Душа поэта. Агнесса

представление
в 37 сценах.
 

Действующие лица:

Мастер   50 лет

Учитель   многообразен

Ангел   светится в темноте

Агнесса   молодая женщина

Он   обстоятельный человек среднего возраста

Антонов   за 30 лет, друг Грека

о. Георгий Грек   схимник, ученик, за 30 лет, друг Антонова

Настройщики   трое в плащах

Женщина   на сносях

Кошка
 
 

Сцена 1. Вступление.

Ангел, Агнесса

На сцене тесно, узко, всё заставлено мебелью, из шкафов вьётся пыль. Проходы и лестницы заставлены предметами первой необходимости, громоздятся книжные полки. Над сценой парит площадка, висящая в воздухе, ни к чему не прикреплена. Над парящей площадкой звёздное небо, звёзды вспыхивают, становясь центром внимания, заполняют пространство светом и действие переходит к следующей сцене.
 
В комнате на диване спит Агнесса.
 
На площадка Ангел. Кофейник, кружка, кусочки сахара, варенье.
 
Ангел. Значит, так - мы сейчас кофе выпьем с тобой и пойдём куда глаза глядят. Ей, видишь, свет ведь нужен. Так-то она не умеет без меня тут /наливает кофе в кружку/. А и то дело! Свет видеть во тьме. Почём зря ведь горит без дела у неё тут /отпивает/. Я бы то сумел собой осветить, а как же! Я ведь знаю, как это сделать /отпивает/, да ей, вишь, мало той любви. А что я сам без света сижу по этой причине /откусывает сахар/, её вовсе не тревожит. Небо-то какое нынче ясное!
 
Направляет прожектор, находящийся на спине, вроде крыльев, на крышу здания за комнатой, неоновое слово почтамт, буквы вспыхивают, гаснут, превращаются в другие буквы, снова гаснут.
 
Действие происходит во сне Агнессы.
 
Затем направляет свет на книжные полки.
 
Ангел. /ест варенье/ Ну, это дело такое - ветер! А как иначе сказать.
 
Книги разбухают под напором света, открываясь и закрываясь падают на пол, стелется туман, возникают фигуры из книжных страниц, прячутся.
 
Ангел. /освещает комнату, направленно фиксируя предметы/. Понимает ведь, что я как ангел живу, по простому так, от души иду здесь, а после только то случается, что я ей от себя говорю кому там дело есть до чего /выплёвывает косточку/. Тьфу!
 
Косточка летит вверх. Сверху кроной вниз вырастает могучее дерево, шуршит листьями на ветру.
 
Ангел. Вот! разум мой. Трепещи теперь здесь.
 
Ангел разворачивает над собой крылья-лучи. Превращается в старушку, поджав губы говорит шамкая.
 
Ангел. Я то дело сделал уж давно тут, сам помню! Не из слабины ведь шёл к ней, а из силы весь вышел, и как я теперь в этаком-то образе к ней подойду? Сам не свой? /смахивает остатки перьев, становясь похожим на обычную женщину/ Где я столько сил возьму, чтобы по правде жить? Какое дело я надумал тут совершить… или надумала уже?
 
Ангел спускается вниз как по ступеням; он стал женщиной. На площадке вместо него остаётся светящееся облако.
 
Ангел. /в виде женщины/ Это я. А там кто? /указывает на светящееся облако/. Там тоже я, только это другое поле. Вот так. Впрочем! /вдруг бегом возвращается, принимает прежний вид/. Я ведь то дело совсем забыл здесь. Так не пойдёт - я не согласен. С чего бы это мне в бабьем образе тут идти?
 
Ангел устраивается на площадке.
 
Ангел. Всё! Точка. Тут буду /бросает в чай много сахара, размешивает/. После то дело сделаю /отхлёбывает/. Я там пять минут побыл и равно как целую жизнь прожил! сам не свой. Экая она ведь, понимаете ли. Ну, и нечего там делать, сама пусть как знает, а я тут побуду. 
 
Звёзды укрупняются, освещают сцену лучами.
 
Сцена 2. Сон.
 
Комната.
 
Настройщики, Агнесса.
 
Тесное пространство сцены образует узкий боковой проход между отдельными предметами обстановки, через него протискиваются друг за другом три фигуры, завёрнутые в плащи.
 
1-ый Настройщик. Подмётки оторву! Так бежать, ох-ох-ох.
 
2-ой Настройщик. Где это видано!.. Столько пыли, апчхи.
 
3-ий Настройщик. Будь здоров, дружище.
 
2-ой Настройщик. Спасибочки вам, уж я здоров, кажется.
 
1-ый Настройщик. А и то дело - собак с привязи спустить и за нами гнаться заставить, я бы и то так не бежал.
 
3-ий Настройщик. Какое мне дело до ваших гнусных пианин!.. /передразнивает кого-то/ Помнишь?
 
Добродушно смеются.
 
1-ый Настройщик. /Агнессе/Настройщики пришли! Велено образ цели исследовать.
 
Стоят друг за другом в проходе, ожидая приглашения пройти в комнату.
 
2-ой Настройщик. За свет, за газ платить будем? У вас тут счета образовались.
 
3-ий Настройщик. Ну, и кстати, водопровод проведём, а то, я смотрю, у вас тут воды нет.
 
Агнесса. Как нет? Вот она, вся вода тут течёт /показывает руки ладонями вверх/.
 
1-ый Настройщик. А где вы её, кстати, берёте?
 
Агнесса. Богу молюсь. Он даёт воде тут течь. /шепотом, в сторону/ Господи, что я сказала! Прости.
 
1-ый Настройщик. Это понятно, что Богу, а конкретно – где? А то штраф; знаете. Небезызвестно это должно быть вам.
 
2-ой Настройщик. Славная у вас комнатка, я бы сказал. Пианино где ставить будем? /осматривает комнату, заставленную до отказа/.
 
Агнесса. Вы простите меня, адресом ошиблись, видно. Я пианино не покупала.
 
2-ой Настройщик. Так это понятно, что не вы его купили. Что тут непонятного!
 
Агнесса. /разглядывает Настройщиков/ Надо мне вам одно слово сказать сейчас. Я другим инструментом тружусь, мыслительным таким. Так что…
 
1-ый Настройщик. /подхватывает/ Шли бы вы отсюда, да? Я вас верно понял?
 
Агнесса. В нас ведь сила неземная идёт… Вы чего припёрлись тут, извините? Я вас не звала.
 
2-ой Настройщик. Так мы, того, пианино ставить будем?
 
3-ий Настройщик. В нас честное слово есть, раз обещали, значит будем.
 
1-ый Настройщик. Понимаете, сударыня, ведь фокус-то в чём. Пианино вам Бог послал за особые заслуги перед правительством мысли. Вы на нём играть научитесь и будете, так сказать…
 
3-ий Настройщик. Ну, что там? Где ставить?
 
Агнесса. А мне позволено своё мнение иметь?
 
1-ый Настройщик. Вы главная. Как не иметь! Обязательно нужно его иметь. Вот мы как раз для этого случая пианино и предоставим вам.
 
Даёт знак рукой, распахиваются двери, через них въезжает в комнату и встраивается огромное пианино. Размер инструмента производит гнетущее впечатление. Сдвигаемые предметы мебели и книжные полки трещат, горой валятся в сторону, обращаясь в хлам.
 
1-ый Настройщик. Вы разрядку напряжённости знаете? Ну, так это она. Мы пошли. Спасибочки вам за тёплый приём. Играйте тут.
 
Все трое, в отсутствие прохода, через который они появились, переглядываются, развернувшись как по команде, уходят со сцены маршевым шагом, так и не раскрыв своих плащей.
 
Агнесса одна, обходит инструмент.
 
Агнесса. Мне тут сесть негде было… а что, значит, я чем-то угодила им там, что мне такую махину прислали. Может, и не мне вовсе, а так, ошибочное мнение произошло где-то. А где? /садится за инструмент, вытащив из хлама стул, играет, старательно нажимая на педаль; звук дребезжит/ Я выучила семь нот и все они тут /трень-брень/, я буду их слушать /трень-брень/, я буду их слушать /трень-брень/, я буду их… /трень-трень, брень-брень/ Фальшивит. Что это они мне принесли тут! Почему настройщики ушли? Эй! Настройщики пианин! Вы где там? Постарайтесь вернуться! Мне нужна ваша помощь! Я же не понимаю ничего в этом инструменте!
 
 
Сцена 3.
Мастер, Агнесса, затем Антонов, Грек.
Просторная комната Агнессы освещена солнцем. На стене солнечные часы, написаны буквы и цифры. Метроном отсчитывает такты, его тень ползёт по солнечным часам. Пианино обычного размера, пылесос, приёмник-репродуктор, вход в комнату это высокие ширмы из лёгких пологов, на которых изображены четыре времени года одного и того же места.
 
На полу настелены газеты. Мастер входит из-под полога лето.
 
Агнесса. Ах! не наступите - это для чтения лежит.
 
Мастер. Не буду не буду!.. /осторожно ступает между ними/ Ну, как вы тут устроились?
 
Агнесса. О! чудесно. Здесь просто рай. В перерывах между игрой я пою - хотите послушать?
 
Мастер. Да, с удовольствием.
 
Агнесса поёт красивым глубоким голосом, аккомпанируя себе на пианино, прилежно издающим звуки.
 
Сценический круг поворачивается, комната отдаляется.
 
Входят Грек и Антонов. Грек, схимник, одет в грубый шерстяной хитон, под хитоном вериги, Антонов в светлом костюме, шляпа с полями, стек.
 
Грек. Вот видишь, где мы с тобой оказались. Я бы напрасно тебя сюда не повёл, тут ведь ясно, что делать надо.
 
Антонов. Ну, а ты ведь и не надеялся, я помню, что мы сюда попадём с тобой опять. Мы ведь прямо всё время шли, прямо и прямо, а после как-то свернули. Я не заметил, признаться!.. и ты как раз говоришь это мне - прости, я присяду /садится на пол/, ноги устали.
 
Грек. Я тоже присяду /гремит цепями, грузно опускаясь рядом, вериги при движении звенят/. Что я сказал тебе?
 
Антонов. Ну, как будто форма не имеет содержания, что она сама по себе и есть содержание. Ну, по виду формы можно определить её исходные качества, так. А содержания в ней нет. Это /крутит стеком, указывая воображаемый шар/.
 
Грек. А. Да я, собственно, имел в виду вот что. В нас с тобой говорит воля, а мы просто её носители. Я как раз об этом думаю теперь. Кстати! Где мы?.. /оглядывается по сторонам/ мне здесь в прошлый раз больше понравилось.
 
Антонов. Ну, да. Тут стульев больше было тогда, это точно /перекрещивает ноги, поджимает под себя/.
 
Грек. Видишь ли, резерв памяти всегда точно копирует какие-то маршруты мысли в сознании. Всегда одно и то же получается, если по ним идти, а воля здесь не при чём. Она просто даёт возможность идти, и только.
 
Антонов. Ну, это скучно… Скучно! Прости /поднимается одним движением/. Там /указывает куда-то/ есть то, что я хочу. Зачем же я стану ждать, пока строка приведёт меня туда? Этак я и состарюсь, и мне там не нужно ничего будет.
 
Грек. Не согласен. Всё вовремя происходит. Всё всегда происходит вовремя! На этом Бог стоит /хочет встать, цепи перекатываются, не пускают/ и сердится /Антонов помогает подняться/, когда мы опережаем Его дела. Он нас не понимает. Прости, не привык ещё /поправляет одежду/.
 
Антонов. Что значит не понимает? Это как же?
 
Грек. Да просто. Вот народ - хочет власти над собой, и притом какой-нибудь этакой, чтобы и кнут и пряники вместе росли, на одном дереве, так сказать, и чтобы оно ещё при этом и тень спасительную давало…
 
Антонов. Тсс!.. Слышишь? как будто поёт кто-то здесь.
 
Грек прислушивается.
 
Мастер. Хотите дуэт? Я подхвачу.
 
Агнесса. Пойте вы теперь. Я регистр подыщу.
 
Мастер поёт.
 
Грек. Мужской голос идёт, слышу.
 
Антонов. Да нет! Женщина, я слышал женский, очень красиво, очень.
 
Прислушиваются вместе. Звучит романс на два голоса, мужской и женский.
 
Комната Агнессы.
 
Мастер. Это что же? Как хорошо у нас с вами вышло, не ожидал. Вы и петь, голубушка, научились.
 
Агнесса. Да.
 
Мастер. Мне бы вальс с вами станцевать хотелось, да только кто бы подыграл сейчас.
 
Агнесса. Да.
 
Мастер. Я бы сам подыграл, как хотите, но только…
 
Агнесса. Да. Это никак не получится, никак, простите. Это никак не получается.
 
Мастер. Жаль.
 
Агнесса. Да. Жаль.
 
Мастер уходит. Комната с Агнессой отдаляется.
 
Антонов. Их там двое! Я понял - они вдвоём это пели.
 
Грек. Впрочем, ты прав. Двое.
 
Они словно трезвеют от наваждения. Грек встряхивает головой, Антонов мерно ударяет стеком по ладони.
 
Грек. Мы куда-то шли с тобой.
 
Антонов. Верно… верно-верно…
 
Грек. Я придумал, что сюда.
 
Антонов. Ну, это хорошо…
 
Грек. Я придумал это! Ты что, не понял разве.
 
Антонов. Ну, и придумал - что из того?
 
Грек прохаживается, звеня веригами. Уходит, возвращается.
 
Антонов. Ты иди, я здесь побуду пока.
 
Грек. Это я придумал. Я.
 
Антонов. Ну, и хорошо! Я же сказал. Иди.
 
Грек уходит. Антонов остаётся.


Сцена 4.

Агнесса, о. Георгий Грек, затем Антонов.
Агнесса за инструментом делает упражнения для рук, листает ноты; метроном отмеряет такты. Его тень ползёт по солнечным часам, указывая следующий час.
Полог с изображением зимы шевельнулся, звучит реплика «Вы позволите?..»
 
Агнесса. О!.. Отец Георгий, прошу, входите! Ах, как я рада вас видеть! Я так ждала вас сегодня!..
 
Встречает о. Георгия, проводит в комнату.
 
О. Георгий. Вы взволнованы чем-то. А я, видите ли, как раз мимо шёл по случаю, вот, решил… Извините, что без звонка.
 
Агнесса. /усаживает о. Георгия на своё место возле инструмента/ Я вам чаю сейчас - хотите чаю?
 
О. Георгий. Премного благодарен, я бы выпил. Если есть.
 
Агнесса. Есть, есть!..
 
Ставит чашку с чаем на пианино.
 
О. Георгий. А я тут как раз крендельков по случаю…
 
Агнесса. Пейте! Горячий ещё.
 
О. Георгий. /отпивает чай/ Я вижу, вы взволнованы чем-то.
 
Агнесса. /садится на пылесос как на табурет, подъезжает к Греку, оказываясь у его ног/ Я…
 
О. Георгий. Да вы не волнуйтесь! Я же вижу, что надо говорить вам со мной.
 
Агнесса. Да!.. Я побеждаю сытость, простите. Я всё время побеждаю её, понимаете - я занимаюсь этим побеждением… то есть победительством… ну, как сказать!.. Ах, Господи!.. простите. Я просто веду такой образ жизни, при котором сытость помеха. Понимаете? /вопросительно смотрит/
 
О. Георгий. Да. Что ж тут непонятного? Понятно это мне.
 
Агнесса. Вот. И тогда случаются эти странные явления со мной. Они всегда тут случаются, когда я уже готова совсем её победить. Ну, чтобы её не было вовсе.
 
О. Георгий. Мн… Вы излишествуете, может быть, как-то? Что за явления такие?
 
Агнесса. Ну, как странно. Вы не поняли меня, значит. Я скудно живу, какие уж тут излишества. Ах!.. да я вам вовсе не о том говорю сейчас! Это я о другом, понимаете, совсем о другом!
 
Встаёт с пылесоса, ходит по комнате.
 
О. Георгий. Вы мне приятны, отчего же вы так нервничаете? Я внимательно вас слушаю.
 
Агнесса. Сейчас, сейчас, - я скажу, конечно же, скажу. Вот! Я падаю от усталости, я не понимаю многих значений, потому что я не знаю их, просто, не знаю, и вот я устаю от этих штудий!.. просто устаю. Утомляюсь настолько, что во мне нет никаких желаний, совсем. Я не хочу есть, я не хочу никуда идти, я ничего вообще не хочу!.. Разве это свобода? А?.. разве это правильно? Почему так со мной стало?
 
О. Георгий. Так вот что вы называете сытостью, а я-то… /смолкает/
 
Агнесса. Да, это подобно ей, абсолютно подобно. Мне так кажется /садится, успокоившись/. Как хорошо, что вы пришли.

О. Георгий. Вы сказали о каких-то явлениях, происходящих с вами.
 
Агнесса. Да. Я иногда вижу сны. Они мне кажутся предельно простыми, но я не могу понять… или не так, я просто уживаюсь с ними в себе, вот так. Как бы они принадлежали другой женщине, не мне. /помолчав/ Они это одно, а я другое.
 
О. Георгий. В нас двойственная натура, это в порядке вещей. Впрочем! Я подумаю об этом, если позволите. В какое-то время я тоже имел сновидения - пришлось вот так поступить /звенит веригами/ с ними. В своём роде это выход из кандалов тех снов. Ну, мне пора.
 
Встают со своих мест.
 
Агнесса. Я вас заболтала, извините меня.
 
О. Георгий. Кстати! Вы так прекрасно пели, я слышал, когда шёл сюда.
 
Агнесса. Правда, вам понравилось?.. /провожает/
 
О. Георгий. Весьма! Я бы послушал, да пора.
 
Выходит за полог весна.
 
Агнесса. Идите! я спою для вас.
 
Садится за инструмент, поёт.
В это время Антонов ложится на сцене, кладёт стек под голову, накрывается шляпой, лежит. Пробуждается при звуках пения. Пение нарастает, звучание усиливается; поднимается, идёт в глубину сцены откуда слышен голос.
 
 
Сцена 5. ДИАЛОГ УЧЕНИКА С УЧИТЕЛЕМ
 
Сценический круг. Сверху свисают длинные завесы (или полотнища). Среди них Грек и Учитель.
 
Грек. Мне бы очень хотелось понять какие-то вещи. Вы так строги со мной, что я сам не в силах справиться.
 
Учитель. Вы прилежны, это есть, но этого недостаточно, чтобы быть правильно понятым, я думаю.
 
Грек. /сникает/ Вот так я и думал. Что же мне делать? Получается, что моё прилежное поведение вам совсем не нужно.
 
Учитель. Чтобы я смог оценить ваши усилия нужен поступок, поймите это, прошу вас. Нужно сильное движение мысли, выводящее вас за рамки прилежности или её отсутствия. Просто - выводящие за рамки плоского образа мыслей.
 
Грек. А я думал, что мне приходится испытывать какие-то силы в себе, которым нужны мои мысленные усилия.
 
Учитель. Ваши мысленные усилия тьфу!.. простите, рядом с ними.
 
Грек поднимает голову, смотрит на Учителя.
 
Учитель. Я бы плохо сказал, не будь в вашем уме позитивного начала. Оно молчит, вот в чём всё дело.
 
Грек. Но ведь форма соответствует содержанию… /тихо/
 
Учитель. Вы глупость сейчас сказали мне. Форма!.. вы говорите мне то, о чём думает ваша матушка в своём истинном проявлении, если угодно. И это есть начало сердец. А потом вы становитесь на колени, не имея сил держаться на ногах перед величием Бога во всех Его ипостасях сразу. Я эта ипостась в нас.
 
Грек. Но ведь оно ничтожно, оно ничего не значит!.. совсем ничего!.. /слёзы в глазах/
 
Учитель. С чего вы это взяли?
 
Грек. Нет, ну, простите меня, пожалуйста, я так не думал, я просто сказал, что пришло на ум.
 
Учитель. Простите и вы. Я хотел помочь вам выбраться из этого тупика.
 
