Мусхелишвили всегда заботился о том, чтобы в Академию наук Грузии не попали случайные лица и частично преуспевал в этом. Как я уже отмечал выше, в ненаучной, неофициальной обстановке Мусхелишвили был весьма остроумным человеком, но его шутки не имели ничего общего с насмешкой и тем более с цинизмом. После проведения выборов он иногда любил в узком кругу в шутку повторять слухи, распространяемые среди соответствующих специалистов об уже избранных действительных членах.
В 1960 году, за несколько дней до проведения очередных выборов в грузинскую Академию наук, из Москвы в Тбилиси в международном вагоне ехали Мусхелишвили, К. Гамсахурдиа и И. Абашидзе. Ехавшие в одном купе Гамсахурдиа и Абашидзе всю дорогу проводили время в пирушках. Утром, когда поезд шел уже по территории Грузии, Мусхелишвили вышел из своего купе и стал любоваться красотой открывавшихся перед его взором гор и полей Грузии. В это время Абашидзе тоже вышел из своего купе. Увидев Мусхелишвили, он подошел к нему и пожелал доброго утра. После ответного приветствия Мусхелишвили задал ему вопрос:
— Ираклий, как поживает твой голос?
Абашидзе слегка смутился и ответил:
— Господин Нико, по-грузински так не говорят. Надо сказать: у тебя все в порядке с голосом?
— Ираклий, мне это хорошо известно, но через несколько дней мы проводим выборы в Академии, и я имел в виду Гамсахурдиа, чей голос для тебя, вероятно, будет иметь решающее значение.
Конечно, все это Мусхелишвили сказал собеседнику с улыбкой. Именно в то время Абашидзе был избран академиком.
Во время выборов 1969 года на одно вакантное место в академию наук Грузии было выдвинуто два кандидата — И. Андроников и Д. Шенгелаиа. Все, в том числе и Мусхелишвили, были уверены, что на упомянутое место будет избран Андроников, в действительности же выбрали Шенгелаиа. Говорили, что в этом решающую роль сыграл Гамсахурдиа. После выборов он подошел к президенту и сказал:
— Николай Иванович! Бог свидетель, я не желал провала Андроникову на этих выборах, но...
— Но все-таки провалили, не так ли?
— Нет, что вы! Как бы я мог его провалить! Я только задал вопрос заведующему отделом: «Когда товарищ Андроников будет выступать в Колонном зале профсоюзов Москвы, если он будет избран членом нашей Академии, интересно, что скажет конферансье, объявляя его номер? Сейчас перед вами выступит заслуженный деятель РСФСР или действительный член Академии наук Грузинской ССР?»
— Товарищ Константинэ, существует мнение, что, возможно, в этом деле нет вашей вины. Недавно наш юрисконсульт Сагинашвили рассказал мне историю о том, как однажды один мингрел украл коня. А когда его поймали, заявил в суде: «Я нашел на дороге веревку и взял ее себе. Откуда мне было знать, господин, что к ней привязан конь?» И этого заявления оказалось достаточно для того, чтобы вор не получил слишком строгого наказания. Я думаю, ваша позиция в этом деле не хуже, чем признаний того мингрела.
Да не подумает читатель, что Мусхелишвили относился без достаточного уважения к названным здесь именитым людям. Напротив, он никогда грубо не вмешивался в дела, в которых не был специалистом, и лишь с помощью шутки давал понять, что когда дело идет об Академии наук, он твердо стоит на своей позиции.
Однажды в Москве он высказал свое серьезное отношение к членству в академии при весьма щекотливых обстоятельствах. В 1958 году, когда стоял вопрос о том, чтобы лишить В. Молотова, как одного из активных участников антипартийной группировки, звания почетного члена Академии наук СССР, общее собрание по предложению Мусхелишвили открытым голосованием упразднило звание почетного члена АН СССР. Этим он сослужил сразу две службы своим коллегам. Во-первых, лишить Молотова звания после того, как он в 1939 году его избрали тайным голосованием, было неудобно для тех членов Академии, которые тогда находились в рядах избирателей; а во-вторых, вследствие упразднения звания почетного члена стало невозможно избрать Хрущева членом Академии, и, таким образом, Академии не попала в неловкое положение.
Шутки Мусхелишвили, как правило, были направлены на защиту высокой морали. В 1956 году он, будучи участником XX съезда КПСС, слушал доклад Хрущева о культе личности Сталина. В своем выступлении Хрущев, между прочим, сказал, что Сталин дошел до того, что с целью подкупа ученых дарил им дачи, автомашины и назначал большие зарплаты. После доклада в фойе Дворца съездов один довольно высокопоставленный делегат обратился к Мусхелишвили, который в это время был занят беседой с коллегами:
— Николай Иванович, как могло случиться, что вы, наши славные ученые, принимали взятки от Сталина?
