12.Поднимаясь по темной лестнице отдела культуры, где была расположена студия, уточняли детали:
-А как называется студия?
- «Славянская волна».
- Как-то сразу конфликтно звучит.
- Зато согласились бесплатно и если так допоздна работают, значит, настоящие творческие люди. Они-то нам и нужны.
- Так! Вот где-то здесь, по коридору, первая дверь направо.
Дверь на студию была гостеприимно распахнута. Седой постепенно утратил бравый образ и, заглянув в аппаратную, вдруг пионерским высоким голоском рапортанул:
- Добрый вечер! Мы – творческий коллектив из Днепропетровска! Скажите, пожалуйста, можно увидеть Тихнеева Игоря или Билла?
В аппаратной за двумя компьютерами синхронно вздрогнули и поднялись двое мужчин среднего возраста. Ближайший, со смехом глядя черными газами на Седого, почти не открывая рта, быстро ответил:
- Их нет сейчас никого. Но Тихнеев еще должен заехать.
- А студия до скольки работает, если не секрет? – нагло поинтересовался Седой.
- Не секрет. Я через час отвалю домой…
- Простите, - прервал его Седой и, протянув руку, представился,- Сергей! Как вас?
- Тоже Сергей!
- Сергей, можно мы подождем на лестнице, вдруг мы их пропустим…
- Вы их не пропустите!- возразил Сергей-студийщик.
- Ну вдруг… - уговаривал его Седой, -маякнете нам.
- Ну, я вряд ли, а вот Анашкин Сережа здесь временно живет, он точно дождется, так что можете сесть в приемной. Ну хоть гитары поставьте.- Предлагал Сережа-студийщик с веселыми черными глазами.
Разместив инструменты в креслах, друзья вернулись на лестницу. Седой вытащил из кармана дубленки две пачки синего «Честера», две пачки красного «Мальборо» и четыре разнокалиберных зажигалки. Все это протянул Худому:
- На! Возьми что-нибудь. У меня все карманы заняты. Но видишь, хорошо, что мы заехали к Троцику. Нам одних сдач в магазинах дня на два хватит, а там будет видно.
Закурили – задымили. Потекла вечерняя оптимистическая беседа, замешанная на слабой надежде встретить, наконец, тех братьев по разуму, с которыми им суждено осуществить самореализацию, как основную свою миссию.
Снизу раздались шаги. Четкие шаги крепких ног, уверенных в себе мужчин. На лестнице возникла первая фигура молодого красавца лет тридцати. Строгие брюки и туфли, кожаная куртка, рубашка, галстук, портфель, великолепная укладка великолепной шевелюры и пламенная широчайшая улыбка в тридцать два белых зуба. Плечи развернуты, подбородок вверх, в руке кожаный деловой портфель. Сзади молодого казака, сверкали болотным огнем мутные очи рыжебородого детины. На голове арабский убор скуфья или «бен-ладенка» и длинный-длинный, старый-старый кожаный плащ.
Представительный парень сразу начал о деле:
- По-моему, это наши анонсированные гости из Днепропетровска, которым что-то нужно срочно записать. Запишем Олег?- повернулся он к рыжебородому. Тот вдруг быстро лукаво усмехнулся и прогарантировал:
- Коне-е-чно! Все запишем. Я тоже был в Афганистане. Но недолго. Перед самым выводом.
- Ну, покурили?- с улыбкой сказал Тихнеев,- прошу пройти на студию. Мы покажем вам последние работы. Олег,- он указал на «араба»,- играл в Кул Бэфор. Слышали?
Музыканты энергично закивали.
-Да, ладно…- вяло отмахнулся Олег.- Ничего военного. Просто удачный проект. Сережа, - нежно обратился он к черноглазому студийщику, - поставь, пожалуйста Кул Бэфор. То, что на «династии» писано. Танк. Осень. Ну и по порядку.
- Поддубных можно послушать,- вмешался Тихнеев.- Ну, он как бы отвалил отсюда, но все равно: материал же готовился здесь. Послушайте.
Стоя на лестнице в ожидании киевлян, друзья вырабатывали манеру игры:
- Короче, мы – лохи, - начал легендироваться Седой.- Ничего не видели, не знаем. Нигде не были. Комп не видели. Чайники!
И теперь, слушая весь предлагаемый материал, оба легко и органично ошалело реагировали, выпучивая друг на друга пораженные глаза и восторженно оглядываясь вокруг. Когда материал закончился, киевляне попросили показать, что нужно записать. Друзья уселись рядышком на табуреты, взяли инструменты, и подряд исполнили пять композиций. Остановились и робко поинтересовались:
- Ну, как?
Олег, вдруг, словно очнувшись, решительно заявил:
- Игорь, нужно звонить Ободу!
- Не поедет - поздно.
- Я позвоню. Хороший материал.
- Звони, - отреагировал Тихон.