Сценический помост поворачивается. На нём женщина на сносях. Она огладывается и протискивается между другими фигурами, заполнившими сцену, поворачивается спиной.
 
Женщина. Я помню как ты любил меня. Я буду помнить это всегда. Я обещаю воспитать твоего ребёнка сама. Он рождается один раз на века. Он сам знает кто его отец.
 
Сценический помост поворачивается снова.
 
Учитель. Ну, верно ведь!.. так. Вы просто проявляете то, о чём думала ваша мама в тот день вашего появления на свет. Вы это проявляете.
 
Грек. Я должен исправить это положение. Я могу вас просить?
 
Учитель. Просите! я только рад помочь вам. Эта просьба должна исходить от вас лично - это понятно? Я понятно сказал? Вы поняли меня?
 
Грек. Скажите ещё раз.
 
Учитель. Вы получаете память своего я в день своего рождения от родителей, таков закон Божьего света. Вы, лично, её получаете и она становится вашим полем действия. Что ещё?.. Ну, да, это – нравится она вам или нет… Впрочем! Как она может вам не нравится - она же ваша личная.
 
Грек. Мир вам, мой добрый Учитель.
 
Уходит.
 
 
Сцена 6.
 
Комната Агнессы, площадка над ней.
 
Ангел, затем Он, Агнесса.
 
Ангел пьёт чай на площадке вверху. На сцене темно.
 
Ангел. Мир угоден Богу, ну, и всё. Что тут такого неясного. Угоден он Ему! А прежде то было, что и неугоден был, и потоп. И всякое такое, после голубь прилетел, сперва один, после ещё, ну, и всё. А что света нет, это жаль /щёлкает включателем у себя на груди, света нет/. Боже сохрани, чтоб я так жил! А ещё говорится - прямо иди и светись, значит. Чем, позволь тебя спросить, я светиться должен, по-твоему? По размышлении твоём – чем? Где я свет возьму, или там, электричество это, когда кабели разведены и никакого потока частиц не образуется. Что это я сказал?.. /удивлён/ каких ещё частиц?.. Во мне всякое дело светло! И тут спорить не с чем, потому спора нет, а есть трудолюбивое пространство веры, от него всё хорошее идёт. Это же воистину так! Вот я сейчас эти проволочки возьму, ленточкой перемотаю их в этом месте, чтоб не жалились, и что?.. Свет идёт сейчас? /смотрит вниз/ Ага, сильно скрутил, надо послабже… /щелкает включателем/
 
Вспыхивает свет, густые тени и мрачные тона исчезают. Общая картина светла, прозрачна. Глубина сцены также освещена, там хлопьями идёт снег, укутывая поля.
 
Он. Вы меня удивили, признаться. Я сильно удивлён. Причём, понятно, что моё удивление слишком большая роскошь для вас, а что я чувствую при этом…
 
Агнесса. Я чувствую ваше недовольство мной и трепещу - и трепещу и трепещу. Чувства мои напряжены и всё время видят вас, знаете. Вам почём память моя досталась?.. /садится на стул/
 
Он. А, - это глубинный звук сознания. Он ни с чем не соединён бывает, так, идёт себе абы куда шёл. Тварные души к нему нечувственны.
 
Агнесса. Абы куда… Я здесь причём?
 
Он. При мне, получаетесь. Притом достаточно одной мысли бывает, чтобы я тут оказался /осматривает комнату/
 
Площадка спускается, Ангел сходит с неё, площадка исчезает вверху. Ангел заставляет Агнессу уступить ему место на стуле, садится на место Агнессы.
 
Ангел. Ну, разум мой, трепещи! Вы-с, батенька, от каких лет сюда к нам пожаловали? Я вас что-то не припомню, признаться.
 
Он. Если и мне память не изменяет, то и я вас тоже никогда не видел.
 
Ангел. А ещё бы не видел! Где уж нам с вами встречаться было.
 
Он. Да, негде. Везде, знаете, такая хмарь идёт, что при сём ангела своего разглядеть трудно бывает. Как бы вперёд глядя его увидеть возможно, а назади его нет, там всё его крылья чьи-то мысли остригают. Так что он назади не идёт.
 
Ангел. Мне давеча сон приснился. Об вас. Хотите расскажу вам его?
 
Он. Извольте. Я выслушаю.
 
Ангел. Так вот. Иду я этак себе - во сне, разумеется, - и иду. Передо мной поле лежит, ничьей рукой не возделанное, и кажется мне, что оно ровнёхонько так лежит! Прямо как воды испить мне по нему пройти захотелось.
 
Он. Интересный какой сон вам привиделся! Я, знаете, в точности такой видел.
 
Ангел. Да вы уж дослушайте, коль взялись, а после сравним такой он вам виделся или иначе. Так вот. Я, значит, на то поле ступил, прошёл шаг, два прошёл, гляжу – снег повалил, да густой! Густющий такой, что ни зги не видать стало мне. Думаю, - эх! Напрасно я тут оказался, надо мне побыстрей обратно вернуться пока далеко не зашёл; ну, поворотил я назад идти, а поле то крепко засело мне в уме. Ну, бежать я было начал от него, и что было духу побежал и тут тресь! – проснулся /хлопает себя по лбу/. 
 
Он. Да, такой сон бывает; это правда, как бы бредёшь сам не знаешь где, а как проснёшься - так уж слава Богу! дома себя чувствуешь, на месте. Так не в обиду вам будь сказано - я именно этот сон и видел, в точности он. 
 
Ангел. Чувствую неравнодушны вы, что такие сны увидеть в себе умеете. Но только, по размышлении, никак вы его видеть не могли, ибо он вам присниться не мог по причине святости тех мест.
 
Он. Ах, да! – это, конечно же так, только вот извольте видеть, тут ведь одна заковыка бывает, в которой нам с вами как раз разобраться как следует надо бы. Что тот сон мне от вас пришёл, это я признаю, сам и признаю, - а кому как не мне об этом знать. Да почему, собственно, я его видеть должен? /с изумлением смотрит на Ангела/
 
Ангел. Как бы вы что мне сказать хотите?..
 
Он. Что вы мне его сами прислали.
 
Ангел. Ну, это так говорится только! Ты уши-то заткни. /Агнессе, затем ему/ Мне то невдомёк, почему вы его в себе видели. Я вам ничего не присылал. Права такого во мне нет сны рассылать.
 
Он. Гм. Таким образом, я его своровал у вас, выходит. А иначе как бы он у меня оказался, как не через это действие?
 
Ангел. Мне почём знать! Может, и так.
 
Он. Но позвольте присовокупить к этому ещё одно замечание, в котором я соль-то и выскажу. Вы при себе сколько денег имеете тут?
 
Ангел. Я тут денег вовсе не имею. И при мне их и быть не может, так что вот.
 
Он. Не может… /Ангел чихает/ Будьте здоровы! А как же так не может? Ведь, кажется, и то золото на вас потрачено было.
 
Ангел. /Агнессе/ Что это он говорит? Я не пойму.
 
Агнесса. Он говорит, что ты из золота состоишь.
 
Ангел. Я да. Из него состою.
 
Он. Так ведь это деньги и есть на вас! Немалые притом, и небеса над вами тоже ведь из него сделаны.
 
Ангел. Да.
 
Он. Мне бы вас об одной вещи попросить хочется. Я долго ту цель метил, о каковой скажу теперь, что пришлось мне ваше небо в себе увидеть ясно, и тот самый сон в нём аккурат ко мне переместился. Я ведь знаю, что ваше дело обо мне тут не знать ничего вовсе, как я неимущий, по-вашему, получаюсь. А это, видите ли, не совсем так выходит. Это, видите ли, совсем не так!
 
Поднявшись, ходит по сцене, не обращая внимания на условные сценические границы.
 
Он. Я бы попросил вас об этом, своём, что ли. Да как просить-то! Черствы-с, не приемлют, что им и сна малого жалко от себя дать.
 
Агнесса. Ну, да погодите вы! Что вы ищете там?
 
Он. /возвращается быстро на прежнее место/ Я природу Бога хочу в себе узнать. Поймёте вы это или как. И так мне сильно это важно теперь, что я на всё готов ради таковой мысли. Мне бы только умом её достичь, а там уж я справлюсь и то дело от себя поведу. Поймёте вы или как ещё. И мне это так важно теперь узнать, что я бы на себе дом тот построил. На своём имени, то есть.
 
Агнесса. Так вот вы кто, оказывается. Строитель.
 
Он. Как хотите назвать это можно. Можно и так назвать – строитель. Ну, да впрочем засиделся я тут с вами, обоими /мельком взглянув на Ангела/. Мне то важно очень!
 
Уходит.
 
Ангел. Я тебя предупреждал, что он есть, а ты не верила всё! Мол, ерунда.
 
Агнесса. Ну, так я не говорила. Что я его видела повсюду, как бы он за мной тень ищет и в ней стоит, и всегда тебе на то указывала. Всегда. Ты не спорь.
 
Ангел. Не спорю я, какой уж тут спор. Что делать будем?
 
Агнесса. А что делать надо? Разве что-то нужно делать?
 
Ангел. А ты как думала! Раз он пришёл, то ему теперь дорога сюда открыта, как есть лежит. /задумывается/
 
Агнесса. /встаёт на колени/ Позволь мне поговорить с тобой сейчас об этом.
 
Ангел. Говори. Да только веди себя нормально - что ты в ноги бухаешься! Я смущаюсь.
 
Агнесса. Какое то поле было? Кто он?
 
Ангел. А, - этот. Мне почём знать! Я его не признаю. Только вот что он сюда наведываться будет теперь и об мысли той просить, я думаю, знаешь. Что мне чулок на голову надеть, что ли, чтоб не светиться, я не пойму! Глупо сказано, признаю. И что ещё важно, - ты уж догадалась, я вижу то! - в нём любовь к тебе идёт. Так-то вот. Только не знает он о ней в себе ничего. Ничегошеньки он не знает.
 
Агнесса. Нет в нём такого чувства. Придумал ты это от себя.
 
Ангел. Ну, а как бы он здесь оказался?
 
Обстановка меняется. Волнующиеся нежные краски бегут по заснеженным далям, рассвет. Текут ручьи, оседают снега, солнечные блики ложатся на пол и стены; плещутся лёгкие вихри в ветвях нерасцветших ещё садов; трогаются в рост поля, в лесах появляются опушки, прояренные светом. Эти картины идут на колышущихся пологах. Воздух полон пения птиц. 
 
 
Сцена 7.
 
Панорама смещается в сторону, открываются городские виды.
 
Мастер в рабочем комбинезоне несёт лестницу, выходит на авансцену.
 
Мастер. Впереди лето. Дом будем ставить /устанавливает лестницу-стремянку/. Здесь. Окна во двор, наружу фасад, без причуд велено. Так, мол, дом, и всё /поднимается по лестнице/. А вокруг – сад разбить /осматривает сверху/, чтоб железнодорожных вагонов не видно было /спускается/. Хорошо. Сделаем!
 
Уходит, уносит лестницу. Сцена поворачивается.


Сцена 8.
 
Сад, заросли деревьев на заднем плане. Полная луна, светло. Слышны весенние трели птиц. 
 
Учитель, Агнесса сидят на садовой скамейке, потом Ангел.
 
Учитель. Хорошо, что вы пришли. Я вас ждал. Моё мысленное поле искало вас, признаться.
 
Агнесса. Я тут, как вы хотели.
 
Учитель. Хорошо, что вы пришли! Вы меня слышите?..
 
Агнесса. Но ведь я… /растерянно/
 
Учитель. Я тоже так думал.
 
Агнесса. О чём?
 
Учитель. Я контрольную вашу изорвал в клочки. Вот она! /высыпает наземь груду рваных бумажек/
 
Агнесса подбирает клочки, складывает в дамскую сумочку.
 
Учитель. Лучшей похвалы нет. Вы довольны?
 
Агнесса. Вполне /продолжая собирать/.
 
Учитель. Что ж. Я рад, в таком случае. Мне просто хотелось помочь вам обзавестись хозяйством. Кажется, это удалось.
 
Агнесса. Я кукла, по вашему? Что вы думаете обо мне?
 
Учитель. Я напряг всю свою память, чтобы вспомнить о вас. Представьте, ничего не вспомнил.
 
Агнесса. Вы мерцаете. Уж не гнев ли тревожит ваши нервы?
 
Учитель. Я наивен. Гнев! Да, он засел где-то во мне, и вот я вынужден порочить вас в своём сердце. А мне так этого не хочется!
 
Агнесса. Да, понимаю.
 
Учитель. Я вышел из дома, чтобы прийти сюда, к вам, и я стал делать какие-то конструктивные мысли о нашей встрече в этом саду /смолкает, слышны птицы/ под пение птиц. Я хотел устроить вам обструкцию за то, что вы, не обладая ни силой разума, ни волей ума осмеливаетесь проникать в мои тайны бытия! Вот что я хотел вам сказать.
 
Агнесса. /закрывает створки сумочки, замок громко щёлкает/ Извините.
 
Учитель. Я подобен вам! Что вы не поймёте это никак. Мне бы с вами потолковать кое о чём надо. Ведь вы подслушиваете мою память, по сути, и это делает вас, ваш ум подверженным тем идеям или тем мыслям, которые по величине ваших минут вам просто не годны. Они не устраивают вашу память, а разрушают её. Не имей я в ушах ваших слов о себе…
 
За зарослями деревьев нарастает грохот невидимого железнодорожного состава, заглушает речь. Проносится, стихает. Деревья раскачиваются от движения воздуха.
 
Агнесса. Я поняла вас. Мне не стоит так много думать о том, о чём, по вашему мнению, мне не следует знать. Это знание делает меня невменяемой, ну, к мытью посуды, например.
 
Учитель. Экую глупость вы сейчас сказали! Ей-богу. Я не велю вам читать мои мысли, вот и всё.
 
Агнесса. Я не верю вашим словам. Вы хотите, чтобы я знала в себе ваши мысли.
 
Учитель. Ответ достойный /улыбается/. Я весь день чертил план этого дома. Мне кажется, он вышел на славу. Как вы думаете?
 
Агнесса. Я живу в нём. Я в нём просто живу /сжавшись, в напряжении, в глазах слёзы/.
 
Учитель. Вы думаете - он мог быть удачнее?
 
Агнесса. Не трясите меня за плечи! Я вас и так слышу.
 
Учитель. Хорошо /встав, рисует прутиком на садовой дорожке/. Это шар, здесь полюс и здесь полюс. Где находитесь вы?
 
Агнесса. Я думаю, в вашей душе.
 
Учитель. Заметьте! Я не сказал вам, что тоже нахожусь здесь. Как вы ответите?
 
Агнесса. Я скажу вам об этом сама.
 
Учитель. Я не намерен портить вам нервы /расхаживает/ своими изъяснениями природы мысли. Я сделаю вам подарок, всё очень просто. Будьте здесь, я скоро вернусь.
 
Уходит.
 
Агнесса. /одна/ Видите ли, мой добрый Учитель, я никогда не смела противоречить вам, я только защищалась от ваших достойных речей, не умея противопоставить им то доброе начало, которое есть во мне. Оно, конечно же есть! и это так. Я не умела жить одна, как вы мне повелели о том, признаюсь, пока истинное слово от вас, грядущего, не накрыло меня своими явями во мне и не стала я сознавать ближний свет как дальний. А свои имена преподнесла вам, не имея даже права на это. Ах! как я трудилась в себе ради вашего присутствия здесь /смолкает, молча прижимает к себе сумку/. Ну, ладно. Хорошо, что я это сказала ему.
 
Ангел. /выглядывает сверху/ Ты что сказала? Я прослушал.
 
Агнесса. Так. Одно слово.
 
Ангел. А! Это дело. /скрывается/
 
 
Сцена 9.
 
Антонов, Грек
 
По краям сцены кусты, посреди озеро, покачивается перевёрнутая вверх дном лодка, на ней Антонов и Грек.
 
Антонов. Понимаешь, я же не хотел тебя обидеть! Я просто сказал, что ты тут лишний, что особенного? Это же совершенно понятно!
 
Грек. Да, я тоже так подумал. Да я и не обиделся вовсе! С чего ты взял-то?
 
Антонов. Нет, ну, я просто смотрел на тебя и думал когда же ты уйдёшь-то наконец? А ты развёл антимонии, что я, мол, во всём Богу признаться могу, тебе не могу, а Ему могу, ну и так далее.
 
Грек. Я и сейчас это повторю.
 
Антонов. Я, положим, тоже могу! А только есть какие-то простые вещи - чего сидеть-то было? Ну, я и вспылил. Мог бы и сам догадаться, что тут дело такое завязывается.
 
Грек. Да я догадался, сказал уж. Я и собирался уходить.
 
Антонов. Ну, извини.
 
Грек. Только зачем ты мне воды за шиворот налил, я не пойму. Это ты зря сделал.
 
Антонов. Согласен. Зря, конечно. Это меня самого не в лучшем свете показало - мол, могу штуку выкинуть. Ну, в смысле натворить чего-нибудь.
 
Грек. А позволь тебя спросить…
 
Антонов. Ой, нет! Вот этого лучше не надо. Я себя достаточно знаю и так. Пить охота… /смотрит по сторонам, кругом вода/
 
Грек. Ну, хочешь, я до берега доплыву?
 
Антонов. Ладно, сиди уж.
 
Спускается в воду, плывёт, толкает лодку, придерживая шляпу.
 
Антонов. Мне бы только… понимаешь… искоренить это хотелось бы в себе… /отдувает воду, плывя/ Очень уж… в жизни… мешает… такая вещь… Понимаешь… чуть что не по мне сразу драма… какая-то… мелочь, пустозвонство… вроде бы… ан нет!.. надо с разгону брать… и причём ведь сразу всё!.. вот ведь что… а что я потом с этим всем делать буду… этот вопрос не возникает… /Грек пододвигается, лодка раскачивается/ ты там смирно сиди давай!..
 
Грек. Богу молиться надо.
 
Антонов. Ясное дело… надо…
 
Лодка утыкается в берег, Антонов выходит из воды, Грек балансирует, пытаясь удержать равновесие.
 
Антонов. Руку давай!
 
Помогает сойти на берег, лодку отталкивает на середину озера. Уходят.
 
Сцена поворачивается. Грек и Антонов идут по лесу.
 
Антонов. Такая осень! Слава Богу, что я на свет произошёл. Какая красота, ты подумай-ка! Что ж ещё и желать-то.
 
Грек. Я тебя прямо спросить хочу теперь.
 
Антонов. Ну, спрашивай.
 
Грек. Ты женишься на ней?
 
Антонов. Да ведь ты о чём беспокоишься! О себе.
 
Грек. Нет. Я о ней беспокоюсь. Она тебя любит.
 
Антонов. Хоть бы и так. Мне до её любви дела нет, она мне никто.
 
Грек. /останавливается/ А прямо ты ей об этом сказать можешь?..
 
Антонов. Могу. Зачем? Её это обидит. Я её чувства берегу.
 
Грек стоит в молчании, как будто в нерешительности. Антонов оглядывается, пройдя вперед, возвращается.
 
Антонов. Понимаешь, это как судьба, которую надо обуздать, чтобы дальше двигаться.
 
Грек. Мне всё время казалось, что ты разумен и понимаешь суть происходящего. Ну, понимаешь что к чему, что надо, что нет. А ты просто пользуешься моментом судьбы, чтобы обуздать. Ну, чтобы обловчить её.
 
Антонов. Да. Это есть. Я так делаю. Приноравливаю её к себе, можно сказать. Она меня слушается!
 
Грек. А почему ты так поступаешь?
 
Антонов. Я ни в чём себе не отказываю.
 
Грек. Этого достаточно, чтобы овладевать ею?
 
Антонов. Разумеется, так! Это же сила, приоритет силы. С ней всегда просто.
 
Грек. Может быть, она любит тебя? И потому…
 
Антонов. …отдаётся так легко?
 
Грек. Ну, да.
 
Антонов. Почему бы и нет? Вполне возможно.
 
