Дорида, вторая часть трилогии о Бомоне

Василий Мустяца
В Дориде нравятся и локоны златые,
И бледное лицо, и очи голубые…
Вчера, друзей моих оставя пир ночной,
В её объятиях я негу пил душой.
                А. Пушкин, Дорида

Юля Раннева встала из ванной, полной тёплой водой, шагнула на плитки пола. Подошла к большому зеркалу, взяла полотенце, вытерла свои мокрые груди.
«Я, говорил один советский юморист, когда выхожу из бани, не вытираюсь полотенцем; накину одежду, иду домой и сохну по дороге».
Юля тщательно и во всех местах вытерлась, повесила полотенце на место, оделась. Вышла из ванной в апартаменты; она взглянула на входную дверь, ведущую на лестничную площадку. Раздался звонок, потом ещё один. Она направилась к двери. Её квартира находилась в Восточном Берлине, 1948-й год.
Советское сталинское НКВД зверствовало в те годы вовсю. «Кто не с нами, тот против нас», - был девиз последователей ЧК. Но они не верили никому, даже своим коллегам: пересадив всю страну, они принялись сажать друг друга. Многого не успел доделать Сталин. Последним в его практике было дело врачей. И ещё он хотел установить свою власть по всей Земле, но на это надо две-три жизни.
Юля открыла дверь, на пороге стоял Георгий Паламару - младший в новом костюме.
- Бомон! – воскликнула Юля и вся затрепетала.
Он вошёл, она закрыла дверь. Они прошли в гостиную.
- Как ты оказался здесь? – спросила она.
Он упал на колени.
- Колени запачкаешь, - сказала она.
- Богиня! – вырвалось у Бомона. – Будь моею.
- А Союз?! – воскликнула Юля.
- НКВД предало меня – сдало африканцам на растерзание! – он обхватил её колени. – Уедем! уедем с тобою на Запад.
Андерсен прошёл по улице, на которой стоял дом с квартирой Юли, остановился у соседней квартиры, позвонил. Подождал с минуту, дверь открыла Родика Пэдурец.
- Эрик! – обрадовалась она. – Почему два дня не был?
- Дела, дорогая, - они прошли в покои.
Эрик Арвид Андерсен, сын шведского миллиардера, захаживал частенько к Родике на квартиру в Восточный Берлин – из Западного Берлина. Ему нравилась эта симпатичная девушка; о его жене, оставшейся в Швеции, говорить не будем.
Пьяный Аурел Строготяну сидел на тротуаре, прислонившись к стене, и причмокивал губами, словно жалея, что потерял соску. К квартире Родики подкатил и остановился чёрный автомобиль. Из него выбрались трое поджарых джентльмена в чёрных костюмах и таких же шляпах; подошли к двери, позвонили. Дверь отворила Родика, в лёгком полузастёгнутом халате. Усатый чёрный джентльмен улыбнулся.
- Родика Сергеевна! Мы – к Эрику Андерсену.
Они вбежали в квартиру, вытолкали Андерсена на улицу, втолкнули в автомобиль, забрались и сами, и машина прокатила мимо высунувшего язык пьяного Аурела. Родика смотрела вслед автомобилю: плакали твои миллиарды, Родика.
Через день Андерсена сопровождавший капитан ввёл в кабинет Абакумова в Москве.
- Это произвол! - сказал Андерсен.
- Мы знаем, Эрик Арвид, - сказал Абакумов, - вы писали статью в западную прессу, хвалу советской системе. Мы хотим… мы желаем, чтобы вы написали ещё одну статью в западную прессу, очерняющую Запад.
- Это произвол!!   

комментарии:
на фото - Юля Раннева.