Наш папа Пётр Фёдорович Харланов.
Родился 18 августа 1926 года. Ветеран ВОВ и инвалид 2 группы.
Историк. Работал в школе. Был учителем начальных классов
и учителем истории. Закончил Томский гос. университет, исторический факультет
Я только недавно узнала. что он писал в молодости.
Отдал мне оставшиеся рукописи, мы к его 90 - летию (18 августа) напечатали книгу
И я решила здесь выставить его рассказы. Может они наивны.
Но это было время его молодости
Несколько рассказов я напечатала уже в рубрике Папины рассказы.
Продолжаю выставлять рассказы из изданной книги
Тихо несет свои воды Бурла. Шелестит камышами у берегов, шепчется с листьями тальника, петляет, извивается, образует большие омуты – любимые места рыбаков.
Я сидел на берегу тихого омута. Комары тучами вились надо мной. Стоило только протянуть руку к удилищу, как на нее моментально садились десятки этих вредных назойливых насекомых и быстро вонзали в тело тонкие жала.
Клев был плохой. Время от времени я старательно плевал на червя, насаженного на крючок, но поплавок мирно покачивался на мелкой волне.
– Видно, ничего не поймать, – досадливо подумал я и стал сматывать леску. Вдруг позади меня, в кустарнике, что-то зашуршало. Я оглянулся. К берегу подходил человек в поношенной военной фуражке, в старом выцветшем кителе и кирзовых сапогах. Он сильно прихрамывал. В одной руке держал удилище, в другой – небольшое ведерко.
– Здравствуйте, – простуженным голосом поздоровался незнакомец. – Не клюет, что ли?
И он мельком взглянул на мою снизку, на которой болталось два малька.
– Зря время затратите, – предупредил я. – Лучше не начинайте.
– А это еще посмотрим! – насмешливо произнес он. – Рыбачить и рыбы не бачить…
И он сильно стал бутить удилищем воду.
– Зачем вы это делаете? – в недоумении спросил я. – Рыба и так не клюет, а вы…. Ведь на рыбалке нужна тишина.
– Оно верно: кому нужна тишина, а кого и потревожить не грех. Тут щуки ходят, вот и не идет рыба.
Заинтригованный, я тоже закинул лесу. И удивительно, клев начался. Рыба хватала червяка чуть ли не тогда, когда он еще не касался воды. Рванешь – и есть, и есть. В основном, шел чебак. Какая она приятная, нежная, мягкая эта рыба! Когда снимаешь с крючка, в ладони остаются похожие на капельки разлитой чешуйки.
Я изредка поглядывал на неожиданного товарища по рыбалке, на тонкий, едва заметный шрам на щеке. Что-то знакомое и смутно выплывающее из памяти перед глазами.
И вдруг… Октябрьские дни 1944 года, рассчитывая в эти исторические дни в советской столице отпраздновать победу. Отбивая одну атаку за другой, ценой больших усилий мы удерживали свои позиции.
Но так долго продолжаться не могло. Наш взвод был почти полностью истреблен.
Наконец, фашисты где-то прорвались и обошли нас:
– Теперь каюк, – подумал я тогда. – Смерть или плен? Но лучше покончить с собой, чем стать узником Освенцима или Бухенвальда.
И только я так подумал, как твердая рука легла на мое плечо.
– Успеется, браток. Давай лучше вон того гада стукнем.
Я не успел разглядеть моего товарища по оружию, как он, держа впереди себя связку гранат, полз навстречу идущему на нас танку.
Глухой взрыв потряс землю. Танк завалился набок, словно огромный, смертельно раненный зверь.
Герой поединка тоже упал. Тогда я выпрыгнул из окопчика и, кинулся к нему. Сразу же надо головой засвистели пули. Это в танке фашисты застрочили в меня из пулемета.
Не помню, как я падал, спасаясь от вражеского огня, как отстегнул противотанковую гранату и швырнул ее на все еще гремевшие выстрелами чудовище. Сразу же языки пламени змейкой скользнули по броне, и через несколько мгновений поднялся столб пламени.
Мой товарищ был ранен. Одна щека была залита кровью, кровь лилась из сапога. Я оттащил его в окопчик и стал перевязывать.
– Молодец, ты, – вдруг отстранив мои руки и морщась от боли, сказал он. – Не струсил.
Я молча делал свое дело.
Потом он заговорил снова:
– Вот бы на рыбалку бы…
Ясно было, боец бредил. Синие, подернутые дымкой полузабытья глаза смотрели мимо меня.
Но вдруг он спросил:
– Рыбачить любишь
– Случалось, – машинально ответил я, не понимая, какую связь с окружающим боем усмотрел мой товарищ в рыбной ловле. – Мы браток, еще с тобой порыбачим…
Ночью подоспела подмога, и фашисты были отбиты. Первый раз тогда откатилась гитлеровская орда. А потом под Сталинградом, под Курском, в самом Берлине.
Товарища своего я потерял еще в том бою, когда санитары утащили его в медсанбат на плащ-палатке. Думал никогда не встречу…
Я внимательно вглядывался в шрам на щеке, в синие мечтательные глаза.
– Откуда это у вас?
Рыбак притронулся рукой к шраму, а сам как-то странно заглянул мне в глаза. И ответил, не отводя взгляда:
– Под Москвой…
Солнце медленно опускалось за горизонт, разливая на востоке алый цвет заката. От воды тянуло прохладой. Рыба плескалась в реке. Поплавки прыгали, не переставая. Мое удилище, оставленное без присмотра, тихо покачивалось, отплывая от берега.
– Что же мы, браток, – первым очнулся товарищ.
И он, как тогда, на поле боя, рванул вперед к удилищу.
Газета «Кировец»
07 ноября 1960 года