Олег набрал номер, подождал и заговорил:
- Алло, Саня, это Олег, добрый вечер. Да. Извини, что поздно, но срочное дело. Есть материал.- Тут Олег замолчал, слушая и кивая. Каждый раз, когда он открывал рот, чтобы заговорить, он кивал и продолжал слушать, время от времени, вставляя непонятные несвязные реплики:
- Да. Понимаю. Да знаю, Саня. Да! Да, конечно, после Поддубных ты их всех… Ага! Саня, я после Подубных тоже их всех… Да. Да как собак нерезаных…Ага. Все на мнении. Да. Ну, ладно, Саня. Жалко. Понимаешь, материал классный. Лучше, чем у Поддубного. Да, два чувака. Из Днепра. Да? А! Саня, ну откуда ж я знал, что ты их всех из Днепропетровска… Ну, я как-то… Мне все равно. Мне материал понравился. Может, подъедешь? Ага. Понимаю. Ну, смотри.
Тихнеев протянул руку в сторону трубки. Рыжебородый успел бросить Ободу прежде, чем передал трубку Тихнееву:
- Саня, даю трубку Тихнееву. Моё мнение – ты должен быть здесь. Произошло событие.
- Здорово, Сань, - добродушно начал Тихнеев, - Саня, ты уже лег? Разделся? А в туалет сходил? Ага. Ну, это хорошо. Теперь, давай, одевайся и двигай на студию. Тебе понравится. Гарантирую. Все. Ждем. Тем более, пацанам нужно переночевать. Договорись с таможней. Давай. – закончил Тихнеев и положил трубку на блестящие рычаги черного дискового телефона.
- Ща будет!
Седой, по- школьному подняв руку, обратился к присутствующим:
- Друзья мои. Я замерз, как собака. У нас был тяжелый день. Мой друг не пьет. Никто не составит мне компанию опрокинуть по сто пятьдесят грамм водки? Для сугрева. Далеко ли отсюда магазин?
Олег молниеносно поднялся:
- Я провожу. Только, я думаю, надо брать литр, потому что Обод подъедет,- объяснил он Тихнееву увеличение дозы и добавил,- и Скубак грозился сегодня дать концерт джаз-рока специально для студии «Славянская волна».
- Литр, так литр! – радостно согласился Седой.
Обод приехал, когда пол литра усвоились под нехитрой закуской из ближайшего супермаркета квартирного типа. Крепкий здоровяк, круглый, упругий. Бодрый и очень тактичный. Под повторное исполнение пяти песен, ушла вторая бутылка и последняя зажатость. Захмелевший Седой применил испытанный прием. С окончанием последней ноты он делал ущербно жалостливую мину и, как робкий дилетант, задыхаясь от волнения, пищал:
- Ну, как?
Явное несоответствие уровня исполняемого материала и смиренной интонации просьбы об оценке, подкупали, как контрольный выстрел. На Обода трюк подействовал своеобразно. Задумчиво погладив подбородок, сверкнул растроганными глазами и, опустив голову, запустил руку во внутренний карман легкой не по сезону куртки. Из кармана была извлечена купюра достоинством в 100 гривен.
-Нужно взять водки, сигареты и пожрать. Кто пойдёт? Я сейчас напишу записку для таможни. - Посмотрев на гостей, засмеялся: -Тут по ночам, как в Смольном - строго по мандатам.
-Пиво брать?- спросил Олег. Рядом с ним уже солидарно приплясывал в верхнем старте Седой, благородно отсвечивая сединой и демонстрируя грани мастерства художественной жестикуляции.
-Лёха не бухает. Ему бы халвы.- позаботился о товарище Седой.
Никто не возразил против халвы. И вот, на столе поляна. Одноразовая посуда, салфетки.
Тихнеев, с загадочной улыбкой, тихо сказал Худому:
-Ну, сейчас будет цирк. Сейчас начнётся.
И началось. Черноглазый Сергей, как и обещал, уехал. Анашкин, как оказалось, зашитый, поэтому не пил, но постоянно ходил мимо, в бессильной ярости скрипел зубами от желания, так сказать, прилабониться. Но было видно, что зашил его лично Обод, которого Анашкин боится и уважает. После третьей рюмки, Обод взял гитару и исполнил песню собственного сочинения. Исполнил вдохновенно, круто. Седой, ритмично забрасывая в рот кусочки плавленого сыра, вдруг, беспомощно, восторженно заплакал. Роняя слёзы на тарелку с сыром, он умилённо восклицал:
-Ну, Саша! Гениально! Ну, нельзя же так! Так же можно и сердце надорвать. Ай-яй-яй! - явно перегибая в жаре речей, зашёлся в льстивой истерике Седой. Ой-ёй-ёй! Это твоё? -наивно уточнял он у Обода. Обод, с достоинством улыбаясь, кивал и переглядывался с Тихнеевым, а Седой ошарашено хлопал себя по лбу и опять восхищался, заходясь в рыданиях:
-Ой-ёй-ёй! Как хорошо! Спасибо! Спасибо, Саша! Дай я тебе руки поцелую! Можно Саня?
-Ну, что ты?!- застеснялся Обод, пряча руки назад.
