каком-нибудь ресторанчике, – ответила она, – бутылка вина и букетик цветов, больше мне ничего не надо.
- Хорошо. – Пообещал я, радуясь, что не надо думать о покупке шубы или колечка с камешками, – И почему букетик? Я куплю тебе большой и красивый букетище!
- Не надо букетище. Хочу маленький букетик и желательно, чтобы фиалки. Только…
- Что, ещё что-то? Говори, не стесняйся!
-Только всё это должно произойти в Париже.

 Делать было нечего, раз уж пообещал.

Ехать решили самостоятельно, не обращаясь в турфирму. Пока шло оформление виз, бронирование номера в отеле и заказ авиабилетов, я, тайком от жены, готовил ей ещё один подарок – почти три месяца по ночам учил французский язык! Существует мнение, что для того, чтобы примитивно объяснить в незнакомой стране, что вы хотите и куда вам надо, словарного запаса в пятьдесят слов вполне достаточно. Я к моменту поездки выучил триста!
Когда в аэропорту Шарль де Голль я подошёл к окошку и объяснил здоровенному темнокожему кассиру, что хочу купить два билета на электричку RER до станции Площадь Сен-Мишель, и он меня сразу понял и выдал билеты, на мою вторую половину напал столбняк. Это было равносильно тому, как если бы в её присутствии заговорил немой. Надо признать, что удар она выдержала и в обморок не упала. Но потом, когда мы целыми днями гуляли по Парижу, и я общался с официантами, горничными, жандармами и просто прохожими, по выражению её глаз мне стало понятно, что мой подвиг оценён по достоинству.
 
Как меня принял Париж? Париж не принимает никого персонально, он впитывает всех как губка уже многие сотни лет.
 Первые эмоции - никаких эмоций! Только недоверие к самому себе и навязчивое желание ущипнуть себя за ляжку: "Это со мной происходит? Это я, родившийся и выросший в Раковке, стою в самом центре Парижа в двухстах метрах от Нотр-Дам де Пари? Да быть такого не может!»
Наверное, Париж открывается не каждому. Когда идёшь на первое свидание с ним, надо хотя бы немного узнать о нём, почитать историю, и знать хотя бы два десятка французских слов. Если сказать цветочнице, что ты хочешь купить у неё букет цветов на её родном языке, она посмотрит на тебя как на своего. И вот тут уже вспышка эмоций - я немножко парижанин! Общение с Парижем чем-то напоминает общение с женщиной. Надо понять его, понять чего ты от него хочешь, найти эрогенные зоны и тогда он откроется тебе и только для тебя. Чувство взаимности приходит позже, а первые встречи просто влюблённость и безрассудство!
Париж каменный и оттого серый. Это сначала даже разочаровывает, в Петербурге почти все дома цветные. Но потом постепенно ты начинаешь понимать эту музыку камня. Центр - это средневековые замки, а замки ведь не принято раскрашивать.
 
 Парижан в Париже встретить непросто, они затерялись среди толп туристов и не очень-то от них отличаются. А ещё очень много эмигрантов, особенно из Африки, иногда кажется, что их уже не меньше половины. Заходишь, к примеру, в метро, а там все как на шахматной доске, черно-белые.
Однажды на бульваре Капуцинов встретили двух мужчин. На вид лет по 30 – 40, очень стройные, чуть выше среднего роста. Сказать, что ухоженные, это ничего не сказать – холёные! На одном Брюки крупной клеткой, на другом ярко красные. Дорогущие жёлтые туфли. Безукоризненные сорочки, пиджаки с поднятыми воротниками и какие-то яркие тёплые шарфы поверх воротников и затянутые модной петлёй. На одном широкополая светлая шляпа, у другого длинные волнистые волосы. Оба идеально выбриты и причёсаны. В довершение картины доложу, что у обоих в руках по трости и по сигаре. Если бы у меня было чуткое обоняние, я бы наверняка ещё и про парфюм написал, но таковое обоняние у меня отсутствует.   
 - Нет, ну ты посмотри какие хлыщи! – восхищённо говорит жена, провожая их взглядом. – Другого слова и не подобрать, хлыщи! Вот это я понимаю настоящие парижане!
 - Это, скорее всего артисты балета. Здание оперы рядом – говорю я. - У нас возле Мариинки наверняка таких же можно встретить.
 - Таких, да не таких! – возражает она мне. – Именно вот такие - только в Париже водятся, а насчёт балета, пожалуй ты прав.

