Читая дневник Ольги Берггольц, как то невольно обратил особое внимание на строки поэтессы о её отце, полные возмущения.
Вот, к примеру, запись от 2 декабря 1941 года. В этот день Фёдора Христофоровича вызвали в Управление НКВД и предложили немедленно выехать из Ленинграда.
Разумеется, Ольга возмущается действиями чекистов.
- Папа - военный хирург, верой и правдой отслужил Советской власти 24 года, был в Красной Армии всю гражданскую…
Но что меня лично удивляет в этой записи, так это наивность журналиста, поэта, писателя Ольги Берггольц. Ведь был же Указ Президиума Верховного Совета СССР о депортации немцев. Казалось бы, грамотному человеку должно быть всё понятно. Ведь её папа, как и она сама, фольсдойче. Пусть Фёдор Христофорович и не чистый немец, а лишь по деду со стороны отца, но ведь для чекистов это неважно. Иметь такую родословную, это всё равно, что иметь в родне еврея в нацистской Германии. Ты всё равно уже неполноценный член общества. Но Ольга не понимает этой простой истины, хотя и в своих предположениях весьма близко приблизилась к ней.
Она пишет:
- Видимо, НКВД просто не понравилась его фамилия.
Причём здесь понравилась или не понравилась фамилия. Есть приказ для советской опричнины и она действует согласно этому приказу. А приказ приказывает проводить политику обычного геноцида по отношению к таким людям. И они проводили. Да поэтесса и сама дважды подвергалась арестам. Но нет, опыт, видать, Олю не вразумил. Обобщить действия чекистов она не в состоянии.
В принципе, людям свойственно быть дураками и абсолютно не понимать время, в котором они живут. Вот и папа Ольги, несмотря на свои пятьдесят семь лет, тоже наивно мечтает о садике, где он будет сажать розы. И ведь человек несёт такую ахинею в феврале 1942 года. Какой садик? Какие розы? Люди уже тысячами в городе умирать начали ежедневно. Ты радуйся тому, что работаешь в амбулатории, где «тепло, чисто и даже светло». Впрочем, Фёдор Христофорович всё же был в марте выслан из города в далёкую Сибирь, в Минусинск. Отец Ольги даже переслал с дороги ей несколько сообщений. В одном из них он просит походотайствовать за него, чтобы изменили место ссылки на более тёплые края. В другом письме Фёдор Христофорович пишет, что их в дороге кормят один раз в сутки и то не каждый день. Вот и понимай, как хочешь, как их часто кормят. Пишет, что в пути люди умирают. Ольга хлопочет за отца, пользуясь случаем. Ведь она выступает со своими стихами перед работниками НКВД, высшее руководство. Но тут она уже вполне ясно осознаёт всю бесполезность хлопот.
Вроде бы обыденная, вполне простая история. Так почему же я назвал её парадоксальной? Да потому, что папа Ольги Берггольц дожил в далёкой Сибири до сорок восьмого года. А если бы НКВД, вдруг, каким то чудом оставила его в блокадном Ленинграде, то еще неизвестно, пережил бы пожилой врач несколько зим в осаждённом городе. Понятно, что Ольга помогала бы папе. Сама-то она была весьма неплохо обеспечена и едой и теплом, но, тем не менее, снаряды, бомбы она не могла регулировать. Вот и получается, что чекисты парадоксальным образом своей репрессией возможно продлили Фёдору Христофоровичу жизнь. И палачи волею случая бывают гуманны.