Грек. Тогда это другое, это не то, что ты думаешь.
 
Антонов. Да какое же другое! Сила и есть сила. Я даю ей силу, а она отвечает мне знаками внимания. Это в порядке вещей.
 
Грек. Это в порядке вещей… /повторяет/. Я бы хотел подумать об этом.
 
Антонов. Думай. Я прав.
 
Грек. Ну, как говорится, долгие лета и дай Бог! Мне туда.
 
Антонов. Ты чего? Здорово живёшь! Я тебя не пойму что-то.
 
Грек. Я здесь свернуть должен. Мне вон по той тропочке идти. Так что будь!
 
Грек удаляется, Антонов один.
 
Антонов. А что тут думать? Действовать надо.

 Ложится спать на листве, накрывается шляпой, сценический круг поворачивается вместе с ним.


Сцена 10.
 
Помещение с водопроводными трубами.
 
Грек и Мастер устанавливают кран.
 
Грек. В этом разумном пространстве нет места любви, ей просто негде тут быть, поймите меня! Я размышлял об этом, и сам это понял. Она кажется чем-то выгодным, а она не такова. Она по сути своей не такова! Она невыгодна как раз, и она не может иметь никаких выгод, ей это просто не дано по приоритету силы… /запнувшись/, своей силы я имею в виду. Она не тверда, но она и не легка. Она не имеет своей воли, но её воля верховнее всех других, столь ничтожных оказывающихся рядом с ней.  
 
Мастер. Мне смеситель подай. Вон в той коробке лежит /постукивает молотком по трубе, из которой хлещет вода, вода стихает/
 
Грек. /роется в коробке, достаёт/ Этот?..
 
Мастер. Да, давай.
 
Грек приносит смеситель, вместе с Мастером устанавливают его.
 
Мастер. Придержи-ка тут.
 
Грек. /держит кран разводным ключом/ Почему же тогда память так безвольна?.. Почему она суетится…
 
Мастер. Это потому, брат мой, происходит, Богу мысль нужна, Божественные ауры идут и идут, а ловцов нет.
 
Грек. Ну, тут я с вами не согласен! Как же нет. Есть они как раз, и много есть.
 
Мастер. Вам видней. А что до меня, так я, знаете, много их видел и много речей они изглаголяли. От животной своей середины шли, а сердце-то прятали своё. Так-то, братец вы мой. Уж вы извините меня, вы человек учёный, а я-то во внешней жизни иду и это делает меня весьма приноровленным к ней, ну, как бы сказать, более, чем вы, и потому я так прямо с вами могу об ней толковать. Примостите-ка тут эту гайку /крутят вместе/. Ну, вот, дело пошло. Бездна слов дороги те устилает.
 
Освещение отключается, разговор продолжается в темноте.
 
Мастер. Ну, вот вместе-то оно сподручнее. Так, эту гайку крепче заверните, чтобы она не полоскалась. Ещё, ещё. Хорошо. Тут послабьте. Так. Ну-с… /шум льющейся воды стихает/ Вот! И ни капли лишней. Работа на плюс.
 
Грек. Здорово /восхищённо/
 
Мастер. Извольте принять.
 
Грек. Я не хозяин.
 
Мастер. Хорошая работа всякому видна.
 
Грек. /торжественно/ Принимаю.  
 
Мастер. Вот и славно. Будете довольны!
 
Грек. Да я так, пошутил, просто на миг представил, что этот дом мой и будто я в нём живу, ну, и изрёк. А вы всё-таки её хозяину показать должны сейчас… где вы? Ой! Мне кажется, вас нет… где вы?!. Вы что, - вышли? А я? Как выйти отсюда… где вы! Ау!..
Мечется по сцене в темноте, вверху вспыхивают звёзды, мелодично поют.
 
Сцена поворачивается освещённой частью.

 
Сцена 11.
 
Антонов, Эхо, затем Грек.
На лужайке среди леса Антонов. Он потягивается, проснувшись.
 
Антонов. Доброе утро, царь природы.
 
Эхо. …арь природы…
 
Антонов. Вот! /встаёт, надевает шляпу/ Это место надо запомнить. Здесь эхо.
 
Эхо. …эхо…
 
Антонов. Ну, я понял уже.
 
Из-за деревьев выходит Грек.
 
Грек. Понимаешь, я подумал вдруг ты заблудишься? и решил вернуться.
 
Антонов. Спасибо! /от души/ Ты настоящий друг.
 
Грек. Да не за что.
 
Антонов. Она что – замуж вышла?..
 
Грек. Ну, в общем-то…
 
Антонов. Не темни! Тут не место, знаешь.
 
Грек. Да я сам толком не знаю.
 
Антонов. Нет! /ударяет стеком по руке/ Это разные вещи!
 
Грек. Думаю, да.
 
Антонов. То-то /садится, где спал, сдвигает шляпу на затылок/. А что ты раньше-то не сказал! Я как дурак тут распространялся перед тобой, что мол я как бы личность недостойная…
 
Грек. Ты не так говорил, наоборот.
 
Антонов. Неважно! Суть в этом. 
 
Пауза. Грек стоит, Антонов сидит.
 
Антонов. Ну, спасай меня теперь! Что ты ждёшь?
 
Грек. Я хотел исправить твоё положение, ну, а теперь вижу, что ты в порядке, собственно.
 
Антонов. /вскакивает/ Да, я в порядке. Ты сомневался во мне! Я понял. Ты думал, что я, оставшись тут один в этом лесу, примусь канючить о своих прегрешениях или рыться в памяти, что я там такое натворил, что судьба… Однако! Вот ты же пришёл меня спасать. Так что всё не так уж плохо. Идём!
 
Молча идут вместе.
 
Грек. Ты понимаешь, что я не твёрд в своих убеждениях? и меня мучает это как-то. 
 
Антонов. Значит, я отсутствую в её жизни. Хорошо!
 
Грек. Причём здесь это? Она просто вышла замуж.
 
Антонов. /оборачивается к Греку/ Да? Ты так считаешь?
 
Грек. Да ведь ты сам сказал, что она тебе не подходит. Что она тесна для тебя и что-то вроде того. Узость, мол, тебя не устраивает.
 
Антонов. Я этого не говорил.
 
Грек. Да как же не говорил! Ты сам сказал, что ушёл от неё.
 
Антонов. Ну, и что? Это же слова. А есть чувства! Они выше слов.
 
Грек. А! Чувства.
 
Антонов. Я уважаю свои чувства. Они мне кажутся правильными. Я чувствую, что должен отнять её у того, за кого она вышла. Потому что нарушен мой чувственный мир! В нём всё происходит правильно, по моему. А это – не по моему.

Нарастает грохот железнодорожных вагонов, заглушает речь. Поднятая вихрем листва оседает, шум невидимого состава удаляется, осенний лес роняет листья.
 

Сцена 12.
Комната Агнессы, над ней парящая площадка.
Ангел, Агнесса, затем Грек, Антонов.
 
Ангел. /на площадке, мигает светом/ Что-то всё странности какие-то в ум идут, не пойму. Где-то будто бы есть такое поле - ну, я сказал поле - а в нём можно якобы себя увидеть как есть. Ну, как бы я был тот, кого вижу /опять мигает/. Интересно! Что сказать, очень интересно. И ведь действительно поле это есть. Только почему я думать о нём должен! У меня других мыслей полно - о себе, о тебе. Кстати! О тебе сперва, после уж о себе идёт… Апчхи! /чихает трижды/. Что верно, то верно. Я в поле зрения должен войти конкретно, а то мысль эта искажает что-то тут, потому что она определённо со стороны взялась и обладать чем-то хочет.
 
Спускается в комнату, сцена освещается Ангелом. Обстановка минимальна, стол, табурет, пустые коробки, упаковки, целлофановые пакеты и др.
 
Ангел. Экологическая обстановка нарушена, та-ак /осматривается/. А свинство кто развёл? почему не прибрано как следует? Что же я освещать-то буду собой?.. Где же я столько света возьму, чтобы обстановку ту воссоздать!..
 
Прохаживается, мигая светом.
 
Ангел. /садится на край сцены/ Впрочем, надо подумать крепко об этом ещё. Ведь что получается! Я как вихорь летел, летел. Прилетел. Здравствуйте!.. мне пыль из-под ваших колёс не нужна /встаёт, снова расхаживает/ это же путь! /стучит по полу/ путь, а не какое другое изделие. Что я сам, что он - это же одно! Одно и то же. Ах, да. Я забыл, кажется, встречу-то назначить, вот и не пришёл никто, а я надеялся! А я ждал! Вот ты придёшь и я скажу тебе те самые слова… те самые… те… А какие это слова? Я что-то делал тогда?.. почему они из памяти моей ушли? или это вообще не то? Ну, приземлился, на ноги встал и пошёл. Сюда и пошёл! Куда же ещё мне было идти! Мне что-то расхотелось об этом думать /садится на край сцены/. Да я, собственно, нигде и не был, пока сюда вот не пришёл /размышляет/… Фу-у!.. /морщится/ Берег тот дальний нужно оповестить, что я уже здесь, а то подумают, что в пространстве затерялся /ищет что-то на груди у себя/.
 
Агнесса. /за спиной Ангела, наблюдая за его действиями/ Это как же называется!
 
Ангел. Что?!. /вскакивает/
 
Агнесса. Мысль моя к тебе шла. Я от себя отказалась ради тебя одного! А ты вздумал со мной в прятки играть, оказывается!
 
Ангел. Я предубеждён был. Ну, пойми как-нибудь меня! Я сам сто лет об этом думал, и всё думал и думал.
 
Агнесса. И молчал!
 
Ангел. А что?
 
Агнесса. Да ты выпил, мне кажется.
 
Ангел. Даже если я выпил, это ничего не меняет между нами. Ты и я одно должны быть.
 
Агнесса. Я не согласна. Ты пьян, пойми это как отвращение к тебе.
 
Ангел. Ну, уж отвращение!..
 
Агнесса. Да.
 
Ангел. /поершившись/ Ты меня узнаёшь?
 
Агнесса. Признаться… /разглядывает его/
 
Ангел. Да я ангел твой!
 
Входят Антонов и Грек.
 
Антонов. Этот?..
 
Грек. Тсс!.. Они разговаривают.
 
Агнесса. …возможно облик твой – ангелический, но память…
 
Ангел. А что память?
 
Агнесса. В ней позитивные процессы должны идти. А если ты выпил, то, значит, всё строится из посторонних мне мыслей, наобум.
 
Ангел. Я не пил. Я просто устал. Не ближний свет!.. видишь, к тебе сюда идёт.
 
Агнесса. Не спорю. В общем, проспись сперва. После поговорим.
 
Ангел ложится среди упаковок, засыпает или притворяется, подсматривает за происходящим на сцене.
 
Агнесса. Чушь какая! Ведь всё наоборот должно быть. Это я ложусь спать, а он /указывает на Ангела/ бдит за мной, сон мой летучий охраняет и их сонмы разгоняет, легкокрылый ангел мой. А уж если что приснится… Ну, ладно. Я не спорю. Я просто хочу понять, почему это так. Отец Георгий!.. Здравствуйте, голубчик. Как я рада вас видеть здесь!
 
Грек в комнате Агнессы, Антонов в стороне.
 
Грек. Здравствуйте, дорогая. Я, признаться, по пути тут шёл и решил вас проведать. Как вы? Как вы поживаете, дорогая моя? /берёт за руку/
 
Агнесса. Ах, я очень довольна. Знаете, я перестала казаться себе неоправданно высоким пространством. Да, я перестала это делать и тогда жизнь сразу пошла на лад, вот.
 
Грек. А как же вы грезили о высших сферах? О неземных путях, при которых вам себя почувствовать здесь не удавалось? Как же вы преодолели в себе ту таинственную страсть - ах, не смею продолжить об этом! /заглядывает в лицо/
 
Агнесса. Сама не знаю, отец Георгий. Я помню говорила с вами об этом, помню я это!.. /Ангел повторяет слова/ 
 
Грек. Здесь ещё кто-то с вами?
 
Агнесса. Да, признаться. Он спит сейчас.
 
Грек. Ах! Ну, хорошо, хорошо, милая моя, как же я рад вас видеть!
 
Агнесса. А вы? Что вы?
 
Грек. Я… да что обо мне! Я преодолел невеликий путь, так. Иду, словом, по мере сил.
 
Агнесса. Вас что-то тревожит, или мне кажется. Извините – присядемте.
 
Грек. Так… а где же?.. /Оглядывает полупустую сцену/
 
Агнесса. Не погнушайтесь /подняв с пола опрокинутый табурет с протёртым сиденьем ставит перед отцом Георгием/
 
Грек. /садится/ А вы?..
 
Агнесса. У ваших ног /устраивается рядом на полу/.
 
Грек. Неловко как-то.
 
Агнесса. Это так кажется! Это в порядке вещей.
 
Грек. Я смотрю, обстановкой вы не обзавелись.
 
Агнесса. Это и есть моя обстановка. Моя личная обстановка. А вы обзавелись?
 
Грек. В разумных пределах. Позвольте вам предложить свою посильную помощь. Я тут не один, кстати, с другом. Он желает переговорить с вами, и вот я счёл уместным, что ли /осматривается, с сомнением/ привести его сюда к вам.
 
Агнесса. Ах, мне неловко, вы с другом. Я не подготовилась, знаете ли. Я…
 
Грек. Это ничего! Ничего, он свой человек, он понимает.
 
Агнесса. Простите,  что?
 
Грек. Ну, да. Я представлю вам его.
 
Идёт в глубину сцены, Агнесса на коленях в размышлении, Ангел среди коробок.
 
Агнесса. А что это значит?.. что я должна ему сказать?.. что он лишний тут и зря сюда наведывается?.. или я ничего не должна ему говорить. Он сейчас войдёт и станет тут изображать из себя реальность, как-то глупо получается, совсем не то, что я думала, совсем не то… /опускает голову/
 
Входит Антонов. Грек остаётся поодаль.
 
Антонов. А, здравствуйте! Рад приветствовать. Чем ты занимаешься? /садится на табурет/
 
Агнесса. Привет.
 
Антонов. Ты что, - пол моешь?..
 
Агнесса. Нет. Тебя жду.
 
Антонов. Приятно слышать… /оглядывается по сторонам/ А, знаешь, тут уютно! Ты хорошо устроилась, я вижу. Мне нравится у тебя. Денег дать?
 
Агнесса. /встаёт/ Да.
 
Антонов. Хорошо. Договорились. А это что у тебя там, в углу? Может, ему чем помочь?
 
Агнесса. Он сам.
 
Антонов. Ага. Понял. Сам. Сам это хорошо! Это ответственно. /хлопает себя по коленям/
 
Агнесса. Ты уже уходишь?
 
Антонов. Останусь пока. Мне с тем /кивает в сторону Ангела / тоже поговорить надо. Он давно у тебя тут?
 
Агнесса. Всегда.
 
Антонов. Разве? Я его раньше не видел /удивлён/.
 
Агнесса. Ну, как же!.. Он всегда был тут.
 
Антонов. Не знал.
 
Агнесса. Да нет, ну, погоди… /растерянно/ Это правда. Как же ты мог не знать? Я не понимаю.
 
Антонов. /достаёт из бумажника деньги/ На. Возьми.
 
Агнесса. Сколько здесь?
 
Антонов. Бери! Все твои, я не считал.
 
Агнесса протягивает руку, чтобы взять, подбегает Ангел.
 
Ангел. Минуточку! Одну минуточку!
 
Антонов. Я вас приветствую. Кажется, вы проснулись.
 
Ангел. Я – да. Очень даже проснулся! Да я и не спал вовсе, я просто так лежал, думал кое о чём. О вас, например, тоже думал. Я, признаться, рассеян очень бываю, особенно когда ем, и потому могу несколько огорошить, прочувствованное что-нибудь сказать этак невзначай, мне самому после неловко бывает. Только вы отойдите от неё теперь и деньги свои спрячьте обратно. Они у вас ведь на весу, могут улететь. В окно, например, или там ещё в какое место, а?..
 
Антонов. Приём странный /застывает на миг, прячет деньги обратно, Агнесса закрывает лицо руками/. Может, ты выйдешь отсюда? На короткое время. Я с тобой отдельно потолкую потом.
 
Ангел. Выйти?.. Да, пожалуйста /уходит, натыкается на Грека/ Ой! Извините. Вы тоже тут. А где здесь дверь? Мне выйти нужно.
 
Грек показывает дверь.
 
Ангел. Спасибо. /Агнессе/ Так я пойду, и сразу назад ворочусь.
 
Выходит.
 
Антонов. Малый с приветом, видно /озадачен/. Погоди-ка!.. /хлопает себя по пиджаку/ Я тут письма твои принёс , где-то они были /достаёт бумажки/, это не они… А, вот. Держи!
 
Передаёт Агнессе листки, она берёт, скатывает в трубочку, держит.
 
Антонов. Они, конечно же, великолепны /прохаживаться, руки за спиной/ и имеют самодостаточную ценность, ну, как произведения. Да, как произведения. Я тебе не своё мнение говорю, я их не читал, да и вряд ли буду. Так что ты имей это в виду, мнение такое есть.
 
Агнесса. Мне их жалко скрывать.
 
Антонов. Дай им ход, или ещё как-то поступи с ними, я не знаю. Мне, веришь ли, это всё /указывает на трубочку/ знать необязательно. Я уйму книг прочёл, ну, и как-то с чтением у меня застопорилось. Так что прими их назад. Без обид говорю.
 
Агнесса. А…
 
Антонов. Да нет, ничего, ничего. Может показаться странным, что я вот так обнародовал какие-то изделия из твоих рук. Ну, это только кажется так! Пойми. Всё ведь нам с тобой принадлежит, и эти письма тоже. Не будь меня, кому бы ты их писала?.. Согласись.
 
Улыбается.
 
Агнесса. Ты прав.
 
Антонов. Я знал, что ты согласишься со мной. Конечно, прав! А как же иначе /подходит близко/ Ну, был рад тебя повидать здесь.
 
Агнесса. Я тоже.
 
Антонов. /Греку/ Какая реальность! Совсем обнаглели эти господа. Я бы минуты выдержать здесь не мог.
 
Уходят, Ангел возвращается.
 
Антонов. Да! /Ангелу/ Ты давно тут?
 
Ангел. Вне времени пространства нет. Я изрёк! Теперь ваша очередь.
 
Грек с Антоновым переглядываются.
 
Антонов./Ангелу/ Если я перед тобой на колени встану и скажу – отдай её мне. Отдашь?
 
Ангел. /Чихает/ Нет, не отдам. Она, верите ли, вся из меня состоит. Так что только со мной берите.
 
Антонов. Что же ты хочешь получить за неё? 
 
Ангел. /вздыхает/ Нагоняй уж точно мне определён… Я бы вам сказал то! Отчего не сказать. Только я словом это выразить не умею. Бедны-с мы на слова нынче!
 
Антонов. Ну-ка, ну-ка… /заинтересованно/
 
Грек, Агнесса в стороне.
 
Ангел. /Агнессе/ А ты пробуй, пробуй говорить-то! что я сам всё отдуваюсь тут. Возьми и скажи - мол, я… ну, начинай!
 
Агнесса. Мол, я… Что я говорить должна?
 
Ангел. Дальше, дальше давай! Что там у тебя по плану?
 
Агнесса. По плану?.. /разворачивает листки/ Ой!
 
Ангел. Что там? Нашла?
 
Агнесса. По плану я молчу.
 
Ангел. О, Господи! Светел будь во мне. И вот всегда так! Одно и тоже, всегда. Я устал, признаться, надоело мне это, пойми! Я же не осёл какой-нибудь, чтобы силу ума прикладывать там, где просто поступить надо. Просто! пойми. Просто поступить. Дай сюда.
 
Берёт листки, смотрит в них.
 
Ангел. Ну, вот. Я так и знал ведь, что это не те письма.
 