Всю эту сентиментальную сцену прервало появление ещё одного музыканта. В проёме дверей под восторженные приветствия киевлян возник молодой Хазанов, одетый в следующий ансамбль: на голове полуковбойская шляпа, куртка варёнка, под ней - клубный малиновый пиджак. Под пиджаком, заправленная в «Мальвины», спортивная кофта с поломанным замком. Под кофтой белая рубаха и огромный, как океанская рыбина, синий ромб галстука с жёлтой барабанной установкой в самом низу. Сапоги-казаки и дипломат мыльница, с наклеенной на боку схемой лампового усилителя. Слегка хриплым, фирменным баритоном мужчина представился:
-Добрый вечер! Меня зовут Игорь Скубак. Мой папа- большой деятель искусств Украины, великий тенор, друг Козловского, между прочим. Я же, так сказать, осколок гения. Выпускник эстрадно - циркового.
В то же мгновение, он вскочил на стул и спел голосом Вертинского, нещадно картавя под шансонье:
-Жаль, что мало постгелял я мусагской сволочи!.. Хотите, я «Смок ан зе вотер» спою голосом Лещенко? Льва!- И, спрыгнув со стула, Скубак ворвался в аппаратную, всполошил Анашкина и вышел с клавишами «Корг» в обнимку. Пока он подключал инструмент, блаженно улыбаясь, Обод вполголоса сообщил музыкантам:
-У Игоря уникальный дар. Левое полушарие работает абсолютно независимо от правого. Полушария мозга я имею в виду. Отсюда - невероятная техника рук на клавишах. У кого-то из звёзд, у Джо Кокера, что ли, есть такой клавишник. Так на него глянуть страшно. На сцену под руки выводят. Слюни висят. А тут глянь, какой красавец!
А красавец, тем временем, потрясающе исполнил Пёрпл и, под бурные рукоплескания и восторженое «Браво!», приблизился к столу, поклонился и сказал:
-Спасибо за внимание! Закончить своё выступление хотелось бы просьбой…
-Говори! Говори!!!
-Дайте забухать!
-Нет!!! -резко встал Обод в наступившей тишине .- Игорь ,нет!!!
Скубак пошатнулся, словно от пули и, зажмурившись, прошептал:
-Хотя бы пива. Пиво дайте, гады!
Вмешался Тихнеев:
-Саня, дайте Игорю забухать. Он уйдёт в лабораторию. В противном случае, мы все станем зрителями на его бенефисе. Он будет всех перебивать… Ну, в общем, дайте ему пиво.
Обод, с горьким сожалением, дал согласие и безумно обрадованный осколок гения выбежал с баклажкой пива в коридор.
Саня Обод, сидя в кресле, объяснял днепропетровцам:
-На этой студии работают самые талантливые музыканты. Заявляю официально и могу доказать это. Другое дело, что они все чокнутые. Такие чокнутые… Вот Анашкин. Через Интернет выкрал пентагоновскую программу и у нас теперь здесь лондонский звук!
Друзья ясно видели на мониторе название «секретной программы» - «Кейкволк», которую любой дилетант мог свободно приобрести на рынке. Непонятно было, Обод в это верит или он старался для коллег? Заговорил Анашкин. Заговорил как дворянин:
- Господа, представляете какой, намедни, со мной конфуз приключился. Ну, чуть не приключился. Сплю это я в парадном и вот, как будто толкнул меня кто-то. Слава Богу, успел отползти, а то бы обоссали! – и смущенно засмеялся.
Обод ободряюще похлопал Анашкина по плечу и пояснил :
- У Сережи временные трудности в жизни. Поэтому он иногда здесь живет.
Вдруг, неожиданно зарыдал Тихнеев. Навзрыд, опустив голову на стол, завывая и всхлипывая. Музыканты испуганно уставились на Обода. Тот невозмутимо поведал:
- У Игоря тоже тяжелый момент в жизни. Месяца три назад забухал Олег. Игорь решил спасти его и начал параллельно бухать. Вошел в колею с Олегом и в протяжении нескольких бесед убедил Олега спрыгнуть с синьки. В результате Олег спрыгнул, а Игорь подвис!
Встрепенулся Олег:
- У меня есть тост!
- Давай! – шарахнул с размаху кулаком по столу Тихнеев, сверкая блестящим лицом.
- За Афган! – провозгласил тост Олег.
- За какой? – со скептической улыбочкой спросил Обод.
Олег, пьяно ухмыляясь, ответил:
- За афганский! О! Афганские песни у вас есть? Потому что нам фотограф сказал, что приедут от генерала афганцы. Им нужно записаться…
- Есть афганские.
- Так сыграйте. Я же был там, недолго, правда.
Друзья снова взяли инструменты и исполнили несколько военных песен.
Саня Обод снова извлек из кармана сто гривен и, направив на Худого с Седым короткий палец, сообщил им:
- Я знаю, сколько нужно денег на ваш проект. Полтора миллиона.
- Да два! – воскликнул Олег, принимая деньги у Сани и кивая Седому, мол, «поднимайся». Седой, уже основательно нагруженный, все же поднялся, и они ушли в ночь…
Спустя полтора часа, не спали Тихнеев, чудом держась на ногах, и Худой, потому что не пил вовсе. Да из коридора доносились яростные джазовые пассажи на пианино, в исполнении обезумевшего от пива гения. Олег спал посреди приемной, сидя на стуле, в накинутой на плечи, дубленке Седого. Седой же, скрестив ножки и сложив ручки, мирно сопел в кресле возле трюмо. Анашкин спал в аппаратной на полу. Обод – в кабинете директора на столе. Вдруг, прекратились звуки пианино. Донеслась дробь каблуков сына друга Козловского. Он возник в проеме дверей с зажатой в руке на уровне глаз бутылкой пива и с претензией на физиономии. Он сделал шаг вперед и попытался начать:
- Какая блэ-ы-ы…- зашелся в рвотном позыве Скубак буквально в шаге от спящего на стуле не менее гениального барабанщика. Тихнеев проявил собранность и способность корректировать обстановку; он отреагировал молниеносно:
- Игорь, отойди от Олега, а то облюешь Серому дубленку!