 Cлегка заплутали на Монмартре. Спрашиваю у прохожего в какую по счёту улицу нам надо свернуть налево, чтобы выйти к кабаре Мулен Руж.  Прохожий явно местный, слегка смахивает на бродягу или тихого бухарика, который вышел из дома в ближайшую лавку за бутылкой дешёвого вина. Начал мне что-то говорить, а я не могу понять ни слова. Говорит так, как будто разжевал  сливу, но не проглотил, и теперь разговаривает с этой сливовой кашей во рту. Кое-как объяснил ему, что я из России и плохо его понимаю. Узнав, что я русский, сразу же попросил денег. Но как-то он это делал не унижаясь, а с изысканной вежливостью. Наверное, это у них в крови.
 - Месье, всего пару монет. В обмен на информацию!
 Дал ему евро, а дорогу нашёл сам.

 На бульваре Клиши – одно из самых злачных мест Парижа – увидели чудо для нас ещё пока редкостное: на скамейке сидел, а иногда вставал и прохаживался вокруг, здоровенный дядя лет пятидесяти, одетый во всё женское. Ему бы грузчиком работать или молотобойцем, а на нём длинное пальто леопардовой расцветки, рыжий парик и туфли с бантиками на каблуке, примерно сорок четвёртого размера. Видно, что морда выбрита до синевы и припудрена. Ну и, разумеется, всякие там тени, тушь для ресниц и губная помада.
- Господи! Что это, и что он здесь делает? – спрашивает жена.
- Ты не поверишь, ищет приключений на свою задницу в прямом смысле этого слова. Говорят, здесь вечером жизнь просто кипит и не такое можно увидеть! Может сегодня погуляем здесь когда стемнеет?
- Нет, я боюсь! – вцепилась в рукав куртки – Только через мой труп!
 Теперь о парижанках - этих распознать в толпе ещё труднее, чем местных мужчин. На мой взгляд, все европейские женщины примерно от 15 и до 50 лет одеваются почти одинаково. Наши возможно немного поярче и побогаче. И вот как тут понять парижанка она или нет? Но было несколько раз на Елисейских полях, или где-нибудь в Латинском квартале, вдруг видишь, идёт дама бальзаковского возраста. Как она идёт и как она одета, я даже не буду пытаться описывать, это выше моих литературных возможностей. Но представьте себе образ женщины, при взгляде на которую даже до простого деревенского мужика начинает смутно доходить смысл и значение таких слов, как стиль, вкус и, конечно же, шарм! Мне почему-то каждый раз бросались в глаза красивые ноги в очень изящных туфлях обязательно на высоком каблуке. Потом, если она проходила мимо, я с изумлением понимал, что ей уже очень порядочно за 60, а то и больше! Но это не разочаровывало, а наоборот, вызывало чувство ещё большего восхищения. Возникало желание подойти к ней, снять шляпу, и целуя руку, сказать что-то слегка фривольное, но очень для неё приятное. Разумеется на французском. Но я до таких высот галантности так и не поднялся, и на это у меня были три причины: мой кондовый французский, отсутствие шляпы и присутствие жены.

В день рождения сразу после завтрака, решено было идти в Лувр, чтобы встречей с прекрасным, создать себе праздничное настроение на весь день. Имея неоднократный опыт посещения Эрмитажа, договорились, что задержимся только у Венеры Милосской и у Моны Лизы, все остальные залы проходим неторопливым шагом, не останавливаясь.  В противном случае, мы бы из Лувра не вышли до вечера. Джоконда оказалась неожиданно маленькой. Я представлял её раза в четыре больше по размеру. Но что возле неё твориться! Люди со всего мира приехали к этой женщине и устроили невообразимую давку, чтобы сделать селфи.  Это напоминало пчелиный рой, копошащийся вокруг матки. У Афродиты давки не было, видимо даже мраморные женщины не пользуются популярностью, если у них отсутствуют руки.