Антонов. /подбегает, выхватывает/ Как не те?.. /рвёт, бросает, обрывки падают хлопьями/
 
Реплика. Я любил вас всей силой бушующего ветра, я бубнил эти строчки, повторяя их раз за разом, я оценивал взглядом их красоту и порядок, я добивался совершенства. Я был упрям! Это правда. Я хорохорился там, где нужно было просто снизойти. Просто я выбрал тебя, о, моё сердце.
 
Антонов. Замолчите!
 
Все молчат. Ангел прячется за спиной Агнессы.
 
Ангел. Ох!.. Сейчас будет нагоняй мне, ой! Ну, что я сделал-то такого? Ничего! Я и читать-то сам не умею. Ну, простите меня, пожалуйста! Простите.
 
Агнесса. Я не умею читать чужие письма. Простите.
 
Антонов. /опомнившись/ Да! Я забыл. Я очень мнителен бываю. Почудилось что-то странное - будто ты читаешь во мне мои слова. Это же не так! Ха-ха-ха.
 
Ангел. Фу!.. Отлегло /выходит из-за спины/. Так вот вы о чем спросили меня, а я слов как будто не нашёл. Это?
 
Антонов. Мне не нужно с тобой видеться, понимаешь? Не нужно. Ты береги его, он славный /указывает на Ангела/.
 
Агнесса. Знаешь… Постой! Я придумала ответ, я знаю ответ.
 
Антонов. Я не сомневался. Нам не о чем говорить с тобой.
 
Агнесса. Вероятнее всего, я зайду к тебе завтра. Ты ведь знаешь об этом, а я молчу, я надрывно стою тут, надеясь, что это завтра уже здесь, а этот день как пустая брешь в моей памяти, я не смог сказать тебе и сотой доли того, что буду говорить тебе во сне, в своём сне о нас обоих.
 
Антонов. Я вижу, ты стараешься уговорить меня остаться.
 
Ангел. Вот интересно!.. Занавес тут есть? Опустите его, пожалуйста.
 
Грохочут железнодорожные вагоны, звук стихает в отдалении.
 
Сцена погружается в темноту, высвечивается какое-то количество звёзд, заполняют своим сиянием небо, плывёт луна из края в край. Затем по небосклону проходит летучая звезда, оставляя след и разделяя надвое усыпанное звёздами небо, они мерцают.


Сцена 13.
Сцена без обстановки, за сценой поля, вверху облака. Это комната Ангессы, наверху площадка, скрыта.
Ангел, Агнесса присутствует невидимо.
 
Ангел. /посреди сцены, в руках лукошко/ Вот! Мне небеса те сказали надо цель свою знать, а иначе ничего не выйдет. Так они сказали. Между прочим, я её знаю, цель эту. Да, она мне известна. Внятно только одно: она хорошая, эта цель. Всё в ней хорошо! Я чувствую это, а это уже немало. Меня чувства мои не обманут.
 
Немного подумав.
 
Надо мне у тебя узнать - ты чего сюда пришла? Зачем? Что ты тут ищешь, в моём лесу, так сказать. Я сквозь цель то вижу, что тебе не понять придётся… Или я как-то не так это сказал /что-то поднимает, кладёт в лукошко/, придётся тебе не понять то, что я вижу сквозь цель... Или опять не так /вздыхает/. Ну, что я в другом измерении живу, это ты сама видишь. Я причём мало в нём живу! То есть не часто бываю виден в нём, в другом. Чаще я тут обретаюсь, как бы совершенно зря, и не то дело!.. что я словом тебя обмолвить хочу, приятным, не сомневайся, а то дело, что я чужого лесу не вижу, только свой.
 
Агнесса. /откуда-то сверху/ Долго ещё мне тут находиться?
 
Ангел. А! Сиди пока крыльями не обрастёшь.
 
Агнесса. Почему это я, по-твоему, крыльями тут обрастаю? Ты меня удивил.
 
Ангел. А… Ну как почему. Потому что там, наверху, все крылья имеют.
 
Сверху падает апельсиновая корка. Ангел поднимает, кладёт в лукошко.
 
Ангел. /продолжает/ Мне то показалось, может я и неверно сказал тебе это как ты себя знаешь и невидимое это зерцало во мне ведёшь, от себя любовь ту отнимая… Некстати я это тебе говорю! Ой, некстати. Я, пожалуй, потом тебе сказать сумею какое оно, по существу вопроса, это небо, в котором ты сидишь сейчас, а того не ведаешь сама!
 
Агнесса. А что я у тебя спросила?
 
Ангел. Ты у меня спросила почём я апельсины эти брал и в какой лавке.
 
Агнесса. Ты себя возвеличил очень. И сильно то действует тут! представь.
 
Ангел. А что делать-то? иначе ведь необычность произойти может. Терпи покуда, словом.
 
Агнесса. Что это там, комета какая-то пролетела.
 
Ангел. Это не то, что ты сказала. Это разум себя совершенствует и надо тебе это понять.
 
Мчатся снежные вихри, облака несутся прямо по полям. 
 

Сцена 14.

Комната Агнессы, наверху площадка.

Ангел, Он, Агнесса.

Сквозь небо проходит солнечный луч, падает на сцену, разбросаны апельсиновые корки. Он и Ангел, молча листающий лежащую на коленях книгу, Агнесса на парящей площадке. На задниках колышутся ткани, освещённые изнутри лучами взошедшего солнца, ветер перебирает складки, то вздымая то опуская лёгкие завесы.
 
Ангел. …ну, вот тут есть написанное про вас /продолжая разговор/
 
Он. Я так и знал!.. Так и знал! Читайте уж!
 
Ангел. /задумавшись над книгой/ Да… суть такова… - я своими словами, если позволите.
 
Он. Нет уж, лучше прочтите! Мне надо верх взять, а своими словами может иначе выйти. Может такое получится, что и не разберёшь после в чём дело было.
 
Ангел. Так ведь будет ещё только /смотрит на него/.
 
Он. Это как сказать! Я-то знаю, что будет, а оно ведь написано уже, стало быть, чья-то душа уж вся там была и для неё то прошлое.
 
Ангел. А мне что?.. Я прочту вам, и станет так. Только, если вы сами память напрягёте крепко, и сами то будете знать
 
Он. Ну, давайте же, читайте.
 
Ангел. /смотрит в книгу/ Я тут вижу какие-то значки только. Что уж мне вам и сказать то нельзя? возбраняется разве своими словами? Я перед вами весь тут как есть, и крылья вот /оглядывается на свои крылья/, а что тут написано, как-то мелко очень, не разглядеть мне.
 
Он. Вы очки возьмите.
 
Ангел. Да я сам вроде как очки, потому и спорю с вами как мне видно это. Мелковато, сияния нет.
 
Он. /подумав, через паузу/ Выходит, правда ваша /сверху падает апельсиновая корка /. А если я правду подумаю? Ну, про себя как бы?..
 
Ангел. Ну! тогда другое дело совсем. Это тогда можно и прочесть.
 
Он. Гм. Хочется мне книгу вашу взглянуть, вы позволите?
 
Ангел. Я – да. Она – нет.
 
Он. Как же быть? У кого спрашивать?
 
Ангел. /наверх/ Голос подай!
 
Агнесса. А!
 
Ангел. Ещё!
 
Агнесса. /тихо, едва слышно/ мне видно это, просто видно как ты стелешься тут туманами у моих ног, а я как будто не знаю об этом, как будто не замечаю как ты тут идёшь.
 
Ангел. /громко/ По себе-то не суди! Что ты всё по себе судишь! Это не дело.
 
Агнесса. Думаю.
 
Ангел. Это приветствуется! Думай. Я тоже подумаю.
 
Он. Я бы порок свой искоренил, может, то будущее зная, я за ним как за каменной стеной в себе живу. И то, что я прошу вас об этом прочесть мне, для меня большой силой станет и позволит мне выдержать любое испытание. А сейчас я так, никто как бы.
 
Ангел. Ну, уж порок! Это вы себе приписали. Нет в вас никакого порока. Вы область предначертания захватить хотите и тем судьбу испытать на прочность - выдержит она намеченное, так сказать, или нет. А всё почему!.. /смотрит на него с видом суровой правды/. Меры не знаете.
 
Он. Читайте уж.
 
Ангел. Хорошо. Я прочту /читает/. Многое будет сказано вперёд в этот день. Многое произойдёт по сказанному, только дверь откроется и всякий войти в неё захочет, но не всякому дано это всхождение, /по слогам/ да, вс…хождение будет, ибо как узок вход в неё и неровен. Вот.
 
Он. А что обо мне написано?
 
Ангел. Это и написано.
 
Он. /разочарованно/ Признаться, я другого ожидал. Признаться по правде я другого хотел услышать…
 
Ангел. Я предлагал своими словами, вы отказались.
 
Агнесса. Отдай ему эту книгу. Отдай сейчас! Пусть возьмёт и идёт с ней куда ему надо. А меня выпусти отсюдова!.. /бросает апельсиновую корку, Ангел подбирает, кладёт в лукошко/
 
Ангел. /ему/ Верите ли, я решил, что надо вам эту книгу отдать сейчас. Берите её и ступайте себе с Богом. /наверх/ Так?
 
Агнесса. Снимите меня отсюда.
 
Ангел. Согласен. /ему/ Тут, видите, одно дело есть небольшое до вас.
 
Он. /почти взяв книгу из рук Ангела/ Нескромно это с моей стороны будет от вас подарки принимать, - так нежданной награде судьба радуется. Премного благодарен /тянет на себя, Ангел удерживает/ 
 
Ангел. Вы туда посмотрите прежде /указывает наверх/
 
Он. Вы мне велите в небеса прежде взглянуть и узнать достоин ли я…
 
Ангел. Проще надо быть!.. /выдёргивает книгу из его рук/ Вон лестница, помогите спуститься.
 
Смотрит наверх, Агнесса машет ему рукой. Приносит стремянку, помогает Агнессе сойти. Ангел вручает книгу.
 
Ангел. Можно процитировать.  Вы себя осознаёте способным на это?
 
Он. Я плыл в памяти твоих минут… Ох! В жар сразу бросило.
 
Ангел. Ну, не знаю как вы здесь будете. Вы хоть читать-то вообще умеете?
 
Агнесса собирает апельсиновые корки, складывает в лукошко.
 
Он. Мн… что ж… Должен ли я испытывать признательность за это пробуждение в моей памяти некоторых фигур. Ведь я их не знаю.
 
Агнесса. Я их вам дарю. Признаться, я их тоже не знаю. Они вместе с книгой прилагаются, так что берите, они вам пригодятся, я думаю.
 
Он. А как я с ними общаться буду? Я их языка не понимаю.
 
Агнесса. Они сами сумеют выразить то, что им нужно.
 
Он. Хорошо ли это, то, что я сделал. Я в сомнении нахожусь.
 
Ангел. Извините, я бестактно скажу вам это. Вы и не сделали ещё ничего, а уже в сомнении.
 
Он. Как же ничего не сделал! Весь день трудился, без усилия, правда, но трудился же! 
 
Ангел. Если вы передумали книгу брать, как вы к тому стремились, помнится мне, и затем пришли, чтоб об ней просить. Да ещё присловие было мол, на имени своём тот дом поставлю и от себя дело поведу.  Короче, не хотите брать, не берите.
 
Агнесса. А…
 
Ангел. Помолчи покуда - я то помню! Как не помнить, да ещё сном моим меня же попрекали, видели, мол, таковой же, а я вам сказал, что вы оттого его видели в себе, что хотели бы лучшее небо знать.
 
Он. Вот и вы меня опять попрекаете. Что же я, по вашему, получаюсь совсем обескуражен.
 
Агнесса. Это я виновата. Я никогда не думала, что вы сможете приблизиться ко мне настолько, и потому только возмечтала, что могу быть вам нужна хоть на какой-то миг, один маленький ничтожный миг и что он ляжет в мою память небольшим корабликом этаким словесным, словесной игрой во всеприятие любви, и что вы придёте и скажете позвольте предложить вам руку, а я сойду к вам со своих высот, чтобы улучив этот миг, тотчас подняться ещё выше и так жить, постепенно истощаясь в своём удалённом отсюда сознании. У меня представлений нет о чудесных свойствах человеческого сознания быть вместе с тем, кого любишь /смолкает/.
 
Он. Вы, кажется, сказали то, что я сам думал.
 
Агнесса. Да, это так.
 
Он. Могу ли я чем-то быть обязанным вам за это произведение.
 
Агнесса. Я понимаю, что вы не имеете славы и хотите её иметь, как бы невзначай, как бы она сама к вам пришла, и я при этом присутствую.
 
Ангел садится на просцениум, вынимает из лукошка апельсиновые корки и складывает горкой.
 
Он. Во мне чревоугодие всякую волю превзошло, и мне кажется, оно погубило то лучшее…
 
Ангел. /вскакивает, разрушив горку из корок/ Вот! оно само вышло ведь, прости, что ли, само попросилось на свет выйти!.. Я так рад! Ты себе не представляешь даже. Как бы я оклад получил.
 
Ангел бежит в глубину сцены, в марево снежной бури, мчащейся по цветущим полям, сцена заволакивается.


Сцена 15

Ветер стихает, рассыпаются солнечные блики. Вагон ресторан в поезде на ходу.

Грек, Антонов, затем Он

За столом Антонов и Грек.
 
Антонов. Абсурд получается. Принципиально если сказать, то это абсурд. Я выхолил своё я до такой степени, что мне теперь жалко с ним расставаться! А ничего не поделаешь, придётся её отдать этому идиоту.
 
Грек. Ну, зачем ты так говоришь. Он вовсе не идиот, он прикидывается. Знаешь, это ведь удобно - самостоятельно мыслить не надо, за тебя всё решают. Ну, и выходит, что ты всегда прав. Причём принципиально прав, и это не абсурд. Эта жизнь так устроена, что в ней всё существенно может быть, и благое, и не благое, и как обновление пути, может быть, есть благо.
 
Антонов. Нет! Я не согласен с тем, что ты говоришь. Это не благо, это разрушение пройденного - мной лично пройденного с ней вдвоём. Оно кружится где-то там /неопределённо указывает / в глубине души и имеет значение для меня. А я сам-то всегда здесь. И если оно там /указывает/ разрушено будет во мне, то здесь я потеряю эту форму своего сознания, стану недовольным, крикливым образом самого себя! Пойми ты это. Мне это не нравится.
 
Грек. А что там, по-твоему, разрушено? Там всё как было, так и осталось. Там ничего не изменилось.
 
Антонов. Ну, это тебе кажется так. То есть ты так хочешь, чтобы там было то же пространство, в котором ты жил когда-то будучи уже учеником здесь. Так не бывает, прости. Так суетный мир судит о себе - мол! что там было, то пусть здесь не идёт, потому, мол, что оно мне там не нравится… эх!.. А мне нравится как раз. Там мне всё нравится, оно надёжно там устроено, ничего лишнего, минута в минуту.
 
Грек. Как же ты так решил? Я не пойму.
 
Антонов. А так! просто очень. По времени бегут волны как раз отсюда туда, и что я здесь приму как решение, там станет моим нововведением и там эти волны, бегущие отсюда, будут творить чудеса. Ну, ты, я смотрю, недоволен тем, что я говорю тебе.
 
Грек. Мне, в общем, это всё равно, я тебя не понимаю. Обыденность сосуществует в нас с порядками больших воль, и чем ты докажешь, что там всё изменилось? Или не изменилось? Или стало лучше, по-твоему, а по-моему хуже? или наоборот, опять-таки.
 
Антонов. Мне это вовсе неинтересно знать, хуже или лучше - это кому?.. Приостановив мгновенье в своей памяти мы всегда думаем в чём его красота, или не думаем совсем, а так, рот разеваем на него, что само по себе глупо, потому что, пойми, придирчиво осмотрев какой-нибудь миг в своей памяти, мы можем понять его причину возникновения, а раз так, то нечто может быть приноровлено к нам самим…
 
Грек. /уклончиво/ Возможно.
 
Антонов. /продолжает/ …и изменено по нашему усмотрению. Желанию, я хотел сказать.
 
Грек. Прекрасно! Хозяин положения ты, и ты можешь менять там всё, что тебе заблагорассудится. Страшно это.
 
Антонов. Может быть, ты прав кое в чём. Я не волен делать это, я просто так думаю, что это возможно для нас. А вообще-то я бы хотел понять волю Божью о себе тут, что-то о себе самом такое, что привело бы меня к большему, чем я есть. Я более адекватен этому большему, я чувствую это сам, и прими мои слова таковыми как они есть, ни больше ни меньше. Я только то, что я чувствую в себе, а раз так, значит знания мои о себе столь малы, столь ничего не стоят, что я даже и не верю им.
 
Грек. Ты полон самомнения, это душит в тебе Его волю. Ты не знаешь о ней ничего, потому что впереди у тебя я, твоё я, и нет никакого места для Него. Как Он скажет тебе кто ты, если ты бредишь собой самим в бесконечности своего образа в себе самом?
 
Антонов. А он бесконечен?..
 
Грек. Он как зеркало - ты смотришь в него, он смотрит в тебя и вместе вы образуете некий ход души во времени, в котором ты – зеркало себя самого. Ну, я так думаю.
 
Антонов. Это порочное пространство? Что ты скажешь?
 
Грек. Это не пространство вообще. Постарайся понять.
 
Антонов. Я понял! Это полученный результат, это вообще ничто и нигде, только во внутренних мирах я и живу, значит, по-твоему. А в них пусто, голо и никого нет, кроме моих карьерных соображений.
 
Грек. Я не хотел тебя обидеть. Извини меня.
 
Антонов. Брось! Ты меня обидеть, чем? Я же пустышка. А даже если ты меня и обидел, Бог простит. Он всепрощающ. Помолись Ему обо мне.
 
Грек. Если бы я мог это сделать, то помолился бы.
 
Антонов. Нет, постой - не говори так! Почему ты не можешь молиться обо мне?
 
Грек. Ты понимаем мною как-то в себе и, может быть, то, что ты делаешь, и есть Его воля.
 
Антонов. Ты боишься просить Его обо мне?
 
Грек. Я не сказал этого.
 
Антонов. Что ж, значит, по твоему я недостоин твоей молитвы.
 
Грек. Я и этого не сказал.
 
Антонов. Прости. Я посредственность, я фигурант! Я недоделок, я выбрал тебя и попросил о себе! Ты отказал мне в этом сейчас. Ты просто сказал – нет. Ты приукрасил своё нет! Ты обошёл его, это нет! Я стал никто теперь.
 
Грек. Ты обижен я чувствую моим отказом молиться о тебе.
 
Он. /присаживается за стол/ Давно слушаю вашу беседу, позволю себе вмешаться. А вы бы хотели послушать мою историю? Ну, так вот, прямо сейчас? Я вкратце изложу.
 
Антонов и Грек переглядываются.
 
Антонов. При чём здесь ваша история? Вы порицаете нашу беседу?
 
Он. /машет руками/ Упаси Боже! чтоб я кого-нибудь порицал, мне такое и в голову не придёт. Я хотел только навязаться вам в собеседники сейчас, ибо как вижу, что пора это делать. Обширность замысла Божьего ума мне недоступна, да я и не стремлюсь, знаете ли. А так вышло, что я стремление это получил, вас здесь слушая. И мне как следует его понять хочется, для того я и решился историю вам свою поведать.
 
Антонов. Чья-чья это история? Я недослышал.
 
Он. Моя. Она… Про женщин буду говорить с вами.
 
Антонов. А, давайте! /Грек кивает /
 
Он. Этак лет семнадцать тому назад встретился я с одной девушкой. Она, к постыдному моему признанию, ничем мне не подошла, ни красотой своей, никакими умениями. Ничем она не отличалась для меня от всех прочих особ женского пола. А после так получилось, что я её опять встретил, и тут она мне приглянулась и по сердцу пришлась. И стал я к ней хаживать, да-с. Как приду было, так память заболеет, и всё ноет, ноет, знаете ли – иди к ней опять, она полюбит тебя.
 
Антонов. Интересно! Главное, что не выдумано.
 