Скубак саркастически заулыбался и покачал указательным пальцем из стороны в сторону, как бы возражая, потом вздохнул и начал быстро говорить:
- Ни фига! Игорёк!- обращался Скубак к Тихону и, поворачиваясь к Худому, вскидывал руки,- Серый!
- Это не Серый, это Леха…- перебивал его Тихон. Скубак закрывался рукой от Тихнеева и снова начинал речь с разгона, как выход из окружения:
- Лешенька, я никогда не блюю, меня этому научил мой папа, он у меня был тенором Оперного и знал, как дышать, чтобы не блевануть. Лешенька, самое главное глубоко дышать, как можно блэ-ы-ы…- снова, как парализованный замирал Скубак с открытым ртом и выпученными глазами над спящим Олегом.
- На, воды выпей! – крикнул Тихнеев и как кольт швырнул баклажку «Царичанской». Скубак в момент захвата бутылки на встречном курсе мощным пальцем пианиста в обратный путь по резьбе наверх отправил крышку с таким ускорением, что она, сорвавшись с горлышка, как летающая тарелка чуть не вылетела в окно. Потом он сделал несколько жадных глотков и, оторвавшись от воды, задал, наконец, вопрос:
- Какая ****ь налила мне водку в пиво?
- Ты будешь ругаться или благодарить?- уточнил Тихон.
Скубак смутился и сделал еще несколько глотков, потом с восторженным лицом вылил остатки воды себе на голову и, как футбольный вратарь, подбросив вверх пустую баклажку, размашистым ударом ноги впечатал её в потолок и, с криком: «Талант не пропьешь!», - снова убежал в коридор. Откуда вскоре донеслись первые аккорды очередного шедевра.
- Пойдем, послушаем Скубака! – предложил Тихнеев. В этот момент из директорского кабинета вышел Обод. Он обвел приемную удивленным взглядом. Потом, как будто вспомнив что-то, вскинул глаза к Худому и сильно заплетающимся языком выговорил:
- Льёха! Завтра находим полтора миллиона.
К утру было решено вызывать Билла. И пришел Билл. За плечами огромный черный монстр с пятью тяжелыми струнами и в руках чемодан с синтезатором. Длинные волосы, нос крючком и на правой руке бас-гитариста только большой палец и мизинец. И вот, к концу пятых суток в Киеве, музыканты, наконец-то, собрались в репетиционной комнате в подвале. В меру протрезвевшие. Разобрали инструменты, подключились. Проверили микрофоны.
- Что-нибудь попроще! – крикнул Обод.
- Четыре пьяных ночи! – уточнил Тихнеев.
- Тональность? – поинтересовался Билл.
- Ми минор! –хором прокричали гитаристы.
Колонки «Мэкки», пульт «Мэкки». Вокруг стены завешены голубым шелком.
- Считает Олег! – кричал Билл.
Скубак возмущенно требовал:
- Давайте я принесу клавиши. Я вам сейчас сделаю аранжировку. Фирма.
- Начинайте! – кричали все.
Олег начал отсчет и комната взорвалась звуками.
- Стоп!- поднял руки Обод.- Не гоните. Раскачайте. Ми минор – подержите. Серега,- обратился он к Биллу,- пробуй играть чуть раньше бочки.
- Да понял, понял!- кивал Билл.
Снова Олег постучал палочками, и снова начали, и снова на пятой секунде крик Обода:
- Стоп! Стоп! Да что такое, ребята? Почему не идет?
В дверь постучали, Обод впустил очень модного мужчину лет сорока, сорока пяти.
- Это Сережа- Америка. Очень хороший гитарист. Аранжировщик. А это гениальные музыканты из Днепра. Знакомьтесь. Сережа, послушай, пожалуйста, что-то не идет. Ребята, давайте еще разок!- обратился Обод к музыкантам.
- Чек, чек, чек, чек! – отсчитал Олег, заиграли все вместе и опять:
- Стоп! Стоп!
Америка подошел к Биллу и, положив руку на плечо, осторожно начал:
- Серега, мне кажется, здесь нарушена структура основных законов связей, поэтому есть смысл играть не в бочку, а из-за такта, на слабую долю.
- А- а- а!- обрадовано воскликнул Билл, - Олег, считай.
И как дали! Музыка, как дорогой автомобиль, зарычала, захватывая дух от удовольствия, и играть бы и играть, но тут снова Обод кричит:
- Стоп! Стоп! Все, пацаны! Все понятно. Пойдем наверх – нужно поговорить.
