Жил да был Сергей Петрович. Долго жил и наконец состарился. Как полагается в таких случаях, здоровье не выдержало тяжести лет и развалилось на отдельные фрагменты жизнедеятельности. То в плече заноет боль, тупая, как дыба, то коленные суставы хрустнут, как декабрьский ледок, а то ощерится, хоть святых выноси, межрёберная невралгия... Мало того, на днях объявили ему в районной поликлинике: "Сердце ваше, Сергей Петрович, находится в зоне мерцательной аритмии и может остановиться само по себе в любое время".
- Как прикажете это понимать? - злился Петрович. - Может, устроить прощальную гастроль? Взять житейский остаток и ткнуть его мордой в чувственное корыто – на, жри на посошок!
Он поднялся со стула и пару раз ритмичным шагом обошёл комнату. "Красота!" - усмехнулся он, глядя на мерцающую за окном панораму вечернего города.
- Нет, этого делать никак нельзя. Самому же потом стыдно будет. Думай, Серёга, думай...
Вдруг лицо Сергея Петровича озарила надежда.
- Эврика! Раздам-ка я остаток дней словам, пусть они ищут мне собеседника. Да-да, хочу говорить с заинтересованным во мне человеком!
Всё более приходя в восторг от мысли о собеседнике (наконец-то!), он вновь ритмично заходил по комнате.
- Я замощу строками, как строганными дощечками, свои житейские провалы и плутовские тропки. Идите, люди, смело! Не бойтесь. Там, где прежде падал я, - вам не провалиться!
Петрович принялся выпутывать из памяти линию жизни и вскоре поймал себя на ощущении, что ему нравится создавать цепочки слов и перебрасывать строки, будто досочки, с одного смыслового бережка на другой. Писать! Писать как можно больше. Писать, пока бьётся сердце! "Неважно, как: плохо ли хорошо, - убеждал себя Сергей, - будет текст - отыщется и читатель. Пусть не нынешний - будущий, пусть один-единственный, но он обязательно будет! Говорят, в комиссионке на всякую вещь находится покупатель. Так и я найду своего собеседника!"
* * *
Сергей Петрович поглаживал компьютер и шептал, сглатывая от усталости слова: «Как хорошо, что мы с тобой закончили этот рассказ. Ещё один фрагмент моего бесплотного эго материализовался и стал персонажем этого мира!"
А наследующий день он снова писал и высекал искры из собственной жизни, как из сказочного огнива. Искры шипели и жгли бумагу, оставляя на белой вордовской поверхности чёрные силуэты. Сергей Петрович считывал выжженные следочки и, переступая по ним, как по мостику, перекинутому через аритмично мерцающее небытие, уходил на дальний бережок. «Странное дело, - рассуждал он, вглядываясь в происходящее, - чем больше я погружаюсь в одиночество, тем менее мне становится одиноко!..»