Фиаско академика Соболева на конгрессе в Швеции

Андро Бицадзе
В конце лета 1962 года в Стокгольме состоялся очередной международный конгресс математиков. Советская сторона была представлена делегацией и научно-туристической группой в составе сорока математиков. Руководство делегацией было поручено директивными органами Михаилу Лаврентьеву, а научно-туристической группой — мне.

Это была большая нагрузка, но пришлось согласиться, так как в случае отказа я потерял бы возможность принять участие в работе конгресса, на котором должен был выступить с научным докладом. Ситуацию осложняло еще и то обстоятельство, что, хотя в научно-туристическую группу входили известные ученые, кое-кто из них отличался капризным характером. Л. Понтрягину и его жене очень не нравилось, что руководителем группы назначили меня, П. Александров и А. Колмогоров были недовольны тем, что руководство делегацией математиков поручено Лаврентьеву, а научно-туристической группой — его ученику Бицадзе. Они опасались, как бы упомянутые не начали притеснять их учеников, которые с подачи Александрова как вице-президента международной ассоциации математиков, должны были выступить на конгрессе с заказанными секционными докладами.

М. Лаврентьев, С. Соболев и И. Векуа за несколько дней до открытия конгресса выехали в Стокгольм для принятия участия в отчетном собрании руководящих органов международной ассоциации математиков. Я присоединился к ним днем позже и передал указание директивных органов относительно двух вопросов: во-первых, если советским математикам будет предложен пост вице-президента международной ассоциации, то Соболев и Векуа должны назвать кандидатуру Лаврентьева; во-вторых, Лаврентьев должен предложить руководству международной ассоциации математиков провести очередной международный конгресс в Советском Союзе.

Работа конгресса протекала нормально, все запланированные советскими математиками доклады в основном были прочитаны. Несколько осложнило обстановку поведение некоторых советских математиков.

Ученик Александрова И. Смирнов своего секционного доклада не сделал якобы потому, что слушание его доклада намеренно назначили на раннее утро, а он не привык рано просыпаться и проспал, поскольку его никто не разбудил. Александров почему-то решил, что это моя вина, и сделал мне замечание, однако сумел устроить так, что слушание доклада Смирнова было вновь назначено на другой день в этой же секции вместо доклада одного американского ученого, который не смог приехать в Стокгольм. Смирнов и на этот раз не явился, так как, по его словам, не смог найти аудиторию, где должно было состояться слушание. В третий раз он не явился для чтения доклада уже по причине головной боли. В тот день он вообще не появлялся на конгрессе.

Довольно нагло держал себя зять Соболева Л. Сабинин. Он не появился ни на одном заседании конгресса, и никто не знал, где он пропадает. Из-за этого мне несколько раз пришлось сделать Сабинину замечания, что Соболев счел притеснениями с моей стороны. К этому добавилось еще одно обстоятельство: Соболеву никогда не поручали делать на международных конгрессах ни пленарных, ни секционных заказанных докладов. Но в Стокгольме, в ходе работы конгресса, он вдруг захотел сделать пленарный доклад на тему «Тайна письменности майя раскрыта».

Как известно, заказанные для прочтения на конгрессе доклады утверждаются тайным голосованием, которое выделенная международной ассоциацией математиков специальная комиссия проводит по крайней мере за год до начала конгресса, и чтение не заказанного заранее пленарного доклада в ходе конгресса не допускается. Соболев настойчиво требовал от нас с Лаврентьевым сделать все возможное, чтобы он мог выступить на одном из пленарных заседаний конгресса с докладом о сделанном в его институте «величайшем открытии международного масштаба». Мы воспользовались нашими хорошими отношениями с председателем организационного комитета конгресса Р. Неванлинна и секретарем международной ассоциации математиков Фростманом и добились для Соболева разрешения сделать часовой доклад вне программы конгресса в часы обеденного перерыва в университетском саду — на большой площади под открытым небом. Были вывешены специальные объявления по линии справочного бюро. На докладе присутствовало несколько тысяч человек. С. Соболев говорил на французском языке, поскольку среди рабочих языков конгресса французский был самым приемлемым для него, если не считать русского. После окончания доклада корреспондент «Геральд Трибьюн» поинтересовался:

— Какой вы считали письменность майя — алфавитной, иероглифической или клинописной, когда занимались расшифровкой их текстов?
— Это не имеет никакого значения, — ответил Соболев.
— Нам хорошо известны принципы записи звуков на фонограф, патефонную пластинку или магнитофон. Какими принципами пользовались авторы письменности майя? Может быть, они применяли другой, не известный на сегодняшний день принцип? – спросил корреспондент «Дейли Телеграф». — Как вам удалось разгадать тайну этого принципа и восстановить звучание разговорного языка майя?
— Это провокационный вопрос, — вновь коротко ответил докладчик.
— На каком машинном языке вы составили рабочую программу для расшифровки письменности майя? — задал вопрос корреспондент «Фигаро».
— Этого корреспондент «Фигаро» не поймет. Это лучше доверить математикам, — был ответ.
— Существуют другие, пока еще не изученные письменности, например, этрусские. Не пытались ли вы их расшифровать?
— Мы сделаем это в будущем, — не задумываясь, ответил Соболев.

По окончании беседы в форме вопросов-ответов слушатели разошлись. Газеты опубликовали информационную справку о докладе Соболева, однако от комментариев воздержались. После доклада Соболев в разговоре со мной выразил досаду по поводу того, что вопросы корреспондентов газет западных стран оказались идентичны вопросам, которые он слышал от меня в Новосибирске. Я предпочел промолчать, поскольку это обвинение в мой адрес было лишено каких-либо оснований.

На открытии конгресса и вручении премий Фильдса присутствовали король Швеции Густав Адольф VI с супругой и внуком — наследником престола. Вечером накануне закрытия конгресса мэр Стокгольма от имени короля устроил банкет, а последний день был посвящен церемонии закрытия.