(Прозвище)
Прозвище – второе имя.
По имени Иван, по прозвищу – чурбан.
…Не мог это быть и Олекса-бандит с разорванной губой, который бродяжит по свету, на целые недели исчезает куда-то из Терновщины, а вернувшись, берётся опять за своё, в престольные праздники расквашивает носы хуторским шалопаям, особенно же если кто из них посмеет задеть Надьку неосторожным намёком или хотя бы за глаза неуважительно отзовётся о ней. И неважно, что сам Олекса после поединков возвращается в свои глинища тоже изрядно окровавленный, а умоется – уже весёлый, ведь дрался за Надьку, пусть она и не принимает его любви. Да и примет ли когда, сказано же – душа не лежит.
Не за эти ли ночные драки на храмах и ярмарках, приклеили терновщанскому забияке кличку: Олекса-бандит? Поскольку в банде он быть не мог, бегал ещё в недоростках, когда над степным нашим шляхом пыль курилась – на несчислимых тачанках, сплошною тучей «шли махны»!.. Всего этого Олексе уже не досталось, и он переводит свою силу на ярмарочные драки да на баклушничание. Живёт дома и не дома, то исчезнет, обезвестится вдруг, и долго о нём не слыхать, то в храмовый день объявится неожиданно, и тогда уж мы, мальчишки, айда скорее на майдан, там Олекса с хуторскими дерётся! Белая рубашка точно в мальвах-цветах пламенеет во всю грудь – это она забрызгана кровью, и лицо окровавлено, и зуб выплюнул, а между тем весел. С кем дрался? За что? Не всегда и самому понятно: дрался, и всё.
Кроме Андрея Галактионовича, учителя ещё земского, давнишнего, который учительствует в Терновщине, кажется, извечно, будет теперь у нас новый молодой учитель, прибывший на замену своему предшественнику по прозвищу Алэ, раскритикованному сельскому Око за непривычные для Терновщины словоупотребления. Странное дело, в нашей слободе никогда не употреблялось этакое слово «алэ», люди наши каким-то образом обходились без него, и вот появился в школе мешковатый и всегда будто несколько сонный учитель в вышитой рубашке, только вышитой не нашими узорами, и Терновщина то и знай слышит от него это диковинное «алэ» да «алэ». Так и пристало оно к нему прозвищем, хоть и беззлобным, однако цепким, и когда матери зимой посылают кого-нибудь из детей с кутьёй, то без всякой насмешки говорят: снеси кутью своему Алэ или как там его величать…
Олесь Гончар «Твоя заря»
Минька не знал своих родителей. Мать подбросила его к крайней избе в Бурыне. Миньку в детстве так и называли в посёлке – Кукушонок. Это уже гораздо позже к нему пристала скверная кличка Варнак. Вскармливала его до двухлетнего возраста бездетная вдова Матяшиха: здоровая, по-мужицки сильная баба. Однако с появлением в её избе Кукушонка Мятяшиха вдруг стала чахнуть, а спустя два года нежданно для всех умерла.
Посудачили об этом в Бурыне, утёрли бабы платками и шалями мокрые глаза, да делать нечего – надо как-то мальчонку пристраивать. Собрался сход. Порешили – в каждой семье в зависимости от достатка жить будет Кукушонок по два, по три месяца.
Люди в Бурыне простые, в хитростях не искушённые: поили, кормили мальчонку как родного, чаще, чем своим детям, лучший кусок подкладывали. Один из жалости, другие пересудов боялись: вдруг засомневается в посёлке народ в приветливости, в хлебосольстве хозяев?
Однако Минька-то был по крови не местный. Вскоре допёр он своим умишком все выгоды такого житья-бытья. К труду Миньку не приучали. В тех семьях, где пытались это сделать, он не приживался долго. Попав в очередную избу, рассказывал сердобольным кормильцам, как несправедливо к нему относились предыдущие хозяева.
Дети первые уловили нечестность и двуличие Кукушонка. Бить стали. Минька только ожесточился и при случае мстил коварно. Взрослые поначалу его защищали – сирота всё же! А Минька рос смышлёным – всё обращал себе на пользу. Когда хватились в посёлке: какого разбойника прижили и вырастили, Минька уже по второму десятку свои годы разменивал. Тут и кличка новая к нему припечаталась – Варнак.
С тех пор тесно стало в посёлке, неуютно. Миньку хоть и крепко били ребята, но неизвестные родители одарили его, кроме варнацких пристрастий, ещё и недюжинной силой, высоким ростом и дерзкой смелостью. Поэтому, когда встречался один на один с обидчиком, расправлялся зло и жестоко.
К семнадцати годам вымахал Минька в плечистого парня-красавца. Разудалый, независимый. Манило к нему девок, как ос на сладкое. Вот тогда-то и застонал посёлок, заахал…
Виктор Веретенников «Песня оленьего урочища»
…Так вот и Курымушку волна подхватила и выбросила на самую заднюю скамейку. Тут сел он рядом с второгодником, по прозвищу Ахилл. Гигант второгодник был всем хорош, слабость его была только одна: несчастная любовь к Вере Соколовой. Ахилл сразу всё рассказал Курымушке про учителей.
- Директор, - сказал он, - ты не бойся – он справедливый латыш! Был бы ранец на плечах, все пуговицы пришиты, не любит, если сморкаешься на себя и носишь на куртке сморчок, разное такое – к этому привыкнешь. Инспектор тоже не страшен, - он любит читать смешные рассказы Гоголя и сам первый смеётся: угодить ему просто: нужно громче всех смеяться. Когда он читает то хохот идёт в классе, как в обезьяньем лесу, за это и прозвали его Обезьян. Есть ещё надзиратель Заяц, сам всего до смерти боится, но ябедничает, доносит, нашёптывает; с ним надо поосторожнее. Козёл, учитель географии, считается и учителями за сумасшедшего; тому – что на ум взбредёт, и с ним всё от счастья. Страшней всех учитель математики Коровья Смерть; то как первый раз если поставил единицу, так с единицей и пойдёшь на весь год. Твоя фамилия очень плохая – начинается с буквы А, первый всегда будешь попадать, тебе нужно хорошо выучить первый урок, а то сразу под Коровью Смерть попадёшь, и тут тебе крышка.
- Почему же он называется Коровьей Смертью? – спросил Курымушка.
- Вот почему: ежели он тебе единицу вначале поставил и ты с этой единицей пошёл на весь год, то ты уже больше не ученик, а корова…
М. Пришвин «Курымушка»
***