Он. Какое! Такого придумать невозможно. Ну-с, далее говорю вам об этом. Я при температуре был, когда привиделось мне, что она рядом стоит и очень меня жалеет, и так жалеет, что я тотчас от болезни своей оправился. А потом ещё дело было. Я принёс ей подарок, такой, знаете ли, небольшой - в картонке ангел сидит с крылышками и по часам воду льёт. Что ни час, то воды прибавляется, а как полночь стукнет, так вода уходит и снова всё начинается. Она те часы приняла, а ангела моим именем назвала… /смолкает/
 
Антонов. Что это вы замолчали?
 
Он. Я, знаете, подумал - не надо вам это знать обо мне. Оно ни к чему вам, это знание. Оно лишний повод даёт посмеяться вам обо мне, ну как я посмешищем быть не желаю… Это понятно может быть.
 
Грек. Почему же, в таком случае, вы затеяли этот разговор с нами?
 
Он. Я вашу беседу подслушал, как я сказал уже, и понял, что вы о себе тут молчите. Ну, и решил помочь вам то сказать.
 
Антонов. Что?..
 
Он. Что вы ту женщину любите сильно, а она вас молчанием обходит и нету вам от неё никакой силы, а хотели бы иметь её ведь, я думаю.
 
Антонов. Вы позволяете себе что-то лишнее.
 
Он. Нет. Лишнего тут ничего нет. Я с вами по совести говорю, от себя идя – ну, как бы о себе говорил тут, да только вы не краснейте!.. ну, и покраснели уж, я не хотел вас в краску вгонять, поверьте. Ну да раз пришлось, я ещё вам вот что скажу между нами - перед мыслью всегда дорога бежит, да пойти по ней самому надо. Мнимое, оно назади свои дела вершит, а что впереди, то самому увидеть желательно…
 
Уходит.
 
Антонов. Постойте! Вы не договорили что-то.


Сцена 16.
 
Грек, Антонов.
 
Аллея, перспектива уходит в глубину, кроны деревьев медленно поднимаются пока не установятся, три столика, памятник победе в виде огромного плаката, уходящего вверх и теряющегося за чертой неба, половина фигуры скрыта.
 
Множество лиц отражаются на стенах и полу, перемещаются, отдаляясь и приближаясь.
 
Грек. Ну, и что ты сделал?..
 
Антонов. Я написал ей письмо, то самое. Вот оно /вынимает из пиджака/
 
Грек. Прочти.
 
Антонов. Я не помню в точности, оно потеряло свой смысл для меня как только я его отправил. А потом я вспомнил, что забыл положить его в почтовый ящик, так оно сохранилось. Да я тебе его сто раз уже читал.
 
Грек. Ну, может, я и забыл, что там написано, только ты прочти его ещё раз.
 
Антонов. А, ну, пожалуйста. Я буду читать в очках, ты не возражаешь?
 
Грек. Прочти в очках.
 
Антонов. Так… Слушай, - только внимательно, а то я буду сбиваться. Ты же знаешь, я всегда сбиваюсь, когда ты невнимательно слушаешь.
 
Грек. Хорошо. Я буду внимателен.
 
Антонов. «Мне приходилось…» - тут стёрто немного, - «больно бить себя по щеке, чтобы вымолить себе прощение». Понимаешь?
 
Грек. Ну, да. Дальше читай.
 
Антонов. «Мне было до слёз обидно, что я не смог достучаться до твоего сердца и оно молчало». Как невыгодно это!.. - до слёз, – обидно, – молчало… Чепуха! прости.
 
Грек. Читай-читай! я наизусть помню, так что ты правильно понимаешь.
 
Антонов. «Мне казалось» - ему казалось!.. то есть мне, собственно, казалось – «что какая-то сила ведёт меня к тебе, и я шёл». Почувствуй здесь, в этом письме могут быть какие-то усилия дать ей понять, что я не оставлял её одну! Ты веришь, что я этого не делал?
 
Грек. Конечно, верю. А как же. Она всегда была рядом.
 
Антонов. Верно! Читать?
 
Грек. Читай.
 
Антонов. «Я жил надеждой на нашу встречу».
 
 
Сцена 17.
 
Сцена поворачивается вместе с деревьями. Комната Агнессы.
 
Агнесса, Ангел.
 
Агнесса на стуле, Ангел в отдалении.
 
Агнесса. Я читаю! Ты слушаешь меня?
 
Ангел. А зачем мне тебя слушать? Ты, по-моему, бредишь уже.
 
Ангел прохаживается в глубине сцены туда-сюда.
 
Агнесса. Мне поговорить с тобой надо кое о чём.
 
Ангел. /подходит, садится слева от Агнессы/ Я ведь верю, что ты меня полюбить сможешь.
 
Агнесса. Мне надо поговорить с тобой кое о чём!
 
Ангел. Хорошо /переходит, садится справа от Агнессы/.
 
Агнесса. Ты волнуешься обо мне?
 
Ангел. Я небо волновал, а сам-то я так, при сём был.
 
Агнесса. Так. /переходит в глубину сцены/ «Приятен мне голос твой был, издалека мною слышимый, приятен и теперь. Образы те сердце тревожили во мне, о любви чьей-то просили, просят и теперь, во мне ангела моего смущая».
 
Ангел. Во мне Ангела моего смущая!.. Это ты хорошо сказала и я, признаться, рад этому. Я на крыльях полечу! Я буду память волновать там, я буду дождь, снег, ветер!.. Я буду выразителен как никто!
 
Агнесса. Ну, хорошо. Никто – это кто?
 
Ангел. Это моя душа… или нет. Нет, нет! Это вообще, просто так говорится - как никто.
 
Агнесса. Это неразрешимо во мне. И что я делать должна, раз никто тут волею твоею управляет во мне? Скажи.
 
Ангел. А, - да. Ты права. Я об этом совсем не думал. Ни разу ещё. Почему так вышло, что я никто… Так стало быть и ты тоже никто. Мы с тобой одно целое из себя представляем. И это просто сцена такая движущаяся, мы с тобой ездим на ней. На деле-то ничего ведь не происходит тут с нами.
 
Агнесса. Вероятнее всего, какая-то ошибка закралась, непроницаемая для меня ошибка. Ты видишь её, а я нет. Не вижу.
 
Ангел. /вскакивает/ Вот эта ошибка! Тут она вся.
 

Сцена 18.
 
Антонов, Он, Грек, затем Агнесса, Ангел.
 
Вагон ресторан.
 
Антонов. Погодите! Вы не договорили что-то…
 
Он. /возвращается на прежнее место/ Да, не договорил. Мне ведь долго ждать пришлось покуда вы меня выслушать захотите. Вот, время то вернулось, и теперь вы готовы дослушать, я чувствую.
 
Антонов. Какое время?.. /нервно/
 
Он. Ну, - то.
 
Антонов. /Греку/ Что это значит? Ты понимаешь?
 
Грек. Так. В общих чертах.
 
Антонов. Вы нас где-то видели? Почему вы подсели и стали свои истории рассказывать? Разве я вас просил?
 
Он. Что-то не припомню. Вряд ли вы просить меня могли, как вы о них не знаете ничего. А подсел я к вам потому, что жалость испытал. Ах!.. да непомерную такую жалость к прошлому уже в вас-то. Вы там сильно опечалили одну душу, и она - приятно то вам будет сейчас - о вас помнит в себе по сю пору. А сказать по правде, то она для вас совершенство своё готовила, чтобы вы уж пришли к ней и по правую руку от неё встали. Ну, как полагается при таких случаях…
 
Агнесса. Где же эта ошибка?
 
Ангел. Ну, сейчас, сейчас, погоди.
 
Он. /продолжает/ потому как она в вас души не чаяла, что называется. Не открылись вы ей, батюшка, и вот так долго дни те потекли как бы загодя заготовленные, за неимением других в той душе, от которой вы отвернуться изволили. И по сей день текут. А что вы хотите спасённым себя считать, по произволу и без радости так живёте, так то вас душа та косвенно касается и нехотя вы ей дань отдаёте. Как бы из ничего сами-то состоя, ничем и отдаёте.
 
Агнесса. А что это?..
 
Ангел. Это такая проекция, она в памяти идёт, ты не бойся.
 
Антонов. Вам так пришлось меня понять. Что ж! я не возражаю. Пусть будет это. Только вы сокровенные мысли мои читаете, так что будьте уж честны сами-то. Я не с тем вас возвратил на это место, чтобы вы поясняли мне кто я есть, о чём мне самому известно вполне, и из чего я состою...
 
Ангел. Ну, хочешь, я им покажусь сейчас?
 
Агнесса. Уйдём-ка, мой друг, отсюда.
 
Сценический круг поворачивается.
 

Сцена 19.
 
Ангел, Агнесса, затем Учитель.
 
Агнесса и Ангел идут вместе с вращением сценического круга.
 
Агнесса. Признаюсь тебе, я слышать это не могла. Да и какое я право имею слышать это в себе? Никакого. Ты меня простишь, что я так долго думала об этом? Простишь?
 
Ангел. Я сам могу сказать теперь, во мне же волны шли, и даже безо всякого права на то я их слышу в себе. Просто они во мне отражались, я им сродни /идёт, заложив руки за спину/. Ты думаешь - без чести жить невозможно, трудно жить без чести. Я же слышу это. Ну, и ещё пойми одну вещь, некое единство воль всё-таки существует в нас с тобой. Я назад идти не хочу, как и ты, а только вперёд, и стезя та один раз даётся любому человеку. Кто бы он ни был, хоть ты, хоть я. Мне так дано, а тебе по-другому. Ну, по-своему каждому, а вместе-то мы одно.
 
В глубине сцены появляется Учитель, Агнесса и Ангел приближаются к нему вместе с кругом.
 
Учитель. А! вот вы где. Я вас искал было.
 
Ангел. Поймёте ли вы моё волнение, я не знаю…
 
Агнесса. Добра желаю! Я рада вас видеть.
 
Учитель. Я тоже. Я непременно выскажу своё мнение. Для вас оно будет неожиданным /сходит с подиума, становится рядом, круг продолжает двигаться/. В нашем мире грёз мы всегда желаем быть окрашенными в лучшие тона, и это правильно, ведь мы не ищем отступления, мы просто идём в каком-то направлении, которое кажется нам лучшим как качество жизни, или как качество любви. Да, любви, я так сказал, и это тоже справедливо, ведь в нас строится иной мир, чем мы видим в очках воли, обладающей способностью проникать в наши умы здесь. И ещё вот что. Перед нами светлый путь лежит где-то в глубине душ. Я бы хотел направить вас по нему, это моя задача, а не вашего эго, которое отчаянно барахтается сейчас во времени, которому оно принадлежит будучи уловляемым. Будьте любимы! И это первое моё утверждение здесь. Я верю в любовь как в очистительное начало души, вечной, не испорченной ничьими помыслами о ней как о сточной канаве двух душ - в одну вливается, в другую, так сказать, выливается. Я не верю также ни в чьё добровольное отдание себя силам недобра здесь. Оно никогда не бывает добровольно, в этом суть заключена для меня, вы найдёте её, я уверен. 
 
Агнесса. /Ангелу, шепотом/ Трудись  давай, а то ты память ворошишь, а дел нет, что я тут стою, по-твоему? Смысл сказанного ищу ведь.
 
Ангел. Проси обо мне.
 
Агнесса. Мой добрый Учитель, моя память предлагает мне задачи, и я невольно лечу мыслью к вам, тотчас лечу! Мне нужен ваш ответ.
 

Сцена 20.
 
Комната Агнессы.
Ангел, Агнесса.
 
Ангел. Хочешь, скажу кто я?..
 
Агнесса. Скажи.
 
Ангел. Я это ты. Слышишь меня?
 
Агнесса. Да.
 
Ангел. Понимаешь, я же привык, что ты думаешь обо мне. Вот я и решил, что за тобой надо идти. А так-то могу и не идти, а могу и идти. А могу идти и не идти.
 
Агнесса. Ты есть. Это важно. Я же поняла это.
 
Ангел. Поняла она! А знаешь, сколько времени тут прошло! Я с тобой поравняться хочу - ты догони меня, что ли.
 
Ангел то бежит на месте, то стоит в глубине сцены в световом круге.
 
Ангел. Трудись! постичь невозможно иначе, как через труд в себе.
 
Агнесса. /садится, колченогий стул покачивается/ Я ни чему не возражаю.
 
Ангел. /берёт из темноты такой же стул, садится/ Диалог будем вести. Я потому так труден тебе для понимания, в твоём же окне видимый…
 
Сверху падают апельсиновые корки.
 
Ангел. /вскакивает/ Одну минуточку! Это путаница какая-то. Там кто-то есть? /направляет луч наверх, никого не обнаруживает, апельсиновые корки продолжают сыпаться/
 
Агнесса. Это разум свои доли чистит.
 
Ангел. Ты что хочешь этим сказать мне? Я сильно поле сжал, сильно его собрал тут.
 
Агнесса. Мне кажется, ты занимаешь позицию, которая тебя ни к чему не обязывает /падает корка/. Ты скрыт и непостоянен одновременно, но ты есть.
 
Ангел. Ну, да, да, есть. Я есть и ты есть. А менее всего я понят тобой, менее всего!
 
Агнесса. Я тебе не указ. Что я думаю, то тебе доподлинно известно. Всякая мысль моя в тебе сама проявляется и всякую ты разобрать умеешь /отбрасывает апельсиновую корку, упавшую рядом/.
 
Ангел. Вот мне тоже всё так происходит, пойми! Я же не нарочно так делаю. Я посреди неба стал, как казус пространственный, и полон мыслей твоих. Обо мне же они. Я ничем тебя заслонить не хотел. Как ты обо мне думаешь, так я и есть.
 
Агнесса. Что это ты говоришь мне?
 
Ангел. Я говорю тебе, что ты сама слышишь, как я сам того не желая, во всём тебе подражание имею.
 
Агнесса. Я бы хотела понять тебя.
 
Ангел. Хотела бы она понять… /поддевает ногой корку, упавшую в его сторону/ Да разве я скрыт от тебя!
 
Агнесса. Этого нет /задумчиво/.
 
Ангел. Мне снилось, что я как чудо тут живу, понимаешь? Уму-разуму не подчиняясь. А какое я чудо, ангел и есть. /садится/ Ты думаешь, я без перспективы для тебя иду, так, крыльями машу туда-сюда /машет/ для показу, а сам как вроде звено, отдельное такое звено в цепи эволюции, и нечем мне себя доказать бывает! Как бы я бездоказательный был и по мне босыми пятками ходить можно. Ну, вообще так говорится - мол, никто он и нечего на него внимание обращать даже. А это не так. Перед тобой дорога лежит. Я, что ли, по ней идти должен, как по твоему?
 
Агнесса. Ну, путь ты на меня возлагаешь тут. А каков он?
 
Ангел. Путь твой таков, что по нему самой идти нужно. Вот он каков.
 
Агнесса. А ты? Что при сём делать будешь?
 
Ангел. Я при сём ангел твой. Что я при сём… /шуршит крыльями/ Мне как-то странен твой вопрос показался, знаешь! Очень даже. Я легкокрыл? Да, я легкокрыл и мне лететь проще, чем это тут вот /топает ногами/ А прими ещё во внимание, что я сам путь, и что получится.
 
Агнесса. Скажи.
 
Ангел. Получится вот что. Я буду лететь, ты идти.
 
Агнесса. А! Ну, да.
 
Ангел. Начинай.
 
Агнесса. /подумав/ Может, я ещё путь найду.
 
Уходит. Колченогий стул, апельсиновые корки на полу сцены.
 

Сцена 21.
 
Ангел, кошка.
 
Ангел. Мне тебя жаль очень и потому я жандарм как бы для тебя тут. Всё охраняю, охраняю от всех сил какие тебе самой нужны /ходит по своему кругу/ а, может и не нужны. Может, это прелесть во мне говорит, каковая тоже ведь силу имеет /смотрит наверх, откуда падают корки/ Эй там!.. У тебя совесть есть?
Поначалу я так расхлопотался, что и время не заметил как прошло, а оно прошло, между тем, время это. А полные небеса шли! Разве не было, скажешь? Было. Ого! Могучие крылья имел я в них, и сила ветра была такова, что полюса смещались, и так было тоже. Что это со мной? Уж не заговариваюсь ли я?.. /щиплет себя за подбородок/ Веришь ли ты мне? Мои речи полны смысла, твоего, причём /садится на стул, сверху на него падает корка, вскакивает/ Так вот что! Я догадался, кажется…
 
Вращает крыльями, образуется вихрь, поднимается вверх, сценическое пространство «уплывает», замещаясь на другое, полное сияющих точек небесного свода, он летит среди звёзд.

…что мне тут велено упорядочить кое что. Кое что это такая, видишь, плоскость ума, которая отчасти во мне идёт, а отчасти к тебе отношение имеет. А вообще-то она неведома никому /трогает руками лампочки, изображающие звёзд, некоторые подкручивает, они вспыхивают, по небу пробегает кошка/ Стой!.. /хватает её/ тебя кто сюда пустил? /гладит, спускает на землю/ Вот она, бесхозность, никому дела нет, никто сюда и не заглядывает, не то что время проводить. Во всём правда выражена должна быть, а как ей себя выразить, если тут половина не горит /вкручивает новую лампочку вместо перегоревшей, вынимая из одежды, она ярко вспыхивает/. Веришь ты мне или нет, я не знаю, только во всём этом некая воля идёт, да откуда ей взяться-то!.. /вспыхивает ещё одна лампа/ А вот откуда. Мы с тобой по силе живём, так ведь, а одна, бесхозная, всюду рыщет как бы ей сюда-то вот пройти. А что ты думаешь, я не знаю о том? Знаю. Я её собой скрадываю и стесняюсь тебе сказать о том, а ты как вещь в мешке… Тьфу!.. опять болтаю. Во всяком случае, надо разобраться с ней кто такая, откуда она тут взялась. Мне нужно тебе одну верную вещь сказать, ты возьми её в толк. Покуда мы тут с тобой баюкаем друг друга разными представлениями об одном и том же, моя воля с тобой ассимилируется, и я значимо так предъявлен получаюсь для тебя, совершенно как бы ниоткуда, понимаешь?.. Я сам с неба пришёл - са-ам! Сам значит по своей воле это сделал, и не от слабости, а от другого, совсем от другого.
 
В небе появляется отверстие, сияющее сквозь теснины облаков, из него возникает рука и тащит Ангела за край одежды.
 
«Эй!.. эй… поосторожней там!..» с этими репликами он исчезает вслед за схватившей его рукой. После паузы светящаяся дыра в небе затекает облаками и освещает открывшуюся сцену. На ней стоят Антонов и Грек.


Сцена 22.
 
Антонов, Грек.
 
Антонов. Понимаешь, я хотел понравиться, когда деньги давал. Всё очень просто - деньги это власть над душой. А тут этот подскочил…
 
Грек. Душу вымаливать дело непростое.
 
Антонов. Знаю! /прохаживается, заложив руки за спину/ Знаю, как не знать.
 
Грек. Ну, а что же ты тогда прежде коня корм предлагаешь взять. Надо же сердце открыть прежде, а после уж о заботах речь вести.
 
Антонов. Ловок ты на словах! А ты в моё положение войди - как я буду ей сердце открывать, если у меня его с собой нет.
 
Грек. Я в твоё положение войти не посмею, извини уж. А коль ты без сердца всё это дело учинить хочешь, тогда, конечно, деньги это первое. Ими так забрать можно, что своя воля с копейку покажется.
 
Антонов. Ну, вот и то-то и оно что. Я всё правильно сделал, правильно, и я знал, что это правильно.
 
Грек. Если так, что переживать? Зайди, скажи, мол, я прав.
 
Антонов. Шутишь!..
 
Грек. /с удивлением/ С чего это ты взял? Зачем мне шутить с тобой. Какая польза от твоего поступка? Да нет её. Перепугал, да ещё как. Сам оконфузился, послушался этого доброхота, а ты, между тем не знаешь кто он ей.
 