Все был слегка возбуждены. И хотя внешне никто своей радости не показал, но в глубине души все подпрыгнули и захлопали в ладоши, когда по пути из подвала наверх, Обод высвободил руку из кармана со сторублевой бумажкой. Как само собой разумеющееся, от всех отделились Олег и Седой. Набирал обороты в шоу-бизнесе новый проект.
13.
- Ты это видишь?
- Да.
Что это?
- Ты не можешь дать определение тому, что видишь?
- Ты можешь описать словами то, что я вижу?
- Словами?
- Да словами. Ни цифрой, ни символами. Словами.
- Ну, хорошо. Что ты видишь возле себя, где ты? Хоть что-нибудь ты можешь определить?
- Не знаю. Мне страшно. Я проделал такой долгий путь. Я устал. Ну, хорошо. По-моему я на мосту. Очень далеко внизу какие-то корабли. Я не могу долго смотреть.
- Откуда ты пришел на этот мост?
- Церковь. Старая деревянная церковь. Возле нее большое дерево и лужа. Грязища. За церковью причал. Я там зашел на водный трамвайчик. Я приплыл на мост?
- Подожди. Что еще ты видел возле церкви?
- Послушай. Возле церкви была осень, а тут лето.
- Такое случается. Возле церкви ты еще что-нибудь видел?
- Да.
- Что?
- В небе проплывали фиолетовые аквалангисты, огромные как великаны.
- Ага. А к церкви этой ты как попал?
- Ой, смотри!!! Смотри!!! Они плывут! Корабли плывут!!! Какие они огромные!
- Не смотри вниз. Так как же ты попал к церкви?
- Я пришел к ней по каменной дороге. Поднялся. Дорога идет в гору. Через город. В городе война. Пожары.
-Ты ничего не путаешь?
-Не знаю. Я устал.
-Ты не устал. Ты растерялся. А к этой дороге ты как пришёл?
-Я проехал в тоннеле через гору на поезде…
-Откуда шёл поезд?
-Я был в таком месте, где все цвета перепутаны. Пальмы синие, песок зелёный, небо чёрное.
-Ну, небо бывает чёрным.
-Нет, «там» это даже не небо. Пальмы, песок и старинный корабль, опутанный лианами - всё как будто наклеено на чёрную бумагу.
-Аппликация.
-Нет. В том то и дело. Всё живое. Всё настоящее, но какое то…
-Двухмерное?
-Наверное.
-А туда ты как попал?
-Как? Не помню. А перед этим был на горящем море. Очень горячая солёная вода. Красное пламя и чёрный дым. Я сидел на корточках на крохотном выступе, толи коралла, толи похожего камня.
-Ты был один?
-Там было много людей. Очень много. Море очень мелкое. Буквально по колено. И со всех сторон до горизонта. Мне кажется, я вспомнил, как я попал к двухмерным пальмам. Я пронырнул к ним из этого моря. Глянь! Что это в небе? Что это? Самолёт? Почему он такой?
-Не смотри туда.
-Ой! Там люди!!! Там люди!!!
-Подожди. Как ты в море попал?
- Я провалился, наверное.
- Сквозь что?
- Лестница. Нет. Просто ступени. Деревянные ступени. Впрочем, их даже не видно в темноте. По скрипу понятно, что дерево. Лестница вверх. Куча народу карабкается вверх в абсолютном мраке. По-моему, я оступился…
- Ладно, а на нее ты как попал?
- Не помню. Помню ворота. Нет, белые двустворчатые двери и три ступени перед ними. За дверями ослепительный белый свет. Ослепительный.
- Так. Ну, хоть что-то.
- Где я? Что я вижу? Что со мной? Подожди. Кто я? Я что умер?
- Тьфу ты! Что тебя пугает?!! Ты небо видишь?
- Да?
- А землю видишь?
- Нет!!! Одна вода и корабли.
- Это море. Но земля есть. Ты же ее видел?
- Да.
- Это не мост. Это канал как бы.
- На такой высоте?
- Ну и что. Внизу - это не корабли. Это города как бы. А то, что ты принял за самолет – это и есть корабль.
- Космический?
- Ну не совсем, но можно и так сказать.
- А ты кто?
- Видишь ли, я сомневаюсь, что смогу словами…
- Ты - это я?
- Хм, можно, наверное, так сказать.
- Я не пойму: что? Изменилось пространство? А! Изменилось и пространство, и время?
- Нет. Изменился только ты!
- Я по ком-то тоскую. Очень сильно тоскую. Мне больно. Мне кто-то очень сильно нужен.
- Разберёмся.
- Почему мне так страшно?
- Тебе не страшно. Ты просто волнуешься. Ты же хотел узнать об этом. Ну, так смотри. Чего же ты испугался?
- Я устал. Я могу поспать?
- Конечно.
- А как мне закрыть глаза?
- А не надо их закрывать. Свет! Выключите свет!!!
От последнего вскрика Худой проснулся и подскочил на переднем сиденье «Хюндая». Сердце бешено колотило.
- Серый!- начал будить друга Худой.- Серый! Просыпайся!
- Чего ты?
- Просыпайся, нужно записать…
- Давай завтра.
- Серый, я забуду.
- Ох! Ну почему не через час.
- Надо записать.
- Надо протопить машину. У-у-ух, как холодно,- весело воскликнул Седой и, согреваясь, поёжился. Завёл двигатель, включил музыку.
