Дороги, которые мы выбираем

Я брёл по каким-то бесконечным полутёмным переходам, не понимая куда. Странно. Обычно я чётко знаю место назначения. Почти никогда не прусь куда-нибудь бесцельно. Движения мои были не уверенны и замедленны, как будто в полусне. Остановившись на развилке, я стал соображать, в какой из тоннелей дальше пойти: левый или правый. Они казались идентичными, как близнецы. Может, повернуть назад? Нет, исключено. Никогда никуда не возвращаюсь. Всегда только вперёд! Из левого тоннеля вышел, пошатываясь, дряхлый старик в грязной рваной одежде. Он был худой, бледный и кого-то напоминал знакомого, не понятно кого. Он проковылял мимо, как привидение, не обратив на меня внимания. Почему-то мне стало жаль его. В карманах пиджака я нашел несколько сторублевок. «Эй!» - окликнул я его и протянул деньги. Он усмехнулся и отрицательно покачал головой. Я не знал, чем ему помочь. «Держись, человек!», - попытался я его ободрить. Он криво улыбнулся, равнодушно кивнул и молча побрёл своей дорогой. Я решил свернуть в правый тоннель, ибо в левом, по-видимому, нет ничего хорошего. Навстречу попалась группа людей: старики, старухи, мужчины, женщины... Все какого-то бомжеватого вида. Они брели цепочкой молча и грустно. Судя по их печальному нищенскому виду, тут тоже ничего хорошего ждать не приходится. Но не возвращаться же назад! Люди, как сонамбулы, прошли мимо. В их лицах была отрешенная безысходность и тоска. Острая жалость кольнула меня. Но что я могу сейчас сделать? Надо сначала всё тут изучить, понять что к чему, а потом вернуться и помочь этим горемыкам. Я вздохнул и продолжил путь. Туннель привёл в большую пустую залу. Я прикрыл за собой скрипучую железную дверь и прилёг отдохнуть на каменный пол. Только я слегка задремал, как дверь с ржавым скрипом отворилась и вошел мой брат. Я вскочил и радостно-удивлённо ринулся ему навстречу: «Ты!?». Он неприязненно отстранился и, криво оскалив железные вставные зубы под молодецкими усами, зло заявил: «Ты во всём виноват!» - «В чём?» - «Во всём!». Я тут же почувствовал себя виноватым. Чего же именно я натворил, что моему брату стало плохо? Я силился вспомнить. Вроде помогал брату всегда. Но он любую помощь фатально умудрялся обратить в неудачу. Значит, я всё-таки виноват, что не обеспечил ему успех. Ещё пытался бороться с его алкоголизмом. Безуспешно. Значит, и тут я виноват, как ни крути. А один раз, когда он похмельно злой в ответ на безобидную шутку полез ко мне в драку, не выдержал и набил ему морду. Да, получается, что снова я виноват. Он прав. Я хотел попросить прощения, но тут в дверь ввалилась пьяная кампания. Друганы брата. Хмельное товарищество нахальных дебилов. Оставаться нет смысла. Я вышел. И вскоре опять оказался перед развилкой. В одном из ходов стоял какой-то богато украшенный позолоченный сундук. В другом туннеле ничего вроде не виднелось, но он казался чуточку светлей. Куда повернуть? Из второго вышел седой бородатый старец в светлом балахоне. «Не сомневайся, иди к свету», - тихо посоветовал он. «Но если я уйду, то как же все они без меня тут останутся? Кто им поможет? Кто поддержит? Они ведь убогие, слабые, несчастные, больные…» Старец поднял свой посох и молча ткнул в ту сторону, откуда виделся слабенький свет. Я решил, что пойду туда, посмотрю, что там, а потом вернусь. В тоннеле с каждым шагом становилось светлей. У стены я узрел серебряные сосуды, наполненные до верха древними монетами. Я равнодушно прошел мимо. Тут вдруг откуда-то появился патриарх. Он был в роскошных церковных одеяниях, с митрой и Библией в руке. Вид его был величественен и великолепен. Он сделал знак, чтобы я опустился на колени. Я не повиновался, ведь хотя