Антонов. Ну, кто? По твоему – кто он ей? Я вижу, у тебя сомнения.
 
Грек. Что ж… Может быть, я и сам желал бы это знать.
 
Антонов. Странно ты говоришь. Что значит сам бы желал знать? Объясни мне это сейчас.
 
Грек. Я чувствую, веришь ли, что это ангел.
 
Антонов. Ах, да ангел!.. Какой там ангел, ангелы на небе живут, насколько мне помнится.
 
Грек. Да, это так. Но только чувства мне подсказывают это он.
 
Антонов. Предмет для разговора бесполезный. Ангел сущности не имеет своей, как он может воплотиться? Ты Бога хулишь.
 
Грек. Божественная природа велика.
 
Антонов. Сам знаю! Только это не правилам.
 
Грек. А что уму недоступно, то всегда не по правилам выходит.
 
Антонов. Короче говоря, ты мне рекомендуешь снова к ней идти. Хорошо! Я подумаю.
 
Сценический круг поворачивается, унося стоящих на месте двух друзей. Хлопьями падает снег, густо устилая следующую сцену.
 

Сцена 23.
 
Две запорошенные снегом фигуры (возможно Антонов и Грек), затем Ангел.
 
Переговариваются в снежном мареве, видны их абрисы среди заснеженных могучих елей.
 
«Тут следы!.. кто-то шёл, значит.
 
«Да это мои.
 
«А!.. верно, твои. Река где?..
 
«Там!
 
«Ой ли.
 
«Там, там. Идём.
 
«Липкий.

«Понимаешь, ничья воля не заставит тебя жить иначе, если ты сам не захочешь этого. Ничьё сердце не стукнет в твою грудь, если ты его не позовёшь.
 
«Ах, я осёл по твоему, и сублимация моё кредо.
 
«Плюнь ты на неё. Это кокон, просто кокон, нету никакой сублимации. Есть тайна, а этого нет, величина примитивная до оскомины. Постижение тайны вот дело, а это так, от людских причуд ведь.
 
«Постой-ка, мы кружим опять. Вот следы, мы шли тут.
 
«А, да.
 
Снежное облако редеет, в нём Ангел, оглядывается по сторонам. Непомерно большой.
 
Двое не видят его.
 
«Мы тут шли, я портфель потерял, помнишь?.. вот он, лежит.
 
«Что за место кручёное, не пойму. Мы, что ли, опять по кругу идём. Где были, там опять оказались. Стой тут!.. я от тебя шаги мерить буду.
 
«По разуму если, надо выждать пока снегопад прекратится.
 
Ангел. Эй! Есть тут кто?
 
«А, что?..
 
«Это ты сказал?
 
«Нет, я молчу.
 
«Тут ещё кто-то плутает.
 
«Ну, погоди, кому тут быть. Ау!
 
Ангел. Вы чего там? Себя найти не можете?
 
«Кто говорит? Слышишь?
 
Ангел. Да это я! я!..
 
«Молчи, тсс… Это эхо моё.
 
Ангел. Какое же я эхо! Я как есть, тут оказался.
 
«Крестная сила!.. Смотри кто.
 
Из обильного снегопада перед Ангелом появляются двое запорошённые снегом, неразличимые между собой.
 
Видят Ангела.
 
Ангел. Я как тут оказался?
 
Молчат в ответ.
 
«Это понарошку так.
 
Ангел. Не-ет, не понарошку. Думаете, я зря крыльями махать стану?
 
«Бежим отсюда! мне мерещится тут стало!
 
Бегут от Ангела.
 
Ангел. Да куда вы! Я же свой, свой! Ах, ты батюшки /кидается за ними/. Стойте! постойте же! Я свет пролью. Ну хорошо ещё, что с крыльями я, а то как бы я за ними угнался. Погодите вы!
 
«Беги давай!
 
«Я быстрее не могу.
 
«Он догоняет нас.
 
«Ох!
 
Падает в снег, увязает в сугробе.
 
Ангел. /останавливается на миг-другой/ Я неоправданно высок, внизу все расстояния другие. А, да ладно!..
 
Подхватывает сперва одного под мышку, потом другого, летит с ними сквозь снежную мгу, опускает на дорогу.
 
Ангел. Ну, бывайте.
 
Улетает вихрем в поле.
 
Двое отряхивают друг друга от снега на дороге.
 
«Я как без памяти нёсся. Ты сколько сюда шёл?
 
«Мне показалось миг один как я тут оказался.
 
«И мне. Слышь, а ведь это чудо было.
 
«Чудо. Да Слава Богу, что выбрались! а ты – чудо. Смотри, как занесло.
 


Сцена 24.
 
Ангел, Агнесса.
 
Ангел. /стоит под самым небом на вершине горы/ Ну, веришь ты мне теперь, что я тебя где хочешь найти могу?.. Где хочешь тебя разыщу и на свет выведу. А ты всё думаешь, что я от тебя всё силу старательно сгущаю и тучи те шлю на разум твой и что я по существу своему нем как-то, что мне мол и выразить нечего кроме своих перьев. Парадокс получается! Вот ведь что /шумно встряхивается/. Я через какие только ворота не проходил, чтобы тебя достичь, и разум свой на монету клал, чтобы выковался, значит, и как хоругвь шёл. И как худое небо трепетало, я дыры те латал, облаками загущивая пьяные те небеса, чтобы, значит, память сквозь них не просачивалась к тебе, веришь или нет?.. что я тебе по существу вопроса твоего ответ держу. Как в руках, заметь, между прочим /из рук взмётываются искры/
 
Агнесса. /ходит у подножия туда сюда/ Ты меня сюда привёл и опять говоришь со мной о чём-то своём, что в тебе перекипело, может быть, передумалось, переживаемо было как стать моих дней в тебе, как мои имена… Или я что-то не так понимаю, извини.
 
Ангел. Вообще-то я тут случайно оказался, мне тут быть не полагается. Я за себя ответ тут держу. По мне Бог о тебе судит, а сейчас я сам как бы /снова взвихряются искры из его рук/. Ты отойди покуда.
 
Агнесса. А что это там у тебя такое?
 
Ангел. Куст горит! сама знаешь.
 
Сцена меняется вместе с поворотом круга.
 


Сцена 25.

Агнесса, о. Георгий.
 
Улица, дождь хлещет как из ведра, полные лужи бегут через край. О. Георгий под зонтом, подогнув одежду, из-под которой виден подрясник, проходит через сцену, за ним идёт Агнесса.
 
О. Георгий. Вы кому-то обещали себя подарить?..
 
Агнесса. Не знаю.
 
О. Георгий. Ну, душечка! Как вы можете не знать. Перстень-то вот на вашей руке блестит.
 
Агнесса. Я не знаю откуда он у меня.
 
О. Георгий. Камень хорош. Дайте взглянуть.
 
Агнесса. /Подносит руку к его глазам/ Смотрите.
 
О. Георгий. Да, он силу имеет.
 
Агнесса. Представьте, не знаю! Я его в углу нашла той комнаты, помните, вы ещё заходили.
 
О. Георгий. Да, как же, помню. Пустоватенько у вас там было, помнится мне. Я всё жалость к вам испытывал какую-то неблагорассудную.
 
Идёт дальше, Агнесса за ним.
 
Агнесса. Вы меня презираете, кажется.
 
О. Георгий. Я очень забеспокоился тогда /идёт дальше, Агнесса за ним/ объясняться стал, что, мол это воздействие на вашу волю чуждых вам самоё сил, потому надо вам от них себя обезопасить.
 
Агнесса. Я помню.
 
О. Георгий. И вы меня послушали тогда, стали крестик носить. А теперь-то что вы хотите.
 
Агнесса. /отстаёт на пару шагов, думает, затем говорит/ Помните, вы хотели рубашку мне отдать, ту, что под веригами у вас на теле была, а я отказалась.
 
О. Георгий. /останавливается/ А я вот, признаться, забыл, позабылось это. Что ж, ну, может, и было такое.
 
Агнесса. Я о той рубашке долго думала после в себе, уж очень мне ваше предложение странным показалось, да и сейчас тоже, правда. Так я у вас спросить хочу её. Отдайте мне.
 
О. Георгий. Я слишком неравен вам, поймите меня. Это же тогда было, когда мне хотелось помочь вам, ну, как-то от себя отделить посильное. Понятно вам это?
 
Агнесса. А, да, понятно /просящее смотрит на него/.
 
О. Георгий. Мне ваша просьба, признаюсь, удивительна, мне ведь её искать надо. Не знаю, где и лежит.
 
Агнесса. А разве она на вас не одета?..
 
О. Георгий. А вопрос интересный. Прелюбопытный вопрос! Позвольте и мне, в свою очередь, приноровившись к вам как-то в теперешнем своём виде, у вас узнать кое что. Вправду ли вы тот голос слышали тогда? Вы о нём мне в письме поведали, я уж помню рассердился на вас очень за это письмо. Оно мне надуманным показалось и так, знаете… /ищет что-то в карманах/ Апчхи! /сморкается в найденный платок/
 
Агнесса. Будьте здоровы!
 
О. Георгий. Благодарю. Так вот. Я блаженность ту оставил и перед нею Бога благодарю, что Он допустил мне тем путём пройти /смотрит на свои часы/ и, верите, я уж час как в заботе иду, а вы меня задержали, признаться.
 
Агнесса. Я столько лет ждала тут встречи с вами. Погодите!.. Я тревожусь о чём-то, мне бы понять это хотелось.
 
О. Георгий. Да вы побудьте тут ещё, может, оно вам откроется, коль уж вы так точно в этом месте со мной встретиться желали.
 
Агнесса. Да неужто вы меня понять не хотите!.. Я не верю в это.
 
О. Георгий. Хорошо нам с вами думать было в прежние-то времена, а теперь не то. Теперь себя беречь нужно от ненадёжных связей. Уж поймите как-нибудь /уходит, потупясь/
 
Проливной дождь перестаёт, выглядывает солнце, весело поливая Агнессу и о. Георгия щедрыми лучами, лужи искрятся.
 
Агнесса на том же месте садится, подстелив газету, протягивает руку.


Сцена 26.
 
Антонов, Грек.
 
Парапет набережной реки, по обе стороны видны мосты в отдалении.
 
Антонов. Ну, и что ты ей сказал?
 
Грек. Что надо себя знать, а так-то что милостыню просить. Этак, знаешь, каждый может.
 
Антонов. Ну, ты хорош! Ничего не скажешь.
 
Грек. А что я ей должен был сказать, по-твоему?
 
Антонов. Слова доброго не нашёл. Знаешь, удивил ты меня крепко. Какой же ты после этого пастырь овец.
 
Грек. На всякого мудреца довольно простоты.
 
Антонов. Оправдывайся теперь. Где она сидит?
 
Грек. Не припомню. Я то место совершенно забыл, торопился очень.
 
Антонов. Ну, извини, а как же ты её нашёл?
 
Грек. Да я и не искал вовсе, она сама навстречу мне попалась. Я так бежал, знаешь, а она тут. Подрясник на мне увидела и начала просить, отдай, мол, помнишь, обещал рубаху последнюю отдать.
 
Антонов. Что ты обещал?
 
Грек. Ну, как…
 
Антонов. Договаривай уж. Как ты ей это обещал?
 
Грек. Хотел поле то найти, в каком Бог живёт. Ну, и подрядился, по примеру многих, по памяти ходить везде. И то, что я нашёл в ней, признаюсь тебе…
 
Антонов. Ну!.. что?
 
Грек. Ну, да бред, в общем-то. Бред, конечно.
 
Антонов. /в расстройстве/ Однако ты мне никогда об этом не рассказывал. Что же, значит, я не первый у неё был?
 
Грек. Да что ты всё о своём! Не было у нас с ней ничего.
 
Антонов. /успокоившись/ Ты мне друг всё-таки, а мне, сам понимаешь, важно это знать. По принципу моему важно!
 
Грек. Да что у тебя за принцип /садится на парапет/ Принцип это когда есть что на стол положить. Твои дела как идут?
 
Антонов. Что это ты вдруг спросил?
 
Грек. Интересуюсь, причина есть.
 
Антонов. А что тебе мои дела? Для чего тебе знать о них.
 
Грек. А вот посмотри-ка /показывает перстень с руки Агнессы/
 
Антонов. Ух ты!..
 
Грек. Хорош.
 
Антонов. Вижу что хорош. Да по цене велик, я думаю.
 
Грек. Возьми. /протягивает перстень с камнем/
 
Антонов. /опешив/ При чём здесь я? Что это ты мне его предлагаешь?
 
Грек. Присядь-ка. Я этот камень у неё для тебя взял. Она за мной когда шла, то он у неё на руке сверкал. Я спросил откуда такой. Нашла, говори, вот как раз в углу той комнаты.
 
Антонов. И что?..
 
Грек. Я попрощался с ней и стал уходить, а потом оглянулся, вижу, она его с руки снимает и мне в руку тихонько сует. Я отказался было, а потом о тебе подумал, и взял.
 
Антонов. Ну, вопрос возникает. Подвинься, я тут сяду. Дай взглянуть /берёт, разглядывает/ Просит, говоришь, подаяние…
 
Грек. Богу угодно так. Бери, ты ему цену знаешь.
 
Антонов. Хорош! А ведь ты неправду мне сказал. Причём, зря.
 
Грек. Ну, и сказал, не совсем так дело было, как бы я тебя успокоить хотел, потому что она не отдала мне его. Она его, так сказать, от себя оттолкнула. Возьми, он твой.
 
Антонов. Бросила в тебя, что ли?.. Понимаю. Мой, мой, конечно! /встаёт/ Я ведь в углу той комнаты его положил, сам помню как это было, и всё думал найдёт или нет. Нашла всё-таки. Как сильно это чувство было! Ах, как сильно. А прежде я какую-то обиду испытывал, всё примерял к себе. Сумеет ли понять, оценить. Ну, как бы оценить, понимаешь, сумеет ли с места сдвинуть эту игру. Ведь между нами игра была.
 
Грек. Как игра? Не понимаю. Во что это вы играли?
 
Антонов. В романтические отношения.
 
Грек. /поднимается также/ Ну, ладно. Мне пора тут. Я с вами обоими согласен.
 
Антонов. Опять ты меня дослушать не хочешь!
 
Грек. А что мне тебя слушать? Прости уж, я это всё наперёд знаю, что ты мне сказать хочешь. Мол, она как кривая дорога для тебя была, а ты прямо хотел идти. Хватит уж, наслушался. Я тебе сто раз говорил надуманное это всё, и во всём ты себя пестуешь.
 
Антонов. Одно очевидно, это правда, что я положил его в углу. И вот он, здесь у меня в руке.
 
Грек. Вот и славно, и бери его и береги.
 
Антонов. Да на что он мне.
 
Грек. Ну, примени как-то по умному.
 
Расходятся в разные стороны.
 

Сцена 27.
 
Агнесса, Учитель, затем Ангел.
 
Учитель и Агнесса идут рядом по вращающемуся кругу до комнаты Агнессы.
 
Агнесса. Могу ли я вопрос задать? Мне спросить можно вас?
 
Учитель. Понимаете… А, вопрос можно, - понимаете, всё дело в вас самой. Конечно, разум может превзойти все ожидания, но дело в вас самой.
 
Агнесса. Какой мой вопрос?
 
Учитель. Вы хотели узнать кому достались эти строчки. В чьи руки они попали и уж не стали ли они добычей бесчестных умыслов.
 
Агнесса. Может быть. Не посмею спорить.
 
Учитель. Вы сами представление.
 
Агнесса. Да.
 
Учитель. Да – это ответ, поймите, ответ на то пространство, в котором вы ведёте мысль. Она оставляет в нём след и вы становитесь как бы доступны ему. Но заметьте это «как бы», оно ведь не зря здесь стоит. В нём есть ложь, такая нехитрая, небольшая с виду, какая-то неконкретная, обозначающая какое-то другое явление. Это «как бы» есть указание на возможность. Оно прикрывает собой ту большую часть, от которой зависит успех или неуспех возводимого здания поля пространства, переживаемого вами как явь, как явное, и оно может по своему отозваться на ваше да.
 
Агнесса. Возможно, я очернила автора и мне приснилось, что нахожусь в его власти.
 
Учитель. Вы напрямую с ним связаны, вы есть его представление здесь. Он видит вас сквозь своё небо и знает о вас буквально всё.
 
Агнесса. То есть, я то, что он знает обо мне?
 
Учитель. Бесконечно малое состояние с ним становится вашей явью.
 
Агнесса. Почему так?
 
Учитель. Потому что вы думаете, что он сильнее, чем вы.
 
Агнесса. У меня есть автор… /разочарованно/
 
Учитель. Вы говорите от его имени со мной.
 
Агнесса. Мне кажется, вы преувеличиваете, что я значу что-то для него. Это вообще другое поле. Оно, может, и не знает об этом ничего даже.
 
Учитель. Вернее сказать, не обращает на это внимания. Мол, строится там что-то во мне, ну, и ладно. А задайте ему вопрос - кому память подсказывает те или иные решения о себе тут. Я сам отвечу вам на этот вопрос, потому что вы его задать не хотите, вот ведь что я понял. Вы не хотите этого сделать!
 
Агнесса. Как же так, как же я могу не хотеть спросить. Я вас не понимаю.
 
Учитель. Вы, осознанно или нет, избегаете своих собственных убеждений в реальности происходящего с вами. Разум спокоен в сём случае. Вы посягаете на пространство, задавая ему вопросы.
 
Комната Агнессы, вверху Ангел на площадке.
 
«Апчхи!..»
 
Учитель. Будьте здоровы! Я произнёс какую-то фразу, одну, две, три фразы - я произнёс их, они все стали принимать форму моего обращения к вам, и вы, сами по себе будучи построением, реализуете их во времени здесь.
 
Агнесса. Это автор?
 
Учитель. /улыбнувшись/ Что вы! Это его мысль. Она возникает и вы слышите её. Вы её слышите. Вы освобождаете пространство от неё, так как она пришла к вам.
 
Агнесса. Какому полю я даю простор? я чувствую, что я выражаю некое пространство чьих-то…
 
Учитель исчезает в глубине сцены с поворотом круга.
 
Ангел. /сверху/ А ты помолчи покуда. Что ты всё говоришь-то!.. я не пойму. Небо молчит, и ты молчи. Я о сём знаю, ты не спорь. Оно растяжённость какую во времени имеет, ого, не тебе чета. Ты вон стул чини, на каком сидишь тут покуда оно там размеряется /поднимает палец кверху, указывая на размеряющееся небо, расположенное ещё выше, чем он сам/
 
Агнесса. Отчего ты сказал так это мне? / берётся за стул, рассматривает, подкручивает отвёрткой болты/
 
Ангел. Это другое понимание. Оно хорошее, ты прими /подумав/ Оно правильное. Оно как ты.
 
Агнесса. А это кто был?
 
Ангел. Кому ты в память пришла, тот и был. Или, знаешь, я подумал тут немного - это другой, тот не был, кому ты в память пришла. Я же вижу его! Постоянно причём вижу его везде.
 
Агнесса чинит стул, слушая что говорит Ангел.
 
Ангел. /продолжает/ Его миры с твоими слиты и они параллельно идут. Ты думаешь, я лгун, что я тут лгу всё тебе, в своём углу прячась от тебя и смелее быть не могу, чем я уж есть.
 
Ставит стул на ножки, поверяет качается или нет, переворачивает снова, подтягивает отвёрткой скрепляющие болты.
 
Агнесса усаживается на исправленный стул.
 
Ангел спускается на сцену, ходит кругами, останавливается, снова ходит.
 
Ангел. /продолжает/ И вот это вот всё, что я сказал тебе о сём, правда. Ты её в себе имеешь, только выразить не берёшься как следует. И это потому происходит, что нужно, проще-то говоря, цельное небо над собой видеть, потому что оно правдивое должно идти. Цельное значит правдивое, а так, там-сям, и что выходит?..
 
Агнесса. Я думаю об этом сама - что выходит?..
 