— Мы, конечно, не взяточники, но разве мы могли отказать Сталину? — с улыбкой ответил Мусхелишвили.
Во время выборов президиума Академии наук СССР Мусхелишвили всегда избирали в состав президиума единогласно, за исключением одного случая, когда он получил на один голос меньше. Когда объявили результаты выборов и затем был устроен перерыв в фойе Дома ученых, к Мусхелишвили, стоявшему в небольшой группе людей, подошел один академик и сказал:
— Николай Иванович, наверняка тем, кто не подал голос за вас, были вы сами. Разве кто-нибудь мог не подать за вас голос?
— Мне помнится, что вы не присутствовали на всех предыдущих выборах президиума Академии. Не думаю, чтобы я ошибался, поскольку никогда бы не пошел против себя.
Собеседник не сразу понял скрытый намек, потом до него дошел смысл слов, и он, пристыженный, удалился.
После окончания Второй мировой войны во время предвыборной кампании Мусхелишвили и его доверенное лицо, встретились с избирателями одного из районов Кахетии. После собрания был устроен банкет, произносились тосты, в которых в прекрасных словах отдавалась дань уважения Мусхелишвили. Один старый крестьянин с разрешения тамады задал вопрос кандидату в депутаты:
— Не скажете ли нам, Николай Иванович, что вы делаете такого, что повсюду так прославляют ваше имя?
— На этот вопрос лучше всех может ответить мое доверенное лицо.
Тот не растерялся, взял в руки столовый нож, слегка согнул его, затем отпустил руку и сказал:
— Видите? Я чуть согнул нож, но как только отпустил руку, он вновь распрямился. Теория упругости как раз и изучает такие тайны тел, и наш кандидат в депутаты является величайшим специалистом в этой области.
— А я-то думал, что Мусхелишвили в самом деле серьезный ученый. То, что вы нам говорили, товарищ доверенное лицо, мы тоже знаем.
Мусхелишвили шуткой разрядил напряженную обстановку:
— Клянусь честью, я правда серьезный человек. Несерьезность я проявил тогда, когда позволил моему доверенному лицу говорить о моей научной деятельности.
Как я уже говорил, было время, когда Мусхелишвили обвиняли в «аракчеевщине».
Именно на собрании, где это произошло, один математик якобы в защиту обвиняемого заявил:
— Мусхелишвили не похож на Аракчеева. Он виновен только в том, что способствовал созданию аракчеевского режима в Академии наук. На Аракчеева больше похож его ученик Илья Векуа.
Этого математика всегда поддерживал А. Харадзе. После окончания собрания Харадзе зашел в кабинет президента, и увидев, что друзья Мусхелишвили говорят ему слова утешения, сам тоже сказал:
— Товарищ Нико! Ты, наверное, в обиде на меня за то, что среди ваших сегодняшних противников оказался человек, которому я покровительствую. Я не думаю, что я в нем ошибся, но сегодня он действовал под чужим влиянием. Знаешь ведь грузинскую поговорку: привяжи быка к быку...
— ...и тогда будет два быка, не так ли, Арчил? — закончил предложение Мусхелишвили.
Однажды Мусхелишвили пригласили в Министерство внутренних дел Грузинской ССР и в торжественной обстановке вручили удостоверение почетного работника Министерства внутренних дел. При этом ему сказали, что сам министр не смог присутствовать на этой церемонии, поскольку его вызвали по очень важному делу.
— Не значит ли это, что и я должен пойти к нему по тому же важному делу? — в шутку спросил Мусхелишвили
На приеме, посвященном годовщине Октябрьской революции, устроенном партийным и советским руководством республики, супруга одного известного ученого подошла к Мусхелишвили со словами:
— Мне очень приятно, что я вижу вас здесь, Николай Иванович. Мой супруг нездоров и поэтому не смог присутствовать на этом приеме. А кое-кто распускает слухи, что он недоволен тем, что ему не предлагают стать президентом Академии.
— Вы, верно, хотите этим сказать, что ваш супруг не желает быть президентом? — спросил Мусхелишвили.
— Что вы, кто же откажется от президентства! Но пока вы живы...
— Если вы полагаете, что последние ваши слова я приму как тост за здравие и поблагодарю вас за него, то вы глубоко ошибаетесь. О sancta simplicitas! — воскликнул на латыни Мусхелишвили.
Дама сначала не поняла, что имел в виду Мусхелишвили, потом, наконец, до нее дошла бестактность ее слов, и она прекратила разговор.