крещеный, но атеист. Да и вообще не понимаю, в честь чего один человек должен пресмыкаться перед другим, пусть даже великим. Патриарх рассердился и хотел изречь что-то гневное и суровое. Но тут же зашатался, упал и рассыпался в прах. «О, господи!», - в изумлении непроизвольно воскликнул я. Придя в себя, я осознал, что всё, что сейчас происходит, это галлюцинация или сон. Ущипнул себя за локоть и попытался проснуться. Ничего не вышло. Впереди в тоннеле виднелся свет. Я двинулся вперед и очутился перед гигантским зеркалом. Зеркало не отражало. Свет просто шел прямо из него. Я протянул руку вперед, но ничего не ощутил. Набравшись храбрости, решительно шагнул. И оказался в гигантском храме. Всё вокруг пронизывалось полосками света, пробивающегося через разноцветные витражи и прозрачный высокий купол. В центре стояла огромная мраморная скульптура Христа, окруженная множеством резных башенок. Чудесный орнамент украшал собой стены. Красотища! В храме было пустынно, мои ботинки звонко клоцали по квадратикам гранитного пола. Полюбовавшись немного, я двинулся вперед и через арочный переход попал в зал театра или консерватории. Над сценой висел парчовый занавес. В оркестровой яме дирижер суетливо усаживал свой ансамбль. В зале на откидных удобных стульях сидела публика в смокингах и шикарных платьях. Сейчас начнётся увертюра. Пожалуй, я отсюда лучше уйду, ибо равнодушен к балету и классической музыке. Ну, разве что какой-нибудь «Полонез» Огинского или «Вальс» Грибоедова могу послушать с удовольствием. А вот всяких современных растроповичей и шостаковичей в упор не понимаю, признаюсь честно. Рядом, из соседнего зала, слышалась музыка. Войдя туда, я увидел несколько ансамблей, отделенных друг от друга перегородками. Один ансамбль играл джаз, другой – блюз, третий – рок-н-ролл. Класс! Это всё мне по душе. Хотел сесть на скамеечку, послушать, но услышал вдалеке чей-то знакомый голос с хрипотцой «На братских могилах не ставят крестов…». Быстро вышел в соседнее помещение. Там вокруг накрытого стола сидела небольшая компания во главе с Высоцким. Стоп. Но ведь Высоцкого давно нет в живых. Это, конечно, не он, а артист, загримированный под него. Сходство артиста с Высоцким было поразительное. Кто-то из присутствующих подошел и сунул мне гитару. Я рванул струны и подхватил «Здесь раньше вставала земля на дыбы…» Мы вместе допели третий куплет. Но четвертый куплет оказался мне не знаком. Артист допел его почти до конца и вдруг резко себя оборвал: «А чёрт, это ж из другой моей песни! Извините, друзья!» Тут он виновато, но широко улыбнулся. Владимир! Это точно он! Но ведь он умер… Значит, мне всё это мерещится или снится. Я посмотрел в зеркало на стене. Там отразилась моя физиономия, но не нынешняя, а прошлая, которая была лет двадцать назад. Сон. Это точно сон. Я приказал себе: «Надо проснуться!». И проснулся. На часах было почти шесть. За окном занималась заря. Я вышел на балкон и обалдел. Такого восхода я в жизни никогда не видел. Солнце ещё не поднялось, а только посылало первые осторожные лучи на гигантскую низкую тучу, зависшую над городом. Большинство домов и деревьев было пока тёмными, почти чёрными. А туча выглядела сплошной многокилометровой бело-розовой облачной лентой шириной в несколько сотен метров. Она протянулась от городской трубы до моего дома, как небесная дорога, справа и слева от которой начинало голубеть и светлеть чистое небо. Из-за верхушек деревьев проглянул серп солнечного диска. Был бы я верующим, помолился бы на эту красоту. Тут я вспомнил тех несчастных, кто в моём сне жил в темноте, и тех счастливцев, кто жил в свете. Если бы я вернулся, то, пожалуй, всё-таки к несчастным. Я им нужней.