Ангел. А что-то ведь выходит! И так это выходит, что поле, о коем речь у нас с тобой, всё размеры какие-то приобретает. По себе вижу , то я тупой тут становлюсь, как бы сам о себе ничего понять не могу, то ум за разум у меня куда-то девается, а я ведь не глуп. Как ты думаешь?
 
Агнесса. Думаю, что так и есть, как ты говоришь /встаёт, берёт стул за спинку, ходит с ним за Ангелом/
 
Ангел. То-то. Я через волю твою иду как саморазвитое что-то. Как я иду - как проекция и иду /усаживается на подставленный стул/. Кому ты книгу ту отдала?.. А?
 
Агнесса пожимает плечами.
 
Ангел. Вот! Вот так-то /встаёт, ходит вокруг стула, руки за спиной, в глубоком размышлении сам с собой/
 
Агнесса. Я тебя обидеть не хочу, ты пойми.
 
Ангел. Не смущай, это надо так быть мне тут. Чуден свет! а я в нём. Ты вот что, присядь-ка, покуда я изглаголяю.
 
Агнесса. Что ты делаешь?
 
Ангел. Ну, супротив Бога я никто. И постоянен быть хочу в этом, и посему /расправляет крыль, свет бьёт во все стороны/ мне быть ясным тут надо. Я взвихрюсь, а ты поле то найди.
 
Агнесса. Что сделать надо?
 
Ангел. А то сделай, что я тебе сказал. Ты его найди.
 
Агнесса ищет что-то, кружась на месте, за ней здания, по ним бегут волны, здания облагораживаются, затем исчезают, появляются другие картины с другими видами, также тают отодвигаясь, выплывают фигуры на передний план, одна из них окликает Агнессу, приближается, принимая её облик, хочет дотянуться до Агнессы, почти дотягивается, проекция прекращается.


Сцена 28.
 
Агнесса, Ангел.
 
Улица, Агнесса сидит на мостовой, подстелив газету, подходит Ангел с разверстыми крыльями.
 
Ангел. А, вот ты где, значит. Ну, я так и думал /присаживается рядом, свернув крылья/. Я так и думал! что ты здесь окажешься, поле то определив, какое я тебе искать велел. Да ты хоть помнишь о том сама-то?
 
Агнесса. Помню.
 
Ангел. Это ты хорошо сказала - помню. Ну, а я, по-твоему, где тут?
 
Агнесса. Вопрос мне твой неясен.
 
Ангел. Да отчего ж неясен, я не пойму. Где книга твоя?
 
Агнесса пожимает плечами в ответ.
 
Ангел. Да ты подумай, сердце твоё знает о том.
 
Агнесса. «Я лазоревые дали те видела в себе, по каким ты шёл, видела!» Вот так.
 
Ангел. Значит, знаешь.
 
Агнесса. Ну, да. Может быть, я и знаю.
 
Ангел. А почему молчишь?
 
Агнесса. А как я сказать, по твоему, сумею, если мне говорить нечем?
 
Ангел. Погоди-ка! Что значит нечем?
 
Агнесса. А так вот, нечем. Объективно ведь.
 
Ангел. Ну, это ты хватила. Что же, по природе твоей получается, что я очевидней, чем ты, выходит?..
 
Агнесса. Мне сказать тебе нечего. Ты об чём меня просил, то я сделала. Вот, всё.
 
Ангел. Как – всё? Ничего не всё /вскакивает, толкает суму, высыпаются различные предметы/. К гадалке не ходи, чем ум завешен! Идём-ка отсель /поднимает Агнессу за руку, тащит/. Я уж то дело за версту чувствую (идём-идём), каковое это хозяйство немереное тут расселось (а отчего бы это ему быть? тут), да семью печатями прикрываться…
 
Агнесса молча идёт за ним, он продолжает бубнить. По сцене бегут яростные лучи, кромсая пространство, в котором они перемещаются.
 
Ангел. Стой тут! / останавливается сам, Агнесса тоже/ Я тебе не сказал. Я то дело видел уже. И не веришь ты мне и веришь, это всё равно. Я путь расчистил, так знай. Об этом после договорю, теперь смеяться оба будем над собой, как ещё тебе сказать я не знаю.
 
Ангел взмахивает рукой, небо перестаёт мчаться во все стороны, становится тихо, слышен шутливый разговор, небо розовеет, пространство устанавливается спокойно, сад, аллея, скамья.
 
Агнесса на скамейке.
 
Ангел. Так, хорошо. Это дело правильное, здесь-то почище будет, чем там, где я тебя нашёл. Здесь правильное небо идёт.



Сцена 29.
 
Ангел, Он.
 
Кабинет автора. Книжные полки, письменный стол, настольная лампа с зелёным абажуром, картины, бюсты, кресла, кадки с древесными растениями, обстановка богатого дома.
 
Он. Я понимаю! Понимаю я, что нужно всё время стремиться пожинать плоды собственного я. А как же я сам?.. Этот ведь вопрос естественно возникает во мне. Я сам-то вот он, и что же получается, что я сам как бы нигде. Одни плоды, так сказать.
 
Ангел. Мне даже стыдно сказать вам это, потому что вы сильно верх забрали, а внизу видите один смог. Вы уж извините, что мне пришлось вам это сказать. А там ведь кроме смога некоторая жизнь идёт, да притом немалая.
 
Он. Смог… Да при чём здесь этот смог! Я вам вообще про другое теперь сказал.
 
Ангел. А я про смог. Этот смог, по моему разумению, для вас как вроде каша какая, в ней всё варится. А перед тем как свариться, вы на вкус пробуете какая там сила, да откуда она взялась, да стоит ли с ней дело иметь. А посему вопрос возникает, какой я вам задать теперь хочу. Где это вы о себе мнения такого набрались, будто бы вы право имеете судьбы те расфасовывать и по напряжению их сил в себе двигаться, вы ведь никто теперь оказываетесь в себе-то самом.
 
Он. А позвольте и мне вам свой вопрос предложить.
 
Ангел. Ой!.. Нет, не позволю, иначе у нас с вами разговору не выйдет. Так что вы сперва мне ответьте, а после уж разбираться будем.
 
Он. Мне то надо вам сказать, что я о себе такого мнения не имею. Оно само к вам вышло, будто я с ним в себе живу, а во мне этого нет. Я, видите, себя предельно просто представляю, мысленная черта, за которой я не сужу ни о ком, именно-то как права такого не имею суждение это делать. Я сам по своей воле иду, а они мне навстречу попадаются, так это происходит. И я к ним душой прилепляюсь как любящий их до невозможности не любить, я бы и сам рад, знаете, не делать этого, а не происходит.
 
Ангел. Так вы получаетесь любящий, значит.
 
Он. Разум того не постигает, что я вам сказал сейчас. Он отвлечённое понятие в этом деле.
 
Ангел. /хлопнув крыльями/ А как не постигает! Надо чтоб постигнул сейчас. Вы же об себе это сказали, мол, любящий я, а отчего те судьбы как в мешок спрятаны получаются? Как бы их нету нигде, и сами по себе они идут, от своих же сил спрятанные в вас самом?
 
Он. Ну, что мне сказать вам об этом. Я предел совести имею, я же вам сказал, мысленная черта, за которой ни-ни.
 
Ангел. А!.. /догадывается/ Так может, у вас совести вовсе нет? Мысленная черта эта и только, а за ней ни-ни? Ну, как бы ничего более, скважина, какая от мысленных дум бывает ни о чём.
 
Он. Это правда так, я за этой чертой ни о чём думать не могу. Всё вразнос идёт и куда-то проваливается.
 
Ангел. Разговор беспредметный получается! Ведь всякая воля за эту черту стремится попасть и там себя осознать, о себе представление поиметь хоть какое. А у вас там… кхе-кхе… извините, я что-то закашлялся. Так у вас там нету ничего, выходит, а вы себя любящим называете. Странно! Как вам ещё сказать об этом.
 
Он. Я за себя заступиться должен перед вами. Вы ангел сами по себе и ангелическое сознание имеете во всём, а мне то странно, что вы это суждение имеете как бы я вам отвечать обязан.
 
Ангел. Да, обязаны вы мне отвечать, так как я через вас силы в себе не имею. Я к вам приворожён через то поле оказался, вы меня мыслью своей объять хотите и всякий вздор обо мне в себе лелеете будто я к вам на крыльях лечу, через страны те и континенты /задумывается/. А я не лечу, права такого не имею.
 
Он. Как мне это понять?
 
Ангел. А так поймите, что я с вами через поле то беседу веду сейчас, какое вы себе от моих сил вырастили, и с ним себя прямёхонько на небо взгромоздили. И по нему ходите, понятийно его обедняя, а что в нём, вам невдомёк, может быть. Я точно не знаю, но мне кажется, что невдомёк, как бы от сил ветвление идёт в ваш ум и некое прибавление части слов бывает, а так-то… /не договаривает/
 
Он. Что я с вами беседу эту веду в том поле, какое вы себе причисляете, и мне от него прибыток есть существенный, это я по себе знаю уж. Но только мне понять хочется по каким планам вы себя осеняете здесь? Чтобы уж точным быть и перед вами скакуном по вашим полям себя не чувствовать, а так прямо по плану и идти, какой вы от тех сил в себе получаете.
 
Ангел. Это вы того, забрали слишком!.. /пыхает светом/ Я здесь с вами толковую беседу веду, а вы меня уж прямо приноровить к себе хотите, да так приноровить, чтобы я вам волю всю отдал и более уж ни о чём пикнуть не смел, под вашей волей бредя избытком чувств, каковых у вас вовсе нет, оказывается, хоть вы и любящим себя обозначили для меня. Посему я вот что говорю вам тут, по мне волны идут, какие вам не видны, вы зрения такого не имеете. Перед теми волнами другие идут, ещё большие, и с ними я себя возвеличить могу. А понравится вам это или не понравится, неведомо, покуда возвеличения не произойдёт этого для вас.
 
Он. Гм. А по возвеличении этом, как вы сказали, что будет?
 
Ангел. Довольно странно.
 
Он. Гм. Хорошо ещё вы мне наперёд сказали об этом. Я вам прямо скажу от себя – я бы того возвеличения очень желал для себя. Простите уж за откровенность, как есть говорю сейчас, потому что прилюдно жить мне представляется особо важным.
 
Ангел. /пыхает светом/ Да вы уж решились на то, это же видно! Как через ваши пальцы мысли мои потекли, я сразу желание ваше уловил.
 
Он. М-да… /соединяет пальцы в замок/
 
Ангел. Оно ведь скрыто быть не может никоим образом, ни одним образом это ваше желание скрыть невозможно как оно первейшее в вас самом тут. И вы ему служите, прибедняясь отчасти. мол, обделён!.. я частицей ся, какая к глаголу прибавляется, чтобы он вам служил на этой паперти Божьих сил, как приправа к особо вкусному блюду, каковым я у вас тут получаюсь со своим возмущением ангелических сил. А что то возмущение для вас особый интерес имеет, я об том вам сказал.
 
Он. Вы как будто крапивой меня ожгли. Ведь разум спокоен был, а теперь он волнуется - как не состоится?.. как я любви той лишусь в себе?.. как волна та не достигнет сути моей и возвеличения не случится?..
 
Ангел. Во-от! /поднимает кверху указательный палец/ Это и есть, что я услышать от вас хотел. По мне волна та пойдёт сейчас, да! – а пути Господни неисповедимы в нас, и несколько прямые пути имеют. Так что если вы в себе какую кривизну заметили, уж не обессудьте. Я предупредил, кажется /Падает на пол лицом вниз, накрывает голову руками, лежит, спохватившись, объявляет, подняв голову/ Да!.. – я предел желаний имею, волю высшего Разума до знака донести /снова накрывает голову руками, лежит на полу лицом вниз/
 
Он./на прежнем месте/ Во мне, кажется, слух какой-то обозначился…
 
Ангел. /лёжа на полу/ Это может быть. Богу беседовать угодно со спеленатыми в себе.
 
Он. А то, что я вас вижу - это что-нибудь значит?..
 
Ангел. Без сомнения так!
 

Сцена 30.
 
О. Георгий, Агнесса.
 
Комната Агнессы.
 
О. Георгий. Ах, милочка моя! Вот вы где, оказывается, а я-то вас искал, всё об себе беспокоился, найду ли! Ну, здравствуйте, моя дорогая, здравствуйте! Что ж вы, - уроки выучили уже?
 
Агнесса. Я отвечу на ваш вопрос как вы хотите.
 
О. Георгий. Да что же я хочу! Как мне понять вас стоит? Так ли вы делаете то обучение, или я не вовремя заглянул, пожелав повидать вас в то время как вы заняты, я ведь просто спросил, без задней мысли.
 
Агнесса. А!.. Присаживайтесь /встаёт с починенного стула/
 
О. Георгий. Неловко… однако, я сяду /присаживается, расправляет платье/ Мне приснилось однажды, что я вот так сижу как раз на этом месте… а вы-то что стоите?
 
Агнесса. Место одно. Я постою, пока вы тут.
 
О. Георгий. И то дело. Мы побеседуем прилично. Понимаете, сколько уж лет я тружусь над одной загадкой, которая, как мне видится, посыл от вас имеет ко мне. Мне надо узнать, правда ли это так, или я сам себя за нос вожу, ребусом свой ум занимая. А ребуса никакого нет, а есть, собственно, вы… и вот так стоите сейчас передо мной и я вас вижу воочию, и, стало быть, вопрос отпадает сам собой. Как бы он мне казался важным, этот вопрос, но только когда вне центра мысли, а как в центр попадёт, так исчезает, и приравнять я его уж ни к чему не могу, так как важность его исчезает для меня, а в ней вся суть. Вы ведь оккультно, так сказать, моё место занимаете, а я вам служу. Или вами служу, по настоящему если сказать. Только вот сейчас-то я на ваше место уселся и вопрос исчез тотчас, как не было его во мне. Всё как-то ясно и понятно при сём месте происходит во мне, и я, очевидно, наврал вам про ребус, как и он исчез из души. Какой же ребус, когда вот вы, а вот я, и оккультность тоже вроде бы как рядовое стечение обстоятельств для меня, в которых все нити вяжутся в одно поле мысленное. Как не сказать это слово, уж оно-то точно отображает всякую волю. Безграмотность суть подвела меня. Уж я-то точно на колени не вставал и ни в какие ворота не лез, чтобы понятийно обесцениться. А вот так получилось, что я все углы обшарил в поисках великодушного царства. Мне цены в этом смысле нет, так как я все средства свои на эти поиски извёл. И после только понял, что этого-то делать не стоило, как царство это внутри нас располагается и нету в нём никакого вожделения. И неприметно оно может быть, и в то же время велико. Так велико, что ни одна душа его увидеть не умеет, не обладает взглядом такой обширности в себе, чтобы то царство увидать. И поле то, и усердность ваша неизглаголяемая - как ни стремлюсь я её постичь, всё во мне клубом идёт как я подумаю, что выраженное то поле ею в вас обозначено. Не идёт она у меня из ума. Как хищение какое бывает, всё вроде бы улеглось и в свои причины вернулось, неоткуда тем токам идти, нету для них воли, чтобы себя обретать тут, а понимание есть, что вот она, тут, и вся из меня состоит, я сам ей причина получаюсь. Покуда я степень совершенства искал и разумные доводы приводил, покушаясь-то на ваше невежество в земных вопросах чести, какими являются польза и отделение её от недобра (по преимуществу света, во тьме сияющего, перед тлением мысленным), я на вас всё смотрел в себе как на желаемое мной поле, которому я правду вручаю. И так вручаю, что о ней только мы с вами знаем. И что она понятно как-то обозначена должна быть, тоже я об этом думал, и понемногу так рассеивал ваше внимание на разные предметы, чтобы полезное не смешивалось с чудесами, от них мысли разбегаются и собрать их затруднительно, одна другой дорогу перебегают, взаправду так, а погонение на мысль сильное появлено. И невидимое оно, а есть.


Сцена 31.
 
Он, Ангел, Агнесса.
 
Кабинет автора. Входит Агнесса.
 
Агнесса. Я решила заглянуть к вам, разумом понимая, что это не совсем правильно будет с моей стороны, так как я нерешительна по сути своей, или, вернее сказать, не столько обозначена для вас самого, сколько ангел мой. Однако, если честно подумать, то, вне всякого сомнения, получается, что он у вас тут. /переминается с ноги на ногу/
 
Он. Кхе. Может быть. Я точно не могу вам сказать об этом.
 
Агнесса. Да, но мне кажется, что вы как раз определённо об этом знаете, иначе бы я не заглянула к вам. То есть мне бы незачем к вам идти было.
 
Он. Ну, да, ну, да. Это верно вами сказано так. Он тут, разумеется, и даже мы с ним беседу приватную имели кое о чём. Об вас речи не шло, вы не беспокойтесь, это меня самого касалось. Я, знаете ли, просить его было начал кое о чём, и так получилось, что он мою просьбу обещается выполнить. А вот вы тут как раз взошли.
 
Агнесса. Что ж! Это, может быть, странно, а, может быть, как раз. Может быть, это как раз вовремя мой приход к вам оказался, потому что я спешила, признаться, как-то удержать вас от необдуманного поступка каким мне возвеличенье ваше представляется в свете ангела моего.
 
Ангел. /встаёт с пола, отряхивает одежды, поднимается немного над сценой / «Ну, вот ты и пришла, любовь моя, а я всё ждал тебя! когда посмотришь с высоты, когда меня заметишь ты, когда ты станешь уповать на мысль мою».
 
Агнесса. /мельком взглянув на него/ Понимаете, вы обнищать можете в его свете, так как он не от мира сего. У него тут ничего нет, собственно.
 
Ангел. Как нет! А северное сияние?.. А летние зори? А тишина трав!.. А узор погожего дня в листве?!.. А смелость моих мыслей о тебе мне дана!.. Как ты так сказала ничего нет - это же ложь! Прямая ложь! какая от несодействия любви бывает.
 
Он. Мне представляется этот разговор важным для нас обоих. Уж вы присядьте, я прошу. Мне ведь тоже сколько-нибудь выговориться нужно перед вами. А странен путь! скажу я вам, если он вот так идёт и всё кнутри загибается, а наружу – ни-ни.
 
Ангел. Не положено наружу! Простите уж, что я в вашу речь вмешался, однако я должен это сказать вам, наружи никакой нет, нету её и всё, точка.
 
Он. А я вам объясню, как имею нужным это объяснение сделать тут. Вот вы кверху поднялись теперь и там ждёте как дело устроится тут, чтобы тотчас вмешаться, если что не по вашему пойдёт.
 
Ангел. Я не вмешиваюсь ни во что, я точную цель имею.
 
Он. А как же не вмешиваетесь! Вы речь-то мою пресекли.
 
Ангел. Ну, это для порядку. Это просто потому, что я призван всякую неправду сокрушать в самом её зарождении и таким образом не дать ей силу набрать.
 
Он. То есть вы себя справедливым во всём почитаете.
 
Ангел. /опустившись на сцену и установившись на полу/ У меня с вами спора быть не может, я отсутствующее звено эволюции, и посему этот спор бесполезен как с отсутствующим. А то, что я вид для вас имею, это вас пусть не смущает. По мне волны бегут, ну, я и примеряюсь к ним. Ну, как бы я ваша мысль о себе был.
 
Он. То есть, вы моя мысль обо мне же самом, получаетесь?..
 
Ангел. Да. Вы как помыслите, так я и буду перед вами идти.
 
Он. Да ведь прямо это как бы и невозможно понять!
 
Ангел. А сокровенная она во всём объединяющем вас пространстве.
 
Он. Во всём?
 
Ангел. Непосредственно в нём.


Сцена 32.
 
Ангел, Агнесса, Учитель.
 
Агнесса и Ангел идут по медленно вращающемуся кругу, Учитель на просцениуме, наблюдает их ход.
 
Ангел. …тут тыщи лет идти придётся! Как ни крути ты сцену эту, её не обойдёшь, она нужна. Ты ведь подумать не умеешь как я об этом подумать умею, и тогда только что-то выходит у нас с тобой, Ты вот молча ступаешь тут, а почему?..
 