За высокой кухней мы там не гонялись. Таких харчей как лягушачьи лапки и устрицы с местным шампанским, наш бюджет долго бы не потянул. На обеды драгоценное время не тратили и традиционные французские багеты с ветчиной и сыром, поглощали на бульварных или парковых скамейках. В Париже такой способ питания считается вполне нормальным и даже приветствуется. Купить в булочной кофе с круассаном и слопать всё это на газоне, дешевле, чем в самой булочной. Кстати, деликатные французы никогда не скажут своему покупателю, что он купил что-то дешёвое. Чтобы не обидеть клиента, они употребляют выражение bon prix – вы купили товар по хорошей цене. Отъедались за весь день мы в ресторанчиках, вернувшись в свой Латинский Квартал (там были более хорошие цены) Заказывали бутылку вина или просто воду, луковый суп и какое-нибудь мясо.
В одном ресторане, узнав, что мы русские, молодой гарсон принёс нам меню на русском языке. Читаю, и у меня от изумления глаза вылезают из орбит! Как вам покажется блюдо под названием «Лошадиное седло»? Спрашиваю у официанта, показывая пальцем в название: «Это лошадь?» Тот смотрит на меня как на сумасшедшего и отрицательно мотает головой.
- А что же?
Начинает что-то лопотать, но я его не понимаю. Минут через пять, потеряв надежду со мной объясниться, парень позвал кого-то сверху. По лестнице спустился пожилой француз. Скорее всего, владелец заведения, а за одно и папаша официанта. Выслушав своего отпрыска, он решил проблему в два счёта: сначала покрутил указательными пальцами с двух сторон у лба, а потом довольно внятно проблеял бараном. Всё сразу стало понятно! Ну конечно же в меню имелось в виду «Седло барашка», просто перевод делал какой-то идиот. Мы попросили, чтобы нам принесли именно вот это самое «Лошадиное седло» и, надо признать, упряжь получилась на удивление нежной и сочной. Уходя, мы поблагодарили хозяев за ужин, и ещё попросили передать большой привет переводчику. Судя по натянутым улыбкам французов, причины нашего веселья они так и не поняли.
Очень мне нравились завтраки, их стоимость входила в оплату гостиницы. Мы спускались из своего номера на первый этаж в ресторан, который утром обслуживал только постояльцев отеля, набирали в тарелки ветчины, сыров (вот где плесени-то наелся!) круассанов, и усаживались за стол. Девушка приносила нам кувшинчик с подогретым молоком, жене кофейник, а мне чайник с чаем, и мы не торопясь поглощали всё это, поглядывая через витринное стекло на узенькую улочку Юшет, по которой в известном романе гулял Д,Артаньян со своими приятелями мушкетёрами.
Однажды, когда мы спустились на завтрак, то обнаружили, что блюдо, в котором всегда лежала выпечка, было пустым. Девушка попросила нас сесть за столик, взяла блюдо и вышла на улицу. Мы видели, как она перешла на другую сторону и вошла в кондитерскую напротив. Через пару минут она вышла оттуда с полным блюдом горячих булочек, круассанов и всяких финтифлюшек. Говорят, что все рестораны в Париже не держат у себя на кухне запасов хлеба и выпечки на день, а берут их по мере необходимости в ближайших булочных и кондитерских свежими и горячими. И ещё говорят, что в огромном Париже нет ни одного хлебокомбината. Их в конкурентной борьбе победили вот эти булочники и кондитеры, парижане проголосовали за них.

Ещё перед поездкой мы решили, что один из дней посвятим поездке за город. Из двух вариантов, Версаль или русское кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа, единодушно выбрали кладбище. Примерно километров тридцать ехали на электричке, потом пересели на автобус, и ещё немного пешком. И вот кладбище: входная арка и православная церковь построены в одном стиле по проекту архитектора Бенуа. Могил такое количество, что кажется, что здесь похоронена вся Россия! На самом деле порядка десяти тысяч наших земляков лежат в этой земле. Великие князья, государственные мужи, полководцы, духовенство, учёные и выдающиеся деятели культуры, кого только здесь нет! Мы нашли могилы Ивана Бунина, Александра Галича, Рудольфа Нуриева и Андрея Тарковского.
За церковью, в центральной части кладбища, возвышается стилизованный холм. На вершине холма массивный крест и надпись «Казакам – сынам славы и воли» - здесь лежат мои земляки. Почти все они, покидая родную землю на пароходах из Крыма, вместе с отступающей армией Врангеля, вряд ли осознавали, что  покидают её навсегда. Где-то здесь, среди этих могильных плит, есть могила русского офицера и замечательного казачьего поэта, уроженца станицы Старочеркасской, Николая Николаевича Туроверова. Он, на мой взгляд, лучше всех описал эти события.

Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня
Я с кормы, всё время мимо,
В своего стрелял коня

А он плыл изнемогая,
За высокою кормой
Всё не веря, всё не зная,
Что прощается со мной.

Сколько раз одной могилы
Ожидали мы в бою…
Конь мой плыл, теряя силы,
Веря в преданность мою

Мой денщик стрелял не мимо.
Покраснела чуть вода…
Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда.