- Ну что, может в курзал пока?
- А? Забуду Серый!
- Не забудешь. Давай, вытаскивай.
Худой вытащил из бардачка чёрный пакет.
- Включи печку хотя бы.
- Сейчас, двигатель поработает. Пять минут. Потерпи.
Через пятнадцать минут в машине стало тепло.
- Три часа ночи,- удивился Седой.
- Да. Надо ехать.- проговорил Худой, зевая.
- Давай запишем. Что ты хотел?- потянулся за портфелем Седой.
- Не надо! – поднял руку Худой, останавливая товарища.- Я уже забыл. Всё забыл.
- Да? Ну, если это тебе нужно, вспомнишь обязательно. Ладно, поехали дальше.- сказал Седой и «Хюндай», тронувшись, выехал на трассу и поехал в сторону Днепропетровска.
14. Отражение Худого в зеркале на двери купе вдруг качнулось и резко заехало в стенку. Мгновенно, заполнив перегаром объём помещения, на пороге возник Седой. Кутаясь в «махновский» полушубок, с улыбкой Джоконды он шагнул в купе. Седой дикобраз волос и красные аллергические материки, присыпанные кожной шелухой, придавали ему воинственности и свидетельствовали о, минимум трёхдневном, запое.
- Ну, где ты так долго шлялся?- заключая в объятия Худого, спросил его Седой.
Толком не проснувшийся Худой гундосил в ответ:
- Серёга, ты знаешь Днепр. Думал, приеду, всех объеду за выходные и уеду. Ты понимаешь, к одному заехал и день прошёл. Пока всех объехал. По два раза. Ты один? Я же говорил, чтобы ещё кого-нибудь взял.
Отрываясь от Худого, Седой простер руку в сторону двери и пригласил:
- Олежка. Ну что же ты там застыл. Входи, не ссы!
Из-за стены донёсся весёлый голос барабанщика:
- Да не хочу пугать фронтмена! Привет Лёха!
- Не понял,- развёл Худой руками, глядя на Седого. Тот вытащил голову из воротника и опять позвал:
- Олежка, давай без церемоний. Какой вы, однако, щепетильный стали к утру. Олег, давай заходи, не отсвечивай там своим фейсом!- уже серьёзно позвал Седой.
Величественной поступью в купе вошёл Олежка. На благородной рыжей морде светилось только левое болото. Правое же было затянуто средних размеров лиловым синяком. Смущённо улыбаясь, Олег, предваряя вопрос, произнёс, махнув отчаянно рукой:
- А! Ничего. Бандитская пуля. Ну что, где содержимое каравана Днепр- Киев?
- А ты что, всё привёз?- тихо спросил Седой.
- Тогда в курзал!
- Прямо здесь?- испуганно спросил Худой.
- И прямо сейчас!!!- хором подтвердили встречающие.
В купе согрелись и замолчали. Внимательно изучая свои руки, Седой вдруг вскинул голову и, толкнув Худого локтем, согласился, кивнув головой и прикрыв глаза:
- Да.- и, заметив взгляд Олега, вскинув брови, попросил поддержки,- Да?
- Да-а-а.- словно под великими доказательствами согласился Олег.
Седой приблизил губы к уху Худого и скороговоркой неразборчиво протараторил:
- Вася, сегодня спим в репетиционной.
- Чего? Там же холодно.
- Короче, в «Бинго» кража. Менты тусуются. Чтоб вопросов не возникло: кто, чего, зачем, кто разрешил…
- Ну, вы хоть не при делах?- спросил Худой, заглядывая товарищу в глаза.
- Мы? – переспросил товарищ и, не мигая, равнодушно изрёк,- Конечно, нет.
Обставленные со всех сторон рябыми пластиковыми сумками «оккупант», они покачивались на сиденьях, мечтательно улыбаясь.
На студии как будто ничего и не изменилось. Всё так же с глубокомысленными рожами,
туда сюда перемещались гениальные хакеры и музыканты. Привезёнными продуктами никто не побрезговал. Все приложились по чуть-чуть. Незаметно пролетел вечер и Седой, барабанщик и Худой спустились в репетиционное помещение. Немного поболтав о том, о сём выключили свет и улеглись спать.
Наступившую тишину прервал бесцеремонный громкий уверенный стук в дверь, обитую жестью. В репетиционной все замерли. Снова в дверь постучали и внятно потребовали:
- Открывайте!
- Кто там?- корректно отозвался Седой.
Голос из-за двери налился угрожающими интонациями:
- Вы знаете кто. Открывайте!!!
- Да в чём дело?- раздался в темноте голос Худого. Кто-то протопал к двери, щелкнул замком и распахнул дверь. В светлом проёме дверей появился силуэт. Словно в кадре из вестерна, он стоял, держа руки в карманах зимнего пальто.
- Ну, где тут у вас свет включается?- бодро поинтересовался незнакомец, пошарив рукой, щёлкнул реле и вспыхнул свет. Незнакомец странно напоминал Чубайса зимой. Пыжиковая шапка, пальто и, главное, такие же смеющиеся глаза под рыжими бровями. Прямо перед ним, с всклокоченным седым дикобразом на голове, весь в аллергической «боевой раскраске», стоял Седой. Худой полулежал на стульях возле стены и в другом углу примостился га полу, не раздеваясь, Олег.