Агнесса. Я молча иду, потому что тебя хочу слышать. Прежде то печаль была, теперь её нет. Теперь другое направление мысли придёт ко мне. Я так этого хочу, что даже ступаю с осторожностью, чтобы какое либо движение во мне не стало для тебя ложью.
 
Ангел. Но ты прежде такого не говорила! Ты прежде думала, что нету у нас общего ничего.
 
Агнесса идёт навстречу движению, Ангел напротив неё, спиной к направлению движения круга. приближаются к Учителю
 
Агнесса. Я просто иду по кругу, и это подобие моих представлений о моём личном пространстве. Я иду по нему, чтобы быть с вами рядом /Учителю/, чтобы вы могли видеть меня в движении. Это же я вывела вас на эту сцену, чего, может быть, вы и не желали, а так получилось, что вы здесь. И я испытываю сейчас самые разные чувства, от мелочных и некрасивых до приподнятых и величественных. Я каюсь, что заставила вас приблизиться настолько, чтобы мои убогие переживания были вам впору. А я думаю, что неужели и впрямь всё так просто устроено, что наше с вами состояние могло восхитить мизерную долю моей любви, чтобы создать этот мир /идёт по кругу/. Кто-то смотрел в мою душу неисчислимым количеством звёзд, а я приветствовала их в себе, не зная их имена.
 
Учитель. Я бы желал лучшего применения для ваших слов. Они мне нравятся, поверьте. Мне дорого то, что связывает нас с вами, это расстояние в полмира, сооружённое по правилам исключения из ума того, что ему не нужно. Свет на сцену! прямой, пожалуйста, дайте. А вы не отдаляйтесь /Ангелу/, прошу вас не уходить далеко /садится на просцениуме/. Присядьте и вы /приглашает Ангела сесть рядом/.
 
Ангел усаживается возле Учителя, Агнесса продолжает идти.
 
Ангел. Апчхи!..
 
Учитель. /Агнессе/ Ясного неба вам желаю в вашей любви.
 
Агнесса отдаляется вместе с кругом в глубину сцены.
 
Ангел. А я?..
 

Сцена 33.
 
Антонов, Агнесса, Ангел, Учитель, потом Грек.
 
Антонов. Знаешь, я, подумав, решил прийти. Раз уж так получилось, что я поверхностно судил обо всём. Да, поверхностно, в общем-то. Я избегал сути и ничуть не думал, что она есть в наших отношениях. Я думал, её нет, что она выдумана тобой как воздействия на меня /держит полный пакет с апельсинами/, к которому я относился с презрением. Да, я презирал тебя за эту любовь ко мне. Я был не прав, прости. Возьми! Это… ну, в общем, для нас.
 
Агнесса берёт пакет, выпадают апельсины.
 
Агнесса. Ой!
 
Антонов. Пусть лежат, не поднимай. Я хочу быть тебе полезен, сам не знаю в чём. Может быть, я смогу понять тебя.
 
Агнесса. А…
 
Антонов. А почему, ты хочешь спросить, я плевал на тебя столько лет, получая твои пионерские письма - я-то их получал!..
 
Агнесса. Мне нужно кое что решить. Между нами какая-то недоговорённость существует. Я не писала тебе.
 
Антонов. Ну, к чему этот разговор! Я верну их тебе, раз ты сожалеешь об этом, как я чувствую.
 
Агнесса. Я объясню. Возможно, ты пришёл к той, которая… Словом, их нет в моей жизни, пойми /поднимает апельсин, кладёт в пакет/.
 
Антонов. Гм.
 
Агнесса. Да. Я совершенно точно знаю, что писем я тебе не писала. Их писала… Если ты хочешь быть с ней, эти апельсины отнеси ей.
 
Антонов. Погоди, так не стоит говорить. Это неблагородно! что значит отнеси ей - я тебе их принёс. Письма здесь не причём. Я сочинил это! Не было никаких писем.
 
Агнесса. Да?.. /пакет разрывается, апельсины высыпаются и раскатываются/
 
Антонов. Вот видишь!
 
Агнесса. А зачем?.. Зачем?
 
Антонов. Я хотел подреставрировать наши отношения и нарочно, специально, стал выдумывать, что ты пишешь мне чуть не каждый день и что ты требуешь моего возвращения к тебе. Я хотел…
 
Агнесса. То, что ты говоришь, удивительно! Конечно, я думала, что может быть ты как-то там ошибся, там, ну, там!
 
Антонов. Я понял.
 
Агнесса. Да, в том времени, и что ты не должен был вообще быть со мной. Ведь это случайность, согласись, тот… Те отношения между нами. Они случайны.
 
Антонов. Ты так говоришь, чтобы оправдаться передо мной. Они не были случайны. Они были закономерны. Я не мог наслаждаться жизнью, не имея тебя в душе. Потому что одно знание этого доставляло мне радость. Знание, что ты есть и что я нужен тебе.
 
Агнесса. А… Ну, да.
 
Антонов. Ты поняла меня?
 
Агнесса. Нет.
 
Антонов. Ты перестала понимать меня?
 
Агнесса. Я перестала чувствовать твоё присутствие в моём внутреннем мире.
 
Антонов. Оно было важно?..
 
Агнесса. Оно было моим миром, - я жила в нём. Важно это или нет, не могу судить, такого суждения нет. Я просто была миром твоего я в себе самой и понимала насколько оно велико, что такая малость как я сама может запросто уместиться в нём всё целиком.
 
Ангел. /сверху/ Ты для чего это говоришь?
 
Агнесса. Я поняла тогда насколько я мала для тебя, насколько я не обладаю силой быть для тебя чем-то - для меня это было важно, что я не умею быть с тобой тем, что я есть на самом деле, по каким-то законам твоего мира. В нём не было меня, в нём было то, что ты считал мной, и оно становилось мной тут.
 
Антонов. Это постыдное умаление, меня даже в жар бросило. Я ведь сильно тебя люблю, по степени обладания, что ли. Чем больше знаю, тем больше люблю. А, наверное, я ещё и снился тебе как-нибудь!
 
Агнесса. Да, снился. Я много раз видела тебя во сне. Ты шёл с букетом роз по какой-то улице.
 
Антонов. Перестань, это не важно. Я хочу, чтобы ты сильно чувствовала моё присутствие, чтобы ты понимала, что я тут для тебя.
 
Уходят по вращающемуся кругу, не замечая его движения, следом рассыпанные апельсины. Учитель поднимает подкатившийся апельсин.
 
Учитель. Вот апельсин в моей руке, он жажду пьёт мою.
 
Движущийся круг приближает к Учителю стоящего на нём в качестве ученика Грека.


Сцена 34.
 
Грек, Учитель, затем Ангел.
 
Сценический круг и просцениум.
 
Грек. Я торопился понять кто она, я хотел узнать это до того, как придёт этот и скажет ей, что она нужна ему.
 
Учитель. А вы сегодня здесь. Вы столько времени шли сюда, чтобы понять сущностное движение этого пространства. Оно, мне кажется, мешает вам.
 
Грек. Мешает?..
 
Учитель. Да, мешает. Оно мешает вам увидеть себя в идеальном мире своих представлений о благе и не благе.
 
Ангел мечется по сцене, не обращая внимания на движение сценического круга, перепрыгивает через него, двигается с ним вместе или бежит, оставаясь на месте.
 
Грек. Оно молчит обо мне.
 
Учитель. Вы потерялись в нём?
 
Грек. Я?.. Да, возможно. Я много думал о тебе, о моя любовь!.. /всхлипывает/
 
Учитель. Вот!
 
Ангел. /подбегает/ Извините, я что-то запутался здесь. Где эти люди? Куда они пошли? Туда /показывает направление/ или туда?
 
Учитель. Вы тоже странник, как и я. Присядьте! Я расскажу вам о том, куда. Их путь лежит в сердцах их.
 
Ангел. Мне некогда сидеть тут. Мне нужно их догнать.
 
Грек. Я с вами! Я тоже хочу догнать!
 
Учитель. Успокойтесь оба, они придут.
 
Ангел. Я полечу! И сверху их увижу /приподнимается над сценой/. Я ведь, знаете, столько лет это пресекал и вдруг на тебе!.. Он ей не нужен. Он плутует!
 
Учитель. Да вы сами верите ли в это?
 
Ангел. /становится на сцену/ Ну, нет, конечно. Я просто так сказал, потому что мне это не нравится!.. Это же нечестно! Понимаете? Нечестно.
 
Учитель. Вот как. Позвольте вас спросить…
 
Ангел. Мне некогда. Я должен бежать, иначе он её далеко уведёт.
 
Учитель перекидывает апельсин с руки на руку, смеётся тихо.
 
На сцене уходящая вверх лестница, Ангел взбирается по ней.
 
Ангел. Уж сколько я печалуем был тобой! Уж сколько я память ворошил, чтобы приблизиться к тебе. Да кто так поступает-то! Да столько роз нету, сколько я хотел бы подарить тебе!.. Эй! Кто там тучи сгущает! Я иду! /скрывается в колосниках/
 
Грек, постояв в растерянности, взбирается за Ангелом, Учитель с удивлением смотрит как Грек также скрывается вверху.
 
Учитель. А…


Сцена 35.
 
Агнесса, Учитель.
 
Агнесса. Я не могу быть автором этой сцены, не могу. Я хочу уйти в тень.
 
Учитель. Идите.
 
Агнесса стоит на месте.
 
Учитель. Идите же!
 
Агнесса. Легко вам говорить. А куда? Здесь тени нет, здесь только свет /оглядывается/.
 
Учитель. Душевная радость значит это. Вы чем-то обесценили себя?
 
Агнесса. Скажите вы. Вам это лучше известно.
 
Учитель. На вас лежит печать стыда. То, что вы считаете собой, не является вами. Это образ, созданный временем. Вы правы, уклоняясь от него, потому что его вериги велики вам. Я понимаю, смысл этих слов далеко уводит ваши мысли от себя, собственно. Вериги эти – поле чуждых снов о вас, они к вам приросли как будто!.. Намеренно иль нет, вы обретаете пространство, которого здесь нет. Оно так накрепко засело в вас, что даже я, ваш учитель, мучимый совестью за лет чреду, во мне прошедших, без сожаленья об этом думать не могу.
 
Агнесса. Да?
 
Учитель. Нет, не так я вам сказал об этом. Этот день, быть может, тем хорош, что я найду решенье тех глупых слов, которые я вам сказал когда-то. Они мои…
 
Агнесса. Ах, добрый мой Учитель! Вас совесть мучает из-за меня? Простите! Ваши сны ко мне идут? Иль я ошиблась, извините.
 
Учитель. Мой свет идёт к вам, к высокому пространству он вас ведёт.
 
Агнесса. Мне стыдно, что я прельстилась…
 
Учитель. Повторите!.. что вы сказали?
 
Агнесса. Мне стыдно, что я прельстилась, не умея по достоинству оценить своё положение перед вами.
 
Учитель. Мне стыдно тоже, что мои уравнения ни к чему не привели. Однако! Вы книгу отдали свою кому-то, кто искал её принять в себе. Вот она /достаёт книгу/. Вы подумали о ней и она нашлась тотчас. Как вы смотрите на это?
 
Агнесса. Я вижу ряд страниц… Да ведь она не прочтена была!
 
Учитель. Ещё бы! Без труда её прочесть невозможно.
 
Агнесса. Вы говорите загадками. Я отдала её тому, кто искал её принять в себе как вы сказали. Почему же не прочёл?.. не интересна показалась? Сказал, что труд ему по нраву.
 
Учитель. Мне нужно отвечать вам. Возьмите! /передаёт книгу, Агнесса прижимает её к себе, Учитель ходит по сцене/ Путь, пройденный без неё, отмерен количеством слов… Я создал другое небо! Это важнее сказать вам сейчас. Оно другое, чем то /указывает на книгу/, там прелесть снов, извините уж. Вы сбыли её тому, кто очень просил. Сбыли!..
 
Агнесса. /поворачиваясь вслед за Учителем/ Я не права была, знаю. Также я знаю, что это легкомысленный поступок. Необдуманный, неправильный!.. /смолкает/
 
Учитель. /после паузы/ Противно есть что не вкусу… Вы сами-то её читали?
 
Агнесса. Немного. Мне что-то снилось из неё.
 
Учитель. Хорошо. Я дам вам знать. Идите!
 
Агнесса уходит с поворотом сцены.
 
Учитель. Что мне стоило раньше отдать ей эту книгу!.. Нет, упрямство суть. Что стоит камень преткновенья, коль нет любви? Я реки перегородил, я выстроил плотины, я горы взвесил!.. Какое умственное напряженье может произвести её? Чья воля породит стремленье идти, идти, идти, и знать, что там есть ты?..


Сцена 36.
 
Ангел, Грек.
 
Ангел и Грек борются между собой.
 
Ангел. Сдавайся! Ты победил!
 
Грек. Я не старался… я хотел чтобы ты пропустил меня вперёд… /говорит затруднённо/
 
Ангел. Ты торопился /держит Грека крыльями/ Скажи куда?
 
Грек. Ты крепко ухватил меня, дай вздохнуть…
 
Ангел. А! Дыши, пожалуйста /отпускает/.
 
Грек. Что здесь?.. /отдышавшись/
 
Ангел. Земля. Такая же, как там /указывает вниз крылом/. Куда ты торопился?
 
Грек. Я подумал, она там, куда ты пошёл. Хотел опередить тебя, чтобы первым подойти к ней и сказать…

Ангел. Что?
 
Грек. М-мм… Ну, примерно так. Я не хочу, чтобы ты шла туда, куда идёшь теперь.
 
Ангел. Ну, понятно. Только это я хотел ей сказать. А ты говори от себя.
 
Грек. Я хотел ей сказать то, что прежде думал.
 
Ангел. Это зачем такое?.. Я тут полностью с тобой не согласен! Для чего ей это знать? Мало ли что ты прежде думал! /охватывает Грека крыльями/
 
Грек. Пусти! Дай договорю…
 
Ангел. Ах, извини /отпускает/, я просто удивился сильно твоим словам.
 
Грек. Я думал она нарочно сводит меня с ума, что я ничто перед ней, что я проявляю интерес к её душе, а она интригует, объявляя о себе небывалые вещи.
 
Ангел. Так. Ты кто ей?
 
Грек. Я?..
 
Ангел. От себя говори. Я, видишь, Ангел ей. Ну, да! Чему тут удивляться, как есть сообщаю тебе об этом. А вот кто ты. Впрочем! - я и так знаю. Да вот знаешь ли ты?
 
Грек. Мне кажется, я ей наставник, духовное лицо. Она со мною говорила обо всём, что тревожило ей душу. Она искала путь в любви, а я поддерживал её.
 
Ангел. Тогда пойдём! Вперёд, мой друг! Нам некогда тягаться /отправляются/ Кстати! Не мог бы ты сказать мне, куда она ушла?
 
Грек. Куда-то туда /примерно показывает направление/.
 
Ангел. Хорошо! Идём. Мы оба знаем, где она.
 
Грек. /оглядывается/ Где мы?
 
Ангел. Мы на небе.
 
Грек. Как же мы идём?.. /притопывает ногой/ Тут облака должны быть.
 
Ангел. Сегодня ясная погода /идут/.


Сцена 37.
 
Агнесса, Учитель, затем Ангел, Грек.
 
На сцене Агнесса среди длинных парящих покрывал, вздымаемых потоками воздуха.
 
Агнесса. Я прошу себе уменья говорить слова, которые выражают подлинник меня, меня самой! Учитель мне велел уйти. Уйти куда? Сюда? Уйти отсюда?.. В пустыню малую, я думаю! ей-Богу.
 
Учитель. /в тени за покрывалом/ Давайте думать понемногу. Хороший умственный труд доставит вам силы. Вы пламя разожгли в душе большой, оно и жжёт вас.
 
Агнесса. Гм.
 
Учитель. Что ж вы молчите?
 
Агнесса. Мне нечего сказать. Вы разум мой смутили, и более здесь ничего не происходит. Смущённый разум, только это.
 
Учитель. Да, я понял. И всё же я требую ответа.
 
Агнесса. Где взять ответ?.. коль нет вопроса. Его никто не задал мне.
 
Учитель. Вы далеки от сути, я вижу. Вам апельсины принесли, где они?
 
Агнесса. В прошлом. В прошедшем времени они, и там находятся.
 
Учитель. И, что ж, оно далёко?
 
Агнесса. Да, очень.
 
Учитель. Позвольте вас спросить, а почему? В чём причина?
 
Агнесса. Я здесь. Они там.
 
Учитель. И вы сюда не взяли их?
 
Агнесса. Нет. Не взяла. Они нужнее там, в своих садах, где выросли они, созрели и их сорвали с ветки, чтоб принести туда, где и находятся сейчас.
 
Учитель. Это расстоянье тягостно для вас?
 
Агнесса. Я думаю, оно прекрасно! Оно украшает мою жизнь.
 
Учитель. Вы врёте!.. /выходит на освещённую сцену/
 
Агнесса. /удивлённо/ Возможно, ваша ипостась заставит сказать правду. Расстояния нет. Я попросту сама всегда там.
 
Учитель. Вот! Вы прямо мне сказали это. Я не корю вас, я ждал ответа. Вы перебрались сюда с теченьем времени. Душа-то ваша там поёт!
 
Агнесса. Что ж…
 
Ангел и Грек смотрят сверху, подбираясь ползком к краю неба.
 
Ангел. Она здесь, тсс!.. они там что-то обсуждают.
 
Грек. Она там не одна?..
 
Ангел. По-моему, Учитель её за что-то порицает.
 
Грек. А! Он всегда так поступает.
 
Ангел. Тихо ты! Скребёшь как мышь…
 
Учитель. /Ангелу и Греку/ Спускайтесь-ка вы вниз! Вы столько шли, и здесь же оказались.
 
Ангел и Грек спускаются.
 
Грек. Вы всегда здесь. Но мы не вас искали.
 
Учитель. Я исказил пространство ради мысли о вас. Мне хотелось, чтобы вы поскорее достигли желаемого.
 
Агнесса отступает в тень, прижимая к себе книгу.
 
Грек. Перед вами я виноват во всём…
 
Ангел. Эка хватил!.. /в сторону/
 
Грек. /говорит торопливо/…за любовь бездарную простите!.. я не мог выразить её иначе, не мог, поймите!.. я не верил в жизнь как в основу всего сущего, я думал она где-то там /показывает наверх/, а здесь лишь отражения планет, волненья, перемены, созвездий град. Смиренно прошу вас позволить мне сказать. Мы долго шли с ним - он Ангел ей - и я увидел там такое, такие явления природы жизни, что я стыжусь теперь себя. Как мог я ждать прикосновенья света, не прикасаясь сам, тая в груди тлетворный запах недоверья к своей любви. Она возносит прежде света, она ведёт, она приносит велений суть. Я позёр, Учитель! /сбрасывает хитон, вериги, остаётся в исподнем, стоит молча/
 
Агнесса скрывается в глубине сцены.
 
Учитель. Верните текст!.. Прочтите, что там дальше было.
 
Ангел. Её здесь нет.
 
Учитель. Бегите, догоните.
 
Ангел. Знаете, я подумал, а зачем?.. Она вернётся, когда захочет быть тут. Быть, а не кружить в невольном танце, сообразуясь с тем или иным движеньем мысли.
 
Грек. Я запечатлел образ её в сердце!.. Он мне дороже мыслей о знаемом мной. Где её искать? Скажите.
 
Учитель. Она сама поёт об этом. Слышите?
 
Грек. Нет.
 
Учитель. /вслушивается/ ... апельсиновые рощи в цвету...
 
Грек. Где это?
 
Учитель. Не близко. Придётся ждать, пока созреет плод и станет вновь душой огня, великой тайны света.
 
Ангел. /рисует что-то прутиком на полу сцены, бросает прутик, поднимается по лестнице/ Пока!.. /скрывается вверху/