Ленинградский июнь, месяц белых ночей.
Тёплыми золотисто-голубыми вечерами город насквозь просвечен, словно огромным софитом, густыми и плотными лучами солнца, и от этого кажется, что всё, что происходит здесь и сейчас – легко, несерьёзно, понарошку, и вся реальность представляется одним большим театральным действом в городских декорациях. Вверху, в вереницах окон домов отражаются голубое небо, жёлто-бежевые стены домов напротив, окна и крыши, окна в окнах, город отражает сам себя, словно стремясь к бесконечности.
Когда солнце уходит за горизонт, наступает белая ночь, и нет ни темноты, ни света, ни тени, а есть только странный город, никем до конца не познанный, и сам себя не познавший. Вокруг тишина, но город не спит. Застыв в самосозерцании и созерцании между водой и сине - золотым небом белой ночи, он смотрится в зеркало воды, познавая себя. Воздух, пропитанный запахом воды и сирени имеет какой-то свой неповторимый странный состав, он тягуч и прозрачен, и во всём ощущается значительность, весомость и таинственность каждого мгновения. Время замедляет свой ход, перестаёт быть линейным и начинает течь как на размягчённых часах с картины Сальвадора Дали «Постоянство памяти». В прозрачном сумраке белой ночи так легко утратить чувство времени, и только лишь по разведённым мостам догадаться, что уже ночь, или по сведённым – что наступило утро.
Белые ночи на разных людей действуют по-разному: кого-то опустошают, а перед кем-то открываются тайны. Для кого-то с приходом ночи наступают покой и безмятежность, а у кого-то все чувства обостряются. Одни прячутся за плотными шторами, пытаясь уснуть, а другие отправляются навстречу городу и его тайнам. И бродят сутки напролёт без сна съезжающиеся сюда странники, своим взглядом на город помогая ему познавать себя. Они смотрят на город, открывая его для себя и осмысливая, а город – на них, открываясь им. В плеске воды, в дуновении ветра отчётливо ощущается обратная связь, диалог, и кажется, что наблюдателю открылась некая тайна, какие-то законы написаны водной рябью, высечены на гранитных скрижалях, зашифрованы в пронизанном живой энергией дрожащем воздухе, но прочитать это невозможно. Будто бы что-то очень важное открылось человеку, что-то неведомое пробивается в сознание, но пробиться не может, потому что человек не знает этого языка, не может расшифровать недоступный для понимания код, и остаётся только сетовать на ограниченность человеческого ума, и осознавать, как мало нам дано знать об этом мире.
А загадочный и непостижимый северный город просто продолжает быть таким, какой он есть. И не остается сомнений в том, что этот город - вполне живое, мыслящее и чувствующее существо, живущее собственной жизнью, никак не связанной ни с замыслом своего создателя, ни с сиюминутной реальностью.