Человек прошёл на середину комнаты и воскликнул:
- Ну, вы давайте, наверное, встаньте для начала. Давайте знакомиться. Я же не похож на дебила, который ни с того, ни с сего, может вломиться среди ночи к нормальным людям. Надеюсь, не похож. Так вот вы, кто?- спросил он у Седого.
- Я?- уточняя, ткнул себя в грудь Седой,- Я Сергей.
- Отлично, Сергей! Вы при делах?
- Конечно!- вдруг согласился Седой и, как гимнастёрку, поправляя кофту, добавил:- Я всегда при делах.
- Великолепно.- глядя восторженно на Седого, восхищённо прошептал незнакомец.
- А вы кто?- обратился он к недоумевающему Худому.
- Алексей.- представился тот.
- Ага. Так. Вы не при делах. А где Олег? Вот это?- указал незнакомец на старательно спящего Олега.
- Эй! Олег! Вставай, так у тебя шея затечёт.
Олег, имитируя пробуждение, забубнил, поднимаясь. Увидев у Олега фингал, незнакомец, вроде, обрадовался:
- О-о-о! Наши люди,- констатировал он.- Итак, пацаны, чтобы не тянуть кота за яйца, я скажу так: у меня в кармане лежит явка с повинной, где всё расписано. Меня мучают только два вопроса. Только два. От того, как вы на них ответите, будет зависеть многое. Не спешите. Подумайте. Знаете, как легко попасть в милицию. Сначала ты открываешь одну дверь, заходишь, и она за тобой закрывается. Потом ты открываешь вторую, проходишь дальше, а дверь за тобой снова закрывается. Потом будет минимум третья, а может оказаться четвёртая и все будут за тобой закрываться. А вот потом их все открыть и выйти гораздо тяжелей. Мы можем решить всё прямо здесь. Можем поехать в РОВД. А вопросов всего-то два,- в продолжении речи, незнакомец обошёл, не спеша, помещение, разглядывая барабаны, колонки, пульт, микрофоны и, вернувшись к входной двери, откинул занавесь из шёлка, гаркнул на лестницу:
- А ну, пошли вон отсюда. Пошли вон, я сказал. Я сказал, я всё решу,- и, повернувшись к музыкантам, пояснил,- бандиты! Хотят поговорить с вами. Буквально умоляют отдать вас. А вопросов то всего два! Два!- и для наглядности показал на пальцах.
- Какие вопросы?- зевая, спросил Олег, жмурясь неповреждённым глазом.
- Кто такой Билл? И можно ли ещё вернуть всё это? А? Олег, как ты думаешь: можно ли ещё вернуть усилки? Если «да», то всё можно решить!
Олег задумался и вдруг брякнул:
- Надо звонить.
- Так идём звонить. Идём Сергей?
Сергей пожал плечами, но направился к двери. Выходя последним «Чубайс» выключил свет и вежливо откланялся:
- Спокойной ночи, Алексей. Извините за беспокойство.
- Спокойной ночи, ничего!- ошарашено попрощался Худой. Дверь закрылась. Из-за двери донесся знакомый голос:
- Мужики, только не бейте, музыканты.
Просьбу продублировал голос незнакомца:
- Слышали? Музыканты. Не трогать.
Вдруг, дверь снова открылась, зажёгся свет и в репетиционную вкатился Обод.
- О! Лёха, привет! Когда приехал?
- Привет Сань. Только что. Что тут происходит, ты можешь объяснить?
- Лёха, сам толком не знаю. Как говорится, за что купил, за то продал. В «Бинго» юбилей. Десять лет клубу. Полный зал тузов. Четыре штуки отвалили за концерт Хай-фай. Те втыкаться, а не играет. Смотрят - нет усилителей. А их вынес их охранник. Принёс на студию, а потом вынесли на хату. Охранник много понаписывал. К нему приехали менты с бандитами. Сначала зашли бандиты, а потом зашли менты и он всё рассказал.
- Так что, пацаны участвовали?
- Не знаю. Пошли наверх. Чего вы здесь спите? Тут же холодно.
Поднялись наверх, заварили чай. Началось беспокойство:
- Саня, наверное, надо кому-нибудь звонить?
- Четыре утра, Лёха. Подожди. Люди спят.
- Нет. Я позвоню генералу.
- Ну, попробуй.
15. В кабинете следователя райотдела, капитана милиции Приходько Олега Николаевича, было так тихо, что если бы не зима на дворе, то можно было бы услышать, как жужжит муха. Хотя по тому порядку и чистоте, которая царила в светлой высокой комнате можно сделать вывод, что муха тут жужжала бы недолго. В стандартном кабинете сотрудника милиции за письменным столом, размышляя, покачивался в кресле молодой черноволосый и чернобородый мужчина, в чёрной водолазке и сером костюме. За большими стёклами окна хмурый полярный вечер. Позёмка. Как будто всё здание как громадный лайнер, рассекая бурю, шурует где-то в Северном Ледовитом. Только вместо пингвинов на льдинах, на ветках клёна чернело несколько озлобленных ворон. Чёрные бусинки их глаз завистливо посвёркивали из снежных волн за окном.