Какая же это трагедия, покинуть Родину, и, не иметь возможности вернуться туда до самой смерти! Я уже сорок лет живу в Петербурге, но каждый год приезжаю в родную Раковку. Я хожу в степь смотреть на волны ковыля, купаюсь в любимой Медведице, я возвращаюсь домой. А они к родному дому вернуться не могли, они только мечтали об этом.

Я знаю, не будет иначе,
Всему свой черёд и пора.
Не вскрикнет никто, не заплачет,
Когда постучусь у двора.
Чужая на выгоне хата,
Бурьян на упавшем плетне,
Да отблеск степного заката,
Застывший в убогом окне.
И скажет не громко и сухо,
Что здесь мне нельзя ночевать
В лохмотьях босая старуха,
Меня не узнавшая мать.

 Погода в Париже всю неделю была дрянь. А чего еще можно было ожидать в конце марта? Небо постоянно было затянуто облаками или тучами, часто шли дожди и дул ветер. Сена была полноводной и грязной. Хотя говорят, что она и без дождей грязная. Но однажды нам повезло. Мы шли по мосту от площади Дофина, как вдруг, в образовавшийся просвет между тучами на город хлынуло красновато-жёлтое закатное  солнце! Повернувшись в другую сторону, мы ахнули – над Парижем стояла радуга!

Ежедневные и многокилометровые прогулки по городу и скверная погода, дали о себе знать. В последний вечер перед отъездом, жена сказала, что ног под собой она совершенно не чувствует, а вот спину, совсем наоборот, чувствует больше чем хотелось бы. Да к тому же ещё появились первые признаки простуды. Это было совсем ни к чему. Утром нам надо было вставать ни свет, ни заря, добираться до автовокзала, а оттуда ехать в Бельгию в Антверпен.
- Я пожалуй поваляюсь в номере, хочу отлежаться, а ты сходи куда-нибудь поужинай сам.
Это был подвиг! Согласитесь, не каждая жена добровольно предложит своему мужу сходить без неё в ресторан, а выпустить одного мужа в вечерний Париж – это, несомненно, подвиг!
Я вышел на улицу и оказался в людском муравейнике. По вечерам жизнь в Латинском квартале просто фонтанирует! Сплошные кафе, рестораны, бары и людские реки. Вот пожилой грек, стоя в дверном проёме своего ресторанчика, время от времени громко хлопает в ладоши, привлекая к себе внимание прохожих. За витринным стеклом его заведения, на двух вертелах жарятся большие куски мяса. Видно как проворачиваясь, они шкворчат и поджариваются и из них капает сок. У меня рот сразу наполнился слюной, но я подумал, что провести последний вечер в Париже в греческом ресторане, будет не самым правильным выбором.
А вот стройный юноша, размахивая руками, заманивает в чрево своего заведения. Подхожу ближе и читаю над входом – Club Prive. Всё понятно! В приват клубах Латинского квартала, самое приличное и безобидное, что вас ожидает – это стриптиз у вас на коленях, про остальное промолчу. Чешу затылок, вздыхаю, и прохожу мимо.
Ресторан, который я выбрал для ужина, находился в самом конце улицы Юшет. Из него прекрасно был виден Собор Парижской Богоматери, и совсем рядом текла Сена. Пока мне готовили салат с куриной грудкой и варёными яйцами, я смотрел на реку и невольно сравнивал её с Медведицей. Я все реки с ней сравниваю. Медведица, с её крупным и горячим песком, с берегами поросшими ивами, камышом и чаканом, с плавным течением и тёплой и прозрачной до самого дна водой, с кувшинками и лилиями, представлялась мне непорочной и прекрасной девушкой. А вот Сена была похожа на элегантную, но пожилую парижанку, которая много чего повидала в своей жизни. И все эти искусные гранитные украшения и ожерелья мостов с инициалами Наполеона, не скрывают, а наоборот, подчёркивают её возраст и большой жизненный опыт.
Я смотрел на вечерний Париж и думал:
- А хотел бы ты здесь жить? – и тут же отвечал – Нет!
Приехать сюда ещё, и погостить в уже знакомом  и полюбившимся мне городе – это с большим удовольствием. А жить – нет. Жить я хочу дома.

P.S. Все обещания, данные жене, я выполнил. Мы были в Париже и отмечали её юбилей в ресторане с бутылкой Бордо. Было даже поздравление на двух языках. Не получилось только с букетиком фиалок. На самом старом цветочном базаре города, на острове Сите, цветочница сказала мне, что на них сейчас не сезон. Пришлось покупать тюльпаны.


                Август – сентябрь 2016 санкт-петербург.