Конец рабочего дня. Дневное напряжение спадает, скорость падает. Открылась дверь в кабинет и рука в зелёном рукаве вежливо три раза стукнула.
- Войдите,- пригласил следователь.
Дверь распахнулась и на пороге возник Генерал. Грудь колесом. Под золотыми очками «Картье» огнём горели глаза бойца неведомого фронта. Одет с шиком, как лондонский резидент. Элегантно прикрыв за собой дверь, он повернулся с улыбкой к следователю и поздоровался:
- Добрый дэнь, шановный.
- Здравствуйте…
Почти не перебивая, но, всё-таки срезав последнюю «е» милиционера, Генерал произнёс, сунув руки в карманы куртки:
- Разрешите представиться,- и, вытаскивая в каждой руке по удостоверению, всё с той же доверительной улыбкой, закончил:
- Генерал- майор внутренней службы Праценко Юрий Николаевич.
Приходько Олег Николаевич быстро с достоинством встал и тоже представился.
- Можно просто Олег?- спросил Генерал.
Олег согласно кивнул и даже махнул.
- Олежик,- нежно запел Генерал,- я к тебе по очень деликатному делу. Мой очень близкий человек, мой друг, понимаешь?.. ты же видел, Олежик, где я был, ты понимаешь какой друг?.. тоже офицер… КГБ… каким-то образом оказался замешан в деле, которое тебе поручили.
- «Бинго»?- уточнил Олег.
- Так точно. Мне ничего не известно, но я и не спрашиваю ни о чём. Детали мне не нужны. Меня интересует перспектива дела.
- Перспектива дела, Юрий Николаевич, такова,- начал отвечать Олег,- что позволяет предположить по восемь лет на рыло.
- Молодцы!- обрадовался Генерал.
- А кто ваш друг?
- Недзеленко.
- Сергей Васильевич,- прочитал в папочке следователь.
- Так точно. Олежик, ты понимаешь это же ещё и музыканты. Артисты. Работники культуры. Если мы их всех будем сажать, кто же нас спасать будет? Дичайшая нелепость. Случайность. Пьяный угар. Пойми, Олежик. Ты нормальный человек? Да. И я. Нам с тобой дано играть музыку? Нет! А им дано. Но всё же, мы живём в обстоятельствах. И у нас, у нормальных людей, нормальные обстоятельства, а у них, у сумасшедших, чокнутых и обстоятельства тоже ненормальные. Необходимо им быть всё время на грани. На запределе…
- На беспределе ваши друзья, Юрий Николаевич,- устало возразил Приходько,- на беспределе. Но им повезло. Значит и вам тоже. Взяток я не беру.
- А кто же вам предлагает?- неестественно громко произнёс Генерал.
- Юрий Николаевич, понимаете, я - уверовал. И это,- он поднял папку,- последнее дело. Не хочу брать грех на душу- это раз. А два… Этот клуб как бельмо на глазу. Рассадник греха. Всевозможные. Всевозможные. И здесь я даже в чём-то союзен с вами, генерал.
- Слава Богу!
- Главное, чтобы они сами не хотели сесть в тюрьму.
- Ну, я думаю, что шоу-бизнес не политика и отсидка в зоне им не поможет.
- Заказа нет?- поинтересовался Генерал.
- Есть!- подтвердил его догадку Олег,- глава района был в бешенстве. Орал: обязательно кого-нибудь посадить. Но у меня, как у профессионального юриста есть своё особое мнение.
- Слава Богу! Олежка, а ты тоже Николаевич? Мой отец, Олег, в войну был лётчиком. Летал на бомбардировщике. Бомбил Кёльн. Ты знаешь, как тогда бомбили? Они шли с севера. Очень высоко. Максимально. А перед бомбометанием по приказу Сталина опускались на высоту, где их жгли зенитки. КПД увеличивало. И потери тоже. Я когда первый раз из Афгана домой приехал. Встретились, поплакали, попили, а утром отец меня будит: пойдём, мол, в церковь на службу. Вставай, говорит, сынок, нам нужно туда сходить. Ну и пошли мы с ним в церковь. Оба в форме с орденами. И вот зажгли мы, Олежка, свечи и стоим. Он мне говорит: я в небе над Кёльном уверовал. Он говорит: Я видел, как падают горящие самолёты. Как факелы. Самолёт, Олежка, так быстро горит, что можешь не успеть добежать до люка – сгоришь. Батя на войне, и я на войне. А ты? Что тоже где-нибудь в «горячей точке»? Уверовал?
- Да у меня длинная история, Юрий Николаевич…
- Олежик, - встрепенулся Генерал,- у меня машина, я тебя отвезу не волнуйся. Может заедем куда-нибудь? Или домой торопишься?
- Юрий Николаевич, можно я воспользуюсь вашим предложением на счёт доехать, а по пути я подумаю на счёт заехать. Честное слово, товарищ генерал, сейчас не сорентируюсь. Тяжёлый день был.
- Олежик!- поднялся Генерал, прижав руку к сердцу.- Прошу в машину. Собирайся, я пойду прогрею. Нива. Стальная, тюнинговая.